Читать книгу Титры пишутся на небесах - Мария Жукова-Гладкова - Страница 9

– Глеб вообще хоть иногда прорезается? – спросила Варька.

Я покачала головой. После отъезда из страны он периодически со мной связывался, потом наше общение стало все более и более редким – и в конце концов сошло на нет. Я не знала, в какую страну он уехал и где живет сейчас. Но сработала народная мудрость: с глаз долой – из сердца вон. У нас могло бы что-то получиться, если бы Глеб остался в России. Но он не остался. Хотя его домом я иногда пользуюсь. Мы с детьми, свекровью и Прохором ездили за ягодами и использовали дом Глеба как базу. Там недалеко лес, куда мы и ходили. Купаться в пешей досягаемости негде. Машину я оставляла в его дворе. Мы пили там чай, но не ночевали. Может, на следующее лето туда отправятся свекровь с Владиком. Но кто знает, что будет следующим летом? Я не загадываю так далеко. Может вернуться Глеб. Может… Жизнь может кардинально поменяться! Хотелось бы, чтобы в лучшую сторону.

Несколько раз меня приглашали к своим собакам соседи Глеба. Они про него ничего не знали, как раз хотели спросить у меня.

– Вася, тебе нужен мужчина, – сказала лучшая подруга.

– Чья бы корова мычала, – заметила я.

– Тебе нужна поддержка. Больше, чем мне. Чтобы мужик взял на себя часть проблем.

– Ага, жди больше. Мужики только и норовят свои проблемы свалить на кого-то еще. А чтобы взять чужие…

– А Антоний? – спросила Варя. – Он голубой или нет? Можешь наконец мне сказать?

Антоний – это мой друг. Мы учились в одном классе и сидели за одной партой. Мы не могли не подружиться, потому что оба быстро стали предметами насмешек. Наши одноклассники считали, что у меня мужское имя (Вася), а у него женское (Тоня). Он пытался представляться Антоном, но этот вариант не прижился. Росли мы в те годы, когда из СМИ лился поток информации о гермафродитах, транссексуалах, смене пола. Нас издевательски спрашивали, не ощущаем ли мы дискомфорт в своем теле, не собираемся ли прибегнуть к хирургическому вмешательству. Хотя наши полные имена соответствовали полу каждого из нас – Антоний и Василиса. Но злых детей это мало волновало. А мы держались друг за друга и поддерживали друг друга. Я до сих пор не могу объяснить, почему мы с ним стали объектами травли. Внешне мы не отличались от других детей, у нас только были «не те» имена. Хотя много ли надо, чтобы найти козлов отпущения?

И нас объединяло еще одно – мы с ранних лет знали, чем хотим заниматься, и рано занялись выбранным делом. Я начала подрабатывать в ветеринарной клинике в четырнадцать лет и никакой другой специальности, кроме ветеринара, для себя не видела. Антоний интересовался древней историей – греческой и римской. Ко времени окончания школы он знал древнегреческий, латынь, а заодно еще и современные греческий и итальянский, и еще и английский, который мы учили в обязательном порядке в рамках школьной программы.

Ему повезло встретить преподавателя древнегреческой истории – старого профессора, который разглядел в Антонии свою смену. Антоний в двенадцать лет пришел на лекцию этого преподавателя в каком-то Доме культуры. Лекция была для взрослых, его не хотели пускать. Тут появился сам преподаватель, велел пропустить, потом предложил мальчику остаться, долго с ним разговаривал – и стал заниматься с ним индивидуально, то есть направлять Антония. Моего друга не нужно было подгонять.

Ни у него, ни у меня не было отца. Мать развелась с моим, когда мне еще не исполнилось и года, и он уехал на заработки на Север – и больше не появлялся. Может, он был отправлен в северном направлении за государственный счет. Я этого просто не знаю. Мать про него не рассказывала, несмотря на все мои попытки о нем хоть что-нибудь узнать. Теперь уже не спросишь. В квартире я не нашла никаких документов и никаких фотографий матери с мужчинами. Мать Антония замужем не была ни разу, но родила двоих детей – его и младшую сестру Клеопатру (от разных отцов). И если моя мать тянула лямку сама, никаких мужиков в дом не водила, у матери Антония всегда был какой-то кавалер, готовый ее содержать. Правда, никто не желал на ней жениться. Я знаю, что Антоний всех их ненавидел, а его сестра Клеопатра любила. И эти мужики баловали мать и сестру Антония, а на него в лучшем случае не обращали внимания, в худшем – пытались воспитывать.

Моя мама меня любила. У нее не было лишнего времени на меня – она много работала, но я знала, что если мне на самом деле будет плохо, то она оставит все дела и бросится меня спасать. Мама во всем меня поддерживала и баловала как могла. А Антония никто не баловал, и его матери было на него плевать. Мать Антония мало обращала внимания на детей, она больше занималась собой и устройством своей личной жизни. Моя мной занималась и мой интерес к ветеринарии одобрила. Это гораздо лучше, чем если я буду болтаться на улице. Денег на спортивные секции у нее не хватало, она считала, что гораздо важнее правильно питаться и ездить отдыхать на море. У матери Антония денег на кружки тоже не было, она их тратила на наряды и косметику.

На мой вопрос, как так получилось, что Антоний заинтересовался римской и греческой историей, он ответил, что начал с изучения истории своего имени и имени сестры. Его заинтересовала история Антония и Клеопатры, потом древность в целом, но больше Греция, чем Рим. Египтом он занимался постольку-поскольку, но древнеегипетскую историю тоже знал неплохо. Может, он просто уходил в древность из современного мира, в котором чувствовал себя некомфортно? Я занималась лечением животных, что давало мне моральное удовлетворение, и мне самой было гораздо комфортнее с животными, чем с людьми. Антоний заниматься с животными не хотел.

Потом у Антония в школе случился конфликт – он поправил нашу историчку. Историчка устроила скандал, Антония вызвали к директору, где историчка истерила, а он спокойно, четко и аргументированно объяснил, в чем она не права. Оказалось, что сестра исторички работает в РОНО, а директриса, хотя и сочувствует Антонию, место свое терять не желает. В школу вызвали мать Антония, для которой интерес сына к истории вообще стал открытием.

Так мы впервые столкнулись с несправедливостью мира взрослых. Я предложила Антонию обратиться за помощью к Аристарху Кирилловичу, ученому мужу, взявшему над ним покровительство, и поехала домой к профессору вместе с ним, чтобы изложить суть конфликта. Я не могла смотреть, как историчка, которую я сама терпеть не могла, травит моего друга, а другие учителя боятся за него вступиться, чтобы не потерять место. «А теперь отвечать будет самый умный Антоний Ростовцев», «И что по этому поводу скажет всезнающий Антоний Ростовцев?» – и все в таком роде. Издевки не прекращались, а только усиливались. Хотя Антоний никого другого из учителей не поправлял и, например, математическими знаниями не блистал и не стремился доказать никакие известные теоремы. А историчку он поправил и на следующем уроке – под хохот наших одноклассников. Она вылетела из класса красная как рак – и Антония опять вызвали к директору.

Аристарх Кириллович, которого я видела впервые в жизни, очень внимательно нас выслушал, то есть, правильнее будет сказать, меня. Антоний молчал.

– Нельзя говорить дураку, что он дурак, – со вздохом произнес Аристарх Кириллович. – Василиса, приготовь нам всем бутерброды и чай, пожалуйста, и начинайте его пить. А я пока позвоню и проконсультируюсь, что можно сделать.

Разговаривал Аристарх Кириллович минут двадцать, потом вернулся к нам и сказал, что завтра заберет нас на машине из школы и отвезет к одному своему знакомому – большому милицейскому начальнику (тогда еще была милиция). А он как раз сегодня вечером подумает, что можно сделать.

Полковник Олег Романович тоже очень внимательно выслушал меня (опять говорила я), Антоний молчал.

– Что сказала твоя мать? – спросил он у моего друга после того, как я закончила сольное выступление.

Моя, кстати, сказала, что надо бороться за свои права, и меня похвалила за то, что я не оставляю друга в беде. «В крайнем случае перейдешь в другую школу. Конечно, эта у нас во дворе, но ничего, многие через полгорода ездят».

– Чтобы я никуда не лез и не создавал ей проблем.

Я влезла и повторила, что сказала моя мать.

– Тебя травят, Василиса?

– Сейчас нет. Раньше нас обоих травили из-за наших имен. Успокоились. Но я не могу смотреть, как травят Антония. Он на самом деле умный и точно знает гораздо больше нашей исторички. Он был прав! А остальные трусы.

В пятнадцать лет я была категорична, видела только черное и белое. Я не понимала, что людям нужно кормить семьи, они не хотят ничего менять, не хотят лишних проблем на работе… Какое им дело до одного из многочисленных учеников? Какого-то выскочки, который посмел публично исправить уважаемую учительницу и не собирается извиняться. Наоборот, продолжает настаивать, что она была не права! Если бы склонил голову, покаялся, дело бы быстро забылось. Но оно не забывалось! Наши одноклассники знали, что прав Антоний, и хихикали в спину историчке.

Милицейский начальник Олег Романович сказал то, что мы не ожидали. Но от профессора Аристарха Кирилловича он знал о планах Антония на будущее и был другом Аристарха Кирилловича. Антоний хотел стать режиссером – и ставить фильмы и спектакли на свои любимые древнегреческие и древнеримские темы. Преподавать не хотел, в науку тоже идти не хотел.