Читать книгу Разрешите вас пригласить - Мария Новик - Страница 6

Непогода в городе бушевала недолго. Как бы она ни злилась, но всё же уступила место ярким краскам и теплу бабьего лета. Спальный район утопал в рыжих лучах и причудливых красках матушки Осени. Она небрежными мазками разрисовывала деревья, кусты, траву, разносила аромат свежей листвы по воздуху.

Антонина потянулась в кровати и накинула край одеяла на лицо. Солнечные лучи проникали в широкое окно и рьяно будили ярким светом. Задремать не получится. Несмотря на то, что сегодня выходной и можно поваляться в постели подольше, она решила подняться.

Сначала откинула в сторону одеяло, под которым стало не хватать воздуха. Потом села и протёрла шею ладонью, несколько раз сжав ноющие мышцы. Поправив лямку хлопкового топика, поднялась на ноги и снова потянулась.

Нащупав стопами тапки под высокой кроватью с резным подголовником, Антонина быстро надела их и сонно поплелась в ванную. Умылась, приняла контрастный душ, смыв с себя остатки дрёмы, и замотала волосы полотенцем. Переоделась в домашний махровый халат нежного голубого цвета и принялась заправлять постель. Тщательно взбила подушки, перестелила простынь, заправила одеяло и разгладила, убедившись, что нет ненавистных ей складок. Так Тоня делала по привычке. Всегда отличалась постоянством в действиях. Каждое утро – замкнутый круг, по которому она ходит изо дня в день, забывая к вечеру саму себя и отправляясь спать, полная усталости.

Но сегодня она решила сделать всё иначе.

К чёрту прежний ритм, пошло оно всё в баню и гори там синим пламенем, а может быть, даже зеленым. Да каким угодно, главное, чтобы остался пепел, который нужно только сдуть! Антонина оделась, вместо кофе выпила молока с парой голландских вафель и с планшета зашла в социальную сеть.

Заглянула одним кликом по ссылке на сайт кинотеатра и решила с утра посетить его. Посмотрела на часы и разочаровалась: он открывается в девять. А ещё только половина восьмого. Но отступать Тоня не собиралась. Она всё равно решила для начала выбраться из четырёх стен и прогуляться по свежему воздуху, осмотреть окрестности.

И вообще… почему бы не начать бегать по утрам? «А неплохая идея», – хитро сощурившись, подумала она. Раньше Тоня была спортивной девушкой, до встречи с Гришей, хоть и курила. А потом всё превратилось в рутину – каждодневную и неизбежную.

Нет, Тоня любила свою работу, сознательно поступала в университет и нисколько не разочаровалась в интернатуре и последующей работе. Однако последние два года новый заведующий отделением стал действовать на нервы хуже, чем сварливая бабка с комплексом советской брюзги. Такие вечно чем-то недовольны и портят настроение лишь своим присутствием, даже если просто прошли мимо, не говоря уже о беседах, наставлениях и приказаниях.

Выбравшись из дома, Антонина отправилась по магазинам. Прошло две недели с тех пор, как она последний раз видела Гришу. Он не выходил у неё из головы, просто не было возможности о нём не вспоминать. Каждый раз, прокручивая какой-то момент в разуме, Тоня понимала, что мыслями возвращается к образу мужа. Это ей жутко не нравилось, однако она терпела из последних сил, чтобы снова не впасть в депрессию. Только выбралась из гнетущего состояния, не хотелось бы попасть туда снова.

Ольга часто доводила бывшую подругу. Она не могла не вставить словечко или едко пошутить, лишь бы как-то задеть Тоню за живое. Теперь Антонина видела настоящую Олю, ту, которая скрывалась за личиной добра и света – злую лицемерную рыжую сволочь. Она показала себя настоящую, словно не было тех лет дружбы и общения, тех моментов радости и взаимопонимания. Осталась лишь желчь.

Раньше они были очень дружны. Оля помогала Тоне справляться с проблемами, связанными с отсутствием детей. Супруги никак не могли сделать семью полной. И Ольга утешала, постоянно поддерживала подругу во всех начинаниях, а Антонина отвечала взаимностью. Оля была лучшей подругой, человеком, которому можно доверить самые важные тайны и даже доверить жизнь.

Но её не стало. Её место тем злополучным вечером заняла ядовитая змея, которая отравила своим ядом душу и травит до сих пор. Она отняла всё: надежду, стремление, желания, радость… лишила мужа.

«Почему я снова думаю о нём?» – раздражённо подумала Антонина.

Она добралась на метро и проехала пару станций. Вышла из душного перехода, заполненного лживыми бродягами и нищими музыкантами, цыганками и прочими отверженными, которые не видели другого заработка, кроме этого. Ложь всюду. И она казалась Тоне невыносимой. После случившегося три недели назад она видела на лицах всех людей ложь, словно эта навязчивая идея засела занозой в голове и застелила мутной плёнкой взгляд.

Серая масса людей проходила мимо, и Тоне казалось, что она тонула в этом потоке. Ещё немного, и она упадёт, а люди будут просто ходить по ней, не замечая, что у них под ногами.

Протиснувшись через огромную толпу, в которой было нечем дышать, Антонина впорхнула в здание торгового центра подобно испуганной птице, которая едва не угодила в силки. Отдышавшись, прошла через весь холл к стеклянному лифту и доехала до четвёртого этажа. Настроение и желание побегать улетучились, Тоне в один момент перестало всё нравиться. Она ходила по отделам, переодевалась в примерочных. Но так ничего и не купила.

Но как только добралась до отдела, в котором продавались краски и кисти, то замерла и даже слабо улыбнулась. Она поняла, что ей сейчас нужно.

Купив для разнообразия гуашь и темперные краски, новую палитру и ещё несколько кистей, Антонина улыбнулась шире. Она испытала некое облегчение, увидев столько ярких красок и такое разнообразие цветов.

Вернувшись домой, Тоня сняла верхнюю одежду и обувь и бросилась на лоджию, по дороге разбирая сумку с покупками. Она завязала фартук, заплела волосы в тугой колосок, завернув его в улитку на затылке, распаковала краски, оторвала неуклюже разрисованный лист и начала рисовать на чистом.

Нанесла густые краски на новую палитру, ощутила их текстуру пальцами, чтобы привыкнуть к новой консистенции, так как работала раньше масляными. Понюхала, чтобы свыкнуться с запахом, смешала, глядя на соединение цветов. Тоня нанесла неровные мазки, снова поэкспериментировала со смешиванием. Кисть в руке дрожала, словно стремилась вырваться из пальцев и удрать.

Антонина никак не могла сосредоточиться и сделать то, что задумала. Фартук и руки были все в точках, брызгах, разводах, но в голову приходила только какая-то чушь. Картины не получалось. Тоня отложила палитру и кисть и отправилась мыть руки. Потом, не снимая фартук, сварила себе кофе без сахара, посидела за столом с задумчивым видом, смотря на то, как пар поднимается из чашки с крепким напитком. В мыслях – каша. Столько всего случилось за это время, что просто не получится вот так, по щелчку прийти в себя.

Тоня не сделала ни единого глотка. Просто наблюдала, как остывает кофе в чашке, струящийся парок становится всё призрачнее, а бежевая пенка медленно уменьшается. Она представила, как её жизнь так же медленно уменьшается и становится призрачной… словно водопад, который при ссыхании реки становится всё меньше и постепенно пропадает.

Поймав идею за хвост, Тоня бросилась на лоджию, стремясь выплеснуть эмоции. Она взяла палитру, краски и начала рисовать… пальцами. Один мазок, другой, третий. Рука скользила по плотному холсту, выливая чувства потоком. Словно в магическом трансе, Тоня рисовала, нанося мазки́ и смешивая цвета. Она находилась целиком в своих мыслях, по её щекам текли слёзы, потому что она вспоминала свою жизнь и рисовала, рисовала, рисовала… Тоня хотела стереть пальцы в кровь, руки стесать до самых локтей, хотела вся вылиться серой массой на этот холст и остаться там, чтобы её впоследствии сожгли или выкинули.

В груди разлилась боль, растекаясь по венам. Ядовитый состав двигался от сердца по рукам, которые работали на холсте, переливая всю гамму чувств на него.

Становилось легче.

Постепенно скорость рисования стала меньше, а движения – более плавными. Взгляд словно прояснился, и вскоре Антонина села на пол, положив палитру рядом с собой. Она вытерла слёзы с лица, оставив на коже разноцветны разводы, и посмотрела на рисунок.

Вся боль, весь негатив был там, на бумаге.

Внутри не осталось ничего.