Читать книгу Когда ты станешь моей. Книга 1 - Мария Высоцкая - Страница 9

 Вилейкин жил в центре города, в скромной пятикомнатной квартире, доставшейся от родителей, которые ровно год назад эмигрировали куда-то в Европу. Да и сам Веня не слишком вписывался в быт нашего города, внешне вполне непримечательный парень, невысокого роста, с чуть кудрявыми темно-русыми волосами, узкими плечами и очками на пол-лица, жил какой-то своей очерченной от основной массы жизнью.

Сразу после школы Веню отправили в Москву, к родственникам матери – учиться, вернулся он год назад, еще в столице подсев на наркоту. Наша деревня, по мнению его предков, должна была стать местом реабилитации, но, как оказалось, Вилейкин не только не завязал, но и попал в гущу событий, связанных со сбытом этой дряни в нашей области.

Так как Веня был единственным знакомым мне человеком, который мог быть в курсе о тех, кто на меня напал, плавая в недалекой от них среде, с раннего утра я выдвинулся к нему.

Квартира, куда меня впустила какая-то размалеванная девка, похожая на проститутку, очень отличалась от того, что я видел, приходя сюда школьником. Высокие потолки, забитые техникой и мебелью комнаты, единственное, что осталось прежним. В остальном полная разруха и бардак, местечко, больше смахивающее на притон. В холодильнике банка черной икры, сверток красной рыбы и еще куча всякой всячины, что странно, исходя из присутствующих здесь людей. Их много, и они явно не соображают, что происходит.

Вилейкин сидит в углу комнаты, которая когда-то была кабинетом его отца. Его тушка покоится в черном кожаном кресле, руки расслаблены, а глаза изредка моргают.

Запираю за собой дверь, ставя стул перед Веней спинкой к нему. Открываю плотные алые шторы, впуская в комнату солнечный свет. Воздух, переполненный дымом, кажется затуманенным, что четче видно под яркими лучами.

– Здорово, – сажусь, упираясь руками в спинку.

Веня прищуривается, склоняя голову вбок.

– Доронин?

– Я. Жизнь у тебя кипит, смотрю, – оглядываюсь по сторонам, останавливая взгляд на полке, уставленной книгами.

– Саня?

– Веня, ты совсем утух?

– Я стекло, – наклоняется вперед, – вмажешь?

– В другой раз, – возвращаю внимание к Вилейкину, – слушай, ты же с местными бандосами знаком?

– Смотря кто тебе нужен. Наезжают?

– Не то чтобы, но нужна информация. Парень, Влад, с быком на черном мерине ездит. Меня из-за него вчера так отделали.

– Сын Аккорда? – проводит пальцами по губам, изображая застегивающуюся змейку. – Тут я могила, говорить о Петре Викторовиче – себе дороже.

– Петр Викторович – это Аккорд, а Влад его сын? – переспрашиваю в надежде, что он что-то ляпнет.

– Подожди, – Валик поднимается с кресла и тяжелой походкой со сгорбленной спиной идет к широкому дубовому столу, обитому зеленым сукном. Выдвигает ящик, вытаскивая пакет с белым порошком.

Втянув в себя эту дрянь, запрокидывает голову, широко распахивая глаза.

– Продолжай, – машет рукой, садясь на край стола.

– Кто мог наехать на его сына?

– Звери могли.

– Это кто?

– Это… погоди, так тебя зверье отмудохало? Если это зверье, то они еще вернутся, можешь не сомневаться. Жизни не-да-дут, – дергает указательным пальцем взад-вперед.

– Давай без страшилок, значит, звери…

– Кстати, если хочешь, по старой дружбе могу замолвить за тебя словечко перед Аккордом, за услугу, конечно.

– В другой раз, – поднимаюсь на ноги.

– Заходи, я всегда готов к сотрудничеству. Хотя стой, – хватает за локоть и сразу разжимает пальцы, прочувствовав мое недовольство, – может быть, ты из-за Людки все это спрашиваешь?

– А при чем здесь она…?

– Ты не знаешь? – смотрит на меня выжидающе, а я молчу. – Серьезно? Твоя сестрица полгода как на Герцена обслуживает.

– Ты сейчас мою сестру шлюхой назвал? – сжимаю кулаки, вставая с ним нос к носу.

– Не кипятись, я правду говорю. Ее все видели и знают. Маратик там часто баб снимает, но тебе не рассказал. Интересно, совсем или еще?

– Рот закрой, – хватаю его за горло футболки.

– А я что? Я правду сказал, Доронин, ту, которую друзья твои говорить не захотели.

– Пошел ты! – отталкиваю Веню к стенке и, круто развернувшись, вылетаю в прихожую.

– Дверь входную за собой прикрой, – доносится следом.

По лестнице сбегаю, убрав руки в карманы, во дворе задираю подбородок, мельком смотря в Венины окна. Пинаю валяющийся камень, заворачивая за угол.

То, что он сказал, не укладывается в голове, потому что этого просто не может быть, Людка не такая. Да, она изменилась, стала более отстраненной, озлобленной, холодной, но это ничего не значит. Просто не может значить. Я верю в то, о чем думаю, искренне верю, но все равно иду к Маратику, чтобы вытрясти из него правду. Правду, которая мне понравится, или ту, что изменит мой мир окончательно.

Позвонив два раза в дверь коммуналки на Восточной, дергаю ручку, слыша недовольный ор по ту сторону. Лукьянов не спешит, соседи нервничают, а я пребываю в натуральном бешенстве. Пару минут спустя Марат открывает, а брови на его лице ползут вверх. Затаскиваю его в длинный коридор коммунальной квартиры, припечатывая к стене. Фиксирую локоть на его шее, вынуждая встать на цыпочки.

– Доронин, – сквозь кашель, – ты сов…

– Людка бывает на Герцена?

Марат перестает сопротивляться, и я чувствую, как расслабляются его мышцы.

– Остынь, поговорим.

Раздраженно убираю руки, сверля спину Лукьяна глазами, пока мы идем в его комнату.

В его хате накурено, на полу валяются какие-то шмотки, а у кровати пара пустых бутылок. На столе банка с рассолом, в углу телевизор и шкаф, сюда он приходит только спать.

– Неплохо вчера посидели, – садится на стул, – курить будешь? – вытаскивает пачку.

Киваю.

– Не думай, что я зассал рассказывать, нет, – чиркает спичкой, – я думал, что тебя нужно как-то подготовить.

– К такому можно подготовить? – затягиваюсь, выдыхая дым, запрокинув голову.

– Не знаю…

– То есть это правда?

– Да. Откуда узнал?

– У Вилейкина был.

– Веньки? А зачем ходил?

– Не в этом суть.

– Из-за драки?

– Маринка?

– Яковлеву рассказала. Помочь тебе хочет.

– Гуманно.

– Тупо. Яковлеву сюда лезть не стоит.

– Согласен. Вечером будет нужна твоя помощь.

– Какая?

– Увидишь.

Тушу окурок, краем глаза замечая рукоятку ствола, торчащую из-под кинутой на стол футболки. Марат прослеживает мой взгляд, спокойно.

– Как она там оказалась? – опираюсь плечом на стену.

– Не знаю.

– Врешь.

– Правды не знаю, но говорят, звери на счетчик поставили.

– Звери? – сглатываю, отводя взгляд в сторону. – За что?

– Она в гостинке на Советской работала. Это Лёвина шарага теперь. Говорили, что Людка под шумок кассу вынесла.

– Ты в это веришь?

– Я верю только в то, что вижу своими глазами. Я предлагал ей помощь, деньги, но она меня послала. Возможно, ты мне сейчас вмажешь, но, Саня, я тебе зуб даю, ей нравится такая жизнь, она подсела.

– Наркота?

– Нет. Образ жизни, ей там по кайфу.

– Ты сейчас о моей сестре говоришь.

– Поэтому я и честен.

***

День проходит на автомате. Сажусь на стул посреди комнаты, еще раз сканируя разбросанные по полу Людкины вещи, ничего. В дверь звонят, а в глазке маячит Борька, не самое время для разговоров и встреч, но, пораскинув мозгами, решаю его впустить. Он может быть полезен.

– Здорово, – протягивает руку.

Отвечаю на рукопожатие, кивая. Борька же проводит пятерней по светлым волосам с отголосками рыжины и, расстегнув ветровку, скидывает кроссовки. Мы проходим на кухню, и я ставлю чайник.

Глупое, незатейливое и никому не нужное телодвижение, словно мы на самом деле будем пить чай.

– Рассказывай.

– Что? – сажусь напротив, между нами стол.

– Кто они?

– Не знаю.

– Вчера, может, и не знал, но сегодня по глазам вижу, что знаешь.

– А что еще ты видишь? – прищуриваюсь, подаваясь вперед. – Поделишься?

– С удовольствием, все свои разборки оставь при себе и не впутывай в них Марину.

– Какой ты, Яковлев, грозный, когда мне начинать бояться?

– Еще вчера.

– Слушай, не лезь в это дело.

– Я и не собирался. С тем, куда вляпался, разберешься сам.

– С чего такие перемены? Еще вчера, – усмехаюсь, – ты называл себя моим другом.

– Марину не впутывай в эту грязь.

Яковлев выпрямляется и, выйдя из-за стола, направляется в прихожую.

– Ревнуешь? Мы же друзья, – улыбаюсь шире.

– Слушай, я ее люблю и для ее спокойствия готов на многое. Ты встрял по полной, они уже не оставят тебя в покое, лучше просто уезжай из города.

– Привет ей передавай. И спасибо за оперативность. Быстро она тебе команду фас дала.

– Слышь…

– Тихо, – поднимаю ладони, – спокойно. Я любя. Ты про сестру мою знал? – кидаю вопрос ему в спину.

– Пару раз лично выпускал из обезьянника, по приказу нашего начальника. За нее просил Аккорд. Говорят, что он ее очень ценит.

– Значит, и зверей знаешь!?

– Доронин, – резко разворачивается, – мой отец разрабатывает их шесть лет, и это не те люди, кто будет шутить. Если ты решил поиграть в Робин Гуда, одумайся, пока не поздно. А лучше вали из города.

Больше он ничего не говорит, мазнув по мне взглядом, разворачивается к двери и выходит на лестничную клетку. Я слышу эхо его шагов и, похлопав по карманам в поисках сигарет, иду на балкон.

Прикурив, смотрю на наш двор, замечая Баженову, они о чем-то разговаривают с Борькой, целуются, и он нагло трогает ее за жопу. Выпускаю дым, слегка оттопырив нижнюю губу. Они заходят в Маринкин подъезд, а я выбрасываю тлеющую сигарету вниз, возвращаясь в квартиру.

Через полчаса мы встречаемся с Лукьяном, он приезжает к кафешке за пару сотен метров до Герцена, на углу которого располагается ресторан «Сапфир», на старом ржавом запорожце.

Я уже внутри, вижу его в окно, Марат глушит мотор и пару секунд смотрит в лобовое стекло не моргая. Спустя пару минут вылезает на улицу и спешным шагом проходит в помещение. Вытягиваю руку, обозначая свое присутствие.

– Здорово, – садится напротив.

– И тебе того же.

– Что за дело?

– Поможешь?

– В чем?

– Людка двое суток якобы у подруги. Я хочу с ней встретиться, поговорить. Она должна с этим завязать.

– Она не станет слушать…

– Поэтому я хочу ее оттуда забрать.

– Ты понимаешь, куда хочешь влезть? Ее не отпустят так просто, а тебя пристрелят за скудные попытки ее спасения.

– Маратик, ты чего такой дерганый? – замечаю, как бегает его взгляд, как он стискивает кулаки, трет костяшками пальцев о стол.

Он на взводе, шугается каждого звука.

– Слушай, – сжимает переносицу, –  я должен тебе сказать.

– Чего?

– «Сапфир» принадлежит Аккорду, как и Людка, он с ней спит.

– Меня это мало волнует.

– Саня, погоди, – подносит кулак к губам, – я тоже на него работаю.

Марат достает сигареты, а я уже не удивляюсь. Возможно, чего-то подобного я и ждал. Эти два года выпотрошили все, что у нас всех было. Ничего не осталось прежним, ложь, кровь и больше ничего. Пустота.

Моя сестра обслуживает вора в законе, и ее устраивает такая жизнь. Но меня нет, она же мясо, он выкинет ее в любой момент, когда этого захочет. Ее нужно вытаскивать, нужно, чтобы она уехала далеко, надолго. Она моя сестра, и я не могу смотреть на то, как она рушит свою жизнь.

– Я дальше сам, – поднимаюсь и иду на выход.

– Саня…

– Маратик, вали домой.

– Ты ее все равно не вытащишь, как ты этого не поймешь?

– Свали отсюда!

Лукьянов вылетает следом, и на доли секунды мы сталкиваемся с ним взглядами. Он не готов смириться и уйти, я же не готов спасовать.

– Она моя сестра.

– Я понимаю, но у тебя будут проблемы. К тем, что есть, подключатся еще…

– Уезжай. Не подставляй себя перед своим «начальником».

Ухмыльнувшись, хлопаю его по плечу и иду в сторону ресторана. На улице тихо, пешком дотуда метров пятьсот, но чем ближе я подхожу к забегаловке, тем громче становятся голоса. Иду, сжимая в кулаке часы, которые снял с запястья.

Людка стоит у ресторана, разговаривает с парочкой телок. На ней кожаный плащ и высоченные шпильки, темные волосы завиты в тугие пружинистые кудри и развеваются на ветру. Иду туда, хватая ее за локоть. Первые секунды она сопротивляется, привлекая к нам внимание, но сообразив, что это я, перестает орать и вырываться. Хотя к нам уже бежит пара бритоголовых лбов.

– Как ты меня нашел? – шипит, оглядываясь по сторонам.

– Весь город знает, где тебя найти. Мать, надеюсь, не в курсе?

– Руку убери.

– Слышь ты, – удар в плечо, – свалил отсюда.

– Ребята, все нормально, – лопочет сестра, улыбается, – это мой знакомый.

– Люда, зайди внутрь.

– Тебе же сказали, – подаюсь вперед, и Люда выставляет ладонь, упираясь ей в мою грудь.

– Тебя никто не спрашивал, – подключается второй.

– Все хорошо, парни, все хорошо, – разводит ладонями. – Саша, пошли поговорим, – тянет меня в сторону.

– Это как называется?

– Работа.

– Ты сейчас серьезно?

– Более чем, – поправляет короткую кожаную юбку, – матери зарплату полгода не выплачивали, нам жрать нечего было. А отец, – замолкает, – ты сам знаешь…

– Поэтому ты решила вынести кассу в гостинице?

– Откуда ты…

– Так это правда?

– Не совсем. Петр Викторович мне помог, теперь я помогаю ему.

– Что это значит?

– Он выкупил мой долг у Лёвы.

– Ты по-прежнему должна, но только теперь Аккорду.

– Если ты, – тычет пальцем в мою грудь, – веришь тому, что болтают в городе, то мне противно от мысли, что такой человек может быть моим братом. Я помогаю Петру Викторовичу, а мальчики, – кивает на тех двух, – мне в этом содействуют.

– Ты сутенерша?

Понимание этого всплывает само, давит атмосфера и окружающая обстановка.

– Грубое слово. Саш, иди домой, а?!

– Значит… это же не ты… тебе девятнадцать лет, что ты творишь?!

– Люди меняются, Сань.

Людка начинает уходить, и я на автомате хватаю ее за рукав кожаного плаща. Ее «охрана» в момент реагирует на мой всплеск агрессии, завязывается потасовка. Один из них вытаскивает нож, я чувствую, как холодное лезвие рассекает кожу на руке, и успеваю выбить бабочку, прежде чем она войдет в мое горло. Слышу крики и скрип тормозов. Ныряю вниз, подбирая нож, и за секунду до того, как меня начинают оттаскивать, вонзаю его в живот одного из этих мужиков. Это происходит случайно, меня толкают в его сторону и резко тянут назад, но уже поздно. Гул толпы, выбежавшей на крики, выстрел, захват, вынуждающий сесть в машину, на секунду прикрываю глаза, а когда распахиваю, улавливаю боковым зрением черную балаклаву, натянутую на голову Маратика.

– Мне кажется, я кого-то прирезал, – разжимаю пальцы, и нож падает на коврик.

Лукьянов матерится, но ничего не отвечает. Мы едем куда-то очень долго, время переваливает за час ночи, но машина продолжает ехать.

– Где мы? – откидываюсь на спинку.

– Нужно сжечь тачку, нож, шмотки. Людка выкрутится.

– Ты был прав, ей…

– Она спит с Аккордом. Поэтому она выкрутится, и поэтому она неприкосновенна. Она уже давно не та, кем ты ее себе рисуешь.

Сжимаю переносицу, отворачиваясь к окну.

– Но она по-прежнему расходный материал, как и все мы. Только твоя сестра этого не понимает!

Марат дергаными движениями вытаскивает сигареты, прикуривает, открыв форточку, и заворачивает в лес.

– Здесь все сделаем. Сука, если Аккорд узнает, мы с тобой оба трупы.

– Они меня видели, все.

– Я постараюсь что-то придумать. Не знаю… выход должен быть.

Эти слова, сказанные Маратом в ту ночь, отпечатались в моей памяти на всю жизнь. Я знал, что выхода не было, я его не видел. Все закрутилось слишком быстро, настолько, что ничего уже не могло что-либо изменить. Я подставил Марата, Люду… заварил всю эту кашу и не в силах ее разгрести.

В город мы возвращались поодиночке, и меня уже ждали. Я не успел дойти до подъезда. Несколько машин, стоящих по периметру, и пристальные взгляды говорили об одном – меня больше нет. Я знал, что будет дальше, и надеялся, что мама ничего не увидит. Я умру сегодня, возможно, в муках, и мне было страшно. Страх – это нормально, если ты не чувствуешь страха, ты перестаешь быть человеком. А я им был, пока был.