Читать книгу Сборник упражнений (русский язык). поэзия - Марк Зильберштейн - Страница 4

Как столешница – в бледных разводах —

ненавязчивый мрамор небес.

Утомившись в «дневных» переходах,

ты вступаешь в реликтовый лес.

Низкорослый, испачканный сажей,

погорелец, калека навек!

Это, мастер весенних пейзажей,

изувечил его человек.

Отступая под натиском свалок,

как под натиском варварских орд,

полуголый ландшафт полужалок,

обречен, но еще – полугорд.

Красновато—свекольные травы —

как подтеки по скатам холмов;

станут бурыми, нынче кровавы,

затопили его до краев.

Раздавив муравья ненароком,

ты участвуешь в похоронах…

Через балку, заросшую дроком,

поднимись, как буддийский монах,

на вершину и, глядя оттуда,

в стороне от гудящих шоссе,

тамарисков зеленое чудо

ты увидишь в неброской красе.

И тогда, принимая как данность

этот день и песчаный увал,

ты прошепчешь тому благодарность,

кто шишигу шишигой назвал.

За нешуточность слова, за штучность,

за добытую из пустоты

пресловутую единосущность

с тварным миром, что смертен как ты.

Удобно ли тебе в твоих сабо —

качаться в них, выстукивать шаги

по улицам – и быть самой собой?

А я хотел бы для твоей ноги

стать башмачком, как в песенке одной.

Пойми: ты мною вымечтана, твой

прекрасный образ, – так он и возник,

загадочный, изменчивый, живой, —

я ничего не вычитал из книг…

Ну разве, может, только из одной:

ведь ты меня ласкаешь, о сестра,

невеста, сколь любезна мне твоя

скупая ласка! Как же ты добра!

Я твоего сладчайшего питья

не стою. Как Мухаммеда – гора.

Во время наших неурочных встреч,

когда я на тебя не нагляжусь,

я слышу голос, вслушиваюсь в речь —

и, господи, ведь я тобой горжусь!

И это все мне суждено сберечь

в долинах памяти, в ее садах,

где ты идешь и легкою стопой,

едва касаясь, попираешь прах

прошедшего и шелестишь листвой…

в долинах памяти, в ее садах.

Вполне туманны представленья наши,

ошибочны подчас и неточны,

и все известнейшие персонажи

нам, по большому счету, неясны.

Непризнававшие вины Засулич

или Желябов, или Петр Лавров —

все те, чьи «имена – в названьях улиц»,

еще отменных наломают дров.

Их речи, неразлучные с делами,

«пленят воображение юнцов».

Потом «из искры возгорится пламя»,

не пощадив ни хижин, ни дворцов.

Увековечен будет разрушитель:

повсюду гордый след его геройств.

А где же бедный царь—освободитель?..

Не здесь ли корень наших неустройств?