Читать книгу Завтра я стану тобой - Мария Бородина - Страница 4

– Где ты пропадала весь день? – врезалось в уши, едва я перешагнула порог.

Я застыла в дверях, не в силах даже поднять взор на мужа. Йозеф коротал время в раскладном кресле у растопленного камина, вытянув ноги в полосатых вязаных носках. Он, как всегда, не удосужился ни отпереть калитку, ни взять мои вещи, ни принять вертикальное положение.

– Я?! – сорвалось с губ.

– Ты, Сирилла, – Йозеф лениво повернул голову, но так и не поднялся с кресла. Его щёки, заросшие щетиной, залоснились в свете открытого огня. – Не я же.

Я скинула у порога искорёженную обувь. Кажется, туфли после сегодняшнего приключения отправятся на помойку. Прошла в гостиную, протопав по дощатому полу, и бросила чемоданчик на диван. Отчитываться перед Йозефом не было ни малейшего желания. Мы давно уже не только не делились личными переживаниями, но и не спали в одной постели.

– Сирилла, – монотонно повторил Йозеф, запахивая полы халата. – Я тебя спрашиваю.

– Как будто бы не знал, что я дежурю сегодня, – бросила я в пустоту, накалённую раздражением и свечными огнями.

– Бедненькая. Устала, должно быть. И проголодалась, – в голосе моего мужа, однако, не слышалось и капли сочувствия. – Я тоже голоден, Сирилла. Переоденься и приготовь поесть. Мы хотя бы поужинаем вместе.

– Я с ног валюсь, Йозеф, – отрезала я. – Не до еды мне. Почему ты сам не мог что-нибудь сообразить?

– Кухня – женское дело. Не заставляй меня умирать с голоду и заниматься тем, чем я не должен.

Запах оплавленного воска неожиданно стал явственным и острым. Я зыркнула через плечо. Два круглых карих глаза, выглядывающие из-под длинной чёлки, держали меня в фокусе. Этот взор подтверждал, что Йозеф будет биться за свою точку зрения до последнего.

Имеет ли смысл противоречить ему сейчас, когда у меня нет сил даже перекусить? Ведь спор будет бесполезен. Я никогда не добьюсь от мужа ни понимания, ни заботы, ни желания разделить мою нелёгкую долю. Даже вечером, после субботнего дежурства, когда вымотана до предела и не держусь на ногах.

Когда хочешь изменить то, над чем не властен, приходит ярость. Вливается в кровь огненным потоком, ошпаривает виски, стучит в голове частыми ударами пульса. И занавешивает глаза чёрным. Да так, что за этой пеленой не видишь ни того доброго, что было, ни других, ни себя.

– А что же ты должен тогда?! – не выдержав, подлетела к креслу и топнула ногой. Половицы заскрипели, но выстояли. Лишь посуда в серванте жалобно звякнула. – Всё здесь делаю я! Я зарабатываю на жизнь, я готовлю, я убираюсь, я стелю тебе постель и стираю рубашки, я даже в стоке ковыряюсь и чищу выгребную яму! А ты в знак благодарности не можешь хотя бы раз уступить мне!

– Что?!

Взгляд мужа стал острым и пронзительным. Таким и убить можно. Вот и мне показалось, что в горло влетело лезвие и вышло со стороны спины, протыкая насквозь. Ощутила себя выпотрошенным цыплёнком и на миг забыла, как дышать. Я потёрла горло, прогоняя иллюзию. Не помогло.

– Кажется, ты забыла важные вещи, Сирилла! – Йозеф вскочил с кресла и выпрямился, как струна.

Брови мужа, задёргавшись, сошлись над переносицей. Грузная тень нависла надо мной, как саван смерти. Рука Йозефа взвилась в воздух, и тень дала отросток – щупальце чёрного недуга, не иначе. Широкая ладонь с глубокими линиями мелькнула надо мной: того и гляди, опустится на затылок! Я сжалась в комок и инстинктивно прикрыла голову руками, готовясь принять удар.

Однако боли не последовало. Как и удара. Лишь тишина стала гуще, законсервировав нас в остановившихся секундах. Казалось, что даже часы перестали тикать.

Не знаю, сколько мы стояли так, друг напротив друга. И когда я уже хотела взять на себя вину и покаяться, лишь бы прервать никому не нужный конфликт, голос Йозефа прорвал затянувшуюся тишь.

– Сирилла, ты живёшь в моём доме, – сказал он. – Мы по-прежнему муж и жена. Я ношу твою фамилию. А ещё, Покровители уже двенадцать годовых циклов не дают тебе ребёнка. Хочешь продолжать жить тут – будь добра, плати хоть услугами.

– У нас нет понимания. Я расторгну наш союз, – сорвалось с моих губ, и я снова съёжилась, опасаясь, что Йозеф не выдержит.

– Я давно этого жду, – выдавил Йозеф мне на удивление. – Но никак не дождусь. Имел бы право – сам давно бы порвал с тобой, но дурацкие Устои и Положения ни во что не ставят мужчин. А ты – эгоистка, держишь меня при себе и играешься. Тебе ведь просто не хочется возвращаться в твою гниющую развалюху. Потому что на нормальную квартиру твоего дохода никогда не хватит.

Каждое слово, слетающее с его губ, прошивало насквозь. И, что самое ужасное, Йозеф был прав. Но и я была права тоже. Вот только у наших правд не было точек соприкосновения. Они не сшивались в одну истину, которая могла бы стать нашей общей.

Не ответив ни слова, я нырнула в боковой коридор. Ноги вынесли меня в маленькую кухню с видом на захламлённый задний двор.

Я сорвала с крючка старый домашний халат и накинула его прямо поверх платья. Открыв окошко погреба, вытащила ощипанную тушку утки, отмыла её и натёрла солью и специями. Растопила печь. Пока резала лук – чихала в кулак и вытирала слёзы. Вот и пришла пора благодарить Покровителей за то, что дождь смыл всю косметику.

Я нафаршировала утиную тушку гречневой крупой с жареным луком и положила поверх ломтики яблок. Замахнулась иглой с толстой нитью и стянула тушку, да так плотно, что начинка полезла через горло. При этом я едва не пришила кружевную оторочку рукава к утке и пару раз укололась. Теперь главное следить за временем, чтобы блюдо без потерь дошло до кондиции.

С чувством выполненного долга я швырнула утку в печь. Есть не хотелось совершенно. Стараться ради Йозефа – тем более.

Когда я гневалась на мужа, я старалась воскресить в памяти всё лучшее, что у нас было. Раньше это помогало. Теперь же вместо счастливых картин молодости всплывали обиды, и я никак не могла прогнать их дурное послевкусие. Я снова и снова вспоминала те моменты, когда Йозеф не утешил, не подошёл, не спросил, не позаботился, не помог… И двух роскошных меринов в нашей конюшне. А потом – общественную повозку, на которой я ежедневно возвращалась домой.

Я не обязана была брать на себя всё, но брала снова и снова…

***

Когда я добралась до своей спальни, часы показывали десять. Стянув через голову грязное платье и отправив его в корзину для белья, я нырнула под одеяло. Мелодия дождевых капель, колотящихся о стекло, и далёкий шелест листвы убаюкивали и возвращали спокойствие. Ветерок, врывающийся в открытую форточку, мягкими волнами скользил по занавескам.

Тревога растаяла, едва голова коснулась подушки, а усталость неожиданно стала приятной. Разлилась по мышцам терпкой тяжестью, смежила веки, понеслась чередой образов перед закрытыми глазами… Вслушиваясь в тиканье часов, я подумала о том, что жизнь, пожалуй, не так и ужасна. Я – дома, завтра – выходной. Можно будет поспать подольше, и я, пожалуй, позволю себе эту роскошь. Я это заслужила.

Сон, настигший меня, вопреки ожиданиям, оказался беспокойным и тревожным. Я скакала верхом по бескрайнему полю, спасаясь от полчища чёрных всадников. Казалось, что я отрываюсь от преследователей. Но, едва я давала коню отдохнуть, на горизонте снова появлялись чёрные пики, выставленные в кровавое небо. Я неслась, ища потайные тропы, путала дорогу, ходила кругами, но каждый раз всё заканчивалось одинаково. Горизонт заливала чернота. И я понимала, что идут за мной…

Но вот, бесконечный путь кончился. Конь увяз в болоте, и всадники нагнали меня, обступив. Чёрные вуали плащей и флагов занавесили небо. Десятки красных глаз вытаращились на меня, пророча скорую смерть…

Едва копьё в три роста поддело меня под рёбра, я с криком проснулась. Картины сна растаяли в темноте, вместе с удивительно явной болью. Ощупала живот, надеясь найти кровавую рану. Руки скользнули по корсету, который не хватило сил снять. Цела.

Я попыталась вдохнуть поглубже, дабы свежий воздух рассеял обрывки видений. Шмыгнула носом и обнаружила, что могу дышать только через рот. Втянула посильнее – внутри носа проклокотало влажное бульканье.

Гадкий насморк, тебя ещё не хватало! Как я надеялась, что после сегодняшней прогулки под дождём злая участь меня минует, но нет же! Но, надо отдать должное Покровителям, это – не худшее, что могло произойти. Многие из наших и лёгочную хватали.

Опасаясь, что к утру меня может залихорадить, я поднялась с постели и закрыла форточку. Ветер, несущий за собой капельки дождя, обиженно стукнулся в стекло и затих. Я дёрнула штору, занавешивая багрово-красное небо, так похожее на образ из моего сна. Комната погрузилась во мрак. Теперь лишь редкие молнии, просачиваясь сквозь плотный бархат, вспышками рассеивали темень. Гроза сходила на нет, как и страшная суббота.

Лёжа в темноте под парой одеял, я пыталась призвать Поток, дабы облегчить насморк. Но сон накрывал быстрее благости Покровителей: слова ключа спутывались клубком на языке, теряли звуки и слоги, преображались в труднопроизносимые сочетания, не имеющие никакого отношения к магии. Прогоняя небытие, я начинала сначала, но всё завершалось так же. Голова кружилась, веки слипались, слова путались, а я старалась удержать последние крупицы рассудка. До тех пор, пока очередная волна сна, связавшая узлом язык и скрутившая мысли, не прервала мои мучения.

Я опять неслась по полю, только на этот раз – на своих двух. Воздух звенел ароматом реки, утренней росы и камыша. Розовый рассвет разгорался на горизонте сочной ниткой. Толстые стебли разнотравья хрустели под подошвами, а полевые цветы рассыпали лепестки по подолу моей жёлтой юбки. Я чувствовала себя освобождённой и вольной. Как птица, что уносится к югу в холодное время. Я бежала, оставляя позади километры, и дышала этой мимолётной свободой и радостью, позволяя ей заполнять каждый уголок тела и разума.

Продравшись через цветущий багульник, я вышла к озеру. Прозрачные воды дробили рассветные блики, переламывали деревья, крошили сиреневое небо. Я наклонилась, чтобы зачерпнуть воды и ополоснуть лицо. Пальцы коснулись ледяной глади, и вода бриллиантами заструилась по коже.

Склонилась ближе, дабы рассмотреть своё отражение. И вдруг увидела по ту сторону её. Ту, что одинаково страстно желала и вернуть назад, и вычеркнуть из памяти.

– Ты виновата, Сирилла, – рука отражения, так схожая с моей, прорвала прозрачную гладь и легла на плечо, стиснув кожу. Мёртвый мороз проник в каждую клеточку тела, превращая меня в стекло. – Ты должна была оказаться на моём месте!

***

– Просыпайся! – женский голос прервал мой сон, расколотив иллюзии на смутные отголоски видений.

Не размыкая век, я сделала глубокий вдох ртом. Нос завалило окончательно: если накануне вечером я ещё могла кое-как втянуть воздух, то теперь не получалось вообще. Удивительно, но и усталость никуда не ушла. Напротив: сделалась глубже и тяжелее. Словно металлическая проволока с острыми краями оплела мышцы. Должно быть, насморком дело не ограничится.

– Ещё рано, – выдавила я через силу. Ну, точно – простуда налицо. Мой голос сделался писклявым и осип, да так сильно, что я его не узнала!

– Просыпайся! – зов повторился. – Пора! Через десять минут будет семь утра!

Значит, не показалось.

Кто-то мягко, но настойчиво долбил меня в спину, точно промеж лопаток. Интересно, кто к нам заявился с утра пораньше? Экономку мы не нанимали, а матушка Йозефа, как и моя, давно ушла к Покровителям. Конечно, к нам могла нагрянуть младшая сестрица мужа, но с чего бы ей тревожить мой сон с утра пораньше, да так настойчиво?

– Я ещё посплю, – ответила, не открывая глаз. До чего же некомфортно разговаривать незнакомым голосом! Да и звуки внезапно усилились и обострились: кажется, я могла различить, как пыль падает на пол. – Отстань!

– Нельзя, – женщина снова толкнула меня. – У нас мало времени.

Что же это за гостья такая невоспитанная? Или Устои не изучала в Наставне? Может быть, это моя тётушка решила заглянуть к нам в гости? Но тогда меня разбудил бы Йозеф, а не она. Да и тётушка не дура поднимать себя с постели в такую рань, ещё и в выходной, и гнать на другую окраину Девятого Холма, чтобы потолкать меня в спину… Если только Сасси или Лекси не подхватили чего дурного.

Точно! Тётушка приехала потому, что одна из моих кузин захворала. И как я сразу не догадалась?

– Сегодня же воскресенье, – возмущённо выкрикнула я. Возглас получился визгливым и смешным. Значит, простуда спустилась к гортани. Как бы не пришлось завтра брать освобождение от работы. – Мне нужно сил набраться. Никто не уйдёт к Покровителям за пару часов.

– Да, сегодня воскресенье, – незнакомка с поразительной лёгкостью подхватила меня под мышки и посадила на кровати, поддерживая под спину. – Поэтому нам и пора подниматься, милая.

– Какая я тебе милая?! Что это ты со мной делаешь?! – выплюнула я, открывая глаза.

Ресницы коснулись лба, и вокруг растянулась монотонная пустота. Меня словно погрузили в болото с головой. Ни окна, ни бархатных штор, ни трюмо у двери: лишь тёмная жижа. Я тщетно хлопала веками, но видела лишь дрожащую сероватую пелену, что изредка перемежалась линиями бликов. Подняла руки к глазам, дабы убедиться, что они не завязаны. Ресницы кольнули кончики пальцев: так странно, так сильно. Словно швейные иглы. Никогда не думала, что ресницы колются.

– Вставай скорее, Элси, – женщина скинула мои ноги с кровати. – Вот, умница.

– Элси?!

Скользнула ладонями по подбородку и шее. Сплошные жилы и торчащие кости. Грудь куда-то исчезла, как и корсет, который я забыла снять. Вместо него – просторная ночная рубашка из грубого материала, неприятно льнущая к телу.

Чьё это тело?! Я ли это?! Почему?!

– Мамааааааа! – меня охватила паника, прорываясь наружу криком. Как в детстве. – Мама! Мамочка! Да что же это?! Где я?! Мамаааааа!

Вот только мамы рядом не было. Как и веры в то, что этот кошмар не станет моей вечностью.