Читать книгу Ты где? - Мария Василенко - Страница 2

– Так, всё. Если просижу с тобой ещё пять минут, я точно опоздаю. – Выпив последние капли крошечного эспрессо, мой муж встал из-за стола. – Не обидишься? – шутливо добавил он.

В его больших ладонях этот крошечный напёрсток всегда смотрится слишком трогательно.

Не понимаю, как он может пить эту крепкую микрогадость.

– Вечером ужинаем дома, – напомнила я.

– Я буду пораньше, – украдкой меня поцеловав, он наконец собрался и вышел. До офиса ему ехать минут двадцать, успевает. Ну и прекрасно.

Удивительно, но едва ему стоило скрыться за поворотом, течение времени будто бы замедлилось раза в два. Восемь лет в браке, а мне до сих пор немного грустно, когда он куда-то уходит.

Я осталась завтракать в одиночестве.

Сквозь непонятного происхождения дымку, зависшую над Москвой, в окна пробивалось солнце. Можно было бы неторопливо попивать свежевыжатый апельсиновый сок и наслаждаться хорошим отельным завтраком, но в 8:30 буднего утра в бизнес-отеле атмосфера совсем иная.

За окном город торопился на работу, Садовое кольцо стремительно вставало в пробку. Этот город давно во власти людей, зарабатывающих для себя деньги. И порой забываешь не только о чувствах, но и просто посмотреть по сторонам. В это утро у меня внезапно нашлось время на всё вместе: и на завтрак, и на чувства, и на рассмотрение всех четырёх сторон света.

Я совершенно случайно этим утром оказалась в царстве бизнес-завтрака на Садовом кольце. Это совершенно не моя среда. Но вместо неловкости я испытывала чувство любопытства. Я с интересом разглядывала людей. За каждым столом вокруг меня либо происходили бизнес-встречи, либо к ним активно готовились. Каждый преследовал свою цель: съесть тост с маслом, а потом захватить мир. Или кашу, а потом немного заработать. Со всех сторон лилась рекой английская речь и кофе американо.

Мой взгляд задержался на идеальной женщине, словно с рекламного буклета какого-нибудь банка: азиатка, чёрные, очень ухоженные, средней длины волосы, умеренно красная помада, слегка подведены глаза, аккуратный и строгий темно-синий, почти черный костюм согласно дресс-коду мировых стандартов. Вполне себе стройные, но все-таки крупноватые ноги украшали ярко-красные туфли на невысоком, ровно как и положено по тем же правилам, каблуке.

Она явно готовилась к важному завтраку и, пока была еще одна, немного трогательно выбирала хлеб для тостов. Этот белый? Или, может быть, всё-таки серый со злаками? Или всё же лучше белый?

Вообще-то женщине, сошедшей с рекламного буклета, так не полагалось.

Я продолжила её рассматривать, будто что-то искала: на одной из туфель слетела набойка и поцарапался каблук. Бинго! Теперь я вижу, что она точно настоящая. И, как многие женщины, царапает каблук и не успевает отнести любимые туфли в мастерскую перед важной встречей.

Я огляделась по сторонам и принялась искать в каждом сидящем в этом зале «слетевшую набойку». Вот идёт мужчина с фигурой и лицом итальянского мачо. Вы же помните тот стереотип, что итальянцы всегда неприлично хорошо одеты, так что изъяна не найти. Хотя невыспавшееся и злое лицо данного «мачо», пожалуй, и есть та самая «слетевшая набойка». Он жевал полезные мюсли и запивал их чёрным кофе, и с набитым ртом что-то говорил на английском своим собеседникам из России. Я точно не слышала, но, судя по выражению его лица, это вполне могло быть что-то в духе: «Скажите спасибо, что я вообще с вами сижу».

Вот, например, молодой парень в зелёных шортах и белых мокасинах. Что он тут делает в своих зелёных шортах в среду утром, среди всех этих людей с амбициями, захватывающих корпоративный мир? У него очень доброе лицо и немного мятая рубашка поло. Наверняка в чемодане помялась, когда вёз. И непохоже, что его ждут сегодня бизнес-встречи. Наверняка тут дело в чём-то более романтичном и лёгком. Хотя, если следовать моде, вполне вероятно, он косит под Стива Джобса, пренебрегая дресс-кодом. Он неспешно завтракает, листает что-то в айфоне, но всё равно чувствует себя скованно. Словно не дома. Ещё бы. Тут нет ни одного расслабленного человека.

Тем временем на встречу с женщиной в красных туфлях пришли двое мужчин. Обмен визитками, любезностями, тостами, баночками с джемом… и понеслась. У неё, кстати, очень хорошие манеры. Явно мама прекрасно её воспитала. Предположим, что в детстве она слушалась и прилежно училась. А потом выросла, получила высшее образование, такое, какое все мамы желают своим умницам-дочерям, и стала самостоятельной и уверенной женщиной, которой мама очень гордилась бы.

У каждого в этом зале есть мама. И каждого она чему-то учила. Вот того полного американца, сидящего за предпоследним столиком в моем ряду, наверняка мама хорошо кормила и гладила ему рубашки с не очень модным воротником. Зато с любовью. Теперь он вырос и превратился в огромного розовощёкого стесняющегося парня, неумело злоупотребляющего холестерином в свободное время, и в немодной рубашке.

А вот этот мальчиш-плохиш, за соседним столом, наверняка слушался больше папу. Или вообще никого никогда не слушался. Теперь у него цепь на шее, модный телефон, и он привёз хрупкую блондинку в Москву из, скажем, менее популярного города России. Сейчас он ей тут всё покажет.

А вот у официанта, который несёт для них кофе, очень добрые глаза. Вероятно, у него очень любящие родители, которые дали ему много тепла, образования и совершенно уместной скромности. Вероятно, у них в семье совершенно не важно, где ты работаешь, главное, чтобы был хорошим человеком. Тем более он не так уж и ужасно работает: в одном из лучших отелей Москвы. Пусть он не постоялец, но он один из тех людей, которым хочешь рассказать о своей жизни, и он, кажется, понял бы.

В общем, практически каждому человеку в этом зале, да и во всем мире в целом, мама дарит своё тепло, заботу и далее по списку, что обеспечивает человека силой на всю оставшуюся жизнь. Недавно прочитала, что однажды те, кто познают «мир без мамы», становятся другими, навсегда иными для тех, у кого в системе координат мама есть. Разница между такими людьми колоссальна. И пусть эта история будет про тех, у кого пока мама есть.

У меня, кстати, есть мама. Она тоже заботливая, ласковая, нежная, мудрая, смешная, трогательная: бывает, звонит не вовремя, бывает, слишком много играет за компьютером, бывает, читает до утра или курит много, излишне за меня волнуется, готовит еды больше, чем я могу съесть… Она у меня хорошая, просто лучшая. И у меня нет и не было к ней претензий, кроме одной – мама умерла четыре года назад.

Я не знаю, почему именно в это утро мне пришла в голову идея написать всё то, что предстоит вам прочесть. Но я абсолютно точно знаю, что это кому-нибудь нужно.

Шесть лет тяжёлой болезни, о которой никто ничего не знает. Шесть лет неловкости. Шесть лет понимания всех тех, кто хочет помочь, но не знает как. И, конечно же, понимания тех, от кого помощи ждёшь, а она так и не приходит.

Шесть лет бесконечных медицинских исследований, непонятных слов, сомнений: «А правильной ли дорогой мы идём?!» – и полной неизвестности.

Шесть лет надежды, сопротивления, любви, ужаса, беспомощности и бесконечной веры в то, что если вместе, то не так страшно.

Это были шесть лет с мамой, но без мамы.

Когда твои близкие умирают – это больно. Когда твои близкие умирают каждый день на протяжении шести лет – этому нет названия.

Это шесть лет издевательства? Да нет, пожалуй. Всё-таки это были шесть лет жизни. Пусть и очень непростой. Лично меня болезнь мамы вывернула наизнанку и, наверное, даже воспитала. Только я, конечно, предпочла бы совершенно другие уроки.

Я на самом деле до сих пор не смогу ответить на вопрос: как бы вы хотели, чтобы ваш близкий ушёл? Быстро, в один миг, или растянуть этот процесс на шесть лет?

Правильный ответ: я не хочу, чтобы мои близкие уходили. Поэтому я, сама того не понимая, боролась с маминой болезнью до последнего дня так, что не позволяла себе и мысли о том, что проигрыш – он уже вот-вот, за последним поворотом.

В России не принято болеть. Здесь нет на улице больных людей, так как они спрятаны по своим домам, из которых мало у кого есть возможность выйти. Несмотря на достаточно большое количество парковочных мест для инвалидов, люди просто не могут выйти из собственного подъезда. И сходить в ближайший магазин за хлебом. Потому что даже если у крупных магазинов есть пандус, ни одна инвалидная коляска не проедет по этим тротуарам и сломанным бордюрам. Особенно зимой. У нас не пропускают машины скорой помощи на дорогах. Да и сама эта помощь настолько «скорая», что иногда уже и не надо. Некоторые врачи в обычных районных поликлиниках не утруждают себя вниманием и сочувствием, пока их не угостишь денежной купюрой или звонком от очень большой и высокопоставленной должности. Просто потому, что перегружены работой и существуют большие проблемы с финансированием.

И лишь немногие могут работать за всех так, что плачешь от благодарности и признательности.

Всё это мы выучили наизусть за шесть лет этой ужасной болезни, которой порой некоторые врачи боялись больше, чем я, чем вся моя семья.

Чего же боялась сама мама, сказать теперь очень сложно. Потому что способность говорить и ясно излагать мысли она потеряла почти сразу. И несколько лет наши беседы проходили в достаточно сложном ключе. Но всё по порядку. Мне хочется вам всё это рассказать для того, чтобы однажды вы не испугались.

Если вдруг встретите кого-то в инвалидном кресле с отсутствующим взглядом, если кто-то из ваших друзей вдруг перестанет рассказывать о родителях, или же однажды доктор скажет вам невообразимую абракадабру, которая будет означать страшный диагноз, просто знайте: жизнь – она до последнего вдоха. И качество дыхания, пусть и затруднительного, зависит только от вас. И от того, кто рядом с вами.

P. S. Пока вы не прочитали эту книгу, пойдите, пожалуйста, и обнимите своих маму или папу. Или позвоните. Или, как я, просто улыбнитесь её фотографии. Это всегда лучше, чем совсем ничего.