Читать книгу Черчилль и евреи - Мартин Гилберт - Страница 3

В политическом плане Черчилль впервые занялся проблемами евреев в 1904 году, когда ему было 27 лет. В тот год, продолжая оставаться членом парламента от партии консерваторов, избранным по избирательному округу Олдхема, он фактически перешел на позиции либеральной партии. Тогда его консервативные избиратели из Олдхема объявили, что больше не будут его поддерживать. Нуждаясь в приобретении нового, либерально настроенного электората, он принял предложение баллотироваться от северо-западного округа Манчестера, где треть избирателей составляли евреи.

Вскоре Черчилля пригласили в Манчестер для выступления по поводу вопроса общенационального значения: проекта закона об иностранцах, внесенного в парламент правительством консерваторов. Этот закон имел целью сократить приток еврейских иммигрантов из царской России, бежавших от преследований и нищеты. Одним из главных сторонников Черчилля в манчестерском отделении либеральной партии был Натан Ласки, президент Старой еврейской конгрегации Манчестера и руководитель еврейской больницы Манчестера. Он всячески поддерживал кандидатуру Черчилля в качестве нового парламентария от Манчестера, считая это абсолютно необходимым и неотложным для того, чтобы предотвратить прохождение в парламенте закона об иностранцах, ущемлявшего интересы прежде всего иммигрантов-евреев.

В мае 1904 года Натан Ласки представил Черчиллю материалы и документы по поводу закона об иностранцах. Эти материалы включали и официальную иммиграционную статистику. На основе этих материалов Черчилль подготовил детальный критический обзор предлагавшегося правительством законопроекта. Он отправил ее и самому Ласки и опубликовал в виде открытого письма в газетах. «Больше всего при изучении этих документов, – писал Черчилль в своем письме, – меня удивил тот факт, что, согласно данным статистики, в Великобритании в настоящее время находится ничтожно малое число иностранцев. Судя по разговорам, которые доносятся до нас, можно было подумать, что нас буквально задавили толпы иммигрантов, вытесняющих нас с нашего острова из-за отсутствия противодействия, которое должна была бы оказать им любая другая держава. Но статистика, приведенная Торговой палатой, недвусмысленно показывает, что общее число иммигрантов не доходит до одной ста сороковой части всего населения и что в среднем их число увеличивается лишь на 7000 человек в год. При этом, согласно отчету Комиссии по иностранцам, число иностранцев в Германии превышает наш уровень в два раза, а во Франции – в четыре раза. Поэтому невозможно представить, что в действительности существуют какие-то веские причины, расовые или социальные, для отступления от той терпимой и открытой политики свободного въезда в страну, которой до сих пор придерживалась Великобритания и от которой она так много получала».

Критика законопроекта об иностранцах Черчиллем касалась также тех полномочий, которые, согласно проекту закона, предоставлялись лицам, ответственным за его исполнение. Он опасался появления «нетерпимого или антисемитски настроенного министра внутренних дел», замечая, что английская практика до сих пор позволяла полицейским и таможенным офицерам действовать лишь на основе конкретных фактов нарушений иммиграционного законодательства, но не выполнять роль судей при проверке людей и документов, удостоверяющих их личность, и принимать жесткие меры лишь потому, что какие-то документы или сами люди покажутся им «подозрительными».

У Черчилля было и другое возражение против предлагавшегося в законопроекте положения о том, что иностранец может быть депортирован на основе негативного свидетельства о нем «любого заявителя – возможно, являющегося при этом его личным врагом или конкурентом в бизнесе». Весь законопроект, заключал Черчилль, выглядел как попытка со стороны правительства «удовлетворить небольшую, но шумную группу своих сторонников, и заработать толику популярности, грубо обращаясь с небольшим числом несчастных иностранцев, не имеющих права голоса… Этот закон будет лишь потакать островным предрассудкам в отношении иностранцев, расовым предрассудкам по поводу евреев и развивать подозрительность по отношению к возможным конкурентам на рынке труда». Однако «английские рабочие, – писал Черчилль, – не такие эгоисты, чтобы подавить в себе естественное чувство симпатии к жертвам обстоятельств и угнетения. Они не поддаются сколько-нибудь заметно на пропаганду антисемитизма, омрачившую недавнюю историю Европейского континента. Я убежден, что они не предпримут попытки выбросить из нашей страны чужака из-за того, что он беден и несчастен, и отвергнут меры, из-за которых, без всякой по-настоящему доказанной необходимости, будут дискредитированы и очернены традиции свободы и гостеприимства, которыми так долго славилась Великобритания».

Натан Ласки писал Черчиллю из Манчестера: «Благодарю вас за блестящее письмо, полученное сегодня утром. Вы заслужили благодарность еврейской общины не только Манчестера, но и всей страны». 31 мая 1904 года, в день, когда письмо Черчилля с критикой антисемитизма было опубликовано, он формально вышел из рядов консервативной партии и присоединился к либеральной оппозиции. Евреи Манчестера приобрели храброго защитника своих интересов.

8 июня 1904 года Черчилль произнес свою первую речь в качестве представителя либеральной оппозиции в британском парламенте, выступив против попытки правительства провести закон об иностранцах без его всестороннего и полного обсуждения всеми депутатами. Однако вопреки его аргументам законопроект был все-таки отправлен без рассмотрения и обсуждения всей палатой общин в намного более узкий по составу участников Большой комитет палаты. Черчилль являлся одним из четырех членов этого комитета от либеральной партии и с этого момента активно участвовал в обсуждениях предлагавшегося законопроекта.

Ради получения широкой общественной поддержки своих требований те, кто выступал за ограничение еврейской иммиграции в страну, попытались воззвать к антисемитским чувствам населения. Газета «Сан» в своих статьях намекала, что Черчилль противодействовал законопроекту по прямому указанию лорда Ротшильда. Это был первый, но не последний раз, когда политические оппоненты и антисемиты обвиняли Черчилля в том, что он служит богатым евреям и даже прямо финансируется ими. Эти обвинения почти определенно выросли из краткой заметки в газете «Джуиш кроникл», где рассказывалось о митинге в Манчестере, на котором «мистер Натан Ласки сказал, что он беседовал с мистером Уинстоном Черчиллем, встречавшимся с лордом Ротшильдом по поводу законопроекта об иностранцах. В результате этой встречи мистер Черчилль возглавил противодействие законопроекту в Большом комитете парламента».

Закон об иностранцах содержал одиннадцать статей, составлявших суммарно 240 строк текста. Противники законопроекта последовательно возражали против каждой статьи, даже небольшой, причем Черчилль либо предлагал, либо поддерживал каждую из множества предлагавшихся поправок. Майор Вильямс Эванс-Гордон, один из тех членов Большого комитета, которые противились еврейской иммиграции, заявил, что Черчилль «верно следовал инструкциям, полученным от той группы людей, по поручению которых он действовал». При этом он поспешил добавить, «что не имел в виду кого-то конкретно». Этот плохо закамуфлированный намек на то, что он действовал по поручению евреев, заставил Черчилля в гневе вскочить на ноги. Дав отповедь Эванс-Гордону, Черчилль процитировал затем недостойное предположение газеты «Сан» о том, будто бы он действовал по инструкциям лорда Ротшильда, получая за это финансовую мзду, и заявил комитету, что «глубоко сожалеет, что такого рода грязная клевета повторяется здесь».

Черчилль и трое его коллег из состава либеральной оппозиции, противившиеся законопроекту, так усердно сражались буквально с каждым его словом, что к исходу седьмого дня дебатов оказались обсуждены лишь три первые строчки первой статьи. Оставалось обсудить еще десять статей и 235 строк. В результате, чтобы не попасть в неловкую ситуацию, правительство было вынуждено вообще снять законопроект с обсуждения.

Поддержав евреев, Черчилль победил. Он предотвратил введение закона, который мог воспрепятствовать въезду в страну множества евреев, за последующие десятилетия внесших заметный вклад в развитие Великобритании и в ее защиту от внешнего врага в ходе обеих мировых войн. Во второй из мировых войн эти люди сражались уже под руководством самого Черчилля.

У русских евреев, въезд которых в Великобританию так энергично поддерживал Черчилль в палате общин, были веские основания бежать из царской России. В течение более чем тридцати лет подряд они подвергались спорадическим вспышкам насилия, жестоким, часто смертельным погромам, продолжавшимся и в двадцатом столетии. Длившийся три дня погром в Кишиневе в апреле 1903 года привел к гибели сорока семи евреев – мужчин, женщин и детей – и к разграблению более семисот домов. Другой погром произошел в том же городе в октябре 1905 года. Тогда были убиты девятнадцать евреев.

Евреи во всем мире были возмущены этим. 10 декабря 1905 года в Манчестере был проведен митинг протеста. Это произошло на следующий день после того, как Черчилль согласился занять пост заместителя министра по делам колоний в новом правительстве либералов, образованном после отставки предыдущего правительства консерваторов во главе с Артуром Бальфуром.

Черчилль стал главным оратором в ходе митинга в Манчестере. В своей речи он объявил нескольким тысячам участникам митинга, что они собрались здесь для того, чтобы выразить протест «против ужасных побоищ, произошедших недавно в Российской империи».

Далее Черчилль сказал: «Число жертв было огромным. Страшно пострадало множество слабых и беззащитных людей – стариков, детей и женщин, которые были неспособны оказать сопротивление и которые не могли надеяться на помощь сил закона и правопорядка. Эти жестокости не были спонтанными, а составляли часть преднамеренного плана. В результате претворения этого жуткого плана в жизнь произошло то, что трудно себе вообразить даже во тьме мрачной российской действительности. Мы собрались здесь, чтобы недвусмысленно заявить, как глубоко возмущена вся британская нация такими ужасными злодеяниями».

Среди присутствовавших на этом митинге был химик и активный сионист доктор Хаим Вейцман, родившийся на территории царской России и лишь за год до этого переехавший в Великобританию из Женевы, где он раньше преподавал химию. Черчилль и Вейцман – два человека, даты рождения которых разделял промежуток всего в три дня, оказались впоследствии тесно связанными в сфере политики.

Перед увлеченными идеями сионизма британскими евреями в 1905 году стоял следующий вопрос: либо настаивать на создании национального еврейского очага в Палестине, находившейся тогда под турецким владычеством, либо искать другие территории для еврейского заселения где-то на необъятных просторах Британской империи, чтобы преследуемые российские евреи могли найти там убежище. В результате сионистское движение оказалось расколото. Часть сионистов хотели сосредоточить все усилия на открытии для еврейской иммиграции принадлежащей туркам Палестины. Другие, члены возглавляемой англо-еврейским писателем Израэлем Зангвиллом Еврейской территориальной организации, известные как «территориалисты», оказывали давление на британское правительство с целью сделать доступной для еврейской эмиграции одну из британских колоний. Самым предпочтительным местом представлялись горы Кении и часть британского протектората Восточной Африки – территория современной Уганды.

Другим вариантом, публично поддерживаемым лордом Ротшильдом и уже финансировавшимся бароном де Гиршем, было развитие еврейских сельскохозяйственных колоний в Канаде и Аргентине.

Для Черчилля вопрос о содействии еврейским национальным чаяниям встал в полный рост уже буквально через несколько дней после его вхождения в правительство – и за три недели до всеобщих выборов, проведенных в результате отставки правительства А. Бальфура. Это случилось, когда на второй день Рождества 1905 года, в «день подарков»[2], к нему обратился видный деятель еврейской общины доктор Джозеф Дальберг, секретарь группы манчестерских «территориалистов», с просьбой поддержать идею о предоставлении для целей эмиграции одну из британских колоний. Черчилль ответил Дальбергу письмом, в котором отмечал «многочисленные и серьезные трудности, возникающие при реализации плана создания самоуправляющейся еврейской колонии в британской Восточной Африке – трудности, связанные с различием во мнениях среди самих евреев, с сомнительной пригодностью обсуждаемой территории для устройства подобных поселений, и трудности, связанные с общими проблемами государственной политики, с которыми неизбежно столкнется реализация подобного плана».

При этом Черчилль показал себя твердым сторонником национальных чаяний евреев, подчеркнув в письме «территориалистам»: «Я признаю высокую привлекательность идеи создания безопасного постоянного дома под флагом терпимости и свободы для рассеянного и угнетаемого народа. Этот план гораздо привлекательнее любого проекта индивидуальной колонизации территории, что должно обеспечить ему поддержку со стороны тысяч людей, которые будут готовы с энергией и энтузиазмом включиться в его реализацию и стать его движущей силой». Однако при этом Черчилль подчеркивал, что ради успеха этого предприятия необходим «конкретный детальный план действий, который был бы поддержан видными личностями и достаточными финансовыми средствами».

Но в сионистском движении к тому времени одержали верх те силы, которые хотели образовать еврейский национальный очаг в Палестине и нигде больше, в результате чего фокус национальных надежд евреев снова сместился в сторону находящегося под властью Турции региона между Средиземным морем и рекой Иордан, где к 1905 году было создано, в основном усилиями русских евреев, уже полсотни еврейских поселений.

В начале 1906 года Черчилль опубликовал двухтомную биографию своего отца. Этот труд Уинстона Черчилля был удостоен исключительно враждебной рецензии в газете «Дейли телеграф». Анонимный рецензент описывал отношение лорда Рэндольфа Черчилля к своим друзьям как «часто отталкивающее, а порой даже бесчестное; он вообще с большой небрежностью относился к правде». Самого У. Черчилля автор рецензии остро критиковал за «многочисленные ляпсусы, продиктованные дурным вкусом, которых набралось уже слишком много на протяжении его карьеры».

Прочитавший эту анонимную рецензию кузен Уинстона Черчилля, девятый герцог Мальборо, был возмущен поступком издателя газеты – еврея по имени Гарри Леви-Лоусон, который допустил подобную публикацию. Он написал Уинстону, что намерен «призвать этого грязного еврейчика к суровому ответу».

В своем письме в «Дейли телеграф» девятый герцог Мальборо писал, что автор рецензии использует в нападках на покойного «совершенно не английские приемы». Посылая копию письма Уинстону Черчиллю, герцог Мальборо пояснял: «Я надеюсь, что слова «не английские» будут поняты внимательными читателями моего письма». Он добавлял, что сознательно воспользовался этой возможностью подвергнуть Леви-Лоусона «публичному оскорблению. Я не позволю евреям утверждать, что члены моей семьи бесчестны, не ответив им крепче, чем они ожидают».

«Дейли телеграф» принесла свои извинения. Герцог Мальборо продолжал изливать гнев, написав Черчиллю: «С евреями нельзя обращаться столь же доброжелательно, как это принято между христианами». Черчилль не откликнулся; он был плотно занят предстоящими выборами. 12 января его избрали членом парламента от либеральной партии по северо-западному округу Манчестера.

Летние каникулы Уинстон Черчилль провел, путешествуя по Европе. При этом он посетил Эрнеста Касселя на его вилле в Швейцарских Альпах, Лайонеля Ротшильда, вместе с которым путешествовал по Италии, и барона де Фореста в замке Эйхштатт в Моравии. Все трое были евреями.

Вернувшись в Великобританию, в октябре Черчилль женился на «своей любимой Клементине». Его первым публичным выступлением после женитьбы стала речь на митинге в Манчестере в поддержку Еврейского больничного фонда. Его встречи с представителями еврейской общины Манчестера позволили ему почувствовать поворот общественного мнения в сторону большей социальной ответственности и взаимопомощи, что произвело на него большое впечатление и оказало на него сильное влияние как на политика.

В своем избирательном округе он делал периодические взносы в пользу еврейской столовой, еврейского молодежного клуба, еврейского теннисного и крикетного клуба. Газета «Таймс» описывала посещение им еврейской больницы, религиозной школы Талмуд-тора и клуба еврейских рабочих, где он сказал, что «не может представить себе лучшего способа объединить еврейскую общину, чем создание подобных клубов». Черчилль добавил, что, посетив больницу и школу Талмуд-тора, он был «очень тронут той работой, которую проводит там еврейская община». Он считал, что «люди могут объединиться лишь на базе какого-то основополагающего общего принципа. В этой части Манчестера евреи сохраняют дух своего народа и свою веру». Он посоветовал им сохранять и поддерживать этот дух, сказав: «Это замечательная вещь, которая объединяет вас, дарит вам вдохновение и является источником вашей силы».

Черчилль также присутствовал на специальной службе в Большой синагоге на Читэм-хилл роуд, проводившейся для сбора средств в пользу Еврейской мемориальной больницы имени королевы Виктории. Из еврейской юношеской бригады был составлен почетный караул. Настоятель кафедрального собора Манчестера епископ Уэлдон, в школьные годы Черчилля возглавлявший колледж в Харроу, направил теплое послание со словами поддержки благотворительного проекта «своих еврейских сограждан».

В ту же ночь в театре «Палас» состоялся митинг в поддержку Еврейского больничного фонда. Рассказав о «приятном и памятном дне, проведенном в северо-западном Манчестере», Черчилль сказал, что «мы много слышали в эти дни о пользе совместной общинной жизни. Я полагаю, что, если мы собираемся обеспечить достойную жизнь большим массам людей, то мы должны изучать успешные примеры общинной жизни так, как мы до сих пор не пытались этого делать. Для достижения конкретных целей мы должны уметь объединяться вместе». При этом общественная жизнь «ничего не стоит, если за ней не стоят личные усилия. Простая механическая организация общества в большие группы была бы абсолютно бесплодной, если бы эти большие группы не поддерживались сильным духом личной заинтересованности». Это было его искренним убеждением. Если можно сделать так, чтобы люди «прилагали усилия для процветания этой конкретной больницы, чтобы это процветание непосредственно зависело от них, то они бы создали что-то новое в этом мире. Они бы получили рычаг, с помощью которого могли бы устранить грех, болезни, горе и нужду. И это было бы ценнее деятельности любой обычной официальной организации, потому что несло бы на себе отпечаток как личного участия людей, так и их коллективных устремлений».

– Я совершенно уверен в том, – сказал далее Черчилль, – что, если бы мы вели активную общественную жизнь, то мы бы получили более высокие стимулы, большую движущую силу. Евреи стали удачливой общиной, потому что в них присутствовал их общинный дух, дух их расы и веры». Он не желает, чтобы «этот дух использовался лишь для каких-то узкоклановых целей, лишь для того, чтобы отделить себя от других». Он верил, что это расходилось бы «с их истинными настроениями и намерениями». Он видел, что «та активная движущая сила, которая была характерна для их общины, придает их организациям живучесть, которую не может дать ничто другое».

«Я говорю вам: будьте хорошими евреями, – заявил Черчилль. И добавил под звуки приветствий: – Еврей не может быть хорошим англичанином, не являясь хорошим евреем».

После столь энергичной и успешной борьбы против предложенного консерваторами закона об иностранцах Черчиллю пришлось затем противостоять в парламенте новому проекту закона об иностранцах, внесенному уже правительством либералов. И пусть новый проект, ставший законом в 1908 году, существенно отличался от выдвинутого в свое время консерваторами, он тем не менее оставался по существу ограничительным. 8 февраля Черчилль написал письмо протеста министру внутренних дел Герберту Гладстону в связи с новым законом: «Я озабочен тем, что, как я на днях узнал, еврейская община страны горько разочарована последствиями применения этой грубой и непростительной меры – нового закона об иностранцах… Я надеюсь, что вы сможете что-нибудь предпринять, чтобы успокоить широко распространившееся чувство недовольства. Я уверен, что либеральная партия должна поддержать аннулирование столь глупого законодательного акта».

Далее Черчилль изложил свои замечания относительно вступившего в силу закона: закон на деле совсем не препятствовал въезду в страну «всякого рода мошенников, бродяг, воров обоего пола, если только они сумеют (на ворованные деньги) прибыть в Великобританию первым или вторым классом. Но он препятствует прибытию честных, но бедных людей». Далее Черчилль указывал, что с теми, кого вернули «из страны обетованной в места отчаяния – то есть из Англии в Россию, обошлись столь жестоко лишь потому, что у них не было достаточных средств, а не потому, что они нежелательны в том смысле, как нежелательны бесчестные или развращенные люди. Официальные лица, ответственные за применение этого закона, использовали неприемлемые и поверхностные критерии при своих обследованиях и проверках потенциальных иммигрантов». При этом детей отрывали от родителей, а «люди, насильственно возвращенные в свои страны, снова прибывали сюда за счет благотворительных организаций в виде пассажиров первого класса. Это показывает гротескный результат действий нового закона. Если только иностранец сумеет выпросить, занять или украсть деньги на билет первого класса, то он приветствуется. Если он сэкономит и прибудет по билету третьего класса, он отвергается, разве только у него есть с собой достаточная сумма денег, размер которой меняется по прихоти министра внутренних дел». Закон в результате был одновременно «и бесполезным, и обременительным».

14 марта 1907 года Черчилль возглавил группу депутатов парламента, протестующих против введенной новым законодательством высокой платы за получение британского гражданства, которая добилась приема у премьер-министра сэра Генри Кемпбелла-Бэннермана. Но, несмотря на эту встречу и на еще одну инициативу Черчилля год спустя, плата за получение гражданства оставалась слишком высокой для малоимущих иммигрантов. Усилия Черчилля по изменению ситуации оказались безуспешными. Однако его озабоченность положением с иммиграцией была совершенно искренней. Он постоянно добавлял новые факты и подробности в свои выступления против нелепого иммиграционного законодательства, оттачивая свою аргументацию в борьбе с ним. Но он по-прежнему оставался в меньшинстве, даже внутри своей собственной либеральной партии.

В январе 1908 года, через несколько месяцев после возвращения Черчилля из поездки по Восточной Африке, видный британский сионист Моше Гастер попросил его обратиться с посланием к ежегодной конференции Английской сионистской федерации. Федерация настаивала на том, чтобы Палестина, а не Восточная Африка, стала местом создания еврейского национального очага. Гастер просил Черчилля включить в послание положение о признании Иерусалима в качестве «единственной конечной цели» еврейского народа и о том, что достижение этой цели должно стать «одной из немногих ясных задач на ближайшее будущее».

Черчилль знал, что подобное положение о статусе Иерусалима может быть одобрено «территориалистами», имевшими большое влияние в Манчестере и еще не оставившими надежду на создание еврейских поселений под властью британской короны в Восточной Африке. Поскольку Черчилль сильно зависел от избирателей-евреев Манчестера, он не решился включить подобный пассаж о Иерусалиме в свое послание. Объясняя это решение Черчилля, Эдвард Марш, личный секретарь У. Черчилля, написал Гастеру, что, «к большому сожалению и разочарованию Черчилля, последний считает необходимым подчеркнуть, что ему не следует публично озвучивать мнение, содержащееся во второй части проекта послания и затрагивающее щекотливые проблемы до тех пор, пока он не вернется в положение большей свободы и меньшей ответственности». Марш добавил: «Черчилль просит рассматривать эти слова как совершенно личные, предназначенные лишь для Вас».

В результате текст послания Черчилля, направленного 30 января 1908 года ежегодной конференции Английской сионистской федерации, был сформулирован следующим образом: «Я с полной симпатией отношусь к традиционным историческим ожиданиям евреев. Их возвращение в то место, которое исторически служило центром их государственности, символом национального и политического единства стало бы великим событием в истории всего мира. Будут ли основные усилия еврейского народа сосредоточены на обретении национального очага в Палестине, или же пока что будут выбраны иные возможные места для объединения евреев, изо дня в день страдающих от своей раздробленности и разбросанности, – это те вопросы, на которые я едва ли способен дать определенные ответы».

В апреле 1908 года Черчилль был назначен на свой первый министерский пост – пост президента Торговой палаты. По тогдашним парламентским правилам он должен был быть после этого переизбран в парламент. Черчилль принял участие в выборах, однако потерпел поражение. Чтобы сохранить свой министерский пост, он принялся срочно искать другой избирательный округ и в конце концов нашел его в Данди, в Шотландии.

Дружеские отношения, возникшие между Черчиллем и лидерами еврейской общины Манчестера, были подлинными и имели большое значение. Один из лидеров общины, Джозеф Дальберг, написал Черчиллю, пытаясь как-то утешить его после поражения на выборах: «Лично для меня, как и для многих других людей, расставание с вами является большой утратой, и я не могу свыкнуться с ней. Утешением для меня служит то, что я сделал все, что мог, для вашего успеха, и в том, что касается ваших еврейских избирателей, вы не должны были быть разочарованы. Если бы другие группы избирателей так же сплотились вокруг вас, вы бы выиграли с большим перевесом. Согласно нашим подсчетам, на вашей стороне было не менее 95 процентов еврейских избирателей».

Осенью 1908 года, не будучи более членом парламента от Манчестера, Черчилль приехал туда, чтобы открыть новый корпус здания еврейской больницы в Читэме. «Когда я появился среди своих еврейских друзей в Читэме, – сказал Черчилль, – то меня, как всегда, ожидал добрый и сердечный прием». Являясь членом парламента от Манчестера, он принимал особое участие в делах еврейской общины. И хотя сейчас он больше не представлял их в парламенте, его интерес к жизни общины сохранился. Он с удовольствием наблюдал за жизнью и работой еврейской общины в Англии. Он отмечал при этом, что в общине существовало высокое чувство коллективной ответственности и чувство долга.

Еврейская больница, заявил Черчилль, была одним из примеров «тех совместных общиных проектов, которые с воодушевлением осуществляли евреи Манчестера. Существует так много болезней и лишений, что нужно иметь каменное сердце, чтобы воздерживаться от помощи и выражения сострадания к ближним». Он сказал, что «можно по праву гордиться тем, что эта больница открыта для всех, независимо от воззрений, национальности и условий жизни». Он заявил, что всегда будет с гордостью хранить подаренные ему ключи от больницы. Они будут символизировать не только его связь с больницей, но и память о еврейской общине Манчестера, к которой он навсегда сохранит самое теплое чувство дружбы и уважения.

Выражая искреннюю признательность Черчиллю, президент Сионистского комитета Манчестера и попечитель больницы доктор Чарльз Дрейфус отметил, что имя Черчилля «сохранится в потомстве как имя одного из тех людей, кто завоевал любовь евреев, и особенно тех из них, кто ощутил на себе негативные последствия отвратительного закона об иностранцах, против которого он столь блестяще боролся. Они верят, что на своем ответственном посту он сумеет добиться того, что трудности, испытываемые иностранцами, будут в конечном счете минимизированы, и поможет им своей энергией и влиянием».

В 1910 году Черчилль был назначен министром внутренних дел, отвечавшим за поддержание общественного порядка. Август 1911 года стал для него временем подлинных испытаний – в этот период прошел ряд общенациональных забастовок в портах, на железных дорогах и на рудниках. В центре этих промышленных конфликтов стояла борьба за повышение заработной платы и за лучшие условия работы. Но эти конфликты привели к побочному результату, имевшему трагические последствия для евреев – к единственному в истории Великобритании еврейскому погрому.

Нападения на лавки и дома, которыми владели евреи, произошли в Южном Уэльсе. Акты насилия начались 18 августа в горняцком городе Тредегар, где тридцать еврейских семей жили среди двадцатитысячного населения. При этом семнадцать семей владели магазинами, одна семья занималась производством минеральной воды, в трех торговали вразнос, а еще один еврей был раввином. Лишь одна еврейская семья владела доходным домом, помещения в котором сдавались внаем. Но по городу прошел слух о том, что будто бы домовладельцы-евреи изгоняют те семьи горняков, которые не могут вовремя оплатить свои расходы, а сами при этом постоянно повышают квартплату, требуя все больше. Этот слух быстро распространился среди шахтеров, и в течение трех дней на евреев Тредегара, их дома и лавки совершались нападения.

Черчилль предпринял немедленные жесткие меры. Полиции было приказано блокировать въезды в город, чтобы воспрепятствовать появлению там преступников из соседних городов, привлеченных возможностью легкого грабежа. 20 августа, на третий день насилий, после того как выяснилось, что полицейские кордоны не могут полностью блокировать въезды в Тредегар, Черчилль совместно с Министерством обороны организовал отправку туда сотни солдат.

Но нападения на евреев продолжались, постепенно распространившись от Тредегара до Эббоу-Уэйл и далее в другие небольшие города и поселки. Правда, при этом никто из евреев не был убит. В Эббоу-Уэйл нападения на евреев и еврейскую собственность начались 21 августа. Войска достигли этого города лишь к полуночи. «Когда за несколько минут до полуночи грабежи достигли наивысшего уровня, – говорилось в отчете, полученном Черчиллем из Эббоу Уэйл, – раздались крики: «Солдаты идут!» Эффект был мгновенным. Грабители побежали в свои дома, как кролики в норы».

Когда вооруженные ломами бунтовщики ворвались в дом еврея, владевшего табачной лавкой, и проникли в гостиную, то находившиеся в доме мужчины, женщины и дети были вынуждены, по словам газеты «Джуиш кроникл», спрятаться на чердаке и были спасены только с появлением солдат. «После освобождения они обнаружили, что лавка была полностью разрушена, а товары украдены, – писала газета. – Газовые светильники были отвинчены и унесены».

Подобные отчеты о разрушениях и о том воздействии, которое оказывало появление солдат, дошли до Черчилля 22 августа. Его инструкции немедленно использовать войска, чтобы остановить антиеврейские выступления, были применены повсеместно, и 23 и 24 августа вспышек насилия уже не было.

Использование Черчиллем войск вызвало недовольство на обоих краях политического спектра. Тред-юнионистам казалось непростительным использовать войска против горняков. Для консерваторов любое использование войск служило признаком неприемлемой милитаризации страны. Но Черчилль убедился, что его решение было эффективным, и, несмотря на политические атаки на него со стороны как консерваторов, так и либералов, послал дополнительный контингент войск в долину Сирхоуи, к югу от Тредегара, когда там тоже начались нападения на евреев.

Лидеры еврейской общины страны выразили признательность Черчиллю за его решительные действия. Дэвид Александер, президент Совета представителей британских евреев – организации, созданной для защиты интересов евреев, сказал в интервью: «Я полагаюсь на официальное заявление Министерства внутренних дел о том, что не существует больше причин для тревоги среди еврейской общины Южного Уэльса. В этом районе находится достаточно войск, и, пока не наступит полное успокоение, они не будут отозваны». Сообщая Совету представителей о вспышках насилия, Александер писал, что, прибыв в Лондон 21 августа, в самый разгар антиеврейских выступлений, он сразу отправился в Министерство внутренних дел. Там его приняли очень сердечно и пригласили приходить в любое время. Он получил веские заверения в том, что евреи будут обязательно защищены от возможных будущих нападений.

В последовавшие после нападений дни Черчилль проследил за тем, чтобы как можно больше нападавших были арестованы, предстали перед судом и были приговорены к срокам до трех месяцев каторжных работ. После того как эти приговоры были утверждены, местное население собралось на массовые митинги, на которых были собраны сотни подписей под обращениями к Черчиллю с протестом против этих приговоров. Делегации местного населения Уэльса представили эти петиции министру внутренних дел. Однако Черчилль ответил им, что в результате «серьезного и тщательного рассмотрения ситуации он решил, что не может вмешиваться в решения местного правосудия».

Используя свою власть министра внутренних дел, Черчилль без промедления употреблял силу для немедленного пресечения актов насилия против евреев в Великобритании.