Читать книгу Мирт. Холмы Каледонии - Мария Руднева - Страница 6

Часть I
Глава 4. Общество любителей карикатур

Оглавление

С того самого дня, когда мистер Мирт прилюдно отказался от членства в «Клубе изобретателей имени П. Графа», он так и не вступил ни в какое другое джентльменское сообщество. Ему вполне хватало своей команды, дирижабля в ангаре и стремления сделать смертный мир хоть немного лучше.

Конечно, далеко не всем это пришлось по душе. Небезызвестный лорд Дарроу, все так же председательствующий в «Клубе изобретателей», заявлял, что мистер Габриэль Мирт пошел по скользкой дорожке. Для порядочного джентльмена не принадлежать ни к какому обществу других достойных джентльменов просто-напросто позорно. Это бросает тень на его репутацию… И на репутацию тех, кто находится рядом с ним.

Под «теми, кто рядом» лорд Дарроу, конечно же, подразумевал мисс Амелию Эконит. С этой особой у него были свои счеты: мало того что она добилась своего и первой проехала за рулем паровой машины… Так еще и оказалось, что ее отца зря сгноили в Бедламе, и пришлось восстановить его доброе имя.

Лорд Дарроу в юности и даже в зрелые годы соперничал с Гилдероем Эконитом, и случившееся возрождение последнего пришлось ему не по душе. А все этот Мирт!

О летательном аппарате в «Клубе изобретателей имени П. Графа» были, конечно, осведомлены: после того как первые слухи просочились в прессу, весь Лунденбурх гудел – кто в сомнениях, кто в предвкушении, но равнодушных не осталось.

И все бы ничего, если бы в тот момент, когда появились первые ласточки новостей, у «Клуба изобретателей имени П. Графа» не проходила собственная маленькая выставка достижений, традиционно проводящееся раз в полгода мероприятие, помогающее простым лунденбурхцам найти новые аппараты для своей пользы, а изобретателям – защитить новые патенты и получить спонсорство.

И надо же было такому случиться, что именно в этот раз – что за совпадение! – в здание клуба не явился ни один посетитель.

Разочарованные члены клуба сетовали на особо разгулявшуюся в этот день непогоду и проливной дождь, мешавший выйти на улицу, но мистер Дарроу точно знал – все это происки коварного Габриэля Мирта!


Лорд Дарроу был человеком дела и долго предаваться печали не любил и не умел. Вместо этого он предпочел пригласить на обед своего давнего приятеля Финеаса Фэйгриса, главного редактора «Вестей Тамессы».

Мистер Фэйгрис явился к месту встречи, опоздав всего на четверть часа. Это был тот единственный человек, которого лорд Дарроу ни разу не упрекнул в отсутствии пунктуальности. «Вести Тамессы» были главным печатным изданием страны, и новости сыпались в редакцию как из рога изобилия. И чтобы отделить зерна от плевел, то есть стоящую информацию от не заслуживающей внимания, требовалось много времени. А ведь мистер Фэйгрис должен был еще и разослать своих репортеров в места горячих событий, чтобы первыми узнать что-то, что может разжечь интерес публики, опередив другие газеты, или же хотя бы получить достоверные сведения из первых рук. Лорд Дарроу в полной мере осознавал важность его деятельности для общества в целом и для себя в частности (ни один завтрак его светлости на протяжении последних десяти лет не проходил без свежей утренней газеты), а потому прощал мистеру Фэйгрису такие опоздания, за которые любой другой джентльмен уже был бы подвергнут остракизму и отлучен от сиятельного общества.

– Добрый день, ваша светлость! – Мистер Фэйгрис изобразил вежливый поклон и тут же со смехом пожал протянутую лордом Дарроу руку. – Рад вас видеть. Нечасто случается нам выбраться куда-то теперь. Все дела, дела…

– Да… Мир куда-то торопится, летит вперед, – вздохнул лорд Дарроу, поправляя перчатки. – И куда только спешит? Время быстротечно…

Приятели медленно двинулись вниз по улице в сторону облюбованного ими ресторана с роскошным видом на Тамессу.

– Как жизнь в редакции, кипит? – спросил лорд Дарроу.

– Как и всегда! – ответил мистер Фэйгрис. – Весна всегда суматошный период. Почему-то больше всего событий происходит именно зимой и весной. А лето и осень спокойные и тихие…

– На то нам и дан календарь, – усмехнулся лорд Дарроу. – Колесо года набирает обороты в начале зимы и к осени постепенно останавливается, Великий Олень умирает, чтобы проснуться вновь к Белтайну, а время жатвы предшествует периоду долгого зимнего сна… Наши предки знали толк в жизни! И жизнь у них была спокойная…

– Ох, не смешите меня, дорогой друг, – отмахнулся мистер Фэйгрис. – Ну какая спокойная жизнь бок о бок с Маленьким народцем? Скольких фаэ с ума свели просто ради забавы? А с ними носились, потому что королевская кровь же! Королевские знания! Хорошо, что они ушли. Дышится спокойно!

– Тсс, – нахмурился лорд Дарроу. – Накличете еще…

– Я не боюсь, – подмигнул мистер Фэйгрис. – Вот еще, бояться каких-то жителей Холмов, которые еще и заперлись изнутри. Я не видел в Лунденбурхе ни одного холма! И верю я только в острое слово и твердость пера.

– Как хотите, – возвел глаза к небу лорд Дарроу. Его, человека старого воспитания, всегда нервировали подобные разговоры – все казалось, что какой-то особо проказливый фаэ подслушает, а потом явится ночью и пошутит так, что костей не соберешь.

– А как обстоят дела в вашем Клубе? – перевел тему мистер Фэйгрис, почувствовав, что зашел на опасную территорию.

Такие вещи он всегда определял очень точно, чем и пользовался в своих интересах. Сейчас интерес представляли душевный комфорт и спокойствие лорда Дарроу, что было гарантом хорошего обеда и интересной беседы. Мистер Фэйгрис не был бы самим собой, если бы не обладал талантом не только решительно прорываться вперед, но и вовремя сделать пару шагов назад, уступить и промолчать. Благодаря этому дару он, в том числе, стал в свое время лучшим репортером столицы.

– О, – вздохнул лорд Дарроу. – Полное фиаско. Джентльмены опускают руки и теряют интерес к самой идее науки!

– Это из-за того, что никто не пришел на вашу традиционную выставку? Я слышал об этом печальнейшем событии. Но непогода…

– Ох, Фэйгрис! Ну вы-то должны понимать, что истинного ценителя науки не остановит ни дождь, ни град, ни даже ураган!

С этими словами он дернул ручку двери ресторана «Гузберри».

В прежние времена на этом месте стоял трактир некоего Финна, чья дочь готовила потрясающий пирог из крыжовника[3]. Пирог стал настолько знаменитым, что попробовать его приходили и люди, и фаэ, и не только со всех концов Британии, но и из Каледонии, Вэласа и Эйре. Финн оттого разбогател так, что построил трактир побольше, а пирог из крыжовника стал его символом. Так много лет спустя нынешний хозяин ресторана – прапраправнук того самого Финна – назвал ресторан в память о нем.

И сейчас это было место, где собирались все сливки Лунденбурха, а простые горожане могли только мечтать сюда попасть.


Едва лорд Дарроу и мистер Фэйгрис переступили порог «Гузберри», как перед ними, словно из воздуха, возник метрдотель с радостной улыбкой человека, который целый день ждал появления именно этих двоих посетителей, и никого кроме. Метрдотель учтиво поклонился, и лорд Дарроу снисходительно кивнул, а мистер Фэйгрис почти панибратски поприветствовал его. Приятели так часто бывали здесь, что знали в лицо весь обслуживающий персонал.

– Ваша светлость! Вам как обычно? – следуя регламенту, уточнил метрдотель. – Столик на двоих на открытой веранде?

Лорд Дарроу переглянулся с мистером Фэйгрисом.

– Сегодня погода радует отсутствием дождя, – проговорил он. – Думаю, можно сесть на открытой веранде. Признаться, я скучаю по виду.

– Я тоже, – ответил мистер Фэйгрис. – Надеюсь, у вас найдется бренди?

– Все, что угодно, для уважаемых господ, – услужливо произнес метрдотель.

Приятелей провели на второй этаж и усадили за столик.

Метрдотель растворился в тенях, а на его место явился вышколенный официант с идеальной осанкой. И сразу поставил на стол два бокала и наполнил их бренди. Наливал он на глаз, но если бы любопытствующий посетитель вознамерился проверить его точность, он бы с удивлением убедился, что в обоих бокалах бренди оказалось ровно на два пальца. Лорд Дарроу одобрительно хмыкнул и поднял бокал:

– Ваше здоровье, Фэйгрис!

Приятели сделали по глотку и одобрительно кивнули.

Официант тут же испарился – но только для того, чтобы в скором времени возникнуть с подносом с тарелками. Вкусы лорда Дарроу были прекрасно известны всему местному персоналу. Приходя на обед, он неизменно брал телячью лопатку, запеченный картофель и знаменитый крыжовенный пирог. То же самое полагалось есть и мистеру Фэйгрису – тот давно оставил попытки спорить с его светлостью касательно меню. Лорд Дарроу, по общепризнанному мнению, превосходно разбирался не только в науке и скачках, но и в высокой кухне. Его званые обеды гремели на весь Лунденбурх, а его привередливость в отношении качества продуктов стала притчей во языцех.

Мистер Фэйгрис соглашался с ним во всех вопросах кулинарии, кроме вечного камня преткновения: ханьской лапши с овощами. Ее подавали в забегаловках в портовых кварталах, и мистер Фэйгрис, будучи еще не главным редактором, а всего лишь молоденьким репортером, согревал с ее помощью тело и душу на последние пенсы. Лорд Дарроу же заявлял, что ни за что не притронется к еде ханьских простолюдинов. Однако с удовольствием поглощал утку в кисло-сладком соусе, если ее подавали к столу.

Однако в «Гузберри» ханьской еды не подавали, а телятина была, как всегда, высшего качества.

После того как лорд Дарроу и мистер Фэйгрис в полной мере воздали ей должное, они вернулись к разговору.

– Итак… Мы заговорили о вашей выставке, которую постигла столь печальная судьба… – вкрадчиво начал мистер Фэйгрис.

Лицо лорда Дарроу страдальчески исказилось.

– Да! – сокрушенно вздохнул он. – Впервые за все годы существования «Клуба изобретателей имени П. Графа» члены клуба оказались так унижены! Что сказал бы мистер Граф! И поверьте – поверьте мне, Фэйгрис! – я знаю, чья это вина!

– И чья же?..

– Во всем виноват мистер Габриэль Мирт!

Мистер Фэйгрис сложил руки под подбородком. Чутье журналиста подсказывало ему, что лорд Дарроу готов поделиться чем-то не только наболевшим, но и эксклюзивным.

– И что же еще сотворил мистер Мирт? Его имя буквально у всех на слуху…

– Этот человек – позор всего мира науки! – решительно заявил лорд Дарроу. – Вы же были свидетелем той чудовищной ситуации, которая произошла во время проведения прошлой Выставки достижений? Доблестные и благородные рыцари науки, мои коллеги, вознамерились помешать мистеру Мирту совершить недопустимое и решительно протестовали против того, чтобы эта особа… Эконит… была машинистом!

О, мистер Фэйгрис, конечно, был наслышан об этой истории. Сам он не присутствовал при историческом событии, но получил на стол сразу несколько красочных репортажей. С парографиями, на которых на рельсах поперек выезда из ангара упрямо расположились сразу несколько джентльменов и у каждого на груди красовался значок принадлежности к «Клубу изобретателей».

– Какой ужас, – сочувственно откликнулся он. – Я слышал, мистера Мирта с позором лишили членства клуба?

Фэйгрис знал, что дело было не совсем так – мистер Мирт сам прилюдно выбросил свой значок, – но он хотел подыграть лорду Дарроу, чтобы услышать побольше.

– Ха! – воскликнул лорд Дарроу. – Как будто кто-то позволил бы ему остаться после такого! Он презрел все наши принципы!

– Однако это его имя уже полгода не сходит с таблоидов… – вскользь заметил мистер Фэйгрис.

– Да! И я уверен – он специально объявил о своей безумной идее создать к Лите летательный аппарат, чтобы отвлечь внимание общественности от нашей традиционной выставки. Вот такая мелочная у него душонка, что он решил отомстить порядочным джентльменам подобным отвратительным образом!


Если бы мистер Мирт слышал этот диалог, он пришел бы в глубочайшее удивление. Ему и в голову не приходило давать объявление о том, что он строит дирижабль, тем более указывать точные сроки – с учетом всех мучений, которые дирижабль доставлял им с Ортансом. В отличие от паровой машины дирижабль не планировался быть представленным к выставке, а потому воспринимался Миртом как личный каприз, и он вкладывал в его постройку исключительно собственные сбережения. Газет он, будучи погруженным в работу, тоже не читал, а потому пребывал в блаженном неведении относительно заметки мистера Эвана Уотерса о том, что не позднее Литы мистер Мирт запустит свой летающий аппарат и взлетит выше солнца и облаков.


– Да, я слышал об этом, – сказал Фэйгрис. – Мой человек работает над тем, чтобы получить всю информацию в первую очередь.

– Ух, как меня это злит! – воскликнул лорд Дарроу. – Не ваш человек конечно, Фэйгрис. А то, что Мирт опять перетягивает на себя и свои игрушки все внимание общественности. То, что ему по каким-то неведомым мне причинам благоволит мистер Уолш, еще не дает ему право…

Возмущение переполнило лорда Дарроу так, что у него кончился воздух и он вынужден был замолчать. А потом решительно перешел к делу:

– В общем, Фэйгрис, мне нужна ваша помощь. В одиночку мне его не одолеть!

Мистер Фэйгрис посмотрел на лорда Дарроу поверх стакана с бренди.

– И какого же рода помощь вам требуется, друг мой?

– Помощь человека, чье слово имеет большой резонанс! – Лорд Дарроу наклонился к нему и понизил голос: – Например… Разгромная статья! Заметка! Что угодно, что подорвет доверие публики к нему и заставит разочароваться в идее этого летательного аппарата!

– И вы думаете, это сработает?

– Безусловно. Знаете же, как это работает с чарами фаэ? Звенит колокольчик, и чары спадают!

– Значит, вы хотите, чтобы я стал таким колокольчиком?

– Да, Фэйгрис, вы ухватили самую суть!

Мистер Фэйгрис задумался.

– Видите ли, мой дорогой… Не то чтобы я был против… Но «Вести Тамессы» – это издание, которое всегда беспристрастно оценивает происходящее и стремится донести только правдивые и самые интересные новости. Доверие наших читателей – наша лучшая валюта!

Здесь мистер Фэйгрис немного кривил душой – один экземпляр ежедневной газеты стоил три пенса, и именно это было лучшей валютой как для мистера Фэйгриса, так и для всех работников редакции. Однако в глазах окружающих он предпочитал выглядеть благородным писателем, а вовсе не бессердечным дельцом, и усиленно поддерживал эту легенду при любом удобном случае.

– Но так я и предлагаю вам правду! Истину! Вы сможете раскрыть читателям глаза на этого задаваку Мирта, все отвернутся от него, он лишится поддержки и приползет на коленях умолять принять его обратно в клуб! – кипятился лорд Дарроу.

Мистер Фэйгрис, однако же, сомневался, что мистер Мирт, с учетом его связей и происхождения (а ему, благодаря обширным источникам информации, многое было известно), хоть сколько-нибудь пострадает от раскрытия «правды», предложенной его светлостью. Но он также не собирался оставлять приятеля без возможности какого-либо реванша.

– Вот что, друг мой, я понял вас, ваши цели и желания. Но есть одно «но»! «Вести Тамессы» уже освещают деятельность Мирта. Если мы сейчас сменим курс, то будем выглядеть в глазах читателей непоследовательными, что подорвет доверие к нам. Нет, я не могу так рисковать!

О том, что его журналист уже плотно ведет Мирта и намерен освещать каждый его шаг, мистер Фэйгрис умолчал, посчитав информацию лишней. У него уже родился план, который он и намеревался представить лорду Дарроу.

– Но что же мне тогда делать, – лицо лорда Дарроу горестно вытянулось. – Признаться честно, я очень на вас надеялся!

– Не беспокойтесь! Я знаю, как нам поступить! – Мистер Фэйгрис подмигнул лорду Дарроу и сделал глоток бренди.

– Если знаете, то не томите! Рассказывайте уже! – потребовал лорд Дарроу, чье лицо раскраснелось от волнения.

– У меня есть приятель. Он многим мне обязан, признаться честно, именно я посадил его на это место…

– Какое место?!

– Место главного редактора небезызвестного издания «Панч».

На несколько мгновений воцарилась тишина.

– «Панч»? – недоверчиво переспросил лорд Дарроу. – Эта возмутительная газетенка, полная кляуз и оскорбительных картинок?

– Именно она. Мой приятель Лайм с удовольствием выполнит мою маленькую просьбу.

– Но как «Панч» поможет решить мою проблему?

– Вы разве не знаете, что этот журнал читают те же люди, что и «Вести Тамессы»? – Губы мистера Фэйгриса сложились в коварную усмешку. – Узнавая от нас самые последние новости, они первым делом устремляются узнать, что о них думает общественность. А «Панч» – это отражение общества! Они даже публикуют письма и рисунки читателей, что повышает лояльность к ним. Но и свой карикатурист у них весьма неплох, молодой талантливый парень по имени Тэмбурн!

– Карикатурист?..

– Я вижу, вы начинаете понимать суть моего плана!

– Признаться честно, нет.

– Ох, Дарроу! – Мистер Фэйгрис тяжело вздохнул и принялся объяснять: – Мы сейчас же отправим письмо Лайму, и Тэмбурн в тот же час сядет за работу, отбросив все прочие дела: уверяю, на это я повлиять в силах! И уже завтра общественность, взволнованная известием о потрясающе нахальном желании выскочки Габриэля Мирта покорить небо, увидит настоящий резонанс. Одна карикатура, мой друг… Всего одна карикатура может сломать хребет верблюду…

– Во имя Дану, какому верблюду?!

– Это образное выражение! Я имею в виду, что умелая карикатура, расположенная в нужном месте в нужное время, сломала уже немало карьер людям гораздо более высокого полета, чем Габриэль Мирт.

Лорд Дарроу помолчал некоторое время, о чем-то раздумывая.

– Ладно, вы правы, Фэйгрис.

Он тоже выписывал «Панч» и читал за обедом, а потому прекрасно знал, что имеет в виду мистер Фэйгрис, говоря о резонансе.

– И как я сам не подумал… Карикатура! Это же гениально! Вы уверены, что этот Тэмбурн справится?

Мистер Фэйгрис хитро прищурился:

– Поверьте мне, друг мой, этот малый – настоящий профессионал!


Вскоре все детали были улажены.

Когда лорд Дарроу и мистер Фэйгрис покинули ресторан, письмо к мистеру Лайму уже было отправлено вместе с мальчишкой-посыльным. Лорду Дарроу пришлось заплатить мальчишке целый шиллинг, однако он не жалел – в таких делах, как месть, жадность лишь мешает.

– Лайм пришлет вам счет, – сказал мистер Фэйгрис.

– Я не поскуплюсь, – пообещал лорд Дарроу, и приятели расстались до следующей встречи.

Мистер Фэйгрис поймал кеб и умчался обратно в редакцию. Лорд Дарроу же медленно побрел к набережной, где его ожидал экипаж с личным кучером. Его переполняло взволнованное ликование. Скоро, скоро проклятый Мирт получит по заслугам! Поплатится за позор!

Мечты о том, как униженный и раздавленный Мирт будет вымаливать у него прощение, скрасили лорду Дарроу весь оставшийся вечер – и, возможно, даже сон.

ИЗ ДНЕВНИКА АМЕЛИИ ЭКОНИТ

Лунденбурх, апрель 18** года

Иногда мне кажется, что я ужасно глупая. Что всего времени, проведенного вместе с папой над его изобретениями и учебниками по математике, не хватило мне, чтобы развить свой ум так, как того требует наше с Габриэлем дело.


Я всегда считала себя хорошим механиком, но оказалось, что мало уметь собрать вещь, уже кем-то созданную, для того, чтобы изобрести что-то новое. Изобретения требуют широкого ума, лишенного всяческих рамок и границ. Таков ум Габриэля – быть может, все оттого, что он не человек, но и не фаэ, а мост, соединяющий наши народы. Он хорошо знает людей и одарен так, как никто из смертных, и он совершенно ничего не боится! Это особенно восхищает в нем.

В ангаре я порой чувствую себя бесполезной. Все делают Габриэль и Джон. Джон очень хорошо понимает, что Габриэль хочет сделать, и тоже находит свои решения… У него много клиентов, ему доверяют и у него золотые руки – конечно, он может сделать невозможное! Я лишь надеюсь, что, встав у руля гондолы, когда дирижабль поднимется в небо, я окажусь на своем месте и смогу довезти нас до запланированной точки без каких-либо сбоев.

А пока мне остается только слушать их разговоры и наблюдать за тем, как создается чудо.


Вот как вчера: Габриэль и Джон спорили до хрипоты, что им сделать с оболочкой, чтобы найти нужный баланс. Помимо нововведений, придуманных Габриэлем для того, чтобы корпус лучше вел себя в воздухе, нужно что-то еще. Что-то, что защитит оболочку дирижабля от излишнего напора пара. Как я поняла, слабый напор был одной из причин, по которой оболочка не надувалась как следует. Но даже надежные укрепления не застрахуют от того, что сильный напор деформирует ее или она вовсе лопнет. Мне и в голову не могли прийти такие риски!


Габриэль наглядно продемонстрировал нам это на миниатюрной модели дирижабля. При слабом напоре гондола не поднялась. А при сильном – лопнула у меня на глазах. Все как он говорил! Все! Я бы не хотела, чтобы такое случилось, пока мы находимся в воздухе.


Я не помню, кто первый предложил сделать дополнительный шар с воздухом. Они назвали его «баллонет». Шар, в который можно будет подавать пар или снижать давление и который будет регулировать натяжение оболочки изнутри, но при этом, если лопнет баллонет, – не пострадает оболочка.


И вчера мы мастерили его до глубокой ночи – хорошо, что дядюшка Джеффри сказал матушке, что я буду ночевать у него в честь грядущего Белтейна, иначе матушка сжила бы меня со света. Она очень старательно это делает…

Но есть что-то хорошее в ее тираническом воспитании! Я превосходно умею шить, а тонкий шелк прекрасно прошивается крепкой атласной нитью. Правда, после того как Габриэль утопил его в бочке с раствором каучука и спирта, это стало немного сложнее! Но мне все равно было весело. Хотя Поупу, которого он заставил сутки стоять в бочке поверх ткани, было еще веселее – он целый день шатался потом точно пьяный, видимо, пары спирта въелись в его каменные поры.


Так вот, оболочку для дирижабля сшила я. Этими самыми руками. Возможно, я все-таки не совсем бесполезна? Мне хотелось бы так думать. Иначе моя жизнь становится слишком мрачной…

3

Gooseberry (англ.) – крыжовник.

Мирт. Холмы Каледонии

Подняться наверх