Читать книгу Утра Авроры - Мария Фефелова - Страница 5

― Хорошо, что ты пришёл, Орландо.

– Андреа передал мне записку.

– Там не было сказано, где меня искать.

– Ты знала, что я пойму.

Мария улыбнулась и протянула ему руку.

– Давай прогуляемся по набережной.

Стояла вторая половина октября, но в воздухе всё ещё витало тепло, словно южные ветры не желали раньше времени покидать город. Однако листва уже опала, и контуры оголённых деревьев казались графическими рисунками на фоне голубого с лиловыми оттенками неба.

– Мне нравится, когда зажигаются фонари. Кажется, они несут с собой какую-то загадку. Смотришь на окна домов и думаешь, кто живёт там, о чём думает, какая у него жизнь. Думаешь о том, как хорошо возвращаться домой. У тебя бывают такие мысли, Орландо?

Он неопределённо покачал головой.

– У меня сложные отношения с темой дома.

– Насколько сложные?

– У меня есть место, где я живу. Скажем так, временное пристанище. Но ничего общего с домом оно не имеет.

– Что же для тебя дом?

Орландо задумался.

– Наверное, когда тебя там кто-то ждёт. Кто-то вроде тебя.

Мария ничего не ответила, но её улыбка вдруг показалась Орландо особенно ласковой.

– Твой дом там, где ты, Орландо. Ну, а я… я постараюсь быть рядом, если мы оба решим, что так нужно.

Он поднёс её руку к лицу и погладил своё кольцо у неё на мизинце.

– Я уже решил. Но… это не то, что ты думаешь.

– Орландо, я пока ничего не думаю. Давай не будем спешить с обещаниями и решениями. Пусть всё идёт так, как идёт.

Она мягко высвободила руку, но не отстранилась. Со смешанным чувством расстройства и облегчения Орландо решил сменить тему.

– Ты давно знаешь про Андреа и Изабеллу?

Мария снова улыбнулась ― на этот раз весело.

– Почти с самого начала. Моя сестра такая болтушка, что просто не смогла удержать это в секрете. ― Мария негромко засмеялась. ― Судя по её рассказам, Андреа ― просто идеал мужества и благородства. Это так?

Орландо вспомнил лицо юноши, старающегося не кривиться от боли при его медицинских манипуляциях.

– Ну… Вполне. Хотя, как по мне, он ещё очень зелен.

– Так и Изабелле всего шестнадцать. Она надеется, что родители разрешат им пожениться, хотя я в этом очень сомневаюсь.

– Почему? Им не нравится Андреа?

– По правде говоря, ― Мария прикусила нижнюю губу, отчего Орландо снова стало не по себе, как в тот раз, когда у неё слегка распахнулся ворот блузки, ― они его даже не знают. До девятнадцати лет они и меня считали девочкой, а теперь особенно тщательно опекают Изабеллу. Они беспокоятся за нас, Орландо.

– Да, но… Вы уже взрослые и вправе сами принимать решения.

– Это правда. Но моим родителям было бы спокойнее, если бы они наверняка знали, что жених Изабеллы ― хороший человек. И если бы они познакомились с его семьёй… А, насколько я знаю, отец Андреа тоже не знает о существовании Изабеллы.

– Я мог бы поговорить с Джоном, а ты ― со своими родителями. Возможно, мы бы смогли их убедить.

– Ты правда сможешь поговорить с ним? ― Мария остановилась и вгляделась в его лицо. ― Ты правда этого хочешь?

– Я просто не могу больше слушать дифирамбы Андреа твоей сестре, когда прихожу осмотреть его руку, ― буркнул Орландо, стараясь не смотреть Марии в глаза. Но она взяла его за плечи и, поднявшись на цыпочки, легонько поцеловала в щёку.

– Ты не хочешь признавать этого, Орландо, но у тебя чуткое сердце.

– Ты преувеличиваешь, ― вздохнул он, отстраняясь. ― На самом деле я жуткий циник.

Мария протянула руку и коснулась того места, которое только что целовала.

– Не такой уж и жуткий.

***

Больше они не говорили. Сумерки, сиренево-золотые и звёздные, заполнили пространство между ними, так, что исчезла потребность в словах. Орландо давно казалось, что существуют минуты, которые можно понять только молчанием, и осенние вечера были именно такими минутами.

Мария тоже не пыталась возобновить разговор, и Орландо был ей за это благодарен. Он вообще был благодарен Марии за то, что она понимала многие важные вещи, высказывая их иногда словами, а иногда ― задумчивостью во взгляде или странной полуулыбкой. Такой же, как у девушки из сна, только ещё более живой, ещё более прекрасной…

Сон больше не повторялся. Орландо посмеивался про себя, что его, словно спектакль, сняли с подмостков и уже не показывали в вечернее время. А в дневное пьеса претворилась в жизнь. Только роли в ней Орландо всё ещё были неясны.

– Мария…

– Да?

– Как ты узнала меня? Тогда, в первый раз?

– Разве есть необходимость объяснять?

– Я хочу это услышать.

– Хорошо.

Мария вздохнула.

– Есть вещи, которые мы знаем изначально. Ну, например, как дышать. Ходить. Жить. Разве тебя этому учат? Кому-то выпадает удача знать чуть больше, и тогда он пишет картины или стихи, сочиняет музыку на никому не известные мотивы. А я знала тебя. Знала, что ты такой, каким я увидела тебя тогда. Только имени не знала, но это неважно. Разве понимает кто-то, откуда берётся музыка? Или почему поют птицы? Горят звёзды? Отчего же полагают, что про любовь всё-всё можно понять? Ведь любовь ещё больше музыки… Ведь так, Орландо?

Он посмотрел в небо, словно там и правда скрывался ответ.

– Так.

– А ты? Откуда ты узнал про меня?

– Сон. Ты мне часто снилась.

– И как, я… В жизни такая же, как во сне?

– Нет. Лучше.

Она снова засмеялась ― тихонько, так могли бы смеяться звёзды, если бы умели.

– Знаешь… Мы с тобой словно дети. Придумали сказку и поверили в неё.

– Разве ты не хочешь верить в сказку, Мария?

– У каждой девушки есть своя сказка. До поры до времени. А потом она выходит замуж.

Орландо рассмеялся, но Мария молчала, и он осёкся.

– Значит, ты не хочешь замуж, как Изабелла?

– Не то чтобы не хочу… Мне нравится мысль о семье, муже и детях. Думаю, мне бы это подошло. Просто… Мне страшно.

– Страшно?

– Да. Страшно, что через год, два, десять лет я стану для мужа просто хозяйкой в его доме. Он будет воспринимать мои чувства как должное. Любовь превратится в супружеский долг. Какое отвратительное выражение, правда? Разве можно это делать из какого-то долга?

Он и сам порой об этом думал. Может, поэтому и не женился.

– Нельзя.

– Считается, что муж и жена спят вместе ради продолжения рода, ― помолчав немного, снова заговорила Мария. ― А потом им это словно становится ненужно… Как будто это какая-то глупость, на которую жалко тратить драгоценное время… Они могут заниматься вместе чем угодно ― бытом, воспитанием детей, разговорами, чтением, ― но только не любовью. Об удовольствии речь уже не идёт. Его называют чуть ли не грехом.

Орландо прямо посмотрел на неё.

– Ну, а… ты сама что думаешь?

― Я думаю, греховно только то, что либо разрушает тебя ― как пьянство, злоба или тяжёлые мысли, ― либо нарушает границы другого человека ― как насилие или убийство. Всё остальное естественно и не греховно. Особенно если оно приносит наслаждение. Больше того, я считаю это необходимым. Настоящая любовная близость ― духовная и телесная ― если не спасёт мир, то, во всяком случае, сделает его более здоровым, красивым и сильным.

– Да… пожалуй. Я никогда не думал об этом.

Он врал. Он думал, но думал совсем в ином ключе. Он не предполагал, что для Марии это может оказаться так важно. Что это может оказаться так важно для женщины.

До сих пор необходимость физической близости представлялась Орландо исключительно мужской потребностью. Сейчас же перед ним стояла молодая, чувственная женщина, которая каждым своим словом, каждым жестом ― даже бессознательным, случайным ― высказывала желание любви. Она выражала его ненавязчиво, но так понятно и полно, что истолковать её слова иначе было нельзя. Осознание этого совсем не клеилось с представлениями Орландо о благородстве платонических отношений…

И ещё больше его распаляло.