Читать книгу Это Тбилиси, детка! - Мария Сараджишвили - Страница 12

Моя соседка Зина
Зина и дрова

Оглавление

Лет двадцать назад меня обуревала жажда деятельности во славу Божию. Сперва я попробовала себя в чистке подсвечников во время службы. Потом решила, что этого мало для Царства Небесного. Долго выбирала жертву для своих подвигов и в итоге остановилась на отце Филарете.

Решила ему дрова для печки носить. Настоящие дрова продавали в то время на Варкетили по нескольку лари за мешок или что-то в этом роде. Лишних лари не было, и я решила обойтись подручными средствами – собирать хворост в пакет и отвозить на другой конец города – в Самгори. Съездила разок, вручила и, довольная собой, поехала назад.

Через пару дней опять потянуло на подвиги. Набрала я снова порцию веточек и иду к остановке. Навстречу Зина со своей колченогой собачонкой Пацико, которая была известна на весь район мастерской ловлей крыс.

– Чего несешь? – И сверлит взглядом мой пакет.

Пришлось показать. Хотя нарушался принцип тайноделания.

– Кому это? – продолжается допрос.

– Да так… попросили.

– Кто попросил? – не отстает потенциальный чекист. – Кому нужно это дерьмо?

Я запуталась в показаниях, пришлось признаться про отца Филарета.

– Ты больная, да? – тут же разразилась буря. – Это ж сгорит за пять минут. Если нести, то качественное, а не вот это! – и скривила выразительную гримасу. Потом задала вопрос по существу: – Ну-ка, давай, говори, где живет батюшка?

– На Самгори выйти, мимо еврейского кладбища, потом налево, потом вниз и в третий дом от начала улицы постучать три раза. Над воротами королек растет.

– Издеваешься? А улица как называется?

– Не помню.

Она театрально возвела глаза к небу:

– И она еще берется учить детей?

Потом тут же произвела рокировку:

– Так, я отведу Пацико и поеду с тобой! Немедленно. У меня как раз есть хорошие дрова.

Так мы оказались у батюшки. Перед калиткой соседка взяла на себя роль первой скрипки, клятвенно заверив, что за дрова теперь отвечает лично она и не допустит в этом святом деле никакой самодеятельности типа жалких прутиков. Батюшка, само собой, радостно Зину благословил.

Через день в семь утра я стала свидетелем спора между соседкой и нашим дворником Рамазом. Яблоко раздора – выброшенный кем-то деревянный стул без ножки. – Отпусти, негодяй, я первая увидела!

Курд захлебывался от ярости и выкрикивал что-то непечатное.

– Не дам! Участок моя и стул моя!

Стул трещал всеми своими целлюлозными клетками.

«Для батюшки старается, – поняла я. – И ведь костьми ляжет за стул!»

С Рамазом соседка находилась в состоянии перманентной войны. То он гонял кошек, которых она кормила по утрам, то она жестом сеятеля разбрасывала мокрый хлеб для голубей на подметенной территории. Как-то Рамаз погнался за ней с метлой, хорошо хоть не побил «эс гижи»[10], как он ее окрестил. В итоге победила мужская сила. На соседку было жалко смотреть, она чуть не плакала. Но Господь утешил ее по-своему. Выглядываю днем, смотрю, она откуда-то тащит старый паркет и сияет, как майское солнце. Милостиво помахала мне рукой и крикнула:

– Целую гору на Палиашвили кто-то выбросил, уже третий рейс делаю!

Лицо ее, обычно с гневными складками, излучало радость.

Как мало все же надо человеку… В однообразной жизни соседки появился новый светозарный смысл – «дрова для батюшки»! Все деревянные отходы в округе она аккуратно складировала и два раза в неделю в больших сумках отвозила по нужному адресу. Батюшка даже выдал ей ключи от калитки, чтоб заходить во двор, когда он будет на службе. Меня она к поездкам ревностно не подпускала:

– Какой от тебя может быть толк. Это мое!

Длилась священная миссия несколько лет. Потом батюшкины чада провели ему газ. А соседке оставалось одно, не героическое – иногда носить ему домашние блинчики. Но это было скучно и неинтересно.

Все-таки, как ни крути, у каждого человека должна быть своя великая миссия. Иначе для чего тогда жить?

10

Эту сумасшедшую (груз.).

Это Тбилиси, детка!

Подняться наверх