Читать книгу Семь ночей Ивана Александровича - Марк Веро - Страница 2

В этот промозглый весенний денёк, когда раннее солнышко давало одну видимость тепла, Иван Александрович Лопухин почувствовал, как по телу с равными промежутками пробегает мелкая, незаметная для окружающих дрожь. Какая-то томительная истома мучила его изнутри, и в этом он отдавал себе полный отчёт. Человек он был рассудительный, уже немолодой: в 35 не бывает молодых, а потому при случае и без случая он представлялся как «Иван Александрович, заведующий отдела сбыта». Впрочем, он признавался, но только лишь наедине с собой, что это – всего только пыль в глаза, и, несмотря на занимаемую солидную должность, получаемый солидный оклад, вполне себе солидную двухкомнатную квартиру в центре города, в которой помещались: широкоформатная плазма на полстены, здоровенный 200-литровый аквариум, богатая спальня с геометрическими узорами повсюду, – несмотря на всё, что он имел, весь успех его жизни – сплошная шутка судьбы. Как если бы удача вдруг наконец-таки улыбнулась «бедным людям» достоевского типажа.

Метро протяжно выдохнуло, вздрогнуло и распахнуло двери, выбив героя нашего повествования из этих размышлений.

– Ну что, идём? – радостно воскликнула Лизаветта, помогая мужу взвалить на плечи довольно внушительный рюкзак.

– Идём, – и они зашагали к эскалатору в направлении выхода наверх. – И как ты сама из вагона поезда его вытащишь? Не представляю!

– Не переживай, дорогой, позвоню в местную службу такси, попрошу встретить меня на самой платформе сразу же, как поезд прибудет на станцию. Всё будет хорошо. Доктор же сказал, что непременное условие для выздоровления – оптимизм! Никаких унылок, никаких расстройств. Игорь Валерьевич – опытный врач! И если он советует ехать к Ломовому, то он же печётся о нашем малыше!

– Да, Лиза, Ломовой – самый известный психотерапевт на всю область. Если бы не эта известность, то я бы не отпустил тебя саму за тридевять земель…

– Ну, скажем, не за тридевять, а всего за сто километров.

– … да ещё с таким баулом вещей: как не умела ты собираться в дорогу в молодости, так не научилась и сейчас, хотя десять лет тебе твержу одно и то же: «бери только самое нужное». Тягать вот теперь такую тяжесть!

– Да не буду я её тягать. Сказала же: заплачу таксисту. Не начинай! Тем более – третий месяц всего, а не восьмой и не девятый. И кто у нас тут тревожится и мучается страхами, хотела бы я знать? Надо было тебя Игорю Валерьевичу отдать на обследование, а не меня! – И жена засмеялась тем задорным, раскатистым смехом, за который Лопухин её просто обожал. И всякий раз, заслышав её смех, невольная улыбка озаряла скупое на чувства мужское лицо, заросшее грубой щетиной как снизу, так и по бокам. – Посмотрели бы, чтобы он сказал! Может, это тебе надо было ехать, а я бы осталась дома сериалы смотреть и гулять в парке по вечерам? Благо, уже становится совсем тепло. Ещё немного, и вся природа оживёт, зазеленеет, ух!

– Ты же прекрасно знаешь, что сейчас мне ехать никуда нельзя. У нас самый завал в преддверии 8 марта… Да и начальство не отпустит!

Лизаветта замолчала: на выходе из метро сквозь три двери протискивалась такая толпа людей, будто только что с футбольного матча. Подобно болельщикам, у всех у них тоже была одна схожая, объединяющая черта – не шарф, конечно, – багажные сумки всевозможных видов и размеров, на колёсиках и с выдвижными ручками, спортивные с широкими лямками, простые деревенского типа, наплечные, рюкзаки и рюкзачища. Одна женщина ростом под метр шестьдесят тянула на плечах рюкзак в высоту больше неё: выглядело это так, словно довольный муравей радостно тянет ценную добычу в дальнюю дорогу, туда, где среди веток и прошлогодних листьев расположился родной муравейник.

Они шагали на привокзальную площадь, ждать поезд оставалось час. Иван Александрович задумчиво брёл, едва поспевая за резвой Лизой Павловной (впрочем, отчество её мало кто знал, а потому всё больше обращались по имени, ну, или же как-нибудь вроде «дорогуша»). На душе у него начали скрести кошки почти сразу же, как только вышел из дому. Ожили все те заглохшие мысли, что буравили после первой схлынувшей волны радости от известия об отцовстве. Нельзя сказать, что тех безжалостных мучителей не было до того. Они были, конечно же. Были с ним и в пору юности, и в пору молодости, и в пору супружества. Порой отступали, а порой захлёстывали, как грозный великанский шторм захлёстывает утлое судёнышко в безбрежном океане.

Вот и теперь они ожили, словно почуяли слабину, что жертва не сопротивляется и одолеть её, нанести ей смертельную рану не составит труда.

Да, так и было! Как вампир, впились они цепкими когтями в душу и пили жизненные соки. Даже сейчас вот, отправляя жену в недельную поездку на лечение, Иван Александрович видел, как в нём самом словно оживает какое-то существо, предвкушая сладостные не часы даже, а дни! Пока ехали в метро сорок минут под землёй, он видел, что происходит: стоило Лизе только отвернуться в сторону, как его глаза пробегали по стройным ножкам и милым фигуркам девушек, по их локонам и личику, по их то мечтательным, то серьёзным глазкам, по едва угадываемому, ритмично с дыханием, подъёму груди. Иван Александрович не мог обмануть себя: волнующая, сжигающая страсть томила и жгла его, накатывая точно раскалённая лава на иссушенную землю, покрывая его лоб испариной и нагоняя жар в кровь. И хотя Иван считал себя однолюбом, мысль о султанских гаремах всегда веселила его.

– До поезда осталось сорок минут, – зевая, заметила Лиза и принялась разглядывать вокзальные башни.

Иван посмотрел было на жену, но за ней в десяти шагах, так же сидела, ожидая поезда, девушка в красной ветровке, с джинсами короче её ножек, так что до начала кед открывался притягательный, манящий вид лодыжек. То, что потом эта девушка будет страдать от каких-то болячек этих ног, переохлаждая тело, в эту минуту не приходило в голову никому. Он видел только этот белый просвет, одновременно понимая, что это счастье – не про него. Скажете, он не любил жену? Как знать? Он-то, по крайней мере, считал, что любит.

Грядущее расставание и пугало, и радовало его. Хотя он представлял себе размеры бедствия! Представлял тот срам, в который погрузится «благодаря» интернету и легкодоступности всевозможных видео… а потом… за это время потворства низменным страстям придётся долгое время платить падением человеческих чувств, холодом и туманом безрадостных эмоций, тяжести на душе и в сердце, отчуждением с женой. Сколько раз он через это проходил! Сколько раз наступал на одни и те же грабли! Сколько раз потом страдал от этого, раскаивался в содеянном и зарекался на будущее! И надолго ли его хватало? Да, бывали периоды выдержки даже в несколько месяцев, но потом опять похоть и вожделение (чего уж там, он называл их своими именами) захлёстывали его, сбивая на самое дно, обрекая на прозябание во тьме. А сколько раз он в этом печально убеждался! Это же настолько очевидно, как если бы вы мчались по шоссе, а потом выплеснули себе на лобовое стекло ведро помоев, свернули на разбитую просёлочную дорогу, которая после ливня превратилась в хлюпающее, тянущее во все стороны болотце. Ах, да! И эти помои у вас ещё повсюду в салоне, так что сам водитель быстро оказывается то в них, то в грязи, когда под колёса надо подложить очередную доску, пытаясь выбраться из бездорожья на хоть какую-то трассу. А радовало же, как пьяницу ожидаемая бутылка, даже если назавтра всё будет плохо. И что с этим поделать? Иван Александрович терялся в мыслях. Но больше всего в лихорадку его бросало от одной мысли: что интернетом может не закончиться… Да, раньше такого не бывало, но не зря говорят: «седина в бороду – бес в ребро».

– Пора на платформу идти? Пятнадцать минут осталось до отправления, – отметила Лизаветта.

– Конечно, пора. Идём.

Посадка в поезд прошла, как обычно, без происшествий. Лопухин занёс все тяжёлые вещи в вагон, сложил всё под мягкое, обитое дерматином, широкое сиденье (она же – кровать для тех, кто едет на более длинные расстояния). Только сумку с продуктами поставил рядом со столиком: не перекусить в железнодорожной поездке – непростительное дело! Лизаветта тепло улыбалась. Она была счастлива. Казалось, все беспричинные нападки страха будут-таки побеждены, и она вернётся новым человеком. Как же важно это было для здоровья младенца, живущего в её животике, – ей ли этого не понимать?

Жена щебетала, муж молча кивал. Словно дамоклов меч повис у него над головой. Лизаветта была целиком поглощена предстоящей поездкой и лечением в санатории.

– А как ты думаешь, какие там будут процедуры?

– Ну, Лиза, не переживай: тех грязевых тампонов, что ставили в грязелечебнице, уж точно не будет!

– Ахахаха! – какой же чудесный у неё смех, подумал Иван. – Ну может, они тоже помогли?

– Думаю, ни одно наше усилие не пропало зря! – уверенно заявил Иван. И в этом он был прав: после десяти лет супружества и долгого лечения у них наконец будет ребеночек!

«И каким же скотом мне надо быть, чтобы влезть опять в эту грязь? И вместо поддержки любимой самому нуждаться в помощи?» – думал Иван, надеясь поколебать пружину, что уже начала сжиматься где-то внутри.

– До встречи, Ваня! В холодильнике, ты знаешь где, стоит кастрюлька с борщом, там есть котлетки рядом, в морозилке пельмени…

– Да, да, Лиза, не беспокойся. С голода не умру, поверь… От чего-то другого могу умереть, – Иван печально улыбнулся, – а вот с голода вряд ли.

– Ну, любимый, я же через недельку вернусь! Что тут осталось? Семь дней, семь ночей! Потерпи!

– Всего-то?

– Вот именно. Ну, поцелуй на прощание? Не скучай без меня.

На обратной дороге от вокзала Иван Александрович решил прогуляться пешком, проветриться, собраться с мыслями. Думы его были не веселы, мерещилось всякое.

«Уж скучать точно не придётся! Ах, Лизаветта, знала бы ты мои мучения! Ну вот опять… какая девушка прошла! Ну что за ножки, что за юбочка… вот так вот подойти к ней… и в омут с головой…»

Иван Александрович споткнулся о бордюр и едва не полетел головой вперёд. Резко выдохнув, он зашагал прямо, стараясь не оборачиваться назад.

От долгой пешей прогулки он вернулся домой измочаленным только под вечер. Внутри повисла тяжкая изможденность, и только одна мысль буравила мозг: «ничего, завтра буду посвежее, оторвусь тогда по полной». Иван Александрович накапал успокоительных капель в большой стакан воды и, смотря на мерно бегущую минутную стрелку часов, не спеша выпил. Добрался до кровати он с большим трудом и рухнул в глубокий сон без сновидений.