Читать книгу За полчаса до Конца Света - Марк Рабинович - Страница 4

Колорадо Спрингс, апрель 1962

Ицхак Шойхет

Я неоднократно бывал в Нью Йорке, Вашингтоне и Сан Франциско, но, похоже, до сих пор не видел Соединенных Штатов настоящей Америки. Только здесь, на краю Среднего Запада, я смог наконец представить, что делается в голове истинного американца. Не сам, конечно, а с помощью Фрэнка, который испытал это на себе. Представьте себе: вот живет себе такой парень среди аккуратненьких одноэтажных дощатых домов и ничего другого не знает и знать не хочет. Он с неодобрением посматривает на соседа-итальянца, зачем-то надстроившего еще один этаж на своем доме. Да что он в своем уме этот макаронник? Он что пытается конкурировать с семиэтажным небоскребом на Бродвее в центре Колорадо Спрингс? А зачем ему украшения на фронтоне? Все равно не будет красивее, чем на здании кинотеатра. Такой парень конечно читал и видел на экранах и Нью Йорк и Лондон и Париж, но никогда не ассоциировал эти сказочные города с реальной жизнью, в глубине души считая их красивыми аллегориями. Представляю, какой шок испытывали такие ребята во время войны, проезжая на своих "виллисах" по Елисейским Полям или проходя по Пятой авеню Нью Йорка. Потом они возвращались в свои округа Тэйлор и болшинство из них благополучно забывало и Париж и Нью Йорк. И только для немногих из них, таких как наш Фрэнки, распахнутый мир так и остался большим. Для остальных же с окончанием войны их мирок снова скукожился и уютно закуклился в границах их одноэтажного округа.

Вот именно таким деревянно-одноэтажным раем и выглядел Колорадо Спрингс, когда мы медленно въехали в него на своем "Бьюике". Ближе к центру среди заросших зеленью коттеджей с аккуратно подстриженной лужайкой начали появляться такие же аккуратненькие бензоколонки, кафе и ресторанчики с неизменной кричащей надписью: "Самые Лучшие Гамбургеры по Сю Сторону Миссисипи". Пайпс, в свои студенческие годы пересекший автостопом всю страну, утверждал, что дальше на запад все то же самое, только ближе к океану "Гамбургеры" постепенно вытесняются "Устрицами", а слово "лучшие" заменяется на "свежие". Потом, ближе к центру, город все же приподнялся, появились более солидные дома, но и на них был заметен неочевидный, но вполне различимый для внимательного наблюдателя налет провинциальности.

И все же это был необычный город. Это была граница, фронтир между прериями на востоке и горным массивом на западе. Именно здесь бескрайние кукурузные поля уступали место тенистым глубоким каньонам и заснеженным пикам. Отсюда начиналась территория золотоискателей и горняков, а где-то там за горами уже наверное чувствовалось пряное дыхание океана. Именно в этом городе Тесла построил свою загадочную лабораторию и проводил не объясненные до сих пор эксперименты. Тут он поймал таинственные радиосигналы, объявленные им радиопередачей с другой планеты, но на поверку оказавшиеся результатами опытов Маркони на другом конце нашей планеты. Здесь летали его наэлектризованные бабочки, освещая ночные бульвары и парки.

Наши спонсоры, которых раскопал Пайпс и о которых я имел самое смутное представление, не мелочились и мы позволили себе остановиться в лучшем отеле города на Невада авеню. Гостиница именовалась "Майнинг Эксчейндж" и это название напоминало о былой славе города горняков.

В ответ на телефонный звонок Пайпса, Роберт Хайнлайн назначил нам встречу в находящемся неподалеку кафе-мороженом "Мишель". Когда мы туда зашли, то сразу поняли, где находится местный культурный центр. Таким центром не была ни методистская церковь, ни соперничающая с ней мормонская и уж точно нe масонская ложа. Кого только не было в этом кафе. Разумеется, здесь сидели веселые девицы в разноцветных однотонных юбках веселых тонов. На них искоса поглядывали компании розовощеких юнцов в светлых пиджаках и плохо повязанных галстуках. Аккуратно, как на картинке, одетые старушки чинно попивали свой шоколад, а парочка квартирных маклеров, сняв пиджаки и оставшись в белых рубашках с красными галстуками, ненавязчиво охмуряла растерянных молодоженов. Именно здесь в кафе на Техон стрит в самом центре города и собирались те, кому не подходила ни одна из церквей, лож и ночных клубов.

Хайнлайн появился в "Мишеле" практически одновременно с нами. После процедуры знакомства я наблюдал с каким интересом он посматривает на нашу пеструю компанию. Действительно, номером первым у нас выступал высоколобый гарвардский интеллектуал, профессор Ричард Пайпс. Вслед за ним следовал фермер из богом забытых глубин Кентукки, истинное воплощение деревенщины. Боюсь только, что писателю была неизвестна русская поговорка про тихий омут. Ну и наконец, список замыкал я, "дважды еврей", как называли израильтян в Нью Йорке, существо загадочное и непредсказуемое по определению.

– Итак, друзья мои, зачем я вам понадобился?

Мы как раз расселись вокруг круглого столика, обитого розовым пластиком и принялись за свой кофе. Я не первый раз в этой стране и не обольщаюсь по поводу американского кофе. Зато напиток оказался горячим, и на том спасибо. Но Хайнлайн ждал ответа и ответил, разумеется, Пайпс:

– Мы тут образовали своеобразный клуб исследователей угроз для нашего мира.

– Этакая лига защиты тюленей от оленей – вставил я – И наоборот.

Пайпс посмотрел на меня неодобрительно, покачал головой, но ничего не сказал.

– Ну а при чем тут я?

– Вы писатель-фантаст, а фантасты порой выступают как футурологи и, частенько, получше тех же футурологов. Кроме того, кое-что из написанного вами сбылось.

– Лучше бы не сбылось – проворчал Хайнлайн – Но позвольте мне кое-что прояснить…

Мы энергично закивали и выжидающе уставились на него.

– По моим наблюдениям есть несколько причин по которым писатель обращается к фантастике. Одни из нас пишут фантастику, потому что так проще. Они создают романы о звездных войнах потому что либо не умеют либо не хотят описывать войны настоящие.

– И я их хорошо понимаю – тихо, так что только я расслышал, прошептал Фрэнк.

– Иные же пишут о будущем которое жаждут. О, как оно прекрасно, это их воображаемое будущее. Как всем нам, и им в первую очередь, хочется в таком будущем пожить. Вот они и пишут, желая чтобы оно наступило.

– Флаг им в руки – сказал я – Только мне что-то плохо верится.

– Мне тоже – грустно улыбнулся Хайнлайн – Поэтому третьи фантасты пишут о будушем жестоком, ужасном и омерзительном. О таком будущем, которого они не хотят. Они предостерегают. Поименуем же чудовище, считают они, и может быть нам удастся избежать его…

– К какой же категории вы относите себя? – осторожно спросил Фрэнк.

– Я прошел все три стадии и сейчас плотно завяз в третьей.

– В чем, по вашему опасность термоядерного конфликта? – спросил Пайпс – Что может его вызвать?

– Их несколько – задумчиво произнес Хайнлайн – Я бы назвал власть, наживу и страх. Но наиболее опасным я полагаю страх.

Сейчас он невольно перефразировал изречение Апостола Павла, которое мне неоднократно приходилось слышать на Мальте. Вот только там фигурировали Вера, Надежда и Милосердие. Этими именами на острове прозвали три маленьких биплана. защищавших мальтийцев от итальянской воздушной армады. Я представил себе звено самолетов несущих имена "Власть", "Нажива" и "Страх" и мне стало неуютно. Фрэнк и Пайпс переглянулись.

– Почему именно страх? – спросил Фрэнк.

– Власть и нажива еще поддаются какому то контролю. Не всякий захочет властвовать над мертвым миром, даже если все самки будут принадлежать ему. Нажива, это та же власть, не буду на этом останавливаться.

Сейчас он почти буквально повторял слова Пайпса, сказанные тем в доме Фрэнка два дня назад. Слышать их Хайлайн конечно не мог, но тут поневоле задумаешься об истоках плагиата.

– Страх же иррационален – продолжал писатель – Он властвует над нами, определяет наше поведение и он же нас погубит, если только мы не научимся…

Он сделал паузу.

– Не бояться? – спросил я.

– Нет! – Хайнлайн вскочил, расплескав свой кофе – Не бояться плохо! О, как это соблазнительно – первым нажать на кнопку, ведь тогда закончится наконец весь этот ужас. Небольшая война, пара-тройка сожженных городов и уже не нужно будет просыпаться в поту по ночам. Вот только боюсь, что несколькими городами дело не обойдется.

– Так что же тогда?

– Надо научиться жить со страхом!

– Но я не хочу бояться! – не очень уверенно возразил Фрэнк.

– А придется! – теперь он был категоричен – Придется, если хочешь продолжить жить в этом, а не в постапокалиптическом мире. Нам надо будет привыкнуть контролировать свой страх.

Пайпс, долго молчавший, открыл наконец рот:

– Как я понял, мистер Хайнлайн хочет сказать, что страх перед войной должен стать больше страха перед противником. Я прав?

– Несомненно! Профессор прекрасно выразил мою мысль, намного лучше чем это сделал бы я. Могу ли я использовать вашу формулировку в одной из своих статей?

Пайпс согласно махнул рукой.

– Итак, друзья мои – продолжил Хайнлайн – Мы приходим к выводу, что ядерную войну невозможно выиграть, в ней можно только попытаться выжить, да и то вряд-ли. Меня только смущает концепция Ограниченной Ядерной Войны. Как вы к ней относитесь, профессор?

– Я ее всецело поддерживаю! – невозмутимо ответил Пайпс.

Мы с Фрэнки и Хайнлайн ошарашенно уставились на него. Так, наверное, глядели евреи на Теодора Герцля, позвавшего их в Уганду.

– Я всецело за концепцию, тем более, что я один из ее авторов – подмигнул нам Пайпс – Но только за концепцию, а не за саму войну. Концепция же эта весьма хороша тем, что прекрасно демонстрирует свою собственную абсурдность. И чем дальше – тем больше. Вообще-то идиотизм атомной войны любого рода, ограниченной или нет, очевиден для любого здравомыслящего человека. К сожалению, не все представители рода хомо сапиенс достаточно сапиенс. Есть еще фанатики, сумасшедшие и просто дураки, причем некоторые из них почему-то оказались у власти. Вот для них-то мы и разработали концепцию Ограниченной Ядерной Войны, чтобы и этих проняла вся абсурдность такой затеи.

– Ну и как, проняло? – скептически проворчал я.

– Я вижу, что у вас нет иллюзий в отношении власть предержащих – сейчас он звучал намеренно цинично – Все верно! Если бы мы приводили одни лишь доводы разума, гуманизма или совести, то над нами бы только посмеялись. Но мы тоже не первый год замужем и представили им сухие отчеты, многократно размноженные и подшитые в аккуратные папки. Такие серьезные бумажки не выбросишь и не проигнорируешь. Тут поневоле задумается и последний фанатичный идиот. Тем более, что в наших аналитических отчетах черным по белому ясно показано, что любая локальная война с применением ядерного оружия неизбежно перерастет в глобальную. Эти отчеты мы благоразумно разослали во все конкурирующие федеральные агентства, а также устроили славную утечку в прессу.

– И вы верите в благоразумие тех людей?

В голосе писателя мне послышался скепсис пополам с робкой надеждой. Пайпс ответил не сразу.

– Я думаю… Нет, я надеюсь, что шанс есть. Знаете ли вы, что во время той войны обе стороны воздержались от применения химического оружия, а Япония – и от бактериологического. Меня только смущает Москва, ведь ядерное оружие – оружие бедных. Вот вскоре наш Айзек поедет туда и потом все расскажет.

– Если вернусь – проворчал я.

– Вы едете в СССР? – вскричал Хайнлайн.

Я обратил внимание, что он сказал именно СССР, а не Россия и не Москва. Людям свойственно использовать эвфемизмы там, где истинное звучание может вызвать страх, зависть или еще какую-нибудь ненужную эмоцию. Так например, наши арабские соседи избегают слова "Израиль", предпочитая называть мою страну "сионистским образованием". Наверное они надеются, что моя страна эфемерна и боятся что она может материализоваться. Вот и в Штатах, как я успел заметить, многие боялись произносить вслух слова "Советский Союз" или "СССР". Хайнлайн явно был не из этих и не боялся "страшных" слов.

– Мы с женой были там совсем недавно и могли бы многое рассказать – продолжил он.

– Изя тоже – засмеялся Фрэнк – Ведь он оттуда родом. С севера, кажется?

– Из Ленинграда – подтвердил я – Но я не был в той стране лет пятнадцать и подозреваю, что мистер Хайнлайн теперь знает ее лучше меня.

– Ленинград – замечательный город – произнес писатель дежурную фразу

При этом я, наверное, невольно поморщился и он тактично переменил тему.

– Последнее время мне приходит в голову тема фантастического романа – при словы "фантастический" он невесело усмехнулся – Он про Третью Мировую. Оригинальная тема, не правда ли? Представьте себе, что у кого-то не выдерживают нервы, кто-то нажимает на кнопку и начинается… Наши "Юпитеры" несутся на Москву, Киев и Ленинград. Да, мистер Шойхет, на ваш прекрасный город Ленинград… И вот через двадцать пять минут по обеим сторонам Невы дымятся обугленные развалины дворцов и отравленные воды реки текут в Финский залив. А Москву удается защитить взорвав перед несущимися на нее "Юпитерами" несколько десятикилотонных зарядов. Да-да, друзья мои… У меня есть приятели и поклонники в Стратегическом Командовании и я в курсе… Итак, Москва спасена, но жить в ней невозможно – воздух вокруг города заражен. Половина СССР лежит в руинах, а в остальной части жизнь медленно умирает – все заражено, и земля и вода. Людьми движет отчаяние и огромная танковая армада начинает двигаться на запад, в сытую и благополучную Европу. И вот перед наступающей танковой армадой встают лиловые грибы атомных взрывов в безумной попытке остановить безумное наступление. Европа горит с востока на запад и через какое-то время ее больше нет – есть лишь радиоактивная пустыня, в которой неподвижно застыли русские танки и бродят отчаявшиеся, обезумевшие люди. А у нас… У русских меньше ракет, и многие сбиты, но несколько последних "семерок" достигают Нью-Йорка, Вашингтона и Атланты. Обширные территории Нью Джерси, Вирджинии и Джорджии становятся непригодными для жизни, а миллионы беженцев движутся на запад. Их встречают выстрелами на границе частных владений, но несчастным нечего терять и они тоже вооружены. Начинается… О нет, это не гражданская война. Это война всех со всеми.

– Вы это написали? – осторожно спросил я.

– Нет – отрезал Хайлайн – Это либо напишет жизнь, либо никто. Хватит с меня пророчеств.

Он замолчал, мы тоже молчали, не зная что сказать. Наконец, писатель сам прервал это гнетущее молчание:

– А знаете что? Не продолжить ли наш разговор у меня дома. Признаюсь, этот разговор интересует меня не менее чем вас.

Дом 1776 на Меса авеню оказался на самой окраине города. Снаружи он не представлял из себя ничего из ряда вон выходящего: одноэтажное строение с прилепишимся к нему гаражом на две машины. Хайнлайн загнал сюда свой грузовичок "Додж", а наш "Бьюик"мы запарковали, прижав его к забору на улице. Но когда мы зашли в дом, то испытали настоящий шок. Это был удивительный высокофункциональный дом, в котором была тщательно продумана каждая мелочь. Встроенные в стены диваны разворачивались в двуспальные кровати, встроенные полки подсвечивались крохотными лампочками. Встроенная мебель была расставлена раз и навсегда, не предполагая ни перестановок, ни замен. Восхитительную картину незыблемости портили только пианино и раздаточный столик на ножках, на котором уже заняли свое место бокалы с бурбоном. Совсем небольшая кухня, ненамного больше израильской, было очаровательно функциональна, а раздаточное окно соединяло ее с гостинной. Но на этом чудеса не закончились. Хозяин продемонстрировал нам коротковолновую радиостанцию, резервный генератор электричества, скважину для забора воды и еще многое другое, что делало его дом крепостью как у поросенка Наф-Нафа. Да, тут можно было переждать небольшую локальную войну или набег апачей, вот только апачей давно уже не следовало опасаться. Многие, и Сима первая, упрекали меня в том, что у меня на лице отражаются мои мысли, включая те, которым я сам не отдаю отчет. Вот и сейчас я, похоже, не смог скрыть своего отношения к этой мини-цивилизации. Тут неожиданно выяснилось, что хозяин разделяет мой скепсис.

– Но все это лишь костыли для безногого, не более того – хмуро сказал он – Красиво и забавно, но, боюсь, бесполезно. А вы что скажете?

– Мне очень понравился ваш дом, мистер Хайнлайн… – начал было Пайпс.

– Роберт, просто Роберт – прервал его хозяин – Итак, тебе понравился наш дом. Но? Ведь есть какое-то "но". Верно?

–– Тогда пусть я буду Ричард, окей? Мне действительно очень не хочется тебя обидеть…

– Мой дом слишком функционален? Для ума, но не для души?

– Нет, вовсе не это. По мне, так он просто великолепен. Более функционален, чем красив, но это же здорово. Казалось бы, это дом весьма передового человека. Последние достижения техники для быта и отдыха… Современные решения… А с другой стороны…

– А с другой стороны – с усмешкой подхватил Хайнлайн – Это дом консерватора. Верно?

– Вроде бы так – подтвердил Пайпс – Ведь он рассчитан на то, что годами никому не придет в голову передвинуть кровать…

– Ты считаешь меня консерватором?

– В том-то и дело что нет. Будь ты консерватором, все было бы проще. Я сам либерал, но считаю консерваторов неотъемлемой частью общества…

– Так кролику необходим волк в лесу… – вставил Фрэнк.

– Умеете же вы, мистер Кранц выразить все одним словом – снисходительно подтвердил Хайнлайн.

Он еще не успел узнать Фрэнка, а вот умница Пайпс сумел кое-что понять пока мы добирались до Колорадо. Поэтому он смотрел на Фрэнка выжидающе и не ошибся.

– … Вот только кролику это невдомек – добавил тот.

Теперь и писатель посмотрел на него иначе.

– Так консерватор я или нет? – обратился он к Пайпсу.

– Не думаю – медленно сказал тот – Вот только как же с домом?

– Да, как же с ним?

В голосе Хайнлайна прозвучала странная смесь насмешки с нетерпением.

– Мне кажется… – Пайпс говорил по-прежнему медленно, как бы взвешивая каждое слово – … что ты пытался создать нечто устойчивое в этом неверном и ненадежном мире. Нечто такое, что не изменится ни через год ни через десять.

– Интересно – задумчиво произнес Хайнлайн – Я никогда об этом не задумывался. Вы думаете, я перегнул палку?

– Ни в коем случае – запротестовал я – Дом-то в любом случае замечательный.

– Да, а что с ним будет, когда неподалеку упадет мегатонная бомба? Вряд ли он выдержит взрывную волну. И где тогда окажется его надежность и незыблемость?

– Значит надо, чтобы она не упала.

Мы задумались. Потом Хайнлайн снова заговорил:

– Вынужден признать, что в том что сказал Ричард есть большая доля правды.

Он ненадолго остановился и обвел нас внимательным взглядом.

– Долгие годы подряд постапокалиптическое будущее представлялось мне этаким крахом безудержной урбанизации и торжеством простой сельской жизни. Да что там, где-то в таких глубинах подсознания о которых мы даже и не подозреваем, я жаждал термоядерной катастрофы. О, да! Ведь лишь тогда исчезнут наконец в адском пламени все эти рассадники пороков, злобы, зависти и тяжелых наркотиков (травку не трогать, это же святое)! Так пусть же атомный огонь вылижет наши социальные язвы и оставит только чистое и правильное. Нет, я бы не нажал сам на кнопку, нет! Но я готов был благословить того, кто это сделает. Зарывайтесь глубже в землю, твердил я, копайте глубже! Глупец!

Он остановился передохнуть и глотнуть бурбона. Теперь он старался на нас не смотреть.

– Производители индивидуальных бомбоубежищ должны были молиться на меня, да они так и делали, и теперь я понимаю откуда появились анонимные спонсоры. Каким я был глупцом! Я даже себе построил такое убежище. Долгое время я тешил себя иллюзией того, что существует такая вещь как провинция и в этой самой провинции можно зарыться поглубже и переждать трудные времена. Наш богом спасаемый Колорадо Спрингс казался мне именно такой тихой обителью, в которой можно построить дом на века и переждать в нем следующую войну. Поэтому мне был нужен генератор и коротковолновая рация. И все же я начал пристраивать к этому дому бомбоубежище. К моему вечному и неизменному дому. Зачем? Может это строительство центра управления НОРАД в глубине горы Шайенн неподалеку помогло мне избавиться от наивных заблуждений? Или я просто немного поумнел?

– Убежища не спасут! – уверенно сказал Фрэнк – Когда мы из них вылезем, то просто не захотим видеть то, что осталось от мира!

– Поэтому вы хотите не дать миру сгореть? Но как?

– Пусть профессор объяснит! – сказали мы с Фрэнком почти одновременно.

Пайпс невесело усмехнулся и начал:

– Мы считаем, что прежде всего надо установить тех, которые стремятся нажать на кнопку. Мы с вами уже определили, что ими движет. Это и есть та самая несвятая троица: Власть, Нажива и Страх. Теперь надо назвать людей, которые ее олицетворяют. А потом…

– Да? А что потом?

Я заметил, как руки Фрэнка невольно сжались в кулаки, а костяшки пальцев побелели. Но мы все понимали, что это не метод.

– Потом мы будем действовать индивидуально.

Это прозвучало у Пайпса не слишком убедительно и я попробовал объяснить.

– По эту и по ту сторону океана обстановка совершенно разная и рычаги давления, которыми мы располагаем здесь и там совершенно различны.

Если честно, то я повторял слова Пайпса, то что он разжевывал нам с Фрэнком по дороге в Колорадо. Но в Советский Союз предстояло лететь мне, а не ему и он хотел убедиться, что Айзек Шойхет достаточно хорошо выучил урок. Сейчас он одобрительно кивал.

– С этой стороны Атлантики существует независимая пресса и голоса избирателей – поддержал он меня – Порой бывает достаточно опубликовать острую статью в уважаемом издании, чтобы авиация заглушила моторы, а корабли вернулись в гавань. В нашей истории такое уже бывало. Правда уважаемому изданию потребуются неопровержимые факты, но это уже наша забота. А вот в Москве это не поможет по причинам, которые наш хозяин, в свое время побывавший там, прекрасно представляет. Там Айзеку придется искать альтернативную силу.

Он заметил наше удивление и продолжил:

– Я имею ввиду влиятельных людей… Да что там – влиятельных! Я говорю о людях стоящих у власти или очень близко к ней. Надо найти среди них вменяемых и помочь им узнать о тех, кто облизывается на их красную кнопку. В этом и состоит задача Айзека. Задача, прямо скажем, нелегкая. Давайте для начала послушаем рассказ Роберта про его анабазис.

– Нет, до открытых военных действией дело там не дошло – улыбнулся Хайнлайн.

Это был занимательный рассказ, обильно сдобренный юмором и поддержанный веселыми репликами присоединившейся к нам жены писателя, Вирджинии. Меня особенно позабавил ее русский язык, пестревший всевозможными ошибками, но все же вполне понятный. Кое что из рассказанного Робертом было легко узнаваемо, кое-что весьма походило на преувеличения, но в целом это было весьма познавательно для человека, покинувшего ту страну полтора десятилетия назад. На остальных рассказ Хайнлайна, напоминавший историю о локальной войне на истощение, произвел скорее гнетущее впечатление.

– Не обижайся Айзек, но я боюсь, что ты не справишься – осторожно сказал Пайпс – Просто не сумеешь прорваться к нужным людям.

– Пожалуй, я бы поехал туда вместе с тобой – неожиданно заявил Фрэнк.

Все, не исключая меня, с удивлением уставились на него. Наверное в наших глаза читался вопрос чем может мне помочь кентуккийский фермер в далекой полуазиатской стране. Я знал Фрэнка лучше всех, поэтому опомнился первым и спросил деловым тоном:

– Как ты видишь свою роль в этой поездке?

Он понимающе кивнул мне и пояснил:

– Я буду проводить отвлекающий маневр, как в танковой атаке. Приму огонь на себя и дам тебе ускользнуть. Мне это будет нетрудно, уж слишком я заманчивый для них персонаж.

Наверное он вспомнил мои рассказы о классовом делении в СССР и справедливо полагал, что к американскому фермеру отношение будет получше, чем к подозрительному израильтянину. На самом деле дела обстояли не так просто, как ему казалось, но в этой идее несомненно было рациональное зерно. К тому же мне просто-напросто хотелось иметь рядом с собой надежного человека, а надежнее Фрэнка я не знал никого с марта 48-го года.