Читать книгу Ева Полянская – жизнь и судьба. Книга 2. Жить вопреки - Мария Непеина - Страница 7

С этого дня так и повелось. Николай контролировал каждый мой шаг, часто звонил по телефону, проверяя дома ли я. Но чаще всего он отвозил меня к Антонине Николаевне, та была очень этому рада. Я уже сказала ей про ребенка, и она тоже стала, как и Николай усиленно кормить меня. Я отнекивалась, потому что знала, что с каждым днем с продовольствием в городе становиться все хуже и хуже. Но ничего не помогало. Она рассказывала мне, как ухаживать за ребенком, учила пеленать его на кукле, которая осталась после ее дочери, как и во сколько месяцев, чем кормить. Я слушала ее внимательно, ведь помощь не всегда будет рядом.

– Вы будете бабушкой, – говорила я ей, и она, как моя мама, промокала платочком свои глаза.

По вечерам, когда Николай возвращался с работы, целовал сначала меня, потом мой живот и спрашивал у него, хорошо ли себя вела мамочка, не обманывала ли она сегодня папочку. Я смеялась и говорила, что мамочка хорошо себя вела, и папочка может не волноваться. После этих слов он доставал что-нибудь вкусненькое из кармана, и я искренне радовалась этому, чем радовала его.

Но не все был так гладко. У меня появились головокружения, и когда я в первый раз упала в обморок, очень напугала Антонину Николаевну, которая тут же кинулась звонить Николаю. Тот примчался, стал уговаривать меня сходить в больницу. Но я сказала, что меня там уже предупредили об этих приступах, и еще обрадовали тем, что меня может тошнить по утрам.

– Это все естественно Николай, – успокаивала его Антонина Николаевна. – Зачем же так все принимать, близко к сердцу, – похлопывала она по его руке.

Но он как будто действительно сошел с ума. Теперь я и к Антонине Николаевне не могла ходить, и ей приходилось приходить ко мне. Гуляла я теперь только с ним, и он крепко держал меня за руку, на случай, если приступ повториться снова. Я пыталась с ним поговорить, но все было бесполезно. Тогда я обижалась на него, говорила, что ребенок ему важнее меня. Николай просил у меня прощения и говорил, что ничего не может с собой поделать. И что на работе его уже называют сумасшедшим папашей.

Однажды, я как обычно сидела дома, только уже не возле окна, потому что он запретил мне возле него сидеть, и вязала пинетки для будущего малыша. В квартиру влетел взъерошенный Николай, который был бледен. Я вскочила со стула, тут же испугавшись такого его вида.

– Быстро Ева! – крикнул он, вытаскивая оба наших чемодана из под кровати. – Бери только самое необходимое, слышишь? Только теплые вещи.

– Что случилось! – крикнула я и прижала свое вязание к груди. – Коленька, что происходит!

– Ева милая, некогда объяснять прошу тебя, мне дали всего полчаса на сборы, – говорил он и кидал свои вещи в чемодан. Я же стояла, в каком-то ступоре и не двигалась.

– Ева! – крикнул он. – Город окружают немцы, он скоро окажется в кольце, наш завод эвакуируют вместе с семьями. Сегодня уходит последний поезд, поэтому прошу тебя, возьми себя в руки! Собирай чемодан!

Я вздрогнула, подбежала к шкафу и стала перекладывать из него вещи в свой чемодан.

– Никаких платьев и туфель, только теплые вещи, мы едем на север, – говорил Николай, утрамбовывая свой чемодан. – Где твоя сумочка, – он сбегал в прихожую и вернулся из нее с моей дамской сумочкой. – Ева смотри, в этой сумочке все наши документы, – с этими словами он подбежал к моей шкатулке и стал выбрасывать из нее драгоценности. – Тоже пригодятся, – бормотал он. – И в этой сумочке все твои драгоценности. Держи ее всегда при себе, поняла меня? – спросил он с нажимом, потому что видел, что я еще плохо понимаю, что происходит. – Всегда при себе Ева! – повторил он.

Я молча кивнула головой, давая ему понять, что я приняла его информацию и стала продолжать упаковывать свой чемодан.

– Быстрее, быстрее, – он закрыл мой чемодан и стал помогать одевать мне осенние сапожки, пальто, а потом нахлобучил на мою голову шапку. – Жаль зимние вещи уже не успеем упаковать, ну да ладно, лишь бы живыми добраться, а там уже разберемся.

– А как же квартира Коля, что будет с ней, – я оглядывала нашу комнату, ставшей мне такой родной, которую я с такой любовью украшала все эти годы.

– Мы вернемся, мы обязательно вернемся родная, и если она останется целой.

Гудок, раздавшийся снизу, перебил его. Николай выглянул в окно.

– Все Ева, нам пора, – сказал он и взял меня за руку.

– Давай присядем, хотя бы на дорожку, – я села на стул, увлекая его за собой на соседний.

– Только быстро, – сказал Николай, – мне тоже жаль уезжать с нашей квартиры, поверь мне, но так нужно, – он поцеловал меня в висок. Машина загудела второй раз.

– Теперь точно пора, – я еще раз быстро оглядела нашу квартиру, в которой мы оставляли все, что нажили за эти годы. Николай взял наши чемоданы, и мы вышли с ним из квартиры, которую он закрыл, а ключ положил в мою сумочку.

Он почти бегом побежал вниз, и мне тоже пришлось бежать за ним. Николай закинул чемоданы в кузов машины, помог забраться сначала мне, а потом сел сам.

Машина тронулась, а я все пыталась оглянуться, чтобы еще раз увидеть наш двор, потому что не знала, будет ли он вообще существовать, вернемся ли мы в него еще.

– Антонина Николаевна! – вскрикнула я. – Коленька, родной, прошу тебя! – я стала теребить его рукав, уговаривая.

– Черт! – выругался тот и сказал водителю адрес дома, где жила моя вторая названная мама.

– Что я вам такси что ли, – заворчал тот, но поехал по указанному адресу.

– Антонина Николаевна! – заорала я, едва Николай помог мне выбраться из кабины. – Антонина Николаевна!

Я побежала к подъезду, забежала в него и стала бегом, перепрыгивая через ступеньки подниматься на ее этаж.

– Что случилось! – из своей квартиры выбежала пожилая учительница.

– Я уезжаю, – говорила я, тяжело дыша, – я уезжаю мама!

Мы кинулись к ней, обнялись и обе заплакали.

– Поехали с нами, – стала уговаривать я ее. – Я попрошу Николая, он возьмет вас, поехали с нами!

– Нет Евочка доченька моя, – она гладила меня по лицу, как когда то, прощаясь со мной, делала моя мама. – Я останусь тут, с детками, а ты езжай, береги себя родная, и ребеночка своего береги.

– Антонина Николаевна, – рыдала я. – Мамааа…

– Ева! – услышали мы с ней голос моего мужа. – Ева! Пора!

– Все иди, иди, – стала толкать меня к лестнице, Антонина Николаевна, но я все еще цеплялась за нее. Тяжело дыша, на лестничной площадке появился Николай.

– Берегите ее, – он обнял пожилую учительницу, а она его.

– А вы берегите себя, – сказал он. – Простите нас.

– Все, идите, идите! – почти выкрикнула она.

Николай схватил меня за руку и поволок вниз по лестнице. Я все еще плакала, меня трясло, в голове бились мысли, за что? Почему? Почему это происходит со мной снова?

Мы забрались с ним в кабину, и машина поехала к вокзалу. Я смотрела в окно на улицы и дома, которые были еще целыми. Мимо стала проплывать моя школа, окна которой мертво мерцали. Почти всех учеников эвакуировали, с кем могла я попрощалась. Особенно с Димой Кудрявцевым, которого я обещала называть по имени в новом учебном году, а получилось вот так. Он старался сдержать свои слезы, но не смог. И мы плакали с ним вдвоем, обнимаясь, перед тем, как он уехал. Я тогда долго гуляла по пустеющему на глазах городу.

Вокзал напоминал дурдом. Кричали дети, ругались мужчины и женщины. И было просто море народу! Все хотели попасть на этот последний поезд.

– Так Ева, – прорычал Николай, – нам нужно на перрон. Я держу оба чемодана, а ты держись за меня, крепко держись!

Я вцепилась в него, и опустила свою голову, чтобы не видеть этих людей. Николай сделал звериное лицо и потащил меня сквозь толпу. За нас стали цепляться, пару раз меня чуть не оторвали от Николая, но он прижимал свою руку, в которую я вцепилась, к своему телу, помогая мне держаться за него. От страха я стала немного подвывать, думая только об одном, как бы выбраться на перрон.

Но когда мы вышли на него, легче не стало! Николай упорно тащил меня дальше.

– Сиди здесь Ева, – сказал он, ставя оба чемодана. – Никуда не уходи, поняла меня?

Я кивнула головой не в силах произнести ни слова и села на чемоданы.

Он оглянулся и подозвал молодого солдата, который стоял возле одного из вагонов.

– Это моя жена, она беременна, я главный инженер завода, который эвакуируют, головой отвечаете за нее.

Солдат вытянулся и кивнул головой.

Николай побежал дальше по перрону, а мы с солдатом остались вдвоем, не считая снующих пассажиров.

– Вам страшно? – спросила я у солдата.

Тот посмотрел на меня. Совсем молоденький паренек, который был, скорее всего, курсантом, какого-нибудь из училищ города.

– Очень, – честно ответил мне он. Я протянула свою руку и погладила его по руке.

– Вы держитесь, – сказала я, потому что больше не знала, что ему сказать, ведь я уезжала, а он оставался здесь.

Он кивнул мне головой и нахмурился.

Николая долго не было, у меня уже затекли ноги и спина. Я крепко прижимала к себе сумочку, как самое дорогое, что у меня было. Солдат хмурился и хватался за свою винтовку, которая была в его руках, когда кто-то проходил слишком рядом со мной, охраняя меня.

– Так все Ева пошли, – ко мне подбежал мой муж, и я тут же встала с чемоданов. – Спасибо, – он пожал руку солдату, тот откозырял нам и снова встал на то место, с которого его позвал Николай.

Мы стали продираться на свои места. Народу было много, Николай тащил оба чемодана и меня. Немного радовало и успокаивало, что вагон был купейным, видимо для высшего состава завода. Николай с трудом открыл дверь, затолкнул сначала меня, а потом зашел в него сам. В купе уже сидели две пожилые женщины и девочка, которая испуганно жалась к одной из них. Я плюхнулась на свое место, Николай сел рядом, вытирая дрожащей рукой пот со лба. Почти сразу же за нами в купе пролез полный мужчина, который стал, почему-то, кланяться, просить прощения у дам. Он сел рядом с Николаем, они поздоровались, пожали друг другу руки.

– Думал, не успею, – прошептал мужчина.

Вагон дрогнул. Вой и крики на перроне стали еще громче. Я прижалась со всей силы к Николаю.

– За что, за что, – шептала я.

Он гладил меня по спине и успокаивал, что все будет хорошо, мы вернемся, у нас скоро будет наш малыш. А на самом деле в его глазах стояли слезы. Это был его город. Город в котором он родился и вырос, в который вернулся с любимой женщиной и в котором мечтал растить своих детей. Который любил всем сердцем. А сейчас ему приходилось бежать, именно бежать из него, чтобы спасти не только себя, а свою семью, которой он дорожил больше жизни.

– Я выполню свое обещание, – прошептал он. – Выполню.

Когда поезд набрал скорость, мы увидели вспышки взрывов. Это бомбили наш город. Женщины и я заплакали. Плакали и оба мужчины, которые находились в этом купе.

– Будьте вы прокляты, – шептал мужчина.

– Будьте вы прокляты, – шептали за ним женщины.

Я же просто плакала, прижимаясь к Николаю, не в силах произнести ни слова. Красивые дворцы, Эрмитаж, Петергоф, набережная Невы, наше наследие, наша история, искусство нашей страны беспощадно уничтожалось темной вражеской силой, которой казалось, было мало человеческих страданий.

Наш поезд увозил нас все дальше и дальше, в неизвестность. Но мы хотя бы были свободны. Потому что кольцо вокруг Ленинграда сжималось, и мы чудом успели выбраться из него.

До свидания город, который я полюбила. До свидания все, с кем я была там знакома, моя школа, ученики, коллеги. И снова прощай моя названная мама. То, что она не переживет эту войну я не сомневалась. Слишком пожилой она была.

Под стук колес, от покачивания вагона, я уснула в крепких руках Николая, который обнимал меня и прижимал к себе. Я чувствовала его защиту, поэтому могла себе позволить расслабиться. Я знала, я верила, он сделает все для меня, а сейчас еще и для своего ребенка. Было немного страшно, что Господь послал нашего малыша в такое трудное время, но я утешала себя тем, что рядом со мной мой муж, который любил меня, которого полюбила я. Он сильный и справиться с любыми невзгодами. С ним, я как за каменной стеной. Мои родители были правы, только о том, что они сделали для меня, я не знала.