Читать книгу Сочинения о Ницше часть 1 – «Заратустра» как феномен в мировой философии - Мартин Хайдеггер - Страница 2

В своей «Воле к власти», «труде», который рассматривается в этой лекции, Ницше так говорит о философии:

«Я никого не хочу склонять на сторону философии: необходимо, а может быть, даже и желательно, чтобы философ был редким растением. Ничто не вызывает у меня большего отвращения, чем наставительное славословие философии, например, у Сенеки или даже у Цицерона. Философии мало дела до добродетели. Да позволено мне будет сказать, что и человек, занимающийся наукой, есть нечто в корне отличное от философа. Я желаю одного: чтобы подлинное понятие о философе не погибло в Германии раз и навсегда» («Der Wille zur Macht», n. 420).

Двадцати восьми лет от роду, будучи базельским профессором, Ницше писал:

«Есть времена великой опасности, когда появляются философы – когда колесо вращается все быстрее – они и искусство приходят на смену исчезающему мифу» (X, 112).

Итак, «воля к власти» – в мышлении Ницше это выражение играет двоякую роль:

1. Оно является заголовком главного философского труда Ницше, вынашиваемого и подготавливаемого годами, но так и не завершенного.

2. Оно указывает на то, что является главной особенностью всего сущего; «воля к власти – последнее, к чему мы нисходим».

Легко увидеть, как оба значения этого выражения связываются между собой: лишь обретая второй смысл, оно может и должно обрести и первый. Будучи именованием основной особенности всего сущего, выражение «воля к власти» дает ответ на вопрос, чтó есть сущее. Издавна этот вопрос есть весь вопрос философии. Поэтому фраза «воля к власти» должна стать заголовком основного философского труда того мыслителя, который говорит: в своей основе все сущее есть воля к власти. Если труд, озаглавленный таким образом, для Ницше должен стать «главным строением» его философии, по отношению к которому «Заратустра» – лишь «пропилеи», тогда это означает, что мысль Ницше идет долгой дорогой старого ведущего вопроса философии: «Что есть сущее?».

Но, быть может, в таком случае Ницше далеко не так современен, как это может показаться, судя по шуму, поднятому вокруг него? Быть может, он вовсе не такой бунтарь, каким сам хотел казаться? Эти опасения не первостепенной важности и с ними можно подождать. С другой стороны, упоминание о том, что Ницше идет путем вопрошания, характерного для западной философии, лишь подчеркивает, что сам он знал, что такое философия. Это знание дается немногим. Лишь великие мыслители обладают им. Величайшие же обладают им во всей его незамутненности – в виде непрестанного вопроса. Основной вопрос (Grundfrage) как вопрос подлинно основополагающий, как вопрос о сущности бытия, как таковой в истории философии не раскрыт, и Ницше тоже остается в русле ведущего вопроса (Leitfrage).

Задача этой лекции состоит в том, чтобы выявить позицию, исходя из которой Ницше раскрывает ведущий вопрос западноевропейского мышления и отвечает на него. Такое прояснение необходимо для того, чтобы подготовить наше разбирательство, наш спор с Ницше. Там, где он радикальным образом подытоживает и завершает прежнюю традицию западноевропейской мысли, разбирательство с ним превращается в спор с прежним западноевропейским мышлением.

Разбирательство с Ницше еще не началось, да к нему еще не возникло и предпосылок. Его доныне или восхваляют и пытаются ему подражать, или поносят и используют себе на потребу. Его мысли и слова еще слишком современны для нас. Исторически он и мы еще не настолько удалены друг от друга (auseinandergesetzt), чтобы возникло отстояние, позволяющее по достоинству оценить все то, что являет собой силу этого мыслителя.

Разбирательство есть подлинная критика. Оно – высший и единственный способ дать истинную оценку мыслителю, ибо заставляет продумывать его мысль и следовать за нею в ее действенной силе, а не слабости. Но зачем? Затем, чтобы мы сами путем этого разбирательства смогли свободно предаться высшему напряжению мысли.

Однако на немецких философских кафедрах уже давно рассказывают о том, что Ницше – вовсе не строгий мыслитель, но «философ-поэт». Ницше, мол, не принадлежит к философам, которые только и заняты тем, чтобы выдумать что-нибудь отвлеченное, оторванное от жизни и призрачное. Уж если его и называть философом, то «философом жизни». Это давно полюбившееся именование тут же наводит на мысль о том, что философия – удел мертвых и потому в существе своем есть то, без чего вполне можно обойтись. Такой взгляд полностью совпадает с мнением тех, кто приветствует в Ницше «философа жизни», наконец-то покончившего с абстрактным мышлением. Такое расхожее восприятие этого философа ошибочно. Ошибка познается лишь тогда, когда спор с Ницше начинается в русле рассмотрения основного вопроса философии. Тем не менее загодя можно вспомнить о том, что Ницше сказал во время своей работы над «Волей к власти»: «Для многих отвлеченное мышление – тягота, для меня же, в добрый час,– праздник и упоение».

Отвлеченное мышление – праздник? Высшая форма существования? Воистину так. Однако тут же нам надо обратить внимание на то, как Ницше понимает этот праздник, коль скоро он мыслит его только в ракурсе своего основного восприятия всего сущего, в ракурсе воли к власти. «В праздник входят: гордость, задор, развязность; насмешка над всякой серьезностью и порядочностью; божественное «да» самому себе, сказанное из животной полноты и совершенства, – чистые состояния, которым христианин не может честно сказать «да». Праздникестьязычествоpar excellence» («Der Wille zur Macht», n. 916). Поэтому – добавим от себя – в христианстве никогда не было праздника мысли, то есть, по существу, нет никакой христианской философии. Подлинная философия определяет себя только из себя самой и никак иначе. Поэтому нет никакой языческой философии, тем более что в «языческом» все еще слышится нечто христианское в силу самого его противостояния христианству. Вряд ли греческих мыслителей и поэтов можно назвать «язычниками».

Праздники требуют долгой и тщательной подготовки. В этом семестре мы хотим подготовиться к такому празднику, даже если не достигнем самого торжества и предощутим лишь предпразднество праздника мысли и постигнем, чтó есть размышление и каков признак исконного бытия в подлинном вопрошании.