Читать книгу Fuck'ты - Мария Свешникова - Страница 10

На следующей неделе мы с Романовичем коротали время, ведя бессмысленный разговор в «Библиотеке», сидя за белым продолговатым столом, покрытым розово-бордовыми салфетками, и ждали черничного пирога. Мы вообще всегда чего-то ждали: то ли вестей от Бога, то ли решимости кого-то из нас, одним словом, потакали бессмысленности.

– Чего ты хочешь?

– Вообще?

– По меню. – Всем своим видом показывая, что я должна прекрасно понимать, о чем идет речь, и добавил: – От отношений.

– Это слишком широко, чтобы так сразу.

– Ну а для начала. Так, наобум.

– Я, может, замуж хочу… Эх, было бы тебе двадцать семь и ездил бы ты на спортивном лексусе, – с иронией сказала я.

– Но я же буду, и ты будешь. И зачем все это?

– Не знаю. Так просто. Чтобы было.

– Вот и я не знаю, зачем тебе все это надо, – не верящим голосом начал он.

– Что ты сейчас читаешь?

– Ничего, я глупый!

– А я…

– Мне это ни о чем не скажет, – перебил он мой интеллектуальный вздор.

– Вот скажи, а о чем мне с тобой говорить?

– Обо всем! Разговаривать можно обо всем! И потом…

И потом темноволосая официантка тургеневского типа принесла нам черничный пирог, две квадратные белые тарелки, сухие и плоские.

Я выделяю несколько видов молчания: когда говорить не нужно, ты просто даешь себе возможность раствориться в другом человеке, небе, городе, книге; любой звук, даже самый притягательный и необременяющий, просто-напросто убьет идиллию; бывает молчание-интрига, когда ты оставляешь на домысливание тот или иной факт и, пристально вглядываясь в мускулатуру скул, прогадываешь реакцию – позиция наблюдателя; а бывает молчание, когда хочется сказать правду, но что-то сжимается и выводит диагноз: «Еще не время». Действительно, кто такие мы с Романовичем? Кто такие мы? И есть ли эти самые мы? Мне захотелось убежать, просто бежать от молчания, в тайной надежде, что он остановит, взяв за руку, и хоть что-то сделает ясным в этом сумбурном наборе знаков препинания. Было все, кроме точек, но больше всего вопросов, ни на один из которых я не находила ответов. Глупо искать точку в триллионе запятых.

В детстве я получила прозвище почемучки, я все время хотела понять, как летают самолеты, как зовут аиста, который меня принес родителям, и правда ли, что творог берется из вареников. И каждый день я старалась прожить, находя хоть один ответ с точкой на конце предложения. Тогда я не знала, что каждый ответ порождает все новый вопрос, главный из которых «А как и когда остановиться?»

В такие моменты я иду в туалет. Зеркало отражает меня, и я сама себе задаю часть этих вопросов. Можно поправить кофту, выдавить прыщик и в конце концов улыбнуться выходящей из кабинки женщине, которая через три минуты будет задавать другие, но не менее важные вопросы. За своим столом. Со своим мужчиной.

Я шла по Г-образному коридору в направлении того, что в России именуют буквой «Ж». Почти у дверей я почувствовала запах. Armani? Он стоял и смотрел, как я почему-то застыла и чуть шмыгнула носом в поисках источника, который бил ключом. Гаечным и по нервам. Он просто стоял и смотрел, застыв в дверях туалета с однобуквенным названием «М». Что ни говори – соседние двери туалетов многое определили в общении полов. Гладкий и довольный, высокий, еще выше, чем тогда, и тот же лукавый взгляд и странный оскал.

– И по какой причине ты здесь?

– А ты?

Он затянулся, держа сигарету глубоко между пальцев и облокотившись рукой о стену…

– Я Макс… И я знаю, как тебя зовут. Так что можешь смело сказать мне номер своего телефона.

И непонятно зачем, под давлением нитевидного импульса я назвала ему семь цифр.

– Я позвоню. – Он прошел, проведя рукой по моей, и все. Просто прошел мимо, унося за собой аромат Armani. А я… Я не понимала, что в нем цепляет. Может, просто запах? И мы на уровне чего-то животного – я же говорю, живот, а не сердце, – воспринимаем проходящих мимо? Но почему-то от него журчало что-то возле ключицы и уходило вниз по спине. Сильно вниз.

Есть типаж мужчин, который меня привлекает. Немного молчаливые, стальные и обжигающие холодом, непонятные, неясные, непредсказуемые для меня, но стабильные и чистые для кого-то, немного мечущиеся, но представляющие свой выбор как единственно правильное решение люди. Когда он стоит рядом, ты чувствуешь его по запаху, теплу, не нужны прикосновения, чтобы ощутить то самое «рядом».

Они пропадают навсегда и появляются в тот момент, когда ты перестаешь ждать, они держат тебя на длинном поводке, ты не можешь подойти совсем близко – не ты решаешь, но и не можешь убежать, потому что вы связаны, только чем, неясно. И знают ли они о том, что вы подчиняетесь этой силе притяжения? Или это одностороннее явление… А еще отношения с ними – это вечная игра. Как сказал бы Гоша, о котором вскоре пойдет речь: задумка хреновая, но графика обалденная. Такой мужчина претендует на все твои мысли, и две игры одновременно вести невозможно, и приходится выбирать, а сознательный выбор – это согласие платить или бартером, или болью. Ведь кто-то всегда проигрывает. В жизни обязательно кто-то будет идиотом, а в книгах кто-то умирает.

Алек, облокотившись на правую руку и собирая крошки с салфетки, с кем-то говорил по телефону. Он всегда звонил, когда был один. Но никогда мне. Пару лет назад я перестала ждать его звонков – он делал это спонтанно и всегда нелогично, мы часто меняли телефонные номера, и вот, казалось бы, невидимая ниточка, похожая на радиоволну, окончательно разрывалась и мы разбегались, – как вдруг пасмурное утро в кофейнях Москвы снова поощряло нас встречным поцелуем в щеку.

Я села за стол и стальной ложкой начала ковырять пирог. На этот раз он не казался мне вкусным, любое заведение со временем меняется, и то, что когда-то подавалось с сахарной пудрой и ягодами, теперь просто и невычурно поливалось клубничным соусом, заставляя сморщенные ягоды бликовать и обнажать свою швабристую форму.

– Ты ничего не ешь. А когда ты голодная – ты злая, – констатировал Алек давно известные факты моей физиологии, аппетитно насаживая на вилку куски пирога. И собирая облизанным пальцем крошки с края тарелки. На месте швабры я бы многое в нем переделала, но это не моя забота. И слава Богу… Или нет…

– Ты же меня знаешь.

– Нет, я тебя не знаю. Как и ты меня. Это все иллюзия. Вот ты смотришь на снимки. Думаешь, это жизнь? Да ни хера подобного, это так – красивая мизансцена, чтобы идиотам дальше жить хотелось.

– Ты не прав.

– Кто не прав, тот лев. А кто лев, тот может заниматься сексом сто тридцать раз в день. То есть круглосуточно, – он сам посмеялся над своей шуткой, прокрутив пальцем путь стрелки часов.

– Тебя на столько не хватит, – я ехидно улыбнулась отражению собственного сарказма.

Наверное, было забавно наблюдать, как двое в городе смеялись сами над собой только затем, чтобы быть осмеянными друг другом.

– Странный номер, не знаешь? – я показала Романовичу высвечиваемый на дисплее набор цифр, и он отрицательно покачал головой.

– Алле, – сказала я обычным голосом, на что в ответ получила странное опровержение людской уверенности в нескорых звонках случайных встречных.

– Это Макс. Скажи, а ты еще долго будешь там сидеть?

– Не знаю.

– Тогда жду тебя через час в «На лестнице».

От «Библиотеки» до «На лестнице» пять минут пешком, десять минут на машине и трое суток для запроса вертолетной площадки. Вот такая Москва. Никакой логики – и это прекрасно.

– Алек, – начала неуверенно, – я сейчас уеду. Просто уеду ненадолго и все. Я приеду. Не знаю во сколько, но приеду. К тебе. С тортом и DVD. А сейчас мне надо уйти.

– И что? – ударил он меня своими едкими, как жгучая краска для мелирования, словами.

– Я позвоню, – я подошла и поцеловала его в насупленный нос, потом в каждую их щек, потом где-то между. И ни разу в губы. Около шеи я остановилась и начала внюхиваться.

Официант неодобрительно на меня посмотрел. Так и хотелось показать ему fuck, имея в виду жест.

– Скажи, а ты сегодня надушен?

– Нет.

– Пусть пахнет Armani, и я примчусь к тебе на крыльях ночи.

И ушла.

Я спускалась по белой, утопленной среди синих стен и зеркал, лестнице и в каждом движении чувствовала только один запах…

Кафе «На лестнице» в тот момент еще не превратилось в молодежное rnb-месиво, и сюда частенько захаживали мужчины в самом расцвете сил и финансовых возможностей в поисках молодых тел и сердец. Интерьер кафе включал три зала: нижний, с меховыми потолками, круглыми столиками и свечками из «Окна в Париж», средний, сделанный по аналогу одноименного ресторана в Нью-Йорке и третий, в самом поднебесье, огороженный сначала диванами, а потом и шторами из летящей светлой органзы.

Я точно знала, что Макс ждет меня в среднем, нижний – для встречи тех, кто хорошо знаком, в свете и спокойствии, VIP точно был забронирован, и потом, откровенно говорил о намеке на бурную ночь. А такие люди в лоб не ударяют.

Около получаса я ходила по улице и слушала радио. Я вообще дурочка и люблю задавать вопросы. И волна FM отвечает мне словами и музыкой, которую я понимаю так, как хочу понимать. Вот такая фантасмагория. А как иначе? Попала на get out right now. Leave. Да, на улице действительно холодно.

Охранник помог снять тяжелое пальто, вместе с ним соскочил и джинсовый пиджак. Туда ему и дорога.

Если вы не были в «На лестнице», то вы, наверное, ничего не потеряли, хотя не мне об этом говорить. И не вам об этом судить.

Макс сидел на дальнем диване и пил что-то красное, но не вино. Из бокала для коньяка, но не коньяк, без трубочки, но не коктейль. Что-то кровавое, одним словом.

– Я знал, что ты придешь.

Села.

– Почему?

Встала поправить платье.

– Ну а почему бы тебе было не прийти?

Я опять села и заказала мохито.

– Что ты пьешь?

– Хочешь? – он протянул мне свой бокал.

Но это уже было слишком.

– Нет. Я не пью из чужих бокалов. И не докуриваю сигареты. И не пользуюсь чужой косметикой. И не читаю чужие книги, а покупаю такие же.