Читать книгу Взрослые дети - Марк Дин - Страница 2

Завершение железнодорожной эпопеи и на Сашу подействовало опьяняюще. Он вдруг обратил внимание на пушистые снежинки. Они падали на его ладонь, на ежовые колючки и таяли. Откуда-то доносилась праздничная мелодия. Детей такая музыка заставляет поверить в чудеса. На взрослых же детей она действует подчас непредсказуемо. Меньше всего в том состоянии Саше хотелось вновь увидеть Груздева.

– Прыткий же ты, Сан Саныч. Сбежать от меня хотел.

Полковник говорил это шутя, не полагая, насколько был близок к правде.

– Сейчас мы со всем этим разберемся, не расстраивайся ты так.

Груздев полагал, что у него хорошо получается не только читать по губам, но и угадывать чужие мысли.

– Идиоты, – выкрикнул вдруг полковник. – Отвечают на иностранном языке.

«И сын мой – идиот», – добавил он про себя. Сын, по мнению Груздева, должен был уже ждать его с машиной. А тут пришлось звонить, слушать автоответчик, который даже бесполезно ругать.

– Сейчас, сейчас, подожди, – упредил он Сашину попытку к бегству.

Полковник позвонил жене. На нее звонок произвел сильное впечатление: из трубки неслись громкие звуки. В полковничьей квартире гремела посуда, что-то падало. За сорок два года жена Груздева так и не усвоила в полной мере его науки о дисциплине, а эта история с постоянно переносившимся прибытием супруга совсем выбила ее из колеи. Она уже трижды ставила тесто, чтобы встретить мужа любимыми капустными пирогами. Теперь ее застали врасплох с еще не поднявшимся тестом, ну, а невестка, кое-что усвоившая из груздевских уроков, без промедления побежала за готовым в магазин.

– Костя поехал за Андрюшей, – сообщила Груздеву жена.

– Андреем, – поправил ее полковник.

Любые ласкательные обращения к будущим защитникам отечества груздевская наука отрицала.

– Куда он за ним поехал?

Жена умудрялась резать капусту, не отрываясь от ответственного разговора.

– Эта… Капоэйра, – собравшись с духом, сообщила женщина.

Попросив Сашу подождать, Груздев отошел в сторону, чтобы продолжить разговор в менее стеснительных условиях.

– Чем вы там без меня занимаетесь? – кричал в трубку полковник. – Совсем уже решили парня испортить.

«Танцульки», пусть даже «воинственного характера» все равно оставались занятием, не подходящим для воспитания мужского характера.

– Я вас научу! – грозил полковник, вызвав новый кастрюлепад. – Да что там у тебя постоянно валится? Скоро поговорим!

Падения противня полковник не дождался. Он снова позвонил сыну. Оправдания по поводу пропущенного звонка вывели Груздева из себя. Полковник пообещал, что сам возьмется обучать внука боевому самбо, используя «его папашу-раздолбая» в качестве учебного снаряда, потому как ни на что, кроме роли боксерской груши, тот не годится.

Дома, как и обещал, Груздев под восторженные крики внука отработал на «груше» бросок с подсечкой и переходом на болевой прием. Он был так доволен, что прочитал короткую и не очень утомительную лекцию, почему на голодный желудок драться лучше. Полковничья жена с невесткой пороняли на кухне все, что могли, торопясь удовлетворить аппетит Груздева. Съев борщ, «макарошки» по-флотски и пироги, полковник снова сел за заметки. Он пообещал устроить еще один урок борьбы, «когда пища уляжется». Его сын, наконец, понял, что рассчитывать на отцовскую милость не приходится, и в тот же вечер нашел подходящее предложение о сдаче квартиры. После броска с подсечкой даже слезная просьба матери остаться не возымела прежнего эффекта. Пока полковничья жена соображала, как она одна будет исполнять все прихоти мужа, Груздев писал в тиши рабочего кабинета при свете столь любимой им советской зеленой лампы.

– Расстались с добродушием, – отметил он.

Фраза навела его на такие глубокие размышления, что сам полковник поразился.

– Прям эзопов язык получается, – усмехнулся он наедине с собой. – Расстались добродушно… А с другой стороны, можно понять, что добродушие потеряли. Нет, все ж таки оставлю так, пусть читатели поразмыслят своей головой.

Оба смысла казались Груздеву подходящими. Слава богу, они обошлись без приемов самбо, но и безоблачным их прощание назвать было нельзя. Полковник не на шутку рассердился, когда узнал, что во время его отсутствия семья занималась всякой ерундой: внука отдали в непонятную секцию – «ни танцульки, ни борьба – не разберешь что», «пусть даже мальчик сам этого хотел, но он же ребенок, а детей должны наставлять взрослые, умные взрослые, а не тюфяки… Теперь такой тюфяк поехал забирать внука из этой дурацкой секции и будет на вокзале неизвестно когда, а есть уже хочется, но, как ни крути, бабы еще ничего не приготовили, только умеют ребенка баловать… сегодня эти танцульки, а завтра он захочет, не дай бог, научиться вышивать или стать скрипачом. И кто из него вырастет? Одни тюфяки… Семья тюфяков!».

Такие мысли водили хоровод в «железной» полковничьей голове, одна цеплялась за другую, и получался заколдованный круг.

И тут он заметил, что Саша машет ему на прощание из окна такси. Груздев выругался во всеуслышание, что себе прежде позволял лишь «в целях воспитания солдат и младших офицеров», и даже запустил снежком в злосчастное такси.

– Ты этому хмырю денег не должен, случайно? – спросил Сашу таксист. – Психованный он какой-то.

– У него работа была нервная, – прозвучало в ответ.

– А у кого она не нервная? – усмехнулся таксист. – Вот один дядя уперся: «Не буду платить» – и хоть бей его, хоть режь, стоит на своем… Укачало его, видите ли. Сиденье еще испачкал… Я бы с него должен был за моральный ущерб еще стребовать. А ты говоришь…

– Понятно…

«Понятно» часто говорят, когда хотят поставить точку в разговоре, это был как раз тот случай.

– Хочешь, расскажу, как я его проучил? Отвез я его, значит, в лес… Смотрю, он дергается весь… Звонить пытается, а телефон-то не ловит… Стал он деньги навязывать. А я на принцип пошел… Дело ясное – плати вовремя. Приехали… Сугробы, ни единой души… Он снова: «Отвези, откуда взял, заплачу». Не знал он Васю Смирнова… Ну, я как бы монтировку вынимаю и говорю ему: «Иди давай своим ходом». Ну, его и сдуло сразу, только пятки засверкали… Я всю дорогу обратную смеялся…

– Понятно, – повторил Саша. – Вы счетчик не забыли включить?

– Так грех с солдатиков деньги брать… Так довезу. Ты ж не отмороженный, как эти… выпендрежники институтские. Бумажки с птичкой получили и считают других быдлом, а сами-то полное чмо.

Таксист специально притормозил, чтобы покрякать и помахать руками, изображая птицу с дипломов «выпендрежников».

– А почему башки-то у нее две? – рассуждал он вслух. – Чего только не придумают, лишь бы выпендриться… Это как с мазней… Цветные квадратики нарисовал, и все изображают умных, как будто понимают… «Понятно», скажешь? Да не, брат, тут не все так просто… Они только косят под дебилов, это еврейская политика… Да, да, не удивляйся. Вот Малевич был еврей… Фамилия на -ич, значит, еврей. Намалевал свой квадрат, показал другим евреям, а те… опа… Шедевр… Братуха же наш намазюкал… Весь мир держат за дураков, а сами похохатывают, как они всех сделали… Всех, да не всех… Я их за версту вижу и даже с закрытыми глазами… Там, где работенка не пыльная, там и евреи: художники, музыканты, профессора… В правительстве их тоже до фига, поэтому так и живем. Вот ты же не нарисуешь ежа с красными колючками и синей мордой… Значит, не еврей… Они думают, что всех поимели и правят миром…

Саше оставалось только уставиться в окно и смотреть на казавшиеся столь необычными после уссурийской глуши неоновые вывески. Витрины уже украсили елками: зелеными, серебристыми, белыми… Многие наверняка не представляли, какие буйные фантазии может, к примеру, вызвать елка с блестящей хвоей. Где-то коварные заговорщики приклеивали блестки на зеленые елки, чтобы таким нехитрым способом превратить покупателей в дураков. Саша пытался сдерживать смех, который все-таки прорвался наружу.

– А мне тоже нравятся ежики, – отреагировал на его усмешку таксист. – Подарок?

– Да.

– Для девчонки на Новый год?

И снова прозвучало «да». Но все-таки зря Саша надеялся легко отделаться.

– Моя мне в армию ни разу не писала, – пожаловался таксист. – А твоя?

– Почти каждый день… – соврал Саша.

– Значит, не перевелись еще нормальные… Повезло тебе. А моя не дождалась, убежала… Я вернулся… опа, а мамка говорит: «Так и так, сынок, свалила твоя Машка». Бухгалтера нашла… Я ему один раз врезал, он так и грохнулся… Урод… Если что, девку не бей, самому потом противно будет, а вот козлов этих надо строить… Я еще в армии наловчился это делать… Где служил-то?

– На Дальнем Востоке.

– А меня вот в Афган занесло в свое время… Так мы там этих духов только так делали…

Воображение таксиста так разыгралось, что в Афганистане выросли джунгли, душманы там охотились на бабуинов, по которым палили из автоматов. «Обезьяны падали с веток, как спелые яблоки».

– Вот мне было противно обезьяну жрать, да еще сырой, – добавил таксист.

Он считал себя человеком умным, поэтому для начала расспрашивал пассажира о месте службы. Краем уха таксист слышал, что в Афганистане война шла всегда и продолжалась до сих пор, поэтому и молодые солдаты вызывали у него подозрение. Один раз он осекся с бывшим десантником, и тот пообещал показать, как душманы укорачивали длинные языки. Теперь таксист предпочитал не напоминать ветеранам афганской войны об обезьянах и беседовал с ними на не менее увлекательные темы вроде той, что на русских всегда косо смотрели в Прибалтике, хотя туда поставляли все самое лучшее, что даже в Москве было сложно найти.

От природы таксист был человеком любознательным. Эта безобидная с виду черта многих доводила до умопомрачения. За первые полгода срочной службы он получил по голове во сто крат больше, чем получал за все восемнадцать лет от родителей и сверстников. Ему пришлось служить водителем у престарелого генерала, который лечил его от «дурной головы» с помощью испытанной на генеральше трости. Спустя полгода генерал не выдержал и отправился в мир иной. Водитель, перешедший на службу к генерал-лейтенанту, и при новом начальстве проявлял любознательность. Однажды он деликатно поинтересовался содержанием документов, которые его пассажир увлеченно рассматривал.

– Товарищ командир, а они, случайно, не секретные? – спросил не наученный тростью парень.

Генерал-лейтенант от злости заскрежетал зубами, его перекошенное лицо появилось в зеркале заднего вида, но водитель не обратил на него внимания, спросив, начнется ли третья мировая? Товарищ командир так разбушевался, что они едва не въехали в пост ГАИ. Будучи уже таксистом, парень любил вспоминать, как хитро у него получилось обратить гнев командира против гаишников. Правда, тогда командир чуть его самого не задушил, но ведь и недругам лихих водителей от него досталось.

Об Афганистане же таксисту рассказал человек, который там действительно служил военным переводчиком. Ехать ему нужно было далеко, поэтому он героически сносил любознательность таксиста, который засыпал его по-детски наивными вопросами: «А не страшно вам было драться с душманами?.. А правда, что они молятся, задирая зад кверху?.. Правда, что в Афганистане очень тепло?.. Фруктовые деревья растут там на улицах вместо тополей?.. А фрукты можно рвать, сколько влезет и бесплатно?.. А слонов вы там встречали?..» – и далее в том же духе.

Вспомнив о визите в кабульский зоопарк, изнуренный переводчик выдал историю о бабуинах, к которой таксист прибавил кое-что от себя, как, например, поедание душманами сырого обезьяньего мяса. Он считал, что такие детали уж точно не оставят пассажиров равнодушными.

Тем не менее, заметив, что его байки не вызывают интереса, таксист таки решил взять с Саши деньги: «Даже не поговорил толком, и чего его тогда бесплатно везти? За красивые глаза, что ли? А вот фигушки ему! Не на дурака напал!»

– Машина – старье, – начал он. – Она на мне больше ездит, чем я на ней. То одно меняешь, то другое…

Дальше последовала старая, как третий Рим, история о единственном кормильце в семье, сбежавшая в начале истории невеста мигом обратилась неработающей женой, которая сидит дома с больным ребенком. В общем, проблема на проблеме.

– Поездку я оплачу, – заверил Саша.

– Ты извини, что я вот так тебе все выложил… Накипело просто… – повеселев, сказал таксист.

– Понятно, – сказал Саша с иронией.

– А на Дальнем Востоке ведь тигры водятся? – вновь проявил любознательность таксист.

– Да.

Водитель порадовался своей сообразительности, он бы захлопал в ладоши, не будь руки заняты.

– А это… Их едят?

Саше теперь тоже стало весело.

– Когда в Китае съели всех тигров, – сочинял он, – то принялись за воробьев, а когда и тех не осталось, местные жители стали ходить за тиграми на нашу территорию, как за грибами, только с большими корзинами, чтобы можно было крупного тигра унести.

– Да ну… – недоверчиво покосился на него таксист.

– Но мы своих тигров хорошо охраняли, поэтому браконьеры стали ловить ежей. Мой был спасен, когда его уже собирались зажарить в масле.

У таксиста закрадывалось подозрение, что его разыгрывают. Слишком уж сомнительной представлялась ему история о воробьях, ведь «в воробьях же совсем нечего есть». Воробьев из рассказа он решил убрать, а все остальное приберечь для будущих пассажиров.

В благодарность за такую интересную историю таксист не просто взял деньги с учетом «надбавочки», ведь «умные люди от денег никогда не отказываются», а еще долго извинялся за свою «колымагу», на ремонт которой, по его словам, уходил весь заработок. И только из-за нее он вынужден нарушать данное им обещание. Впрочем, таксист отметил, что, несмотря на все эти неприятности, взял «по-божески» и упомянул даже про мифическую «скидочку».

Сашин ключ к замку не подошел, как уже случалось и раньше. Он сразу почувствовал неладное, увидев громоздившиеся у квартиры коробки. Среди этих вещей, приготовленных к путешествию на свалку, были и его лыжи.

– Чего звонишь? Дениса здесь нет.

Сашу обдало аммиачным запахом. Соседка баба Клара обожала кошек, она искренне считала, что заботится о них, содержа в зловонной квартире. Кошек она любила гораздо больше людей, хотя у нее было двое взрослых детей, трое внуков и даже тетка. Узнав, что бездетная тетка на старости лет переехала из гнилого деревянного дома в квартиру, Клара явилась на новоселье. Тетка развернула ее на пороге со словами:

– Двадцать лет не звонила, не писала, а теперь «дорогая тетушка».

С тех пор кошки заняли важнейшее место в жизни Клары. Со временем их становилось больше и больше, так как хозяйка считала стерилизацию издевательством над природой. С соседями баба Клара вела изнурительную войну: те писали стопки заявлений во все инстанции с требованием выселения, а Клара травила их и заодно себя кошачьей вонью. Характер у нее и так был не подарок, потому и дети сбежали в другие города. Теперь же ей всюду виделись козни соседей. Она подозревала, что «ненормальная Зойка» подговорила Сашу подкармливать дворовых собак, которые гоняли ее кошек. К слову, «ненормальной» Зойку во дворе считали многие. Все потому, что она узнавала новости, «не по телевизору, как все нормальные люди», а из газет. Без всяких причин она верила, что газеты никогда не врут, и пыталась убедить в этом других любителей посидеть на скамейке.

Еж на руках у Саши доказывал Кларе, что к тем собакам он имеет непосредственное отношение. Кларе в голову пришла мысль, что, пока не было Саши, не было и собак, а тем утром она вдруг увидела во дворе новую стаю.

– Чего тебе тут надо? – прорычала из-за приоткрытой двери Клара.

Она боялась, что ее кошки выбегут в коридор и заразятся чем-нибудь от ежа. От аммиачных испарений у кошек гноились глаза, а Клара опять искала виновных среди соседей-отравителей и их заразных детей.

Сашу Клара не переносила, зато жалела его брата Дениса.

– Такой вежливый мальчик, слова поперек не скажет, – умилялась она.

Клара жалела его, когда тот «взвалил на себя обузу», то есть стал Сашиным опекуном.

– Намучаешься ты с ним, – охала соседка-кошатница. – Сдай его в детдом, а лучше в дом дураков.

Незадолго до того Саша получил первый юношеский разряд по лыжам. Мать не могла на него нарадоваться. Спорт, по ее мнению, был очень удачным способом стать состоятельным человеком. Но однажды Саша заявил, что переходит в биатлон. Настроение матери испортилось, она пообещала хорошо подумать над Сашиными словами, на что услышала: «Я уже решил». Тогда она выговорила сыну, сколько сил вложила в него, а он, неблагодарный, решает все без ее согласия. Мать припомнила «сидевшую в печенках» кухню и добавила, что с радостью ушла бы в монастырь.

Саша спокойно поблагодарил за все для него сделанное, а вернувшись из секции, нашел квартиру пустой. Ничего не исчезло, кроме одежды матери и ее сумочки. Все выглядело так, будто она ушла на работу. Но там женщина не появлялась.

Ее безуспешно искали, а потом началась Сашина бурная юность. Денису не было дела до брата и тем более его «спортивных забав», ведь он «развивал свой бизнес». Бизнес был прост: съездил в Китай, купил одежду, продал на рынке.

Саша превратился в тощего растрепанного подростка в дырявых кроссовках. Эти кроссовки его сильно подвели. Скорость и ловкость играли важную роль, если очень хотелось фруктов, а денег не было. На местном рынке Сашу прозвали Пэрсик. Торговцы относились к нему как к комару, вреда, конечно, немного, но само присутствие раздражает. Их терпение лопнуло, когда Саша стащил дыню.

На что только не натыкаются ноги пешеходов. Тогда это была длинная щепа из деревянного настила. Она угодила как раз в дырявый кроссовок. Саша упал, дыня раскололась. Парень быстро вскочил на ноги, но рыночные торговцы с воинственными криками уже настигли его. Мамаши, степенно гулявшие с колясками, поспешили увезти детей подальше от истошного Сашиного визга. После двух месяцев, проведенных в больнице, он снова вернулся в пустую квартиру, но ненадолго.

– Ты же хочешь покататься на лыжероллерах? – с улыбкой говорил ему Денис. – В лагере ты сможешь этим заняться.

За окном моросил дождь и пролетали желтые листья. Саша долго хлопал ресницами и смотрел на брата своими большими глазами, как умная корова перед отправкой на мясокомбинат. Денис уже хотел сказать: «Это временно. Ты должен понять».

Но Саша, к его радости, без всяких истерик собрал сумку. По такому случаю соседка Клара купила для своих кошек дорогой колбасы, а себе дешевых конфет. Она надеялась, что никогда больше не увидит этого «маленького гнусного собачника».

Детский дом и вправду чем-то походил на лагерь для несовершеннолетних узников. Там постоянно на кого-то кричали, и кто-то у кого-то отбирал поломанные игрушки за неимением целых. Не то чтобы тот детский дом отличался особенной запущенностью. Просто детская любознательность призывала все новое разобрать по частям, ну, а собирать снова было уже не столь интересно. Персонал же списывал все на трудных детей, воспитатели были уверены, что к ним попадают только такие. Еще была уверенность, что эти дети не приучены к заботе и совсем ее не ценят, из чего следовало: «Пусть играют тем, что есть, новое все равно сломают».

Иногда воспитанники кричали от скуки, чтобы позлить воспитателей. Даже получить оплеуху было гораздо интереснее, чем просто сидеть и пялиться в стену, как Геня-дурак. Он сидел на своей кровати, перебирая какие-то палочки, на сами палочки не глядя. Даже когда его пихали или шлепали, Геня никак не реагировал, продолжая таращиться на стену. Если палочки у него отбирали, он начинал перебирать собственные пальцы. Другим детям это быстро надоедало, и они оставляли несчастного в покое. Геню побили только однажды, когда за ним приехали приемные бельгийские родители. К папе с мамой хотели все и очень завидовали везению Гени, который даже улыбнуться умиленным родителям не мог. Драки из-за сломанных игрушек прекратились, и все они полетели вслед Гене. Приемные родители еле отбили мальчика у толпы детей, кричавших:

– Лучше меня возьмите, возьмите меня, я буду хорошим!.. А он – дурак!..

Саша только вздыхал, наблюдая такую сцену, и его сочли за второго Геню. Впрочем, он был «слишком большим», чтобы можно было забросать игрушками. Ему тихо завидовали, как Гене, его побаивались, как «дурака», от которого можно всего ожидать, и, конечно, с ним не общались.

В детдоме Саша долго не задержался. В свою сумку он предусмотрительно положил ключи. Стащив по пути несколько сладких булочек, он вернулся в свое изменившееся жилище. Здесь было много незнакомых вещей, а в холодильнике много еды. Все шло гладко, Саша даже принял ванну с ароматическим маслом, которое приметил, когда мыл руки. Но вскоре пришли какие-то люди и устроили нешуточный скандал. Женщина громко кричала и топала ногами:

– Он вылил весь мой иланг-иланг!

Мужчина без лишних слов отходил Сашу ремнем, а потом им же связал парню руки. Примчавшийся Денис лебезил перед новыми жильцами, непрестанно повторяя:

– Больше такого не повторится. Обещаю!

Свои заверения он подкреплял подзатыльниками, которые младший брат стойко сносил. Саша даже пытался вставить, что это его квартира, и тогда подзатыльники становились сильнее. В конце концов, Денис столкнул его с лестницы и вернулся к квартирантам с новыми извинениями. К следующему Сашиному визиту замки были сменены.

Пять раз он сбегал из детдома и столько же раз его ловили. Отчаявшись попасть домой, Саша пустился во все тяжкие. Один раз его сняли с поезда у самой украинской границы. В другой раз грибники наткнулись в лесу на его шалаш, в котором он молчаливо переносил последствия отравления болотной водой. В последний раз его нашли с подбитым глазом у теплотрассы, когда он в компании бездомных распивал одеколон.

– Ярко выраженное девиантное поведение с демонстративной составляющей, – произнес загадочные слова психолог.

Сашу направили в лагерь, теперь уже «военно-патриотический», где за его воспитание со всей серьезностью взялись новоявленные казаки.

Там Сашу впервые нарядили в форму цвета хаки с большой нашивкой, на которой церковнославянским шрифтом было написано «Светоч». Начальник лагеря, строгого вида дядька с развесистыми усами, во всем старавшийся походить на донского казака, ловко отдавал команды детворе: «Равняйсь», «Шагом марш», «Помните, вы – будущие солдаты!»

Утром усатый дядька в компании других переодетых казаками заходил в казармы, как он называл бывший сельский детсад, где на стенах еще сохранились картинки с милыми зверюшками, и, принимая напыщенный вид, командовал «подъем!»

Саша и от «Светоча» пытался сбежать, но «казаки» устроили облаву. Он даже не плакал, а теми же большими умными глазами смотрел на главного усатого инквизитора, пока нагайка гуляла по его мягкому месту. «Атаману» такое «смиренное поведение» пришлось по душе. Он счел, что Саша уже почти перевоспитался, и даже пожелал его усыновить.

У начальника этого маскарада был большой опыт по части усыновления. Жил он в том же селе и был там личностью известной. Так совпало, что после сотрясения мозга, полученного на сборе резервистов в результате падения в пустой котел полевой кухни, «атаман» вдруг обнаружил свои казачьи корни и даже отдаленную родственную связь с Ермаком Тимофеевичем. Это открытие повлияло на всю его семью. Семейный дом был обвешан иконами и стал гордо зваться усадьбой. Во дворе был сооружен флагшток, и каждое утро под грохот переделанных в барабаны ведер там поднимали «знамя Светоча» с нарисованной головой русского богатыря, но почему-то в римском шлеме. Жена новоиспеченного атамана теперь носила головные платки и длинные юбки, волочившиеся по земле, его кровный сын учился верховой езде и владению шашкой, а сам бравый казак в перерыве между зарницами усыновлял детей, коих у него вскоре стало восемь. По всей видимости, останавливаться «атаман» не собирался. Но тут, на счастье, сработали бюрократические проволочки, и к тому моменту, когда все было улажено, Саше исполнилось восемнадцать. Впрочем, до этого поистине чудесного момента Сашу «атаману» выдавали на выходные и каникулы. Вдохновитель «Светоча» любил посидеть в кресле-качалке на веранде рядом с разогретым тульским самоваром и смотреть на сновавших по двору воспитанников. При этом он часто вслух размышлял о заветах предков, которые нужно блюсти. Видимо, одним из заветов была работа детей от зари до зари во имя атаманского самолюбования, сытости и безделья. Все его дети были заняты делом: кто кормил скотину, кто носил воду, а кто колол дрова. Саше, помимо прополки грядок и сбора капустных гусениц, было поручено ухаживать за атаманским конем и трижды в день водить его к роднику на водопой. По оплошности одного из старших приемных детей, ответственного за амбар, конь добрался до мешков с овсом, от чего его раздуло, как кобылу на сносях. «Атаман» приемного сына поучил разуму универсальным нагаечным методом, но решил: «Не беда. Целебная родниковая вода коню поможет».

Родник бил здесь с незапамятных времен. Местные жители до изобретения колонок веками носили оттуда воду, пили сами и поили скот. Если бы кто-то сподобился провести историческое исследование, он бы пришел к выводу, что средняя продолжительность жизни местного населения не особенно отличалась от показателей других сел от Туркестана до Бессарабии, где таких родников не было, а воду брали из арыков, колодцев и рек, при том не очень чистых и подчас холерных.

Но у местного водного источника нашелся покровитель и PR-менеджер в лице «атамана», так что родник освятили и признали целебным.

Конь таки выпустил газы и пришел в себя. Теперь на нем снова можно было покрасоваться, проносясь по селу с первобытными воплями и шашкой наголо. На радостях «атаман» даже свозил Сашу на соревнования по биатлону в саму Германию, благо что у «Светоча» нашлись богатые спонсоры. В Оберхофе «сиротский попечитель» тряс у трассы большим полотнищем с изображением свирепого медведя и горланил частушку:

Местные болельщики с улыбкой смотрели на диковинного человека в папахе и красном плаще, какие носили средневековые рыцари и современные супергерои. Зато понимавшие русский язык спортсмены старались пройти мимо крикливого «атамана» на максимальной скорости.

Когда Саша попросил автограф у Артема Пушкина, колоритный опекун, с непривычки чуть перебравший глинтвейна, возник рядом и стал всхлипывать:

– Этот мальчик – сиротка. Забочусь вот о нем по мере скромных сил, больше-то некому.

Так Саша получил из рук растроганного олимпийского чемпиона лыжи, которые и нашел в наполненном аммиаком коридоре среди готовых к выбросу вещей.

– Брысь! – крикнула Клара на кота, порывавшегося к бегству из зловонного плена.

От «аромата», сочившегося из соседской квартиры, щипало в носу и глазах. Саша забрал лыжи и поспешил ретироваться вместе с «заразным ежом».

– Вот как я его ловко… одним словом прогнала, – порадовалась воображаемой победе кошатница и заперлась в своей газовой камере.

Саше оставалось надеяться, что Сергей до сих пор считает его другом.

Шествие Саши по ночным пригородам было бы не столь живописным без парочки персонажей в спортивных штанах. Им подобных часто укоряют в отсутствии элементарных способностей к мышлению и связной речи. Говорят, что они даже в мороз носят кепки, потому что застудиться в их головах попросту нечему. Их награждают обидными прозвищами: одноклеточные, пивососы, тупые пожиратели семечек. Кое-кто всерьез взялся за их научное изучение и классифицировал как гопников. Сами же гопники продолжали пастись во дворах, поглощая семечки с пивом, кои, согласно исследованиям, составляли основу их рациона. Как четвероногим и пернатым обитателям лесов, им было все равно, на какое место в эволюционной цепи их поставят «ботаники». Сами «ботаники» воспринимались ими как дарители сигарет, а во время ночной охоты как источник мобильных телефонов и денег для покупки привычного пропитания. В это время наиболее ярко проявлялась склонность гопников к стайному поведению. Если даже гопники вымрут как вид, их с успехом можно будет изучать по архивным полицейским протоколам и археологическим раскопкам на местах их прежних стойбищ с богатейшим культурным слоем шелухи, пробок и битого стекла.

Что бы ни говорили образованные люди о гопниках, последние подчас проявляли зачатки интеллекта. Вот и две особи, заметившие Сашу в одном из дворов, сообразили, что парень с лыжами, скорее всего, не боксер и не самбист и вряд ли их покалечит. Хотя гопники обожали одежду с эмблемами «М-1», с миром боевых искусств этих человекообразных существ связывали лишь старенькие телевизоры в их берлогах. Рассыпая вокруг семечки, гопники возбужденно подпрыгивали на диване перед голубым экраном и вопили:

– Бей его! Мочи! Ай, молодца!

Пока первая особь, судя по размерам, игравшая роль альфа-самца, клянчила у Саши сигарету, вторая подбиралась к жертве сзади. Палеонтологи утверждали, что сходным образом охотились велоцирапторы в папоротниковых чащах юрских лесов. Они даже утверждали, что эти первобытные ящеры имели набор четко различимых звуковых сигналов для отвлечения жертвы и общения с соплеменниками. По странному стечению обстоятельств велоцирапторов определили как предков птиц. Гопники же доступным им набором сигналов отрицали всякую связь с пернатыми, особенно самцами семейства курообразных.

К чести Саши он оказался не легкой жертвой, беря в первую очередь проворством. Альфа-самцу даже попало по уязвимому месту, которое он считал главным в деле привлечения самок. Скрючившись, он громко пыхтел и издавал грозные звуки, пока его меньший собрат повисал на спине у Саши, силясь того повалить.

– Ну, все, тебе не жить! – заорал альфа-самец, спеша на подмогу собрату…

Когда Груздев покончил с ностальгическими размышлениями о тех временах, когда Советской Армией пугали детей от Израиля до Соединенных Штатов, он решил позвонить Сан Санычу, вроде как поинтересоваться, удачно ли тот добрался? Полковник не собирался Сашу журить, более того, намерился пригласить его на Новый год в очень узком кругу отставных офицеров.

– Там будут достойные люди, – репетировал речь Груздев. – Все они отличились в разных частях нашей родины.

Но ему долго не отвечали. Груздев от такого к себе невнимания начал хмурить брови. Наконец, на другом конце вызов приняли. В ответ на торжественное:

– Алло, Сан Саныч. Не ожидал услышать? А я вот решил справиться…

Из трубки послышались нечленораздельные звуки, похожие на брачные крики не то гусей, не то тех самых велоцирапторов, которых еще никому слышать не доводилось. Среди этих звуковых эффектов полковник разобрал нечто близкое к человеческой речи:

– Этому… на телефон какой-то… звонит, слышь… Слышь, ты, там… из телефона, твоему… оторвали…

Такого полковник точно еще не слышал. «От нервов» у него обострился радикулит, а Груздев с радикулитом был страшен. В таком состоянии он однажды запустил яшмовой пепельницей в одного лейтенанта, а потом отправил следом настольные часы. Груздев уже решил, что трибунала ему не избежать, но лейтенант вдруг зашевелился. Сейчас подходящей мишени рядом не оказалось, но в придачу появилось изнуряющее чувство свершившейся несправедливости по отношению ко всей армии в его и Сашином лице. Груздев ходил взад-вперед по кабинету и рычал, как матерый тигр с Сихотэ-Алиня.

– Дегенераты! Твари! Педерасты! – прорвало его. – Расстрелять всех сучьих детей к чертовой бабушке!

Полковник ударил кулаком по столу, попав по своей тетради с путевыми заметками. Это его немного остудило.

– Ладно, бумага стерпит, – успокаивал он себя.

А в соседней комнате его сын тихим голосом успокаивал разбуженную полковничьими «дегенератами» жену.

– Все хорошо, пупуся моя. Я нашел квартирку. Завтра мы возьмем и переедем, – шептал он так, чтобы отец не услышал.

Тем временем в квартире Сергея шли иные баталии. Шестилетний мальчик Пантелеймон, на котором отразилась любовь матери к модным старинным именам, был столь же активен и вездесущ, как полугодовалый котенок. Это сравнение напрашивалось у многих гостей Сергея само собой. Язык современных людей почти утратил способность к произношению «мудреных имен», поэтому непоседу звали Пуня.

Он озорно скакал на диване, носился с едой по квартире, оставляя объедки в самых неожиданных местах. Он мог забраться на подоконник, чтоб попробовать «цветочки» на вкус, и мимоходом обязательно ронял хотя бы один горшок, да так, что тот разлетался на части. В этот раз, когда Сергей вернулся в гостиную с чашкой кофе, было уже слишком поздно, чтобы предотвратить очередное происшествие. Пуня повис на шторе, а спустя миг с душераздирающим криком полетел вниз вместе с рухнувшей гардиной. Даже соседка, уже привыкшая к грохоту среди ночи, с испугу прикусила язык. Временами Сергей жалел, что так сильно ругался с бывшей из-за редких встреч с сыном. Холостяцкой жизнью он наслаждался недолго. Теперь воспоминания о ней вызывали такую же ностальгию, как у других советская натуральная колбаса по рубль двадцать. Когда падало и ломалось что-то уж очень для него ценное, Сергей впадал в философские размышления о том, «зачем надо было заводить ребенка от этой стервы», да еще в семнадцать лет? Тогда был нешуточный «скандал с пузом в одиннадцатом “А”», но родители, как водится в таких ситуациях, все замяли. Сергей решил, что отец ему изощренно отомстил, погнав в загс в восемнадцатый день рождения.

«Вообще мозгов нет», – думал Сергей под марш Мендельсона о некогда любимой девушке.

– Ты же хотел чаще видеться с Пуней, – с ехидной улыбкой говорила теперь бывшая дорогая и любимая.

Она находила массу поводов, чтобы оставить сына бывшему благоверному. Сама же отправлялась на поиски приключений в жаркие страны. Один гид-египтянин на протяжении месяца закидывал ее любовными посланиями, пока «жемчужина его души» не созрела для оплаты перелета из Каира. Тогда он явился собственной персоной в ее московскую квартиру, «драгоценную раковину жемчужины его души», и предложил руку и сердце, правда, с оговоркой. Чтобы их счастливая семейная жизнь сложилась, нужен дом под пальмами, да не просто дом, а «достойный жемчужины души». Одна заминка – на постройку дома не хватает совсем чуть-чуть денег.

С Пуней они не сошлись характерами, что стало ясно после первой бессонной ночи под одной крышей. Мальчик прозвал маминого «брутального мачо» дядя Верблюд. Он не имел в виду ничего плохого и, как модно говорить, неполиткорректного. Просто пылкий арабский влюбленный в ту ночь перетрудился с тостами за долгое семейное счастье, и все утро из ванной комнаты неслись громкие звуки, напоминавшие Пуне о раздразненном верблюде из детского парка развлечений. Мальчик не понимал, почему после таких сравнений дядя начинал кричать что-то на странном языке и брызгать слюной.

– Но он же совсем как тот верблюд, – убеждал Пуня мать.

Но та была занята перепиской с любимым «мачо». С необходимой суммой он вернулся на берега Нила, но теперь сообщал, что будущий дом, созданный по проекту виллы Клеопатры, потребовал новых неожиданных вложений для покупки редких стройматериалов, которые использовали зодчие царицы. В следующий раз он написал, что при копке котлована под фундамент открылись остатки легендарного дворца Рамсеса Великого, и поэтому нужно «еще немножко денег» на покупку соседнего участка, куда вынужденно переносится их «обитель вечной любви». Женщина уже видела во снах их чудесное любовное гнездышко, а тут какой-то фараон со своим разваленным дворцом наглым образом вторгался в ее личную жизнь, которая вот-вот должна была превратиться в настоящую восточную сказку.

Полная решимости разобраться и, если надо, стереть все следы злополучного фараонова дворца, женщина заказала билет на ближайший рейс. Оставив Пуню у отцовского дома наедине с огромным забитым вещами чемоданом, она поспешила навстречу сказке.

У папы Пуне нравилось: тот никогда не повышал голос, давно осознав бесполезность такого подхода. К тому же он был трудоголиком и, даже приходя с работы, работал допоздна дома. Мальчика устраивала предоставленная вечно занятым отцом свобода. Пуня мог спать когда и где хотел, не снимая одежду, чтоб, проснувшись, немедля приступить к новым подвигам.

Но, как и в любой, даже самой дружной семье, между отцом и сыном случались разлады.

– Можно мультики посмотреть на компе? – спросил Пуня, невинными глазами глядя на упавшую гардину.

– Я работаю, – ответил Сергей, поспешив занять место перед монитором.

Чтобы хоть на десять минут угомонить сына, он добавил:

– Иди спать, а то Дедушка Мороз рассердится и оставит тебе под елкой что-то нехорошее.

Мальчик возразил, что в прошлый раз Дед Мороз к нему вообще не приходил.

«Мама говорила, что дяде Верблюду Омару нужны деньги. Но при чем здесь Дед Мороз?» – думал тогда Пуня.

– Дед Мороз злой, – с обидой сказал теперь мальчик. – И еще у него ненастоящая ватная борода. Она отваливается, если подергать.

От дальнейшего поругания Деда Мороза спас прерывистый звонок в дверь.

Пуня мигом замолк, он был уверен – это дворник Васька пришел, чтобы его съесть. Васька по совместительству был бомжом и спал на топчане в дворницкой.

Однажды, когда друг Пуни не получил на день рождения радиоуправляемый вертолет, он упал на спину и стал с дикими воплями дергать ногами. Тогда его мать пригрозила позвать дворника, который любит кушать непослушных детей. Друг взял с Пуни клятву, что тот никому не скажет: мальчишки-хулиганы из соседнего дома не должны узнать их секрет, пусть ведут себя плохо, тогда дворник быстрее их съест.

– Этот злодей ест детей, как зеленый зомби из папиного фильма, – сказал Пуня.

Он вспомнил, что зомби в том фильме уничтожали с помощью огнеметов.

Друг при этом добавил, что одежда дворника может быть несгораемой, как у одного суперзлодея, укравшего ее у супергероя.

Мальчики решили проверить «Васину броню». Пока дворник метко кидал метлу, чтобы сбить сосульки с подъездного козырька, дети, вооруженные зажигалкой, тайком пробрались в его «логово» Потом они с той же ловкостью убежали, убедившись, что «суперброню» Вася получить не успел.

В дверь снова позвонили. Пуня не мог найти себе места. Когда открылся замок, перепуганный мальчик с отчаяния спрятался в шкафу с одеждой. В щелку он увидел человека, тот был в перепачканной одежде и с распухшим синеватым лицом, но еж в его руках доказывал, что это не дворник. От родителей до детей доходили упорные слухи, что животных Вася любит только в приготовленном виде. Дети же, поразмыслив над услышанным, делали выводы о гастрономических пристрастиях всех дворников мира.

– Вот те на!

Сказать, что Сергей удивился, было бы явно недостаточно.

– Вы – не дворник? – спросил из своего убежища Пуня.

– Привет, – из последних сил улыбнулся другу Саша.

Упрашивать Сергея не пришлось. Поздоровавшись, Саша потерял сознание, так что другу не оставалось иного выбора, кроме как втащить его к себе вместе с лыжами и чудом не пострадавшим ежом.

– Дядя сдох? – спросил Пуня с невинным выражением лица.

– Слушай, не каркай, а! – впервые прикрикнул на него отец.

Сашины веки настолько распухли, что он не мог открыть глаз.

– Все нормально, – чуть слышно сказал он.

– Блин, опять отключился, – всплеснул руками Сергей.

Он слышал, что к синякам прикладывают лед и полез в морозилку. Не найдя чего-то более подходящего, он приложил к Сашиному лицу мороженые сосиски.

– Все пройдет, – обнадежили приехавшие врачи и посоветовали обратиться в уже не существующую милицию.

– Дяде бо-бо, дяде надо хорошо кушать, чтобы он мог выздороветь и уйти, – убеждал Сергей сына, не желавшего делиться фруктовым йогуртом.

– Давай, чувак, открывай гараж, сейчас бибика туда поедет, – говорил он уже Саше, кормя того с ложки.

– Я это… – попытался сказать избитый.

– Получил по репе, – продолжил Сергей. – Ну, ничего. Какой это уже раз с тобой? Думаю, очухаешься, ты у нас к пинкам давно привык.

На непонятном большинству людей языке программистов Сергей изъяснялся лишь с коллегами, когда приходилось работать в офисе. Там его считали человеком со странностями и чуть ли не пришельцем с другой планеты. Этот язык всегда спасал его от назойливых коллег, приходивших с такими словами: «Я нажал какую-то кнопочку, и монитор погас. Что мне делать?» Случалось и такое: однажды к нему в крайне возбужденном состоянии пришел один старший коллега, еще не привыкший к тому, что его должность называется «менеджер», а не «управляющий».

– Что же делать? – хватался за голову мужчина. – Я только хотел проверить электронную почту, а там какой-то вирус…

За долгими стенаниями последовало легендарное: «Что делать?» Менеджер стоял в стороне и наблюдал за загадочным действом по воскрешению своего компьютера. Должно быть, подобный трепет испытывали его далекие предки, когда набредали в темном лесу на избушку и через замочную скважину смотрели на ведьмовские пляски у чана, где варилось волшебное зелье из жаб и мухоморов.

– Что мне делать, если это произойдет снова? – спросил мужчина, когда «все опять чудесным образом заработало».

– Не заводите почту на порносайтах, – посоветовал Сергей, усмехнувшись.

Заметив непрошеных гостей, ведьма первым делом смеялась, чем приводила визитеров в еще больший трепет. Если настроение у нее было игривым, она превращала кого-нибудь из них в лягушку или слизняка. Менеджер тоже превращался, но во что-то большое и красное, при этом казалось, что все его тело раздувается, как на дрожжах.

Старинные предания изобиловали рассказами о «нечистых» местах, лесах, болотах, куда людям соваться не стоило под страхом превращения в мерзкого слизня. Если уж завела туда «доброго человека» нелегкая, нужно было скорее уносить ноги. Так и менеджер к Сергею больше не заходил, а встретив того в коридоре, быстро делал ноги. Ему казалось, что этот «компьютерщик с приветом» видит его насквозь со всеми интимными мыслями и фантазиями.

Сутки Саша пролежал бревном, почти не двигаясь, ощущая боль каждой клеткой тела. Он был как слепой щенок, от которого хотели избавиться и бросили в канализацию, где он каким-то чудом выжил. Бдительность Сергея, без сомнения, спасла ему жизнь. Пуне не удалось напоить беспомощного гостя разведенным порошком от тараканов. Как и в случае с «верблюдом», мальчик не думал ни о каких злодействах, лишь о том, как это интересно быть доктором и поиграть с настоящим пациентом. Но, если родители что-то запрещают, это что-то становится только интереснее. Сергей надел наушники и включил запись морского прибоя, которая наравне с кофе давала ему энергию для ночной работы. Мальчик заметил, что в это время отец не слышал ни падения кухонных шкафов, ни соседей, отчаянно стучавших в дверь.

– Сколько можно? Два часа ночи! Милицию сейчас вызову!

Пуня смотрел на них в глазок. Вопящие соседи в разноцветных пижамах забавляли мальчика даже больше, чем клоуны в цирке.

Теперь, когда разум Сергея перенесся на солнечный пляж, а пальцы, как бы сами собой, гуляли по клавишам, Пуня таки влил Саше новое «лекарство». Подобно многим изобретением фармацевтов «эликсир» оказался редкостной гадостью.

– Лекарство невкусное, но ты должен его пить, а то умрешь, – повторил Пуня слова педиатра, лечившего его от диатеза.

– Гадость какая! – выдал Саша.

– Моя мама тоже пьет для здоровья, – честно сказал мальчик.

Ее здоровье действительно было крепким. После всех испробованных экзотических методов лечения она по-прежнему чувствовала себя превосходно. Бывшей супруге Сергея ничто эстетическое было не чуждо, и принятое Сашей «чудодейственное средство» она поэтически называла «мой золотой эликсир».

– Когда ты пьешь это долго-долго, – просвещала она сына, – оно выходит из тебя почти прозрачным, как родник в весеннем лесу. Это значит, что организм очистился от всех токсинов.

Мать Пуни была уверена, что «золотой эликсир» помогает от всех болезней. Больше всего мальчику нравилось смотреть, как после выпитого мама корчит забавные рожи. Потом она долго не выходила из ванной, полоща рот настоями пахучих трав, чтобы богатенькие кавалеры не разгадали секрет ее здоровья и привлекательности.

– В следующий раз сам это выпьешь, – пригрозил сыну Сергей.

К подобным «страшилкам» мальчик относился спокойно. Ему достаточно было сделать раскаявшееся лицо, в чем за время проживания с отцом он успел натренироваться, и сказать:

– Папа, я больше никогда так не буду делать, честное слово.

– Что это было? – спросил Саша с волнением.

После охватившего его приступа смеха, Сергей сказал:

– Помнишь? Сантехник дядя Миша тоже об этом спрашивал после «тепленького пивка».

В детстве они с Сашей разыгрывали «теплым пивком» местных алкоголиков. Впрочем, проделывали они это не так долго: любители выпить скоро привыкли к новому вкусу, и следить за их попойками стало не интересно.

«Золотой эликсир» в прямом смысле поставил Сашу на ноги. Слегка покачиваясь, он добрался до ванной и провел там почти полчаса.

– Лучше погладь ежика. Хорошо? – сказал Саша Пуне, стараясь обезопасить себя на будущее.

– Тебя побили? Больно? – пристал к нему мальчик, когда еж спрятался в укромном месте под диваном.

– Не доставай дядю, – послышался голос Сергея. – У дяди болит голова…

Сергей взглянул на Сашу:

– Больной он на всю голову.

Ночь плавно перетекла в утро. Сергей уже собирался покупать новый компьютер, потому что старый от круглосуточной работы начинало «глючить». Вздремнув около часа под шум прибоя за своим рабочим столом, Сергей был готов встретить новый день. Часовой дремы ему казалось вполне достаточно, чтобы «чувствовать себя отличненько». Снов он обычно не видел и объяснял это способностью своего мозга «отключаться от мира».

На его обеденном столе на специальной стильной подставке стояла кофемашина, которую Сергей холил, как родного сына, и каждый день бережно протирал особой мягкой тряпочкой.

Из продуктов он покупал то, с чем не нужно было долго возиться. Когда он выходил из магазина с полной тележкой фруктов, девушки, там работавшие, получали тему для разговоров на всю предстоящую смену.

– Апельсиновая диета… – говорила одна.

– Сегодня он еще орехов прикупил, – сообщала ее подружка.

– Опять мужиков обсуждаем? – возникала перед ними администратор. – Вегетарианцев никогда не видели?

Как всегда находился кто-нибудь всезнающий, готовый рискнуть и поправить начальство:

– Он еще купил сосиски и ветчину…

Обычно после этого администратор разгоняла всех «умных» со словами:

– Пошли работать быстро, развели здесь говорильню!

Сергей об этих занятных беседах не подозревал, да они и интересовали его не больше, чем повседневная жизнь мышей на хлебозаводе.

В то утро готовить Сергею было совсем лень, и он обнаружил, что сырые сосиски тоже вполне съедобны. Пуня радовался фруктовому изобилию, которое было к его услугам в любое время суток. Не нужно было есть противные «каши из коробок» и «здоровые супы» по оригинальным маминым рецептам.

– Бедный родственник, что ли? – обратился к Саше Сергей. – Апельсинку можешь взять, банан, пэрсики твои любимые тоже есть.

– Ты все еще помнишь? – вздохнул раненый.

– Такое и забыть! – прозвучало с укором. – Тебе-то чего… Несовершеннолетний, детдомовский, а потом свалил в свою армию… А мне мозг выносили по полной… Я сам чуть не брякнулся, когда ты вчера явился… с лыжами.

– Ну, я погорячился тогда, хотел…

– Хотел узнать, что по твоему заявлению решают тренеры и министр спорта персонально… Ага, а когда узнал, что им по барабану на твою бумажку, твое нежное самолюбие вдруг ощутило себя обиженным, в грязь втоптанным или в снег, не знаю, куда у лыжников это втаптывают… Тогда ты решил отыграться на всех сайтах, где нашел слово «спорт».

– Не на всех, – как наказанный ребенок, понурил голову Саша.

– Конечно, разве что на министерских… А потом, давай, Серега, я пошел в армию, а ты принимай людей в черном… Это как учить дурака самообороне, а потом узнать, что он этими приемчиками уделал презика и еще сказал, кто его плохому научил…

– Я не говорил… – оправдывался Саша.

Сергей в запале постучал себя по лбу:

– Деревяшка дубовая, ты же мой комп использовал… У меня, блин, дома… Думал, те чуваки совсем без мозгов?

– Ну, у меня был хороший учитель, – подмигнул ему Саша. – Который тоже не прочь был…

– Не надо сравнивать, – запротестовал Сергей. – Они нарушили закон о правах потребителей, продав раздолбанный пылесос, а потом еще парили меня с ремонтом…

– И тогда ты решил отыграться на сайте всей торговой сети, а заодно и сервис-центре… Почему-то тогда ты не говорил о правах…

С таким видом проигрывают предвыборные дебаты. Лицо проигравшего остается непроницаемым, но в голове проносятся мысли: «Вот паразит, он бы еще вспомнил, как я в школе у первоклашек жвачки отнимал».

– Ладно, проехали… Но признайся, что заметать следы…

В дверь позвонили.

– Что-то рановато он приехал… – пробурчал Сергей и направился к двери.

– Позвонить-то не дано было?

Сергей был уверен, что это новый постоялец хостела «Фазенда», который он полгода назад устроил в своей квартире, без всяких вывесок и «налоговых формальностей».

Старший лейтенант полиции показал свои красные корочки, а следом Сашину фотографию:

– Знаете этого человека?

Душа Сергея ушла в пятки. Чутье подсказывало ему, что дело дрянь. «Прибью гаденыша!» – в душе пообещал он Саше.

– Я… я…

Язык Сергея не слушался. Решив, будь что будет, он молча впустил полицейского, указав рукой на кухню.

Саше полицейский показал уже другие фотографии. Лица гопников выглядели такими жалобными, что он не сразу их узнал. Всем своим видом они напоминали умилительных котят с фотографии, набравшей в сети десять тысяч «нравится» и еще больше комментариев на тему няшности.

– Они сознались чистосердечно, – заявил полицейский. – На месте преступления были найдены следы борьбы. Пишите заявление…

– Что писать?

– Ну, как? – озадаченно посмотрел на Сашу лейтенант. – Опишите кратко, как на вас напали, что было похищено.

В отдел на опознание Сашу доставили на служебной машине.

– ФСБ, ГРУ? – спросил его потом Сергей, сгорая от любопытства.

Саша рассмеялся и протянул другу три листа бумаги, скрепленных степлером. На них были подробно расписаны правила поступления в различные юридические и военные вузы, а на обороте последнего ручкой от руки было написано:

«С превеликим сожалением, Сан Саныч, узнал я, какие неприятнейшие эксцессы могут произойти с человеком в мирное, казалось бы, время в его собственной стране. Но будь уверен, закон не терпит, когда его попирают и когда на него плюют, тем более всевозможные деклассированные элементы. Ниже ты увидишь номера моих телефонов – домашнего, мобильного и тот, которым я пользуюсь на даче (городской там не ловит, потому что тамошняя станция у другого оператора). Также ты найдешь здесь мой городской адрес и адрес дачи. Приглашаю тебя и твою девушку на Новый год в наш уютный дачный поселок, там ты сможешь лично познакомиться со многими, без преувеличения, великими людьми. Баня, прорубь, снегоходы, лыжи – все в наличии и, конечно, наша дружная компания, всегда готовая помочь советом и делом. В последнем ты уже имел возможность убедиться. Сходим с тобой на волка. Биатлонисту меткость не помешает. Звони, не забывай старика. Полковник пограничной службы П. Н. Груздев». Дата… Подпись…

– Ехал с ним в поезде… Случайно попали в один вагон? Случайно… – Сергей хмыкнул и недоверчиво покачал головой. – Так он это… завербовал тебя, что ли? – продолжал он необычно тихим голосом.

Саша улыбнулся и пожал плечами.

– Только не говори, что вся эта беготня из-за старого мобильника и твоего помятого фэйса. Да не гони! Не поверю, чтоб из-за такого менты носились… Что там у тебя: пароли, контакты секретных агентов?

– Да, – развеселился Саша, – твой, Дениса, хотя уже не его… Может, мне и отвечал секретный агент, но его «пинь» шифра я не понял…

– Похоже, таким, как ты, все-таки везет, и временами по-крупному… Покровители… девчонки…

Сергей с грустью взглянул на торчащие из-под дивана ноги Пуни:

– Эй, чувак, иди погуляй… – вздохнул он. – Лучше на улице сломай чего-нибудь…

Следующей ночью сон Саши был сладок, даже боль неожиданно отступила. Ему снился Груздев, который говорил голосом бывшего тренера: «Все хорошо будет, Санек, вот увидишь»…

В семь часов утра, сделав привычную зарядку и тридцать отжиманий от пола, Груздев позвонил «вырученному из беды молодому другу». Полковник говорил, как заведенный:

– Как там твоя Оля? – спросил он. – Хорошо, когда дома тыл надежный. Можно мне с ней поговорить?

«Солдат никогда не жалуется» – для Груздева это была аксиома. Потому даже неприлично было расспрашивать служилого человека о потребностях и проблемах. На то, по мнению Груздева, существовала женщина. Если она хочет быть достойной спутницей военного, то обязана обо всех его чаяниях знать и при необходимости помогать в их решении, но так, «чтобы супруг ее не выглядел попрошайкой, вымаливающим для себя разного рода блага». Отразив это в своих заметках, Груздев решил посветить отдельную главу «учениям об устройстве семейной жизни солдат и офицеров».

– Оля уехала, – ответил Саша, что в целом было правдой.

– И когда вернется? – допытывался полковник.

– У нее соревнования, потом тренировки, потом снова…

– Да, сложно у вас, однако, – посочувствовал Груздев.

Пуня ползал на коленях, изображая ежа, и громко хохотал:

– Парня тоже привози, – рассмеялся полковник в духе доброго новогоднего деда. – Ему там понравится. На подарки не вздумай тратиться, не наше это дело. Сколько мальчику?

Полковник говорил так громко, что Сергею было прекрасно слышно. Он показал шесть пальцев.

– Шесть, – помявшись, ответил Саша.

– Ладно, придумаем что-нибудь. Машина будет, на автобусе трястись не придется. Созвонимся еще, но на всякий экстренный случай… Всякое в нашем отечестве бывает… Так, запиши… Машина будет двадцать пятого декабря в десять ноль-ноль у твоего подъезда. «Волга» белого цвета, водителя зовут Вадик… Вадим Степанович, – поправился Груздев. – Для первого раза можно «товарищ полковник», отличный парень.

Для Груздева в его шестьдесят шесть парнями были все моложе его хотя бы на год. Не то чтобы он жаловал «западное» Рождество, просто привык, что весь его круг общения давно пребывал на заслуженном отдыхе, а когда свободного времени, по словам Груздева, «хоть ковшом хлебай», можно и праздничное веселье продлить.

– Записал? Продиктуй!

Убедившись, что «молодой друг», без пяти минут «любимец», ничего не напутал, полковник добавил:

– Все, Сан Саныч, с наступающим, скоро свидимся.

Наступающего оставалось ждать еще почти месяц, но каждому было известно, что к главному в году веселью следовало готовиться не за неделю и даже не за три.

– Мелкого можешь взять, – сказал после того разговора Сергей. – Повадками вы с ним похожи… Если что, говори, что твой сын, ну, или племянник… Это чудо всех мужчин зовет дядями, когда я встречал его в садике вместо этой… его маменьки, он брякнул «мой папа – дядя», короче, воспитку коротнуло… Потом эта включила ему какую-то политическую фигню по ящику… Мелкий таким штукам быстро учится, короче, он после того забросал всю группу яйцами и якобы орал при этом: «Вы, упыри, ни черта не понимаете в рыночной экономике…» Машинки на веревке за собой таскают, а в экономике не понимают, – в тот момент Сергей почувствовал необычайную гордость за сына. – Потом воспитка мне говорит: «Вы же дядя-отец, повлияйте на своего Пантелеймошечку, рано его таким словам учить… Что это за упыри? Вы ему фильмы ужасов даете смотреть?..» Не, я вообще угораю над этими квочками… А может, он из-за своего дурацкого имени такой?.. Другому мелкому он зуб выбил… Тот его Пушком назвал…

– Он мне кричал: «Кис-кис, иди сюда», а я пошел и как дал ему в чавкало… – вставил Пуня и получил от гордого отца разрешение посмотреть кино про настоящих упырей.

Обычно немногословный Сергей становился балаболом, когда предвкушал приятные перемены в своей жизни. Он думал, раз у Саши эти перемены уже произошли и он оказался в «серьезной компании», то, в случае карьерных подвижек, старый друг и его не забудет. Сергей бы и сам с радостью поехал на полковничью дачу, пусть бы пришлось и в автобусе потрястись. Он не сомневался, при его знаниях можно претендовать на гораздо более щедрую зарплату, нужно только свои способности показать где и кому надо. Но скромность держала его в ежовых рукавицах и не позволяла напроситься «на елку», воспитание интеллигентных родителей давало о себе знать.

Родители одобряли дружбу Сергея с «шустрым мальчиком Сашей». Она началась совершенно случайно. Хотя они учились в одной школе, но, как бы выразились интеллигентные родители, круг их общения «кардинально отличался». В школе действовал негласный кодекс чести, который некоторые учащиеся, наученные взрослыми, называли понятиями. Старшие школьники считали зазорным дружить с «мелкими». Особенно обидным было получить пинка от «мелкого», которого старшие подговаривали на это, дабы посмеяться над «ботанами» из своего класса. Саша был младше Сергея на три года и отлично подходил на роль пинающего. Как на спортсмена, а значит, ценного кадра для таких забав, на Сашу сыпались обещания дать «за работу» жвачку, две, три… Несговорчивость только увеличивала его ценность в глазах поборников школьных «понятий». Однажды одноклассник Сергея устал уговаривать «мелкого» и решил разобраться самостоятельно. По странному совпадению его тоже звали Сергей, но среди соплеменников он гордо именовался Серый. Серому, как и многим будущим гопникам, грозил второй год, а Сергей в ответ на постоянные унижения отказывался давать ему списывать математику. Серый поджидал его в парке, где «одноклассник-ботан» всегда гулял с родительским пуделем. Собаководы в том парке не без трений, но уживались с лыжниками зимой и велосипедистами летом.

Саша наматывал свои привычные десять кругов по лыжне, когда услышал истеричный лай. Слишком звонкий, чтобы походить на местного питбуля, который считал своей добычей все, что движется. Тем не менее Саша осмотрелся на всякий случай. Сергей уже успел получить в челюсть и в ухо, а теперь Серый принялся запинывать лежащего на снегу недруга. Обе лыжные палки были сломаны о зажиревшее тело Серого. «Мелкий» бросил вызов, и теперь ему клятвенно пообещали воткнуть лыжи в одно место. Разбитой губой и ушибленными ребрами явно бы не обошлось, если бы под руку не подвернулись остатки постамента Павлика Морозова. Уроки МХК Серый прогуливал, потому про Давида и Голиафа не слышал. Но разозленный Саша, крепко сжимавший гранитный обломок, сам по себе выглядел устрашающе.

– Ладно, ладно, все, я ухожу, – отступая, повторял Серый.

В поисках пуделя Саша тоже поучаствовал. Полуживого пса, исцарапанного кошками, нашли только через неделю. Еще две недели пудель не выходил из-под стола и жалобно скулил, когда его намеревались вывести погулять. За собаку Саша получил тысячу рублей, а за спасение Сергея Сашина мать получила в подарок дорогой фарфоровый сервиз. Потом в числе прочих более или менее ценных вещей он был принесен в жертву во имя «бизнеса» Дениса. За него Денис получил аж десять тысяч рублей, на которые смог закупить в Китае тридцать килограммов одежды. А находчивый антиквар получил сто тысяч, выдав сервиз за фамильную реликвию князей Долгоруких. Саша стал частым гостем в доме Сергея. Там он впервые увидел компьютер, громоздкую махину, едва умещавшуюся на столе. Такие теперь встречаются лишь в ископаемом виде. Тогда же, на рубеже тысячелетий, она считалась «ультрасовременной моделью», по крайней мере в России.

В этом кругу Саша был желанным, пока оставался «домашним ребенком». Переход его в разряд «ребенка детдомовского» и «слава» рыночного воришки не остались без внимания «интеллигентных родителей».

– Строжайшим образом запрещаю тебе с ним дружить, – повторял отец Сергея, грозя сыну пальцем. – Втянет тебя в историю, да еще вшей детдомовских нахватаешься.

В условиях конспирации их дружба стала только крепче. Когда Сергей покупал фрукты на рынке, то делился с другом, а если не покупал, то прикрывал его, отвлекая торговцев.

«Давай, давай, жми!» – мысленно подгонял он Сашу, когда тот убегал с добычей.

Отъезд родителей на дачу был таким же желанным, как и новогодние подарки. Тогда друзья могли дни напролет просиживать за компьютерными играми, а Саше разрешалось брать на кухне все, что он хочет. Однажды они так увлеклись, что совсем забыли про взрослых. Саше пришлось ретироваться через балкон. Он проявил себя искусным акробатом, спустившись со второго этажа по газовой трубе и зарешеченному балкону соседей снизу. Родители Сергея удивлялись: холодильник пустел, а их сын оставался таким же худым. Сергей героически прошел исследования на всех возможных кишечных паразитов, но друга не выдал.

Преподавание информатики в Сашиной школе велось довольно странным образом. К воспитанию опытных пользователей, которые значились в требованиях работодателей от почтового отделения до гигантских государственных корпораций, эти уроки тыканья по клавишам не имели никакого отношения. Даже не обремененный интеллектом Серый умудрялся получать здесь четверки. У учителя математики, поставленного вести сей предмет, имелось собственное для него название – «основы работы на ЭВМ». В расписании же с целью экономии строчек писали просто «ЭВМ». За дополнительную учебную нагрузку математик получал скромное дополнение к не менее скромному жалованью. Ну, а директор могла поставить жирную галочку в нужном документе и отчитаться, что во вверенной ей школе информатика преподается. Еще она могла требовать на родительских собраниях дополнительные «пожертвования» на «обновление и ремонт компьютерного класса». На расходах директор успешно «экономила», так что ее внучка могла без проблем постигать не только информатику, но и иные предметы в лондонском колледже. В детдоме же, услышав загадочное слово «информатика», только удивленно округляли глаза. Очевидно, там считали, что будущим продавцам, автослесарям и грузчикам, коими обычно становились вчерашние воспитанники, такие предметы не нужны.

Так что в этом плане Сергей стал для Саши единственным учителем. Саша проявил себя прилежным учеником, он быстро воспринимал то, что «можно», и еще быстрее то, что «нельзя».

Его первой жертвой стала табачная фабрика. Как и у многих подростков, у Саши с Сергеем были свои идеалы вкупе с обостренным чувством справедливости. Директор фабрики поплатился из-за того, что в эфире шоу о здоровом образе жизни он под одобрительные кивки ведущего в белом халате произнес заученные «умные» слова:

– Табак обладает выраженными бактерицидными свойствами и помогает при пониженном артериальном давлении.

Не прошло и суток после того эфира, а со счета табачной фабрики исчезла приличная сумма. Вскоре она обнаружилась на счету «Фонда борьбы с раком». Сумма оказалась столь внушительной, что, получив из «Фонда» благодарственное письмо, директор разорвал его зубами, а потом еще покусал своего заместителя по финансам. Зам подал на начальника в суд «за нанесение тяжких телесных повреждений в форме укусов». В суде директор попытался его загрызть, а потом отнял у судьи молоточек, стук которого его так раздражал, и настучал им слуге Фемиды по макушке. Суд признал табачного магната и мецената невменяемым и приговорил к принудительному лечению за счет его компании в немецкой клинике.

Видимо, на табачной фабрике об информатике тоже мало что знали, поэтому дельце сошло Саше с рук.

В следующий раз он перевел треть активов водочного завода «Православному обществу трезвенников». Завод, конечно, пытался оспорить перевод через суд. Но заседание по делу пришлось перенести. Вдоволь наслушавшись проповедей ответчика о зеленом змии и призывов покаяться за такую «греховную тяжбу», юрист завода выбежал из зала суда с криком: «Увольняйте меня, но избавьте от этого идиотизма!» После появления у проходной пикетчиков с хоругвями и торжественного молебна во имя закрытия «логова змия», завод вынужден был пойти на мировую. Судье оставалось облегченно вытереть пот со лба и восстановить «поруганное благочестие».

Таким образом, неожиданно для самого себя Саша лишил «военно-патриотический клуб «Светоч» и персонально «атамана» двух важнейших спонсоров. Посокрушавшись, тот решил усыновить тройню здоровых двенадцатилетних мальчиков, чтобы хоть как-то поправить дела своего разросшегося приусадебного хозяйства.

Дорожка Робина Гуда оказалась, впрочем, довольно скользкой. После поездки с «атаманом» в Оберхоф Саша всерьез задумался о возвращении в спорт. Пресловутый юношеский максимализм влек его сразу в областную юниорскую сборную. Ему не прислали отказ, а попросту не ответили, что Саша счел еще более обидным. После тщательной подготовки им были атакованы пять сайтов государственных спортивных организаций, и целых пять суток их посетители видели на своих экранах задорно танцующего рыжеволосого парня, похожего на одного небезызвестного актера.

– Опа, опа! – кричал этот забавный персонаж, тряс длинными волосами и показывал неприличные жесты.

Дело приняло серьезный оборот, потому что покусились на спорт. А ведь он считался национальной гордостью наряду с нефтью и газом. Речь шла чуть ли не о покушении на престиж государства. Только деньги родителей спасли Сергея от больших проблем. Он был признан жертвой международной банды хакеров, которая «самовольно использовала его IP-адрес с целью нанесения означенного ущерба государству». Разбираться в хитрых компьютерных технологиях желающих не нашлось, и после длительных допросов, трех месяцев в СИЗО и пяти под домашним арестом без права пользоваться любыми средствами связи обвинения с Сергея все-таки сняли…

«Бизнес» увлек Дениса. Даже рутинные поездки в Китай он превратил в захватывающее дух мероприятие. Теперь он развлекался тем, что нанимал жителей приграничных российских областей для переправки груза без уплаты пошлин. «Вознаграждения» контрабандистам съедали ощутимую часть его выручки, но он по-прежнему думал, что выгода любого предпринимателя состоит в неуплате налогов и пошлин. Один раз его груз перехватили. Шапки и тапки выбросили, потому что они пахли химической лабораторией, и никакой дополнительной экспертизы не требовали. Всем остальным, что эксперты признали безопасным для жизни, осчастливили детские дома и магазины по продаже конфиската. Но не тем человеком был Денис, чтоб так легко отступать. Ему в голову пришла гениальная, как казалось, мысль. Надлежало закупить на все деньги «монобрендовую продукцию» некоего талантливого китайского модельера. Имя его было слишком сложным, поэтому он называл себя Versace, что и указывал на всех ярлыках крупными буквами. С видом полководца, готовящего обманный маневр, Денис пробежал глазами по карте из географического атласа для шестого класса средней школы и постановил:

– Переправить груз транзитом через Монголию. Наши люди рассредоточатся по степи, и пусть попробуют их поймать… Замаются.

Для пущей торжественности не хватало только треуголки со страусовым пером. Если бы Денис помнил Бонапарта, то обязательно поставил бы его военный гений в один ряд со своим «тактическим мышлением». Осталось лишь найти деньги для воплощения гениального плана.

«Versace и стоить будет на рынке как Versace, – думал Денис. – Может, даже стоит сделать большие красивые ценники из лощеной бумаги и указать цены в у. е. Это же Versace».

Денис почти убедил самого себя, что Versace настоящий, и все его расходы обернутся баснословными доходами. В конце концов, многие фирмы переносят производство в Китай, так почему бы всей этой сказке не стать правдой?

– Да, работать с китайским рынком выгодно, – заключил Денис.

Он любил вставлять экономические термины даже в собственные мысли. «Рынок», «маркетинг», «капиталовложение» – все эти слова подчеркивали серьезность действа, которое он именовал бизнесом.

В столь «ответственные» моменты жена Дениса вспоминала, что пора бы навестить родителей, и на всех парах мчалась вместе с ребенком в родную живописную деревню. Там она отдыхала, щеголяя в «модной одежде» из последней харбинской коллекции. Одноклассники звали ее москвичкой, что девушке очень нравилось. Старики же не могли нарадоваться, что дочь с внуком приезжает к ним чуть ли не каждую неделю.

Встречи с братом Денис не искал, в глубине души он надеялся, что тот вообще не появится. Между тем Саша за неимением противогаза ждал его у подъезда.

– Привет.

Домохозяйка в таких случаях думает: «Вытираешь пылюку, вытираешь, а она снова здесь».

Кошатница Клара приоткрыла дверь своего балкона. Открыть ее полностью и тем более выйти она не могла. Балкон давно превратился в свалку всякого хламья. Своего хлама Кларе не хватало, и она добывала эту драгоценность во дворах и на помойке. Той осенью на балконе произошло удивительное событие: на пролежавших два года досках выросли самые настоящие опята. Впрочем, грибоводческое ноу-хау оценить было некому. Соседи жаловались на плесневые грибы, проникавшие к ним вместе с аммиаком.

– Дениска, гони его отсюда! – кричала Клара из-за залежей своего «добра». – Милицию сейчас вызову.

Участковый Кларе докучал регулярно, говорил про какой-то непонятный аммиак и предлагал отдать кошек волонтерам из зоозащитной организации.

– Уходите, – отрезáла кошатница.

Зря девушка-волонтер пыталась убедить «одинокую несчастную бабушку» в искренности своих намерений. Чем дольше ее уговаривали, тем больше старушка убеждалась, что за дверью живодеры, которые сделают из ее кошек мыло. С тех пор Клара перестала мыться – в мыле ей мерещились «бедные кошечки». Ей было все равно, что милицию переименовали. С полицией в лице того же участкового ее отношения тоже не складывались. Когда «живодеры» нагрянули снова, она поклялась, что скорее взорвет квартиру, чем отдаст кошек. Газ ей после этого перекрыли, а то, что не доварилось на плите, стало благодатным субстратом для новых видов плесневых грибов. Клара материла участкового при исполнении, но готова была даже с ним пойти на перемирие, лишь бы избавиться от Саши.

– Ты – живодер! – кричала Клара. – Я тебя проучу! Милиция уже едет!

– И тебе хочется жить рядом с шизанутой старухой и ее вонючим крольчатником? – с надеждой спросил брата Денис.

Разговор обещал быть сложным, но аргумент в виде кошатницы выглядел убедительно, хотя на Сашу должного впечатления не произвел.

– Продать решил? – угадал он мысли Дениса.

– Ты должен понять, – завел старую песню Денис. – У меня семья. Семья – это большая ответственность. Мне нужно обеспечивать жену и ребенка.

– Ну да, – ухмыльнулся Саша. – Только я там тоже прописан, так, для справочки.

– Я подобрал для тебя хороший вариант, – в голосе Дениса уже появилось раздражение.

Еще бы, он запланировал такую гениальную операцию по перевозке «модной брендовой одежды» через монгольские степи, а тут явился брат! «Мало того, что как снег на голову, так еще и в бизнесе полный нуль. Ну как с таким разговаривать? Он же только персики воровать умеет».

– Очень хороший вариант, – продолжал Денис. – Через дорогу лес… Ты же у нас спортсмен, любишь лыжи! – добавил он иронично. – Видишь, я даже это предусмотрел.

«Дурак… бестолковый, совсем не ценишь мою заботу», – читалось между строк.

– Совсем нечем дышать, – карикатурно сморщился Денис, когда они подошли к квартире.

– Здравствуйте, Клара Владимировна, – поприветствовал он выглянувшую кошатницу. – Как ваше здоровье?

– Ой, совсем плохо, – пожаловалась она, забыв о присутствии Саши. – Голова постоянно болит, дыхание спирает. На улице мне легче, но попробуй оставить квартиру без присмотра. Люди злые, того и гляди залезут и обворуют.

«Зря спросил о здоровье, – подумал Денис. – Теперь он упрется, что бабка скоро помрет».

Но когда Денис с той же притворной вежливостью попрощался с кошатницей, брата рядом уже не было. Осматривать пустую квартиру не было смысла. Денис снял даже светильники. Их он выставил на продажу на «Блошином рынке», как назывался сайт, где «умные» торговали всяким хламом по заоблачным ценам. Что-то Денис умудрился «толкнуть» в ломбард, что-то сбыл по сходной цене теще с тестем. Саша выбрал в коробках пару вещей, не представлявших для брата «коммерческого интереса», и ждал его на свежем воздухе.

Приложив к уху выключенный мобильный телефон, Денис изобразил занятого бизнесмена и бросил Саше на ходу, что его ждут неотложные дела с крупной партией модной одежды из новой осенне-зимней коллекции.

– Завтра в десять жду тебя у моего агента, – деловито сказал он, протянув брату визитку риелтора.

– Он же обует тебя, – убеждал Сашу Сергей. – У леса… На окраине. Понятное дело, что-то раздолбанное, никому на фиг не нужное, клоповник с алконавтами… Блин, натрави полкана на него…

– Кого?

– Дуб, что ли? Полковника своего гэбэшного… Твой братец человеческой речи никогда не понимал.

Саша задумался. Однажды Денис взял деньги в долг у бритоголовых ростовщиков «с понятиями». Когда пришло время платить, найти его долго не могли. Денис вспомнил про долг и согласился с женой, что пора навестить живописную деревню. Заодно он сменил SIM-карту, дабы лишние звонки не мешали наслаждаться идиллическими пасторалями с коровками. Жену с ребенком кредиторы разыскать, разумеется, не смогли, так что Саша оставался самым близким родственником. Его привезли на столь же живописную лесную заимку и пообещали держать там, пока брат не расплатится. Вернувшись в город «на разведку», Денис обнаружил в дверях записку с угрозами «отрезать его малолетнему братишке все, что можно». Сашу Денис пожалел, все же брат, но: «Видать, судьба у него такая», – решил «бизнесмен».

Слова «платить-то все равно нечем» избавили его от последних угрызений совести.

Опыт выживания в лесу у Саши уже имелся. Болотную воду он теперь не пил и питался одними ягодами. Но диета оказалась слишком суровой. На пятые сутки после побега парень уже не мог двигаться. Саша сидел под деревом и безразлично смотрел на лисицу, которая терпеливо ждала роскошного обеда. Вышедшие из чащи ягодники оставили зверька голодным. Они приехали из города и сами плутали по незнакомому лесу уже сутки. На пожертвованных ему ягодах, половине беляша и душевных песнях Саша продержался еще один день.

Горожанка вспоминала о деревенских корнях и запевала:

Благодаря «кудрявой» троих робинзонов и нашли жители ближайшей деревни. Женщина не спешила покидать лес и долго обнимала «белоствольную», называя ее спасительницей-матушкой, и со слезами на глазах обещала посадить ее «дочку» у своего таун-хауса.

В ответ на слова Сергея Саша махнул рукой. Кто знает, насколько круто мог повести себя Груздев с Денисом? Саша думал не столько о брате, сколько о его дочери, хотя племянницу он никогда не видел, ведь жена Дениса опасалась чего-то. Она не знала, чего именно, но это что-то было нехорошим, ведь в памяти отложились рассказы мужа о детдоме и кражах персиков на рынке.

– Дуб, непробиваемый, – вздохнул Сергей.

Риелтор подключил все свое красноречие, нахваливая «зеленый район», в котором предстояло жить Саше.

– Чистейшая экология. Машин почти нет. Некому газовать. А весной под самым окном расцветает душистая черемуха. Божественный аромат. Просто сказка.

Жителям бывшего общежития вентиляторного завода давно уже выдали ордера. После этой нехитрой процедуры их объявили полноправными собственниками жилья, убрали с подъезда табличку с надписью «общежитие» и даже не поленились ввести обновленные сведения на электронные карты города. Теперь это сооружение времен развитого социализма звалось просто «жилой дом», о прошлом напоминали лишь общие кухни и душевые.

«Подходящий вариант», подобранный Денисом походил на лавку старьевщика. Эта комната могла бы стать хорошим источником разного «добра» для кошатницы Клары.

– Хоть сейчас заезжай, – хвастал риелтор, разводя руками. – Все это достанется вам. И обстановка тоже.

Он оперся рукой о диван, и тот жалобно скрипнул.

– Раньше добротную мебель делали, на века, – продолжал продавец. – Она вам еще послужит не один год верой и правдой. Кое-что перетянуть, подкрасить, и будет лучше новенькой.

Его взгляд упал на клюку, которая осталась от прежнего владельца, ветерана труда, собравшего не одну тысячу вентиляторов, некоторые из которых все еще крутились в укромных уголках большой страны. Смотрелась клюка «невыгодно», и риелтор думал, как бы это должным образом обставить, чтобы «клиент не уплыл».

– Вы же спортсмен, – сказал он, хитро прищурившись. – У меня глаз наметан. Вас издалека видно. По превосходной осанке. Спорт дает идеальное телосложение. Да, без сомнения, это так, – подтверждал он собственные слова.

Еще в офисе он подслушал занудный монолог Дениса, убеждавшего брата, насколько хорошо жить рядом с лесом, какое там райское местечко для занятий спортом.

– Эта палочка, – с восхищением рассказывал риелтор про клюку, – прекрасно подойдет для скандинавской ходьбы. Материал очень качественный, натуральное дерево. А теперь пройдемте сюда.

Мужчина подозвал Сашу к кладовой, где пылились старые бамбуковые удочки, коловорот и ящик, с которым ходили на рыбалку в эпоху натуральной советской колбасы.

– Снаряжение для активного отдыха. Спортивная рыбалка – прекрасное занятие для энергичных молодых людей, таких, как вы. Сюда можно складывать добытые трофеи, – при этих словах риелтор открыл ящик и показал Саше его пустое нутро. – Очень вместительный.

Всегда, когда нужно было похвалить что-то никому не нужное, риелтор добавлял слова «очень», «совершенно», «превосходно», «прекрасно». Этому его научил наставник, когда обучал своему ремеслу убеждения бывшего сотрудника НИИ хлопкопрядильной промышленности.

– Выглядит совершенно новым. Не правда ли? – продолжал бывший хлопковед. – Можно не только складывать трофеи, но и превосходно использовать в качестве очень удобного стула, когда приходится ждать клева. Кстати…

В следующий миг он очутился около окна, за которым росла «превосходная черемуха».

– За тем домом, – указывал он на близнеца бывшего общежития. – Есть автобусная остановка. Каких-то пятнадцать минут, и вы оказываетесь на очень красивом озере. Прекраснейшее место для рыбалки в любое время года.

Черемуха была превосходной в том, что относится к пышности. Ее раскидистые ветви едва позволяли рассмотреть стоявший в сотне метров дом. Дерево, подобно старой мебели, можно было назвать частью этой комнаты. Стоило открыть хрущевский шкаф, и взору открывались корни, пробившиеся сквозь кирпичную кладку. Это был превосходный, как бы сказал риелтор, хрущевский шкаф и прекрасный заменитель холодильника. Зимой там было так же холодно, как на улице, и так же лежал снег. Продукты очень хорошо там сохранялись даже в летние месяцы.

Впрочем, риелтор умолчал об этих бесспорных плюсах, найдя черемуховые корни невыгодным дополнением.

Из коридора доносилась ругань. Двое, мужская и женская особи, омерзительными визгливыми голосами выясняли, кто кому и что должен.

– По-моему, у вашего соседа сегодня день рождения, – натянул улыбку риелтор.

«Покупателю нужно улыбаться, даже если он тебя посылает», – так его учил наставник.

Пока Саша слушал речи об «очень чистой экологии» и «совершенно восхитительной черемухе за окном», Сергей выслушивал стенания Дениса. Тот «по старой дружбе» принес в ремонт свой ноутбук, рассчитывая благодаря дружбе сэкономить время и деньги.

– Совсем же новый, – качал головой «бизнесмен». – А не работает.

– И что с ним?

– Включаешь, а он показывает надписи на английском и тут же выключается. Что я только ни делал, – мямлил Денис и разводил руками.

Сергей повертел ноутбук в руках, делая вид, что разглядывает, и цокнул языком:

– Буквы, говоришь? Это плохо, очень серьезно. Новый вирус. Называется «Дракула».

Своими фантазиями Сергей рассмешил сам себя и едва сдержался, чтобы не захохотать во весь голос.

– Дракула – это вампир, – добавил деловито Пуня. – Он сильный и может убить даже рогатого кабана-мутанта.

Очевидно, склонность к воображению была их фамильной чертой.

– Эта штука стирает все файлы на компе, – пересиливал смех Сергей.

– Исправь, пожалуйста, – умолял Денис.

Он еще надеялся, что по старой дружбе можно будет обойтись парой банок пива или одним волшебным словом.

– Долго возиться придется, – вдыхал Сергей. – Понадобятся чипы памяти, их в «Майкрософте» заказывают напрямую. Вирус новый, и у нас еще не придумали надежной защиты. Полтинник выйдет, минимум.

– Так дешево, – по наивности обрадовался Денис и вынул из кармана пятьдесят рублей.

– Я имел в виду пятьдесят штук, то есть тысяч, – огорчил его Сергей. – Не вру. Можешь нести в сервис. Там отмажутся и посоветуют выбросить. Уже куча случаев. На той неделе чувак один приходил. Но его комп пришлось отнести на помойку. Те английские надписи исчезли, и я уже не мог ничего сделать. Но чипы памяти остались. Ждать доставки из Штатов не придется.

– Надо посмотреть, может, еще гарантия не закончилась, – оживился Денис.

– Да по барабану им на твою гарантию. Скажут, что на порнухе подцепил, а это совсем другая тема.

Денис стал оправдываться, что любит жену и на таких сайтах ему делать нечего.

– Это ты в сервисе попробуй доказать, – напирал Сергей. – А эта штука тем временем уничтожит все файлы и угробит Винду. Тогда реально останется сдать на лом или использовать как подставку для вазы.

Денис молча кивал головой, что означало: «Делать нечего. Я согласен».

– Ты это… Делай пока. Чтоб те буквы не исчезли. Деньги будут завтра, – сказал «бизнесмен» вместо прощания.

– Уже бегу делать, – выпалил Сергей и захлопнул дверь.

Теперь он дал волю эмоциям и от души посмеялся, заразив смехом Пуню.

– Ну, и как там, в лесу? – позже спросил Сергей друга.

– Грибы-ягоды растут, – отшутился Саша.

– Хреново… Но ожидаемо. У твоего брательника вкуса нет… Видел бы ты, какими он тряпками торгует. Я б лучше с фиговым листом ходил, чем купил что-то в этом чайна-тауне.

Дети – милейшие создания, но иногда ведут себя не лучше попугаев. Хозяин учит птицу здороваться, как заведенный повторяет ей по сто раз на дню «привет», убьет на это кучу своего времени, а она молчит. Но стоит нечаянно обронить «старый козел», и попугай усвоит с первого раза, а потом выдаст, когда тесть хозяина, уважаемый человек, взявший того замом в свою компанию, заглянет в гости.

– Мы проучили дядю тряпичного дурака. Он – дурак и даже буквы не знает. А я знаю, – похвастался Пуня и стал по порядку перечислять буквы алфавита.

– Денис заходил к тебе? – спросил Саша с подозрением. – И что ему надо было?

– Да он не к тебе приходил, – постарался уйти от разговора Сергей.

Точку поставил Пуня. Поняв, что его познания взрослых не интересуют, он топнул Саше по ноге. Обратив на себя внимание дяди Саши, мальчик вернулся к букве «А», и все началось заново.

– Помнишь тот мультик про зайца и волка? – сменил тему Сергей.

Саша непроизвольно улыбнулся. Ему вспомнился прикол с троллейбусом. Увидев его однажды в том мультике, Сергей решил разыграть друга. Правда, в их случае был автобус. Саша не очень разбирался в маршрутах наземного транспорта, из-за чего и поплатился.

– Это не наш автобус, – убедил его Сергей.

Но маршрут вдруг стал подходящим, когда объявили: «Осторожно, двери закрываются». Бежать до следующей остановки с прищемленной в дверях головой Саше не пришлось. Ловкость спортсмена дала о себе знать, он вскочил на подножку и проехал остановку с зажатой штаниной. Впрочем, и этого обоим хватило, чтоб от души повеселиться. Сергей заходился смехом, а Саша шутливо грозил ему с подножки кулаком, обещая разобраться, когда двери откроются. Только кондукторша была недовольна, как всегда, и бурчала:

– Дети теперь совсем одичали. Нарожают, а как воспитывать, так лень-матушка.

– Помнишь? – тоже повеселел Сергей. – Волк еще решил отделаться от мелкого робота, который его достал. Тогда робот стал злобной жестянкой и достал его еще больше. Прослушай буковки, их всего тридцать три, а то этот чувак дождется, пока ты уснешь… Боюсь даже представить, какие глюки таятся в его мелкой голове.

– У меня там чипы памяти, – заверил мальчик.

Он развеселил взрослых еще больше и, забыв про оставшиеся тридцать букв, решил достать ежа.

Еж успешно выживал в квартире Сергея, как бы сказали биологи, в условиях естественного отбора. Однажды Пуня нечаянно придавил его пятой точкой, но оба, казалось, не обратили на это внимания. Сергея лишь раздражали «зелененькие штучки», которые еж оставлял повсюду.

– Твой еж тупее кошки, – жаловался Сергей. – Я ему уже газету постелил, а он дебил полный…

За фруктовым обедом с колбасой Саша снова завел неудобный разговор о Денисе.

– Смотрите, что я нашел.

Пуня подошел к столу и показал «зелененькие штучки». Хотя тема была снова удачно замята, Сергей не обрадовался.

– Выбрось каку! – велел он сыну. – Да выбрось ты эту гадость, наконец, – добавил он, борясь с рвотными позывами.

Сергей вообще был довольно брезглив. Так разговор о ловле рыбы на опарыша, зашедший на корпоративном пикнике, надолго испортил ему аппетит. Он терпел, пока дело не дошло до детального описания дедовского метода «дóбычи наживки из выгребных ям».

– Вот так это делается, – начал рассказчик. – Берешь лопату побольше и разгребаешь это дело. Чем глубже, тем опарыш крупнее, сочнее. Самое то…

К удивлению сослуживцев, Сергей с выпученными глазами побежал к кустам. Теперь коллеги в очередной раз убедились, «насколько этот программист странный», все едят, пьют и мило разговаривают, а он сидит в стороне с видом мученика, будто его к казни готовят.

– Лучше бы тогда совсем не приезжал, если противно с нами сидеть, – заметил менеджер – любитель клубнички, который и завел «веселые» беседы о рыбалке.

– Блин, какая гадость, – простонал теперь Сергей, зажмурившись.

Все же Пуня был послушным ребенком. Бяку он выбросил сразу, как увидел, что «папе стало плохо». Потом отряхнул руки, он видел, как это делали взрослые дяди из кино, когда закончили «гадкое дельце» и «намотали кишки вонючего мафиози на его собственную задницу».

В ту ночь Сергей решил поспать, как он выразился, «тривиально», то есть лежа в своей постели. Следующий день предвещал много суеты, так что требовалось совсем «отключиться от мира» и набраться сил. Компьютер же продолжали эксплуатировать нещадно в привычном режиме. Засыпая, Сергей успел пробормотать, что Пуня может смотреть мультики, «хоть до птичек в глазах». Но их мальчик не дождался и уснул, оставив говорящих черепах-мутантов один на один с коварными троллями. Черепахи уничтожили последнего злодея, и Сергей «подключился к миру» уже под ликование жителей спасенного лесного Метрополиса.

Сашу растолкали и отправили в магазин.

– Купи фруктов, колбасы, чего захочешь, в общем, чтоб можно было не париться на кухне.

Пока Саша ответственно закупал продукты для приема постояльца хостела «Фазенда», Сергей принимал Дениса. Эта сцена была достойна лучшего восточного базара:

– Я же все сделал. Весь вечер пыхтел над ним. Все отлично работает.

– Ну, нет у меня денег, все в обороте. У меня деньги под матрасом не валяются. Все вкладывается в дело. Деньги должны работать и приносить доход, а не в кубышках лежать.

– Раз такая тема, сам будешь разбираться со своим ноутом. Десять штук… Я за чипы больше выложил. Чипы выну, и забирай свое…

– Тряпичный дурак, – сказал Пуня, невинно глядя на Дениса.

– Что еще за дурак?

Денис уже ощущал себя им в полной мере.

– Да чувак один из мультика, – отмахнулся Сергей.

– А я-то тут при чем?

«Талантливый бизнесмен» подумал, что из-за такого обращения вообще можно будет не платить и вдобавок выставить Сергея виноватым.

– Вообще-то, – придумывал Сергей, не спеша возвращать ноутбук. – Этот чувак – супергерой, просто тупые люди называли его дураком. Вроде бы он спас город от гигантского двурогого кабана-мутанта.

– Нет, неправда, – упорствовал Пуня, притопывая ногой. – Кабана уничтожил капитан Пуля, он мог быстро перемещаться и…

– Так, капитан Пуня, – объявил Сергей. – Иди спасай мир и дай взрослым дядям поговорить.

С криком «я… я!..» мальчик помчался в комнату, запрыгнул на кресло с колесиками и перевернулся вместе с ним. Раздался вой, какой производил злой байкер-оборотень, раненый Серебряным Человеком. Через минуту все улеглось, и взрослые могли закончить торг.

– Хорошо, двадцать пять, напейся моей крови.

– Я – Дракула! – грозно прозвучало из комнаты.

– Значит, живой, – выдохнул отец.

– Ну… – протянул Сергей, возвращаясь «на базар». – Больше нет, серьезно, поклясться могу, – показал для наглядности опустевший бумажник Денис.

– Ладно, – показательно вздохнул программист. – Что ж с тобой делать? Но это только по старой дружбе.

Оба в итоге остались довольны. Денис радовался, что заплатил лишь полцены. Сергей тому, что обвел «тряпичного дурака» вокруг пальца и в то же время поквитался за друга.

Прежде чем уйти, Денис спросил:

– Сашка к тебе не заходил? Не знаешь, где он?

– И знать не хочу, – сказал Сергей убедительно.

– Если он все-таки заявится… Похоже, наш Пэрсик взялся за старое…

Денис говорил предельно откровенно. Он вспомнил, что в коробках, к тому времени благополучно достигших городской свалки, чего-то недоставало.

«Раз он не сказал, что взял, значит, своровал», – рассудил старший брат.

С Сашей они встретились на улице, но не настолько близко от дома, чтобы Денис мог заподозрить Сергея во вранье. Первой мыслью Дениса было: «Стоило только вспомнить, и уже нарисовался».

Фрукты в пакете Саши натолкнули Дениса на еще бóльшие подозрения. Он вдруг вспомнил, что раньше официально значился Сашиным опекуном. Тогда Денис был слишком занят «инвестированием в бизнес», чтобы читать нотации. Теперь же он решил разом наверстать упущенное за все прошлые годы.

– Саня, – с интонацией древнего мудреца остановил он брата. – Воровство доведет тебя до тюрьмы. Это хуже, намного хуже, чем детский дом. Люди выходят оттуда с поломанной психикой, если вообще выходят. Там столько туберкулезников…

– Неужели на личном опыте убедился? – съязвил Саша. – Подкашливаешь, а взгляд такой блаженный.

– Зря ты огрызаешься. Жизнь тебя, видимо, вообще ничему не учит. Вот где ты сейчас болтаешься? Ночуешь в теплотрассе или в подвале? Детство, слава богу, прошло, я не могу больше с тобой нянчиться, ты взрослый уже, а все вон персики таскаешь…

Саше пришлось сходить в магазин снова. Пакет не выдержал встречи с головой Дениса. Его содержимое рассыпалось по дороге, и вскоре «бизнесмен» сам стал похож на сочный фрукт. При поспешном бегстве он поскользнулся и вдоволь повалялся на апельсинах, помидорах и столь опрометчиво упомянутых персиках. После этого приключения его ноутбук бесполезно было ремонтировать даже за сто тысяч.

– Он мне всю жизнь испортил! – жаловался жене Денис. – Компьютер только из ремонта…

– Папа двух телочек продал, – успокаивала супруга, поглаживая милого по голове. – Деньги будут.

– Не надену это платьице, – сопротивлялась Сашина племянница «модному» папиному подарку. – От него пахнет бякой.

– А платье не должно вкусно пахнуть, солнышко мое, – говорила всезнающая мать. – Это же не апельсинка.

Денис всплакнул: персики с апельсинами испортили весь день.

– Почему папа плачет? – спросила девочка.

– Папа расстроился. Он подарил тебе такое красивое платье, а ты капризничаешь.

Девочка тоже погладила папу «по головке» и попросила не обижаться:

– Я тебя очень, очень люблю, – сказала она, приложив руку к тому месту на животе, где, по ее мнению, находилось сердце. – Я обещаю носить бяку, только ты не обижайся.

Тронутый родитель пообещал «бяку» продать «какой-нибудь плохой непослушной девочке», а «любимой папиной доченьке купить лучшее платье, какое только найдет в лучшем магазине».

– Чего такой взъерошенный? – поинтересовался Сергей у Саши. – До магазина два шага. Где тебя носило вообще?

– Чего ему надо было здесь?

Сергей сразу понял, в чем дело:

– Ноут приносил в ремонт. Червь у него завелся.

– Ага, не без твоей помощи, – сказал Саша, немного остыв.

– Двадцать пять штук с него срубил, – похвастался друг.

– Что? – повысил голос Саша. – Ты с ума сошел? У него ребенок…

– Не будь деревом! – на той же волне выдал Сергей. – У него железо за сто двадцать штук с наворотами, а ты лечишь меня, что ему, бедняжке, на памперсы не хватает…

– Все равно мне его денег не надо, – прозвучало в ответ.

– А тебе никто и не предлагал, – обиделся Сергей.

Их взаимная обида продолжалась даже меньше получаса: в дверях появился постоялец с большим походным рюкзаком и улыбкой до ушей.

– Пливет, Сехгей, – поздоровался турист из Баварии. – О, еще один гост, – обратился он к Саше. – Это хорошо.

– А это мой киндер, – представил Сергей Пуню.

Постоялец долго извинялся, что не может сразу составить компанию, потому как устал с дороги и хочет в душ. Наконец, после всей феерии вежливых слов он таки прошел в ванную комнату.

– Как тебе комната? Соседи? – вспомнил о «лесе» Сергей.

– Соседей я только слышал, – ответил Саша. – На кухне после них осталась опрокинутая кастрюля с супом. Риелтор сказал, что у соседа ранняя стадия болезни Паркинсона, и он часто что-то роняет.

Сергей понимающе кивнул:

– Белочка Паркинсона.

– Хотя бы аммиаком не воняет, – заметил Саша.

– Сдай тот свинарник колхозникам. У меня здесь одни божьи одуванчики. На весь этаж одна кошка. Будешь жить на правах постоянного клиента и делать рекламу хостелу. Тебе же хорошо? Вот и будешь всем рассказывать, как тут классно. Придумаем легенду тебе… Кем хочешь быть: чехом, поляком?

Не далее как через час, когда шум воды и задорные душевые песенки стихли, легенда была испытана на практике.

– О, ви поляк? – радостно спросил баварец.

– Cracow, – кивнул Сергей на Сашу.

Гость сделал трагическое лицо, ему вспомнился дедушка, прилично «наследивший» в Польше. Он перешел на ломаный английский, но «поляк» его явно не понимал.

– Это плохо, – продолжил баварец, вспомнив о близости славянских языков. – Война – плохо. Освенцим – очен плохо. Прошу просчения.

С этими словами он обнял Сашу, как самого близкого друга.

– Спасибо, дядя-фриц, – громко сказал Пуня, приняв подаренную шоколадку.

– Нихт, я Михаэль, – снова заулыбался баварец. – Мой дед был у вас в плен. Шнапс в Россия – хорошо.

Когда Сергей пригласил всех за стол, Михаэль произнес свое коронное «хорошо» и остался сидеть на прежнем месте. Сергей пытался объясниться по-английски, но гость, мило улыбаясь, попросил:

– Говорим по-русски, я понимать вас хорошо.

Пришлось переносить обед в гостиную.

Гость вел себя мило: понимающе кивал во время беседы и говорил «хорошо».

– Хочу гулять Москва ночь, – заявил он.

– Это не есть хорошо, – пытался объяснить хозяин квартиры и кивал на «поляка».

При помощи международного языка жестов и мимики Саша изобразил сценку из ночной охоты гопников.

– Нет, нет, – закачал головой немец. – Бокс… Нет.

Для наглядности он достал из рюкзака целый набор автограф-карт биатлонистов.

– Я это любить, – радостно сказал он, указав пальцем на одну девушку из немецкой сборной.

– У… – затянул Сергей. – Видать, не зря вас судьба свела.

На смеси русского, английского и международного жестового Сергей попытался объяснить немцу, что «рядом находится такой же фанатик и величайший лыжник среди всех пограничников срочной службы».

– Хорошо, – сказал Михаэль. – Великолепно, – добавил он. Это было новое слово в его лексиконе, которое он теперь решил использовать.

– Оберхоф, – упростил беседу Сашу.

– Йа, йа, – торжественно прозвучало в ответ, и Сашу наградили крепким болельщицким рукопожатием. – Катрин Гросс, – снова указал немец на фото любимой спортсменки.

Саша, улыбаясь, закивал и развернул плакат с изображением Оли, тот самый, что был «украден» из коробки.

– Олга Сичева, хорошо, – баварец похлопал Сашу по плечу. – Хорóша девучка.

От телевизора Сергей давно избавился. Он прекрасно обходился ноутбуком и полагал, что его гости достаточно «продвинутые», и «ящик» им тоже не нужен. Михаэль удобно устроился на диване, скрестив ноги на манер йога. Гость не изменил своим правилам и поблагодарил хозяина за возможность «посидеть на ногах».

– Приятного просмотра, – объявил Сергей перед началом биатлонной трансляции.

Пуня вдохновился заставкой и расхаживал по квартире, паля из своего указательного пальца. После каждого «выстрела» он эффектно дул на «дымящийся ствол», как заправский ковбой.

Саша приуныл. Олю почти не показывали после двух промахов на первом рубеже. «Гросс в гонке тоже не блистала», как отметил комментатор. Проигрыш любимиц укрепил «дружбу народов». К окончанию трансляции Саша с Михаэлем уже сидели в обнимку и мурлыкали импровизированный гимн болельщиков, уверенных в будущих победах своих кумиров. После глотка припасенного немцем глинтвейна Сашу озарило, и он показал свои лыжи. Баварец обрадовался, увидев произведение известной немецкой фирмы.

– Артем Пушкин, Оберхоф, – похвастался Саша.

Немцу понадобилось время, чтобы вспомнить олимпийского чемпиона Пушкина, который после Олимпийских игр почти не напоминал о себе, редко попадая в первую десятку. Разве что российские комментаторы после очередной «умопомрачительной гонки» и места в компании «экзотических спортсменов», выступавших под известным олимпийским девизом «главное не победа, а участие», начинали ломать головы. Все это перетекало в заунывную и бесполезную болтовню на тему «необъяснимого с логической точки зрения отказа Виталия Градова тренировать своего воспитанника и вызванных данным фактом психологических проблем спортсмена».

Сергей был далек от биатлонных перипетий, они убаюкивали его даже лучше морского прибоя.

– Она же ее обгонит сейчас, – сказал он, для приличия взглянув на экран.

– Это кореянка, она круговая, – услышал Сергей загадочные для себя слова.

«А еще программистов почему-то странными называют», – размышлял Сергей, откинувшись на спинку дивана и подложив для удобства руки под голову.

Он больше не делал попыток разобраться в смысле всех этих «побегушек», и даже накал страстей перед финишем на него никак не подействовал.

– Почему бы тебе не показать нашему гостю русское гостеприимство? – спросил Сергей, зевнув, при виде спортсменок, «бегущих непонятно куда и зачем».

– Мне работу надо искать, – заявил Саша и вернулся к «умопомрачительным финишным разборкам норвежки и француженки». Комментатор надрывал голосовые связки, но не по поводу фотофиниша победительниц.

– Мо-ло-дец! – раздался его оглушительный крик. – Красавица! Настоящая леди российского биатлона! Если не получается у опытных матерых мастодонтов… Если, конечно, такое сравнение применимо к прекрасным дамам… Молодежь, молодежь! На месте тренеров я бы крепко задумался о составе нашей эстафетной четверки. Третье место, Кристина Лужина, запомните это имя, дорогие болельщики. Вот финишируют спортсменки из третьего десятка, а Ольга Сычева…

Саша прикусил губу. Тем временем с экрана неслась нескончаемая речь комментатора:

– Ольга только-только показалась на стадионе. Тут еще приличный крюк, проход перед комментаторскими позициями, которые здесь сохранились еще с сороковых годов, ужасно, конечно. Такие вот шведские курятники, продуваемые всеми ветрами Скандинавии насквозь. Когда заговариваешь с организаторами на эту тему, шведские товарищи делают такие удивленные лица, будто так и надо. Я вот могу, даже не стуча в эту тонкую перегородку, общаться с норвежским комментатором, находящимся сейчас в соседней кабине. Сивидату постоянно глючит…

Услышав знакомое слово, Сергей улыбнулся.

– То ли дело Ханты-Мансийск, дамы и господа, – продолжал неуемный комментатор. – Ох, падение… Ольга упала, запуталась в собственных ногах, видимо. Прямо перед финишем на ровном месте. Но все равно тут уже не было никакой речи о кубковых очках. Сорок второе итоговое место, пять промахов. Всему тренерскому штабу женской сборной пора паковать чемоданы и отправляться подальше куда-нибудь. И не надо делать обиженные лица, господа тренеры, и кормить всех обещаниями, что сборная вдруг войдет в нужную форму. Видимо, у одного дядьки из Рупольдинга появилась волшебная палочка. Такие вот волшебники в кавычках с нашей командой работают. Но, но я повторюсь. То, что сделала Кристина, – это настоящее чудо, прорвало, что называется. Так что надежды остаются. За комментаторским пультом для вас работал Алексей Говоров, всего доброго, друзья, до встречи… О да… – вновь послышались торжественные нотки. – Кристина Лужина, наша бронзовая призерка заглянула к нам перед церемонией награждения… Пару слов для наших зрителей, прошу…

За кадром раздался смущенный девичий голос. Кристина передала традиционные приветы болельщикам.

– Я просто бежала в своем темпе, для меня было главное точно отстрелять…

– Что вы и продемонстрировали, – перебил Говоров.

Девушка еще больше застеснялась после слов:

– Вот такая скромная девушка Кристина.

Она потупила глаза в пол «шведского курятника», на щеках выступил румянец. Но зрители этого румянца увидеть не могли, за исключением тех редких болельщиков, что смотрят пресс-конференции призеров на английском языке. Михаэль был одним из них.

– Она хорóша, – говорил немец про Кристину.

На ней были большие наушники для синхронного перевода. В отличие от своих более именитых зарубежных коллег она не столь хорошо владела английским, а когда волновалась, не могла разобрать даже: «What’s your name?»

Речи были предсказуемы. Раскрасневшаяся Кристина сбивчивым голосом, используя обороты речи, вгонявшие переводчика в ступор, рассказала про свою удачную стрельбу и скромно, как принято на подобных мероприятиях, добавила, что ни о каких призовых местах и не помышляла, «лишь бы подобраться ближе к десятке лучших».

– Хорошо, – ответил Саша на предложение Сергея устроить гостю лыжную прогулку.

– Да, да, великолепна девучка, – отреагировал Михаэль с фирменной белозубой улыбкой.

Лыжная прогулка на следующий день едва не сорвалась. Ночью чуткий сон гостя то и дело нарушали странные шорохи и топот.

– Пунья, это ти? – тихо спрашивал Михаэль.

Ответом ему служили те же самые шорохи. В комнате, отведенной под хостел, явно находилось нечто. Постоялец невольно вспомнил сказки про гоблинов и то, как в детстве прятал ноги под одеяло, чтобы один из этих монстров, обитавших под кроватью, его не схватил. К тридцати годам смелости у него заметно прибавилось, но он расплатился за свою решимость встать с постели в темной комнате. Ноги Михаэль долго отмывал после «зелененьких штучек». Потом еще долго он мучился догадками, что за существо их оставляет. В семь часов утра героическими усилиями немец заставил себя подняться, даже пошлепал себя по щекам, чтобы прогнать недавно пришедший сон. Он привык вставать в одно и то же время и нарушать устоявшийся с детства режим из-за вынужденных ночных бдений не собирался.

– Я хорошо, великолепно, – убеждал он новых друзей. – Прогулка тоже есть хорошо.

Зимний воздух Михаэля взбодрил, и на его лице снова заиграла привычная улыбка.

В лыжном прокате теперь трудился первый тренер Саши, но смена в тот день была не его, и обошлось без сентиментальных сцен. Выдававший лыжи седовласый дядька, тоже бывший спортсмен, смерил Михаэля прищуренным глазом и почесал затылок. Осмотрев залежи ретроинвентаря, он презентовал Михаэлю лыжи, палки и ботинки – все родом из эпохи натуральной колбасы. Дабы убедиться в верности выбора дядька приставил палку к ноге немца.

– Длина нормальная, – заключил он.

Германский паспорт не внушил ему доверия, и все лыжное барахло было записано на Сашу.

«И что? На этом еще и кататься можно?» – читалось на лице туриста. Сразу было видно, что в большой северной стране он впервые. Лыжные крепления «старой закалки» тронули его чуть не до слез.

– Не знать я, есть это хорошо? – с тревогой спрашивал он Сашу, когда тот, памятуя о правилах русского гостеприимства, отдал иностранцу свою пару лыж.

– Хорошо, – убедил его Саша.

Старые крепления были для него делом привычным, он еще и на валенки лыжи умел крепить. Неприятно удивило его другое. Юношеский максимализм не хотел с ним расставаться: Саша огорчался, что его «быстро вырубило», и он «тащился по трассе, как дохлая кляча».

– Раньше двадцатку проходил на одном дыхании, – делился он потом с Сергеем. – Марафоны бегал, а тут… Вырубило после пятерки, мышцы закислились… Даже грохнулся раз… со спуска.

– Ну и чего? Твоя вообще на ровном месте развалилась, – вспомнил Сергей недавнюю трансляцию.

– Тот момент не попал в кадр, может, ее толкнули или на лыжи наступили, – оправдывал Олю Саша. – Меня однажды так пихнули, что я упал и еще мизинец сломал.

Ну, а Михаэль повеселился от души. Крутой спуск, на котором не удержался Саша, он вообще преодолел на животе. Удивительно, что после всех его маневров Сашины лыжи остались целы. Немецкая фирма постаралась на совесть.

– Так хорошо! – восклицал Михаэль, когда Саша вытаскивал его из очередного сугроба.

Один раз лыжи понесли туриста прямиком на ель. Саша был далеко впереди, когда заметил пропажу своего спутника. До могучего ствола оставалась совсем немного, но потеря равновесия в этот раз спасла немецкого гражданина от российской реанимации.

– Сашá, очен хорошо… ви должни и много бежать, чтоби стать как великолепни спорсмен, – сказал немец, когда его нашли под елью.

Он имел в виду: «Саша, у вас прекрасный лыжный ход. При регулярных тренировках вы могли бы составить конкуренцию лучшим спортсменам»

– Понимаю, – ответил Саша разочарованно.

Ему слышалось так: «Вам бы нужно было из кожи вон вылезти, чтобы стать хорошим спортсменом, но все равно старайтесь».