Читать книгу Когда мы молоды. Сборник прозаических и поэтических произведений студентов Новосибирского государственного университета - Мария Фефелова - Страница 5

Будущее было неизбежно.

Никто не понимал этого так, как лес. Соня ходила по знакомым тропинкам, всматривалась в переплетения веток над головой, иногда прикасалась к коре ближайших деревьев. Она рассказывала, что всё, всё – целых четыре года! – заканчивается, и она скоро уедет (правда, ещё не решила, куда); что не сможет больше гулять по лесу Академа. Он слушал, он говорил в ответ – мягким шелестом листвы, пением птиц, хрустом сухих веточек под ногами, – говорил, что он не в обиде, что это было замечательное время и что она должна двигаться дальше. Они прощались.

Впервые Соня приехала сюда, чтобы подать документы в Университет, ровно четыре года назад. Она не была уверена, что хочет учиться в Академгородке, но судьба решила всё за Соню, не дав ей бюджетных мест в Красноярске и Питере.

Лес ей понравился сразу. Он окружал кампус со всех сторон, лежал между Университетом и остановкой, шёл по обе стороны шоссе, ведущего к пригородной станции, окольцовывал стадион и маленькими островками проникал на территорию общежитий. В лесу можно было оказаться, пройдя в любую сторону от Университета. Осенью и весной лес пах сырой землёй, летом между деревьями проглядывали белые и розовые цветы, в воздухе неуловимо пахло мёдом. В лесу нескончаемо пели птицы (они не замолкали даже ночью, как Соня узнала на первой же сессии), бегали толстые белки и редко встречались люди. Однако среди этих редких прохожих попадались такие, из-за которых приходилось звонить в Студенческий Патруль. На первом курсе номер Патруля был у Сони на быстром наборе.

– Мне кажется, – сказал ей Эдик, попавший на её вызов третий раз за неделю, – что эксгибиционисты тебя как-то особенно любят.

В отличие от леса, он Соню сначала невзлюбил. Она это не сразу поняла, конечно, а только на второй год, когда они, наконец, подружились – разница в отношениях с лесом оказалась огромная. Теперь Соня не опаздывала на физ-ру из-за того, что заблудилась в трёх соснах у спортивного корпуса, да и пятикилометровая пробежка вокруг кампуса не превращалась в десятикилометровую. До станции Соня могла дойти любимыми путями, на какую тропинку ни повернула бы, хотя раньше она старалась держаться рядом с шоссе. А ещё зимой, шагая к остановке, Соня перестала поскальзываться на присыпанном снегом льду. И за оставшиеся три года – о, счастье! – не встретила ни одного эксгибициониста.

Перемены начались после летней сессии. Соня получила за последний экзамен свою первую тройку, чувство свободы перебивали остатки синдрома отличницы, трепыхавшиеся где-то в затылке. Она отвечала всем сочувствующим, что тройка – это ничего, а она и без стипендии полгода поживёт. А потом добавляла, что намного грустнее сейчас расставаться с родной семёркой, но выхода нет – общагу закрывают на ремонт. А ведь у неё такая комната хорошая. И балкон на лес выходит… Соне очень нравится.

В десятке, куда она переехала, балконов уже не было, зато остался вид на лес. Ещё была соседка, с которой Соня никак не могла найти общий язык, и из-за этого стала реже торчать в комнате. Учиться Соня уходила в библиотеку (милые тётушки ей всегда тепло улыбались и даже разрешали самой искать нужные книги в архиве), с подружкой с исторического болтала, сидя на подоконнике в коридоре, а с сериалов перешла на подкасты и стала слушать их, гуляя по лесу. Сначала бродила туда-сюда по тропинке Горюшкина, потом стала сворачивать на тропинку академика Беляева, оттуда уходила на академика Ершова или Замараева. Названия Соня узнала намного позже, весной, когда решила стряхнуть снег с табличек, установленных в начале каждой тропинки. Весь сентябрь же она просто шагала вперёд, запоминая дорогу, собирала листья и поглаживала стволы деревьев, смеялась над шутками в подкастах, корчила гримасы и размахивала руками, отвечая на реплики ведущих. Лес наблюдал, прислушивался и однажды просто не дал Соне, увлечённой очередной историей подкастера об отце, свернуть не туда. С тех пор не переставал её опекать.

И вот Соня закончила Университет. На прошлой неделе получила свою синюю корочку, сделала фотографии для мамы и «Инстаграма» на фоне знаменитого Университетского купола. Отметила это среди удивительных людей, которых любила всего четыре года (казалось – вечность). Вчера отнесла в библиотеку Бахтина (хоть и думала оставить себе на память, а библиотеке возместить ущерб за потерянную книгу) и коробку зелёного чая для тётушек. Поболтала с заведующей и кастеляншей, получила поздравления от любимой охранницы Маргариты Ивановны. Завтра выселяется. Осталось попрощаться с лесом.

Соня бродила по тропинке академика Ершова и слушала завывания ветра между деревьями. Сегодня МЧС прислало сообщение о штормовом предупреждении, и под хруст древесины Соня даже подумала, что именно так, наверное, умирают настоящие академовцы – от упавших в лесу веток. И лес навсегда оставляет их рядом с собой.

Лес засмеялся в ответ тихим шелестом листьев. «Настоящие академовцы вообще не умирают, – снова подумала Соня, но это не был её привычный внутренний голос. Было похоже, что этот шёпот с хрипотцой, возникшей словно бы после хронической простуды, проник в подсознание извне. – Они уезжают далеко-далеко, видят много чудес, узнают новые имена и лица. Женятся, растят детей и домашних животных. И однажды после жизни, полной любви, настоящие академовцы возвращаются в свой лес. Неважно – мёртвыми или живыми».

Соня остановилась и огляделась. Лес видел её, размышляющей о влюблённости и о синтаксисе; слышал, как она поёт и какие наставления даёт первокурсницам – и тем, и другим она не гордилась; он знал Соню лучше, чем некоторые её соседки, и теперь… она уезжает. Соня улыбнулась. Она уезжает, потому что именно это и должно было случиться. Она научилась всему, чему могла, у этого Университета и у этого леса. Впереди была жизнь, неизбежно полная любви.