Читать книгу Всемогущ - Мария Овсянникова - Страница 2

Если бы мне сказали, что весь мир будет уничтожен и нужно выбрать только два места, которые можно сохранить, я бы выбрал нашу квартиру в Москве и дом бабушки с дедушкой в крошечном военном городке к западу от столицы. Два этих места до 17 лет разделяли мою жизнь на две почти равноценные части.

С сентября по конец мая жизнь липкой жвачкой тянулась в Москве. Жизнь, где была моя школа и жизнь вокруг нее, самая обычная школа в пяти минутах ходьбы от дома. Конечно, мама хотела отдать меня в гимназию с математическим уклоном, где учился мой дед, но вот беда, математика мне совершенно не поддавалась, и, помучившись со мной над правилами счета одно лето перед школой, она сдалась.

С начала июня до конца августа – три месяца абсолютно другой, свободной жизни у бабушки с дедушкой. Я называл их дом «Убежище», это и было мое убежище сначала от ссор и скандалов дома, а затем и местом, где у меня появились настоящие друзья, с этим в школе не так чтобы очень складывалось.

Папа рассказывал мне, что с рождения и до моих пяти лет мы часто бывали в «Убежище» и весело проводили время вместе – ходили в короткие походы, устраивали пикники, загорали, купались в местном озере, собирали травы с бабушкиных грядок. Позже я действительно нашел подтверждение его словам – видеокассеты в той же коробке, где я отыскал фотографии со свадьбы родителей. Все так, сплошное семейное счастье, как в фильмах, где жизнь семьи показана в ярких красках, все непременно заливисто смеются и кружат друг друга в лучах солнечного света.

Как ни смешно, а для моего отца дом его родителей тоже в какой-то момент стал убежищем. Когда мне исполнилось пять, отец ушел от нас и вернулся к родителям. До этого я помню только эпизодические вещи – родители кричат друг на друга, а я прячусь за тяжелой шторой и хочу, чтобы крики поскорее закончились. Лицо мамы в теплом оранжевом свете абажура, она гладит меня по голове перед сном и повторяет тихо-тихо: «Все будет в порядке, все будет в порядке». Отец, возвращающийся из экспедиции с сокровищами для меня – гладкими камешками, обтесанными морской волной, ракушками и сухими морскими звездами. Воспоминания как маленькие кристаллики разбившейся хрустальной вазы, которую мама швырнула в стену перед моим дедом, произнеся хриплым от злобы голосом: «Я сказала, что никуда не уеду и точка».

В 5 лет мои поездки в «Убежище» прекратились. Отец уехал к родителям, мы с мамой остались в Москве, она восстановилась в институте, который бросила, когда родила меня. Мы продолжили жить в старых декорациях в нашем новом мире на двоих. Не знаю, откуда были деньги в эти два года, мама никогда не рассказывала, жили мы скромно, но довольно весело, потому что в моем детском крошечном мирке появилось кое-что новое и ни на что не похожее – театр. А точнее, театральный институт, куда мама брала меня несколько раз в неделю по вечерам после детского сада, а затем и после школы. Кроме основной учебы ей нужно было репетировать роли в экзаменационных спектаклях, а оставить меня было не с кем. Конечно, приводить детей в институт было запрещено, но маме удавалось меня протащить со строгой договоренностью, что я буду спокоен и полезен. Упрашивать долго меня не пришлось, с первого же раза волшебный костюмированный мир захватил меня, и каждый день я только и мечтал, чтобы мама взяла меня с собой еще раз.

За два года маминой учебы мне отводили самые разные роли: призрак, крестьянский мальчик, дерево, мышь, а иногда мне просто нужно было сидеть на стульчике и задумчиво смотреть вдаль. Когда роли мне не доставалось, мама сдавала меня на пару часов костюмеру тете Гале, и тогда я помогал ей как мог: разложить вещи, подать пуговицу, нитки. Тетя Галя делала вид, что не хочет, чтобы мама меня с ней оставляла, она вздыхала и говорила строго:

– Последний раз!

А когда мама уходила, подмигивала и, наклонившись ко мне, произносила: «Я принесла тебе кое-что вкусное» или «Я тебе сейчас шляпу покажу к новому спектаклю, она тебе понравится».

Мы шли вглубь узкого пространства, которое, вероятно, не было изначально таким уж маленьким, но сейчас все свободное пространство занимали костюмы, платья, шляпы с перьями, перчатки, ботинки, шпаги и доспехи. В общем, настоящий дивный мир, скрытый от любопытных глаз.

Когда тетя Галя действительно не могла меня взять, тогда я попадал к буфетчице тете Наде в ароматный мир коричных крендельков и булочек с изюмом. Делать в буфете мне ничего не разрешалось, поэтому я просто сидел и листал детские книги и атласы с картинками.

В финальном спектакле я исполнял роль деревенского мальчишки, у меня не было слов, нужно было просто бегать с другими ребятами туда-сюда по сцене время от времени. Говорили, что сыграл я довольно-таки убедительно. На этом моя «карьера» в театре закончилась, а в подростковом возрасте интерес всецело переключился на кино. Кино буквально поглотило меня. Не было ни одной недели, чтобы я не посмотрел что-то новое. После школы я шел в соседний с домом кинотеатр и видел, наверное, все фильмы, выходившие в те годы. Билеты для школьников в дневные часы стоили совсем дешево, поэтому даже скромных карманных денег хватало на билет и булочку, которую я протаскивал в рюкзаке. Я смотрел все фильмы – хорошие, плохие, даже очень плохие, я просто не мог насытиться. По вечерам, сделав уроки, я опять садился за просмотр фильмов, но с дисков, которые приносила мне мама. Не знаю, кто записывал ей диски, но подборка фильмов совершенно отличалась от того, что показывали в кинотеатре. В основном классика кино, старые, иногда черно-белые фильмы культовых режиссеров – Куросава, Феллини, Джармуш, Кубрик, Хичкок, Годар составляли мне компанию по вечерам. Часто мама присоединялась к просмотру, это было чуть ли не единственное, что мы делали вместе в течение дня, и потом нам было что обсудить.

Не скажу, что я сильно грустил по папе. Пару раз я спрашивал маму, почему папа не приезжает. Сначала она отвечала, что он в экспедиции на полгода, такой ответ меня устраивал, потому что всю мою маленькую жизнь отец ездил в экспедиции от нескольких недель до месяцев. Он работал биологом в научно-исследовательском институте и состоял в группе активистов, постоянно выезжающих изучать флору и фауну в самые разные уголки страны.

Но была одна нестыковка в маминой версии отсутствия папы – он всегда присылал мне письма из поездок. Я бережно складывал полученные письма в оранжевую жестяную коробку от печенья. Кроме самих писем внутри конвертов я находил маленькие предметы – листочки, засушенные цветы, крошечные ракушки. Он начал отправлять мне письма еще до того, как я мог сам их прочесть. Но даже тогда мне было важно рассматривать конверты с самыми разными марками, иногда потертые, немного грязные, но всегда долгожданные и приносящие радость. Мама говорила:

– Смотри, что у меня тут. Танцуй! – Почему-то она думала, что при получении письма обязательно надо танцевать, и я танцевал и прыгал от радости на совершенно добровольной основе. Просто не мог усидеть на месте.

Все эти письма я храню до сих пор. Вот, например, одно из них, отправленное отцом с Камчатки. В тот год мне исполнилось 4 года. На белый квадратный конверт наклеены три маленькие марки и одна подлиннее. Внутри сложенный лист бумаги, выдранный из его толстого блокнота с черной обложкой. Письмо написано крупными печатными буквами. Совсем короткое. Я представлял себе Камчатку как опасную планету, где папа с сумкой наперевес пробирается к морю, перепрыгивая с одного камня на другой, чтобы не упасть в горячую лаву. Кроме письма в конверт был вложен еще засушенный и потерявший цвет от времени цветок орхидеи. О том, что это орхидея, я как раз и узнал из письма:

Сынуля, это я, твой папа. Шлю тебе привет с Камчатки. Посмотри на свою карту на стене – справа, почти в самом конце есть полуостров, как капля, вытянувшаяся перед тем, как упасть из крана – это Камчатка.

Камчатка окружена морями, а внутри горы и вулканы, из-под земли бьют гейзеры. Выглядит все удивительно красиво.

Я вложил в конверт розовый цветок орхидеи – скрученник китайский. Он растет около горячих источников, и никто не знает точно, как он тут оказался.

В мире так много удивительных историй.

Обнимаю тебя. До встречи.

В 5 лет я перестал получать письма, а отец так и не появлялся. После приезда бабушки и дедушки, ознаменовавшегося мамиными криками и разбитой вазой, мама сказала:

– Все, не спрашивай меня больше, он уехал и больше никогда не вернется. Мы с тобой теперь одни.

Спрашивать я перестал, но писем все равно ждал, как и лета у бабушки с дедушкой, но ни того, ни другого не случалось. Жизнь шла своим чередом. Пока в 9 лет отец не вернулся, чтобы забрать меня на лето в «Убежище».