Читать книгу Хроники Безымянной Звезды - Мария Эльдис - Страница 4

Под каменными сводами, меж резных колонн, по которым мечутся блики от горящих факелов, слышится шёпот, бормотание, крадётся приглушённое эхо – это отец заговаривает клинок. Я видела, он немного кривой, напоминает серп молодой Луны… или ущербной?

Пусть…

Тенью под арку ворот – свобода! Ещё рано, узкая тропинка теряется в тумане, уводя вверх по склону холма. Роса на траве, нежная и холодная… Осенняя.

Легко, не чувствуя собственного веса, почти бегу, как горностай в траве… И вот он – простор бескрайней скалистой пустоши, багряные и рыжие травы, волны лилового вереска под низким серым небом, ниспадающим на плечи влажными облаками, сливающимися с туманом. Вверх устремляются пряди тумана, вниз изливаются облака.

На исходе утра тропинка приводит к обрыву, за которым вечное зелёно-серебряное море. Оттуда мы пришли, туда мы когда-нибудь уйдём. Так говорят…

А пока можно бежать по тропинке вниз к берегу, чтобы собрать немного мидий на завтрак. И я бегу по пылающей осенними красками каменистой равнине, раскинув руки, кажется ещё один миг – и я полечу. К морю!

Морские волны набегают на песок, налетая на скалы, крылья волн разлетаются сотней сверкающих брызг, и теряют себя, снова отступают, становясь ничем и всем. И так море – как время, отсчитывает ритм бытия. Но что для нас время? Море, только вечное море…

В Северном море волны высоки, каждая – иллюзия живого существа с пенным гребнем, на закате пронизанным солнечной бронзой. Но вот живое существо сливается с Единым Бездонным, которое рождает новое живое существо, и бегут медные блики на зелени холодной бескрайней громады.

Вершина холма. В корзине мидии, на голове венок из синих цветов… Мы зовём эти цветы морицвет, потому что они цвета моря в ясный день (и цвета моих глаз! и маминых…), с белой каймой по краю лепестков – как пена у волн.

Небо проснулось и стало голубовато-золотистое, горизонт теряется в слиянии моря и неба, на многие мили вокруг лишь песня моря и песня чаек, что в сущности одно и тоже: «свобода».

Идти? Нет, бежать рысцой, ведь иначе можно всюду опоздать. Особенно к лисятам. Какие же они забавные, я кувыркаюсь с ними на мягкой зелёной траве, глажу, кормлю (добыча с нашей кухни), подражаю их лаю, и мы возимся, пока не уснём, разомлев в лучах полуденного солнца… Я лисёнок! Жаль что у меня волосы не рыжие, а цвета Луны, той Луны, что взошла в час, когда мы ступили впервые на этот берег. Говорят, что прежде мои волосы были золотистыми, но в тот час лунный свет навсегда осветил пряди моих волос, и рыжей мне не быть.

Гости.

Огромная дубовая дверь с резьбой в сумерках коридора кажется чёрной, а сквозь замочную скважину струится луч света, высвечивая в полумраке крошеные пылинки в воздухе.

– Девочка совершенно одна, бегает чумазая по лесам и к морю через пустошь, твоя сестра ею не занимается, её няньки – несколько лесных духов и какая-то женщина гарадрим, чужая нам, чему гном может научить дочь высокородного лорда?! Она хотя бы читать умеет?

– Мы начали уроки.

– Если ты твёрдо решил больше не жениться, нам будет разумнее забрать ребёнка с собой в нашу укреплённую гавань. Там она получит образование, будет прилично одета и определит свою судьбу надёжнее.

Представляю, как сейчас сузились чёрные ироничные глаза отца! И рот улыбнулся в одну сторону (рот всегда у него улыбается только в одну сторону), и никогда нельзя знать точно, то ли он сердится, то ли смеётся…

Нам подарили много разных семян и саженцы виноградной лозы. Она похожа на ту, что изображена на старом мамином браслете, который хранится в хрустальном ларце у папы в потайной комнате. Так хочется увидеть его ещё раз, но мне запрещено туда ходить одной.

Разве что… прямо сейчас! Пойду, ведь никто не узнает… Сегодня все, даже стражники толпятся на площади, где соревнуются лучники. Я просила, чтобы меня тоже научили стрелять из лука, но мне сказали, что я ещё маленькая.

Сворачиваю в тёмный коридор, из узкого оконного проёма на фонтанчик падают золотистые солнечные блики, тонкая струйка воды журчит и сверкает, вьётся как виноградная лоза.

Иду через зал с полом из розоватого камня. Каждый раз, проходя по этому полу, я вспоминаю другой пол: это было там, далеко, за горящими кораблями: тот пол светился всегда по-разному, в зависимости от того, кто по нему шёл и в каком настроении. Когда шла я – он был как тихая бирюза моря, когда мама – как вечерняя заря, а когда шёл отец – как аметистовые ягоды винограда на браслете, только чуть синее. Говорят, такого винограда больше нет, но я всё ещё помню его вкус – вкус того времени, когда не было ещё даже моей памяти.

– Эй, малышка, ты куда?

Меня обнаружили…

Тётя Найкен.

У моего отца была сестра, её звали Найкен. Она часто одна подолгу носилась на своей белой лошади по полям и долам, мало бывая подолгу на одном месте. Говорили, что с того момента, как мы ступили на эти земли, в ней пробудился дух скитаний. Была она точно рыцарь – высока и сильна, и нередко отправлялась с мужчинами на охоту. Найкен почти не замечала меня, и не участвовала в моей судьбе.

Библиотека.

Я люблю запах библиотеки. Теперь я не только читаю, но мне разрешено переписывать книги, рисовать на страницах цветы, красивые орнаменты. Берго – наш живописец – научил меня перетирать краски, и подарил перо и три кисти, и теперь я помогаю ему с книгами. Папе удалось сохранить многие книги и рукописи, но другие поселения так же нуждаются в книгах, поэтому мы их переписываем, украшаем и развозим друзьям. Наш народ умеет делать бумагу, для обложек мы используем кожу, но редко.

С янтарной смолой я перетёрла тончайшее сусальное золото, и теперь вывожу пером традиционный узор по краю страницы. Я даже знаю куда эта книга потом отправится: гарадримам, что поселились на склонах Белой горы, что севернее нас. Моя няня – гарадрим, она очень добрая, только не признаётся в этом!

Шелест пожелтевших страниц, узоры чёрной, красной, золотой вязи… А где-то и старинные руны, переплетённые с ветвями цветущего цикория, лазурные ирисы, красные драконы! Загадочный, шепчущий мир книг уводит за собой в незабвенную даль за горящие корабли. И то, что рассыпается в моей детской памяти золотистой пыльцой – собирают воедино эти книги, и прошлое обретает форму и смысл, доселе мне неведомый.

В распахнутое окно задувает влажный прохладный ветер, чуть развевая белые вышитые занавески. Идёт дождь. Дождинки капают в забытую на подоконнике стеклянную чашу с водой, и каждая капля пробуждает блик от горящей свечи на изящном изгибе стекла, отчего кажется, что по поверхности воды словно пляшет жидкий огонь. Он замирает и снова оживает, кружась в иллюзорном протуберанце, озаряя огненным дыханием хрупкое стекло и золотую крышку рядом… Но огонь этот холодный, и в воздухе вокруг веет свежестью и прохладой, пронизанной ароматом лаванды.

Отчего на душе такая свежесть и такая тоска, такое щемящее чувство неизбежности утраты? Чем владею я и что теряю?

Я взрослею…

Как узки мои запястья, гранатовый браслет соскальзывает с руки, полыхнув красным огнём.

Дождь не перестаёт, и вот уже стеклянная чаша на подоконнике почти полная дождевой воды.

Идёт время – идёт дождь. За окном в саду отцветают осенние астры, и за садом – багряные вязы и золотые липы шумят на ветру мокрой от дождя листвой. Осень.