Читать книгу Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина - Мартин Кин - Страница 6

Хотите знать, как выглядят алкоголики? Посмотрите в зеркало.

Мы ничем не отличается от обычных людей, разве что больше боимся.

Неверно думать, что алкоголь для нас – лучший друг: даже лучшие друзья иногда расстаются. Скорее, это часть тела или трагическое прошлое – всегда при тебе. Один парень по имени Тони как-то раз сказал мне, что быть алкоголиком – все равно что каждый день выходить на ринг против профессионального боксера Дементо[6]: постоянная схватка.

Как многие алкоголики, я проходил тесты в журналах и книгах по самоанализу.

Вы подвержены обморокам? Вы иногда пьете в одиночестве?

Да уж, «иногда»…

Друзья и семья пытались обсуждать с вами вашу зависимость? Вы стыдитесь каких-либо вещей, совершенных в состоянии опьянения?

Пытались. Каждый чертов день моей жизни.

Вы скрываете количество выпитого?

В конце рабочего дня я запирался в туалете и засовывал два пальца в рот. Иногда меня рвало кровью. По пути домой я заходил в аптеку «Дуэйн Рейд», покупал пол-литра непатентованного средства для полоскания рта, прятался в сломанной телефонной будке на углу 26-й улицы и Южной Парк-авеню и, глоток за глотком, опустошал всю бутылку. Голова начинала уменьшаться до нормального размера. Я не носил с собой мобильный, потому что мне некому было звонить. Боль, запускающая острые зубы в шею и туловище, тошнота, не дающая сфокусировать взгляд, – это все не симптомы. Это образ жизни.

Я вспомнил один из разговоров с боссом.

– Почему ты здесь, Марти?

– Я… Потому что…

– Не похоже, чтобы тебе это нравилось. И работаешь ты так себе. Я же знаю, ты умный парень, но в последнее время…

– Да. Признаю. Я над этим поработаю.

– Что происходит?

Я искренне восхищался этим человеком. Он мне нравился. И теперь у него было чувство, знакомое всем друзьям заядлых алкоголиков: «Гм? Я что-то пропустил? Что?»

Спросите нас, что не так, и мы назовем тысячу причин: работа, дом, муж, ребенок, город, парковка, индекс потребительских цен, дождь… Мы назовем тысячу причин, кроме единственной настоящей.

Почему? Потому что мы можем это контролировать, не проблема. Точнее, это ваша проблема, серьезно, не наша. Большинство реабилитационных программ ставят своей целью медленно и бережно вывести алкоголика на солнечный свет и дать ему увидеть собственную жизнь и окружающих такими, какие они есть. Звучит довольно безобидно, но при внимательном рассмотрении и жизнь, и отношения оказываются достойными лишь того, чтобы немедленно отправить их в помойку.

Почему?

Например, потому, что мы делаем такие вот вещи.

Я возвращаюсь домой и быстро прохожу мимо Холы и Глории. Не хочу, чтобы жена чувствовала исходящий от меня запах спиртного до тех пор, пока я не выпью у нее на глазах.

– Как день? – спрашивает она.

– Ужасно. Проблемы с боссом.

– Что за проблемы?

– Не хочу об этом говорить.

Я достаю из холодильника пиво и сыр, чтобы не казалось, будто я только пью. Отхлебываю из бутылки. Теперь можно и поцеловать жену. Не знаю, достался ли ей за последний год хоть один трезвый поцелуй. Мы почти перестали заниматься любовью. Никто особо и не предлагал – по разным причинам. Лично у меня почти всегда было желание и почти никогда – возможности.

– Все в порядке? – спрашивает она.

– Да. Все о’кей. А что?

Я оставляю пиво на столешнице и иду в ванную. Под раковиной, за корзиной с грязным бельем, спрятана бутылка водки. Мое спасение. Глория продолжает что-то говорить за дверью, но я не слышу. Я сижу на опущенной крышке унитаза и, запрокинув голову, пью. Воскресаю.

Когда я выхожу, то натыкаюсь на Холу, вставшую посреди коридора, как маленький танк с пушистым хвостом.

– Ты в порядке? – спрашивает Глория. – Ты так долго не выходил.

В порядке.

– Она ждала, когда ты придешь и погуляешь с ней.

Меньше всего мне сейчас хочется выгуливать Холу.

– О господи, – говорю я. – У меня столько работы. Погуляй с ней сама.

– Ей нужен ты, Марти. Почему ты ее не кормишь?

Я забираю в спальню рабочий кейс и демонстративно включаю ноутбук. Я слышу, как за Глорией и Холой захлопывается дверь; слышу, как они возвращаются.

Наконец они появляются на пороге спальни.

– Я хотела сходить на концерт, – говорит Глория. – Хочешь со мной?

– Конечно, но… – Я показываю на экран ноутбука. – Сама понимаешь…

– Ладно. Работай.

Она уходит. Вот и все. Я достаю ту самую, так и не опубликованную рукопись и не могу поверить в собственный талант. Поднимаю трубку. Это отец. Я говорю и говорю, а он отвечает все реже и тише. От спиртного у меня развязывается язык и отказывают тормоза. Господи, думаю я, если бы только я мог держать рот на замке. Но я не могу. Не помню, кто первый повесил трубку.

Хола лежит на полу и смотрит на меня.

– На что ты смотришь? – спрашиваю я.

Она продолжает смотреть.

Мы достигаем дна, когда падаем быстрее, чем наши моральные принципы. Некоторые из нас заканчивают жизнь в тюрьмах или реанимации – прикованные наручниками к кровати, исходя криком под белой больничной лампой. У большинства бывают моменты просветления, когда они вдруг понимают, на пороге какой потери находятся. Иногда это случается слишком поздно.

Что-то невыносимое есть в глазах Холы, в ее искренности и преданности, в том, как она лежит на полу, прося немного внимания. Я смотрю на нее и понимаю, что минуту назад говорил с отцом, но совершенно не помню содержание разговора. Конечно, он догадался, что я пьян.

Он ведь понял, что я пьян? может, это было не так заметно? в конце концов, я выпил не так уж много: пять стаканов, от силы десять, сколько времени? уже не помню, Глория ушла, поняла ли она, что я пьян? может, все-таки нет, может, она не злится, и я плачу и плачу, но слезы эти глубоко в сердце, две тысячи миль по грязной дороге, ничего плохого не случилось, я просто устал, я болен и устал от себя…

Я помню, как Хола прыгала по кровати. У нее была настоящая истерика, она заскакивала на кровать, толкала меня лапами, спрыгивала обратно на пол, носилась по всей спальне, снова налетала на меня, пихала лапами… но я не реагировал, не осталось никого и ничего, мне некуда было идти, и ничто больше не имело смысла, кроме, возможно, кейса, в котором еще оставалась бутылка с…

Как я отключился – вот этого я не помню.

Но когда на следующее утро я пришел в себя, то перед тем, как открыть глаза, произнес первую искреннюю молитву в своей жизни: «Господи, если Глория и Хола все еще здесь, клянусь, я брошу пить».

Я открыл глаза.