Читать книгу Дети Нитей. Эллед - Мария Вилонова - Страница 9

На отдых и прогулки Анха выделил мне ровно три дня. К концу последнего из которых мои мышцы, кажется, также окончательно смирились с тем, что Тин не оставит меня в покое, и вместо жуткой боли теперь отзывались на необходимость двигаться просто неприятным, едва уловимым жжением. Мы с девчонкой облазили, кажется, весь Маатс, хоть я полагал, что это было невозможно и за пару жизней. Убедившись, что в достаточной степени потаскала меня по всем переулкам и лестницам города, Тинэко сосредоточилась теперь на самом Элледе, в коридорах и башнях которого мы провели последний мой свободный от изучения и защиты ткани мироздания вечер в жизни.

О самой девчонке я узнал несколько больше. Рицико оказался не просто ее учителем – он воспитывал племянницу после смерти отца Тин, уже очень много лет. Об обстоятельствах его гибели мы не говорили, но я почему-то ощущал, что это несколько связано с ее фразой о том, что Элурен не всегда способен уберечь от тяжелых воспоминаний. Но, исходя из того, что Рицико сам неимоверно гордился близостью к королевской семье, я сделал вывод, что Элурен все же не был виновником этой смерти. Просто, видимо, Тин оказалось тяжело смириться. Я ее понимал, слишком хорошо понимал, чтобы никогда больше не заводить подобного разговора в принципе.

О моей семье мы также никогда больше не говорили. Не знаю, рассказала ли она, действительно, Рицико то, что узнала тогда, на второй день нашего знакомства, – это, признаться, не имело значения. Никому уже не важно, кем я был раньше и как именно попал в Эллед. Теперь я стал одним из них. Это все, что интересовало магов Дома. И мне до ужаса близок был подобный подход. Я знал, что прав, знал, что отец и остальные никогда не простили бы мне решения отдать Пустоту в руки королевства. Не потому, что ненавидели их или боялись, нет, меня с детства учили, что армия Элледа – благо и их требуется уважать и чтить. Просто… Черные Нити были для нас чем-то очень священным, слишком значимым, чтобы даже коснуться их. Такая странная религия, приведшая в итоге к гибели всех верующих. Поделиться – пожалуйста, но никогда, ни при каких обстоятельствах не использовать. Даже если позволил использовать другим. Так что уже в тот момент, когда я подчинился приказу наплетать Пустоту в коконы магов, я предал своих предков. Тогда, когда почистил коконы мастерам, – предал еще раз. В тот момент, когда просил Анха помочь мне изучить и понять черные Нити, – просто закрепил эффект. Это еще не считая моих экспериментов с Пустотой и Огнем. Мы все, каждый из нас, любили ее, просто невероятно любили, не в силах прекратить наблюдать и восхищаться. Но моя любовь оказалась другой – сильнее или слабее, не знаю. Я просто не смог позволить ее использовать ради наживы. Хотя должен был бы, по мнению собственной семьи. Их не слишком интересовало, если честно, что будет дальше. Не очень-то волновало, как именно те убийцы из деревни станут использовать ее, раз уж научились. Они не были одними из нас, не были частью нашей общины. Да, подобное обращение с Пустотой было бы ужасным и для родичей – они бы предпочли ненавидеть этих людей, люто и искренне. Но самым важным было то, чтобы все это не касалось меня, их сына. Всех их детей. И те, кто, как и я, там, в плену, согласился плести черные Нити в надежде отомстить и уничтожить тварей, растерзавших нашу деревню, были для них предателями. А я – последним клятвопреступником, ничем не отличавшимся от тех самых убийц и захватчиков. Потому что их дети пошли со мной. Согласились на мой план, поверили мне. То, что я подвел их, терзало меня теперь куда больше, чем осуждение предков в Чертогах Вечности. Потому что я не смог защитить собственный народ. Собственную Нить. Вот как раз об этом я не собирался рассказывать никому в принципе. Ни Тин, ни Анха, ни одному живому существу на свете. Я просто искренне надеялся, что однажды смогу искупить вину. Помочь все-таки тем, кто рассчитывает на меня. Спасти их. В данной ситуации, с учетом всего, что произошло, последнее, что могло меня заинтересовать, – это гнев предков. С ним я разберусь, если придется, там, за чертой смерти. Теперь меня волновали исключительно живые. Может, действительно, фраза о том, что личные интересы не должны стоять выше интересов Дома, была последней каплей, единственным, чего мне не хватало? Не хватало ради того, чтобы как следует разозлиться на себя за глупость и трусость, за нежелание пожертвовать самим собой, спасая близких. Нормально пожертвовать, так, как требовалось, а не просто умереть, отказавшись защищать.

«И в этот раз у них будешь ты, правда ведь, аккари Найт?»

Да. Теперь у моего народа, наконец, буду я. Не сомневаюсь, Анха отлично научит меня, что значит действительно быть у своего народа. Я видел, что он это прекрасно умел. По уважению и преданности, которая сопровождала его от каждого из тех, кто звал себя элледом. Или гражданином Элурена. Я слишком хорошо понимал, что Анха тоже жертвовал, собой и своими интересами ради каждого из них. Только он, в отличие от меня или жителей той самой деревушки на побережье Йорока, делал это правильно, так, как диктовали обстоятельства. Я не винил семью за случившееся, но понимал, что больше поступать так, как считали верным они, не хотел и не собирался. Я видел, к чему это привело. А там, в поездке с мастерами, наконец, понял причины.

– Готов, аккари? – Анха внимательно рассматривал меня со странным выражением лица.

– Да, севойо, – отозвался я и коротко улыбнулся, с некой, уже совсем слабой тревогой ожидая совсем близкого момента, когда окончательно растопчу все заветы предков, передав черные Нити в руки Элурену.

– Меня начинает несколько смущать твоя мрачная решимость, – усмехнулся мастер. – Как мало времени понадобилось пятнадцатилетнему мальчишке, чтобы перейти от страха и отчаянья именно к ней. Немногим, полагаю, такое бы удалось.

– Мне достаточно было последствий отсутствия подобной решимости, севойо. – Я тяжело вздохнул. – Я потерял семью, по собственной глупости. Почти потерял свою Нить. Вейо Найши сказал, что, когда понадобится моя сила, не будет никого сильнее меня. Значит, и сейчас никого нет сильнее, так?

– Да, аккари. – Анха коротко улыбнулся и тихо, немного печально уточнил: – Скажи, тебя ведь уже называли так однажды, верно?

Я, стиснув зубы, на мгновение зажмурился и вынужден был признать прямо:

– Да, севойо Анха. Уже называли.

Он усмехнулся и кивнул:

– Мы предполагали. Слишком уж ты не похож на обыкновенного ребенка, попавшего в беду. Но мне было интересно, сумеешь ли ты ответить честно.

Я невольно улыбнулся и снова тяжело вздохнул.

– Мы защитим ее, Найт, – спокойно сказал Анха, – так же, как любую другую Нить мироздания. И, наконец, выясним, на что она способна. Твоя семья была бы рада подобному, уверен.

Значит, Тин не рассказала. Рицико наверняка доложил бы Анха подробности, а сам Великий Мастер никогда не произнес бы подобной фразы, знай он то, что услышала Тинэко. Он прекрасно бы понял, насколько больно в нынешних обстоятельствах она прозвучала. Так что, видимо, в дружбе будущего мастера Хэддена я имел полное основание не сомневаться, действительно. Пусть даже и началась эта дружба с приказа. Но я все-таки чувствовал, что нас с Тин что-то объединяет куда сильнее, чем воля старшей школы королевства. Может, просто скорбь от потери близких была в нас слишком одинаковой, чтобы нашлось понимание. И тот самый общий язык, что приводит в итоге к дружбе.

– Моя семья посчитала бы кощунством саму мысль о том, чтобы использовать Пустоту, севойо Анха. – Я решил не скрывать правды. – И предательством мгновение того, когда я однажды коснулся ее. Это все был мой собственный выбор, и они бы не гордились своим аккари за подобное.

– Теперь это мой аккари, Найт. – Анха приподнял бровь. – Похож ли он на того человека, о котором ты говоришь?

– Не следует отказывать в помощи, когда можешь ее оказать. – Я нашел в себе силы улыбнуться. – Ты сказал так там, в той деревне, севойо Анха. Это действительно важнее моих желаний, теперь я очень хорошо вижу данную истину.

– Тогда показывай свою Пустоту, аккари Найт, – тепло улыбнулся мастер. – Просто дай мне руку и смотри на Нити. Я увижу ее твоими глазами.

Я подчинился, исполнив волю Великого Мастера, разорвав тем самым на клочки всю свою прошлую жизнь и личность того, кем являлся прежде. Нет, показать я имел право – мы все подобное право имели. Но я знал последствия. И теперь от лица того самого мальчишки, сидевшего на берегу моря наедине с отцом и Пустотой, я вынес себе приговор. Где-то в глубине души, пока взволнованно ожидал вывода учителя, я чувствовал еще этого мальчишки слабое, но очень яростное негодование. Только голос того, кем я был прежде, уже не имел значения. Уже ничего не имело значения, кроме самого факта того, что черные Нити требовалось уберечь от повторения событий, случившихся со мной и моей семьей несколько лет назад.

Анха, понаблюдав некоторое время, удовлетворился увиденным полностью и отпустил мою руку. Теперь он смотрел со странным выражением удивления на лице. Я сидел перед ним, несколько опасаясь его вывода, гадая, как он отнесется к ней такой. К тому, без чего сама ткань мироздания не может существовать вовсе. Позволит ли мне действительно изучать ее или отныне посчитает еще более опасной, чем прежде, когда мог разглядеть только орудие убийства? Когда не понимал еще, чем именно она является и каким образом неаккуратное обращение с ней может сказаться на всем нашем мире?

– Поэтому мы никогда не плели ее, – сглотнув, пояснил я. – Поэтому использовать ее как угодно считалось преступлением. Самая хрупкая, самая тонкая Нить мира. Его основа, его каркас, связывающий всю ткань мироздания в одно целое.

– Вы все же понимали, что именно это такое, – криво усмехнулся мастер.

– Да. – Я опустил голову. – Очень хорошо понимали.

– Тогда каким образом она попала в руки бандитам, Найт? – хмуро уточнил Анха. – Как они узнали о ней и почему смогли использовать? Не ты же плел Пустоту в наши коконы там, в деревне, верно?

– Не я, впервые они решили сделать это сами. – Я тяжело, мрачно вздохнул. – Им показали. Это как раз не считалось чем-то дурным. Просто два путника, просившие ночлега. Заблудившиеся в непогоду маги. Они заметили, наверное, что мы медитируем и наблюдаем за Нитями, и уточнили. И им сказали, как ее можно разглядеть. А после просили не прикасаться, ведь она уничтожает тех, у кого есть коконы.

– Кто это сделал? – как-то пугающе спокойно спросил Анха.

– Не знаю. – Я покачал головой. – Кто-то из деревни. В любом случае, сейчас этот человек мертв.

– Хорошо, – холодно заметил мастер, – иначе я бы убил его лично.

Я все-таки поднял на него глаза. Вот теперь Анха был очень зол. И я неожиданно слишком хорошо понял, по каким именно причинам Рицико так легко перестает провоцировать Великого Мастера, услышав всего лишь крошечную, сказанную вполне дружелюбно и только ехидно, насмешку. Такой ледяной ярости я прежде никогда в жизни не встречал.

– Поэтому я отдаю ее Элурену, севойо Анха. – Я судорожно выдохнул. – Она теперь в твоей власти. Если пожелаешь, я буду только смотреть. Я наплету себе кокон мага Разума и не смогу к ней прикасаться в принципе. Я приму и исполню любое твое решение, только защити ее, прошу.

Анха глубоко вздохнул, прикрыв глаза, провел ладонью по лицу и покачал головой:

– Ты сказал, что им показали. Бандитам. Они смогли ее увидеть Зрением, сами?

– Да. – Я печально усмехнулся. – Ее может увидеть любой. Даже Великий Маг, думаю. Отсутствие возможности улавливать часть Нитей никогда не было проблемой. Есть способы, чтобы уйти в Зрение глубже, чем привыкли обычные маги. Особый вид медитации. Который передавался в нашей семье многие поколения.

– Ты кому-то о нем рассказывал? – Анха приподнял бровь.

– Никому, кроме сотто в своей деревне. – Я покачал головой. – Их теперь тоже уже нет. Посторонним не говорил никогда. Я изначально считал это все очень плохой затеей. Рассказывать всем подряд. Я, в отличие от моего отца, вырос на историях об армии Элледа, севойо Анха. И слишком хорошо уже тогда знал, почему она вообще существует на Востоке.

– Все знают почему. – Мастер очень внимательно меня разглядывал. – Но только одному тебе пришло в голову, что некоторые вещи должны оставаться в тайне от посторонних?

– Не только мне. – Я мрачно усмехнулся. – Некоторые, моего возраста, думали так же. Но у нас были старшие, и мы не могли им не подчиняться. А они, видимо, слишком хотели верить, что один вид прекрасных черных Нитей может исправить любого подлеца. Настоящих причин мне уже не узнать. Но мы способны были только не рассказывать посторонним, и мы не рассказывали. Никто из тех, с кем я разделял эту точку зрения, не показал бы тем путникам, как ее увидеть. Я знаю это. Они и были со мной там, в той деревне. Были готовы использовать Пустоту, чтобы уберечь ее. Но не смогли. Никто из нас не смог.

– Они шли за тобой, аккари? – с печальной усмешкой уточнил мастер. – Добровольно сдались в плен?

Я стиснул зубы. Я не хотел говорить об этом. Никому, никогда, ни при каких обстоятельствах. Но лгать я не просто не мог за абсолютнейшей бессмысленностью подобного – я этого не желал в принципе. Может Великий Мастер или нет распознавать ложь.

– Да, севойо, они согласились на мой план.

– Это называется – подчинились своему вейо, Найт, – холодно поправил Анха. – Твой отец, я так понимаю, к этому мгновению был уже мертв, верно?

Я болезненно поморщился и опустил голову. Знал ли я? Да, знал. Слишком хорошо, на самом деле. Но услышать эти слова от кого-то еще было невыносимо.

– Называй вещи своими именами, – мрачно напомнил Анха, – даже если тебе невероятно больно от подобного.

– Я не был их вейо, – сквозь зубы заметил я. – У нас это называлось иначе. Но, каким бы словом это ни обозначалось, да. Они пошли за тем, кому должны были подчиниться. И я не спас их.

– Горстка детей, – раздраженно произнес Анха и тяжело вздохнул. – Единственные, кто хотя бы попытался защитить ткань мироздания, – это просто горстка детей. Да еще и такую Нить. Восток иногда сводит меня с ума, даже несмотря на то что и сам я не из Элурена.

Я поднял на него глаза в полном изумлении:

– Ты считаешь, что мы все сделали правильно, севойо? – очень тихо выдохнул я.

– Вы попытались сделать все правильно, аккари, – хмуро отозвался Анха. – Глупо было бы винить детей в том, что вам недостало решимости. Но ты и те, кто пошел за тобой, – единственные, кто не предал свою Нить. Что бы там по этому поводу ни думали твои предки.

Я крепко зажмурился, пытаясь осознать, что именно сейчас услышал. Анха, Великий Мастер Элледа, считал, что я поступил верно. Что я попытался защитить ткань мироздания. Мы попытались. Он не винил нас в том, что не вышло, он… сочувствовал?

– Аккари Найт, – позвал Анха.

Я открыл глаза и уставился на него, полный недоверия, боли и смятения.

– Тебе я ее отдам. Мы изучим ее вместе и найдем способ безопасного обращения с черными Нитями. Обещаю. – Мастер улыбнулся. – Я вижу, что ты пытаешься ее уберечь. И верю, что в твоих руках она будет в безопасности. Позже, когда научишься защищать правильно.

– Может… – Я тяжело вздохнул, понимая, что, как бы ни был счастлив услышать подобное, должен уточнить. – Лучше, действительно, если ее никто больше не увидит? Если о ней не будут знать вовсе?

– Все равно узнают, Найт, – покачал головой Анха. – Нашла способ твоя семья – найдут и другие. И никаким богам неизвестно, кем именно окажутся эти другие и как предпочтут с ней взаимодействовать, открыв вновь. Как одна из школ Элледа твоя Нить будет куда в большей безопасности, чем в забвении. Потому что, если она будет известна, будут известны и правила, за которые Элурен может спросить. А если ее обретут вновь многие годы спустя после нас, еще далеко не гарантированно, что Эллед успеет до того, как все это обернется очень большой бедой. К тому же нам в любом случае требуется знать, что делать.

– Я приму и исполню любое твое решение, севойо, – в очередной раз повторил я, теперь с затаенной радостью от того, что мои черные Нити остаются все-таки в нашем мире. В Элледе.

– Тогда показывай, как ее можно увидеть, – усмехнулся Анха. – Кстати, ты заметил, что Пустота и Разум явно очень зависимы друг от друга? Думаю, этот момент следует изучить подробнее.

Я, широко улыбнувшись, принялся объяснять правила медитации. Действительно, впервые в жизни объяснял кому-то не из своей деревни, как именно можно уловить и почувствовать черные Нити. И впервые за многие, очень многие дни сомнений и переживаний в принципе не испытывал ни капли тревоги от того, что именно творю. Теперь я точно знал, что все делаю правильно. Та ярость, которую я увидел от Анха, когда он узнал о том, что произошло, ясно говорила, что он не даст Пустоту в обиду. Я доверял ему в вопросах безопасности своих Нитей куда больше, чем кому угодно другому. Куда больше, раз уж на то пошло, чем самому себе.