Читать книгу Любовь после развода - Мария Высоцкая - Страница 6

– Алинка, я такой дурак, – Лёша целует мои руки, – прости, родная. Не знаю, что на меня нашло. Не знаю.

– Встань, – оглядываюсь по сторонам, на нас все смотрят. Все, кто проходят мимо, пялятся во все глаза.

Хочется сквозь землю провалиться. К ненависти примешивается отвращение.

– Не встану, пока не скажешь, что простила. Не встану, сутки так стоять буду, слышишь? Алинка, – снова зацеловывает тыльные стороны моих ладоней, которые я не могу вырвать из его хватки. – Я без тебя не могу. Прихожу домой, а тебя нет. Волком выть хочется. Девочка моя. Я такой дурак. Не ценил. Не ценил, родная. Прости, все что хочешь для тебя сделаю, все, что только попросишь.

– Встань, пожалуйста, хватит, – дрожу. Зубы стучат от нервов.

Мне стыдно до ужаса. Но Лёша не слышит. Продолжает умолять меня вернуться, клянется, что никогда такого больше не повторится.

Эти слова разнятся с теми, что он говорил в ресторане, как и его поведение. Там он смотрел на меня как на букашку, теперь же прикидывается букашкой сам.

– Только тебя люблю, Алинка, только тебя. Всегда любил. Нам же хорошо вместе было. Помнишь? Ты помнишь? Они все ничего не значили. Слышишь? Никогда. Только ты. Я дурак, повелся на красивую картинку. Идиот.

Муж обхватывает мои бедра, тычется носом мне в живот, полностью лишая возможности двигаться.

Держит стальным хватом, продолжая умолять его простить.

Ярко-красные розы валяются на выпавшем ночью снегу. Смотрю на тугие бутоны, и в глазах от них рябит. Я их с собой ассоциирую, мне вот так же холодно и одиноко, как этим цветам. Меня вот так же кинули на землю, а потом еще и потоптались сверху грязными ботинками.

– Прекрати это все, Лёш. Я не вернусь. Не вернусь.

Лёша отрывает колени от земли. Выпрямляется. Ловит мои щеки ладонями, чуть надавливает. Целует в губы, вызывая во мне жуткое чувство тошноты.

– Хорошо. Хорошо. Я уеду. Но не оставлю тебя. Слышишь? Ни за что. Землю жрать буду, но вымолю твое прощение. Слышишь?

Киваю, потому что просто хочу от него отвязаться. Часто киваю и делаю несколько шагов назад. Быстро несусь по ступенькам здания нашего центра и, только оказавшись внутри, чувствую себя более защищенной.

В окно подглядываю за тем, как Ершов отряхивает брюки с легким раздражением, садится в машину и уезжает.

Но на этом ничего не заканчивается. Ночью он ломится в дверь квартиры, где я снимаю комнату, кричит, что любит, просит, чтобы открыла.

Как он узнал, где я живу? Проследил? Кто-то из коллег подсказал? Сердобольная Маргарита, что топит за сохранение семьи, вполне могла, она видела, где я живу, когда Сима подвозила ее, меня и Алю до дома.

Соседей нет, поэтому я сижу на коврике у входной двери внутри квартиры и реву взахлеб.

Когда все это закончится? Не понимаю. Просто не понимаю.

Кажется, этот ад будет в моей жизни всегда. Все ведь снова повторяется, Лёша ведет себя, как в первый год наших отношений. Заваливает подарками и вниманием, клянется в любви, только кому теперь все это нужно?

Иногда меня посещают мысли, что, возможно, я рублю с плеча и совершаю, возможно, самый неверный поступок в жизни…

Лёша трезвонит в звонок около получаса, барабанит по двери и уходит, когда соседка грозит вызвать участкового.

Когда утром иду на работу, обнаруживаю на площадке пять корзин с цветами. Розы, пионы, тюльпаны, маргаритки и декоративные подсолнухи. Домой, конечно, ничего из этого не забираю. Забегая в автобус, чувствую, что мой правый ботинок издает чавкающие звуки. Уже на сиденье рассматриваю масштаб бедствия. Ботинки просят каши. Приходится вернуться и надеть зимние, потому что на демисезон у меня есть еще ботильоны на каблуке с жутко неудобной колодкой. Лёша настоял, чтобы я их купила, якобы женственные, но я их всего раз надела.

В зимних, конечно, еще жарковато, но выбора особо нет. Тратиться сейчас на обувь я не могу. Скоро платить за комнату.

На выходных занимаюсь уборкой, драю полы, туалет, почти два часа болтаю с мамой по телефону и вздрагиваю от каждого шороха. Боюсь, что Лёша снова приедет, особенно на фоне того, что я подала на развод. К счастью, выходные проходят спокойно. Я даже высыпаюсь, кажется, впервые за три недели этого ужаса.

Утром понедельника снова выпадает снег, который за выходные успел растаять. Радуюсь белым хлопьям, как в детстве, и чувствую себя так же. Маленькой девочкой, у которой вся жизнь впереди, а в преддверии Нового года обязательно случится чудо.

Праздник тоже жду как-то по-особенному в этом году, и меня даже не смущает, что, скорее всего, проведу его одна. На полках магазинов начинают появляться елочные игрушки, сладкие подарки и гирлянды. На работе все разговоры сводятся к тому, кто и как проведет новогодние каникулы. Девчонки планируют поездки почти за два месяца до январских. Я их разговоры не поддерживаю, просто слушаю и улыбаюсь.

Для себя же решаю, что куплю маленькую живую елочку, приготовлю себе пару салатов, буду смотреть новогодние передачи, а после двенадцати наблюдать из окон, как в небе взрываются салюты.

Лёша исчез, и это придало мне сил двигаться дальше. Он не звонит, не пишет, не приезжает больше, несмотря на то, что о разводе его уже, вероятно, оповестили.

Принимаю это за хороший знак, хоть в глубине души и чувствую тоску. Мы четыре года были вместе. Да, не всегда все было хорошо, но память человека устроена таким образом, что плохое мы быстро забываем, вот и я поддаюсь этому явлению.

Вспоминаю наше знакомство, свидания, свадьбу. Иногда по ночам, когда никто не видит, плачу в подушку и ищу причину нашей трагедии в себе.

Говорят, что в измене виноваты двое. Что, если это правда?

Какой женой я была? Упрямой, наверное.

Лёша пытался донести до меня, как он видит семью, но в мои стандарты его видение не всегда вписывалось, на этом фоне мы и скандалили…

В среду просыпаюсь в ужасном состоянии. Голова кружится, виски ноют, к горлу то и дело подкатывает тошнота.

На обеденном занятии со средней группой мое самочувствие ухудшается настолько, что я не могу разогнуться. Низ живота тянет.

Отпускаю детей раньше обычного и забиваюсь в угол танцевального зала, подтягивая колени к груди.

Мысли в голове разные. От инфекции до беременности. Наша последняя с Лёшей близость была за две недели до того дня, в который я уличила его в измене.

Тем вечером отменилась его очередная командировка, и он пришел домой чернее тучи. Сейчас я понимаю, что никакой командировки, скорее всего, и не было. Вероятно, его любовница просто отменила встречу, и муж не нашел ничего лучше, чем выполнить свой супружеский долг со мной.

– Алин, ты пойдешь… – Сима заглядывает в зал, замечает меня. – Что с тобой? – почти сразу оказывается рядом.

– Все нормально, – морщусь и предпринимаю попытку встать. Голова кружится, поэтому с первого раза распрямиться не получается.

Сима поддерживает меня под локоть.

– Ты вся белая.

– Отравилась, наверное. Пройдет. Я таблетку выпью и пройдет.

– Да тебе к врачу нужно!

– Не преувеличивай. Все впорядке со мной, – отмахиваюсь. Некогда в моей ситуации по врачам ходить. Сейчас немного посижу перед следующим занятием, и все хорошо станет.

– Да конечно! Алин, со здоровьем не шутят.

– Сим, я правда нормально.

– Ты себя в зеркало видела вообще? На тебя смотреть страшно, ты как привидение.

Качаю головой, распрямляюсь. С трудом, но получается сделать вид, что мне действительно не так плохо, как может показаться со стороны.

– Так, нет, я тебя не оставлю вот такую вот. Поехали в больницу.

– Сима! – повышаю голос. Терпеть не могу, когда навязывают помощь. – Пожалуйста, – прошу уже тише.

– Ладно, – подруга громко цокает языком. – Как знаешь. Если бахнешься в обморок тут, знай, я предупреждала!

– Спасибо, – бормочу, упираясь ладонью в стену.

– Пошли тогда хотя бы чай тебе крепкий сделаю.

– Давай, – улыбаюсь вымученно.

С каждым новым шагом живот скручивает в жесткий узел. Я словно проглотила тысячи металлических осколков, что один за другим впиваются в меня изнутри.

Пока Сима заваривает чай, отчаянно пытаюсь придумать, что делать дальше. Мысли о том, что со мной, – пугают. Приболеть – самое меньшее из зол сейчас, но что-то подсказывает мне, что я не больна.

Остальные три занятия веду, преимущественно стоя на одном месте. Просто веду счет, даю указания по технике, но сама никакого физического участия в танце не принимаю. Изучение новых связок переношу на следующий урок.

Освобождаюсь к пяти, и боль к этому моменту, кажется, тоже стихает. Ну либо я просто к ней привыкла и теперь не воспринимаю так остро.

Сима уехала еще пару часов назад. Заглянула ко мне, поинтересовалась, как я, и сказала звонить в любой момент, если станет хуже.

Я просто покивала. Не хочу ее беспокоить лишний раз и доставлять проблемы. Сама справлюсь. В конце концов, я уже давно не маленькая девочка.

Накручиваю шарф, край которого накидываю на голову вместо шапки. Погода сегодня разбушевалась, снег идет не переставая. Такими темпами у нас скоро сугробы образуются.

Спускаюсь по ступенькам с небольшим усилием просто потому, что каждое новое движение отдается болью внизу живота.

Поправляю сумку, висящую на плече, и слышу голос мужа за спиной.

– Ты на развод подала? – Лёша хватает меня под локоть и разворачивает к себе. Вздрагиваю, пульс заходится в таком бешеном темпе, что в глазах на секунду темнеет.

Я ведь реально поверила, что он больше не появится. Дурочка. Наивная дурочка.

Теряюсь на секунды. Киваю заторможенно. Рассматриваю Ершова и толком не вижу даже, все плывет и моргает.

Переступаю с ноги на ногу и чувствую, как Лёшины руки смыкаются на моей талии.

Моргаю, пытаясь разглядеть мужа сквозь упавшие на глаза сумерки, но почти безрезультатно.

– Алин, ты чего? Ты… Я тебя не трогал. И пальцем не трогал. Алин?

– М?

– Ты меня слышишь вообще?

Киваю. Ну или так мне только кажется.

– Давай в машину. Ты идти можешь? Алина!

Слышу знакомые нотки раздражения в его голосе, но сегодня к ним подмешан еще и… Страх?

– Да. Да. Нет. Постой, – бормочу что-то несвязное, а потом чувствую, что ноябрьский уличный холод сменяется теплым салоном авто. Лёшиным авто. Здесь пахнет елочным машинным ароматизатором, этот запах я ни с каким не спутаю, он никогда мне не нравился.

Задерживаю дыхание. Смотрю в лобовое стекло перед собой. Картинка начинает медленно проявляться. Все фонари, светофоры и блики все еще вижу как на длинной выдержке, но свои руки, сидящего за рулем почти бывшего мужа – достаточно четко.

– Пришла в себя? – Ершов косится на меня.

Замечаю его перепуганное лицо. И правда волновался за меня?

– Не знаю, – выдыхаю с трудом. – Куда мы едем?

– В больницу.

– Я…

Ершову звонят, и он берет трубку. Меня игнорирует, а вот в больнице даже дает взятку, чтобы нас побыстрее приняли.

Строгая на вид, но приятная в общении доктор осматривает меня, грозным тоном приказав Лёше остаться за дверью.

– Суетной у вас муж. Переживает. Любит вас, – улыбается.

– Он мне не муж. Почти.

Женщина мои слова никак не комментирует. Продолжает проводить свои манипуляции. В какой-то момент хмурится и предлагает мне перейти в другой кабинет. Ершов волочится за нами следом, а мне хочется, чтобы он ушел.

Сколько раз я выслушивала от него, как плохо выгляжу? Не уверена, что сосчитаю. И вот теперь, когда это на самом деле так, он трется рядом, а потом ведь обязательно припомнит.

Меня заводят в помещение с аппаратом УЗИ.

– Ложитесь.

Врачи о чем-то между собой переговариваются, пока я ложусь на кушетку.

– Девушка, джинсы снимаем.

Дрожащими пальцами расстегиваю пуговицы и понимаю, что мои худшие опасения, кажется, вот-вот могут оправдаться. Мне делают трансвагинальное УЗИ, по результатам которого я слышу свой приговор.

– Подтверждаю, Надежда Яковлевна. Пять недель. Есть угроза выкидыша.

– Что тут происходит? – Лёша врывается в кабинет в самый неблагоприятный для этого момент. – Что с моей женой? Мне кто-нибудь уже объяснит?!

– Поздравляю, папаша. Беременна ваша жена.

Ловлю Лёшин взгляд и вижу там ликование. Он рад.

Отворачиваюсь.

– Развода не будет, Алин, – крепко сжимает мои пальцы. – Ни за что, – продолжает шептать, а меня вот-вот вырвет от происходящего.