Читать книгу В чём дело, Полли? - Марьяна Иванова - Страница 5

Дом, в котором мальчик раньше жил с семьёй, стоял на высоком холме, оттуда можно было увидеть весь город. Здесь же в окна смотрел лишь голодный лес. Вместо городского гула под окнами гуляла тишина, разрываемая лишь тревожным птичьим щебетанием. Спустя месяц Лексон начал понемногу привыкать к этому. Привыкать к новому дому. К вялотекущим, почти неотличимым друг от друга дням. К давящему простору пустых комнат и к улыбчивому, но строгому Надду. Старик отложил визиты репетиторов до осени. А ещё он верил Лексону, что Вспышки – это не болезнь. Поэтому врач тоже не приезжал. Они были здесь только втроём: ребёнок, старик и дом.

Надд просыпался с рассветом и приучал к этому Лексона. Мальчику не нравилось рано вставать: ночные сны всегда страшные, утренние – сказочные. Ему не хотелось пропускать их. Но Лексон об этом молчал. Мама ничего не хотела об этом слышать, он напрасно думал, что и Надд не захочет.

Потом они неспешно завтракали, и старик уходил заниматься своими делами, отправляя мальчика гулять в сад. После обеда они пили лимонад на террасе и поочерёдно читали друг другу вслух. Лексон всегда о весёлых приключениях и далёких странах, а Надд об исторических событиях и удивительных открытиях. Затем старик дремал в кресле и иногда говорил с кем-то по телефону. Мальчик большую часть времени был предоставлен сам себе. Он слонялся по дому, часами листал пыльные книжки, устроившись на качелях, писал письма, которые некому было отправлять. Ужинал Лексон чаще всего в одиночестве, потому как Надд отправлялся на покой чуть начинало темнеть. Вечера Лексон любил меньше всего, потому что оставался совсем один в огромном, потерявшемся среди леса доме. Потому что вспоминал семью и прежнюю жизнь. Иногда, возможно, даже скучал по ней. Он расписывал листы своих блокнотов десятками «почему», аккуратно выводил множество знаков вопросов, а потом вглядывался в них, будто ждал, что кто-то невидимый подхватит его ручку и под каждым «почему» напишет: «А вот всё потому, малыш, слушай…» Надд запрещал вспоминать всё то, что теперь оставлено позади. Они всё знали и так. Старик, ребёнок и наполненный эхом и чужими воспоминаниями дом. Теперь их на свете только трое, а почему, в сущности, не так уж и важно.

Днём всё забывается, вечерами сложнее. Может быть, по этой причине Надд так рано засыпал – чтобы день был как можно длиннее, а ночь короче. Лексон пока так не мог. Он зажигал свет во всём доме и расхаживал по нему, представляя себя старым хозяином. Ночами он мечтал, рисовал, гулял по дому, ощупывая и изучая все его трещины и заплесневелости, которые куда-то прятались по утрам. Наружу выходить в темноте он не решался. Там голодный лес, высматривающий себе добычу невидимыми глазами. Деревьям не составит труда дотянуться до мальчика костлявыми ветвями и утянуть вглубь чащи. А там сама ночь распахнёт бездонную пасть и поглотит ребёнка. Нет-нет, уж лучше оставаться за толстыми стенами дома, там, где хотя бы все монстры из-под кровати ему хорошо знакомы. Они приехали вместе с ним, как сложенные стопочками рубашки и игрушки. Но в одном Лексон был уверен: страхи нужно приручать, как диких животных. И однажды он приручит всё, чего боится.

Этой ночью лил дождь и Лексону не хотелось ни играть, ни рисовать. Он сидел на лестнице, жевал бутерброд и смотрел на паучка, что ловко плёл свою прекрасную ловушку в углу ступени. Сегодня днём мальчик говорил с отцом. Может быть, причиной его угрюмости стало именно это, а не дождь? Он так и спросил у паучка, но тот почему-то не ответил.

– Здравствуй… Ты…ты хорошо себя чувствуешь? – По телефону голос отца казался тревожным и незнакомым.

– Здравствуй, пап. Конечно. Как твои переговоры?

– Понимаю, ты обижен, я не смог проводить тебя…

– Всё хорошо, папа. Правда. – Голос мальчика предательски дрожал, этот разговор не должен быть таким.

– Роза всё время о тебе говорит. Она нашла игрушку и… Ты правда хорошо себя чувствуешь?

– Вспышек не было. Я тоже скучаю. Так и скажи ей.

– Мария говорит, там хорошо… Я поменял машину. Помнишь, она так часто меня подводила? Я взял красную…

– Красную?

– И большую. Мы все в неё влезем. И однажды соберёмся навестить тебя. Здорово, да?

Лексон промолчал. Он знал, что этому не бывать.

– Ты хорошо спишь?

– Да. Надд говорит, что свежий воздух идёт мне на пользу.

– Врач тоже твердил, что он тебе необходим. Значит, мигрени…

– Пока не было. Надд зажигает для меня лавандовые благовония. Мне сначала не нравилось, но они помогают.

– Я рад.

– Мне пора. Мы идём к озеру.

– Будь осторожен. Я люблю тебя. Мама тоже. Она простила тебя, правда. Она тебя простила…

– Пока, пап.

– До скорого, сынок.

Днём всё забывается, вечерами сложнее. Сейчас, слушая унылую песню дождя и дожёвывая бутерброд, Лексон отчётливо представлял, как после их разговора отец одобрительно кивнул нетерпеливо ёрзающей на соседнем кресле матери, а та кивнула какой-нибудь служанке, и рабочие принялись выносить мебель из его старой комнаты.

Надд всё время повторяет, что оставленное позади должно оставаться там, а не ползти за тобой, как голодная дворняга. Теперь Лексон начинал понимать смысл этих слов. Последний разговор с отцом получился каким-то нелепым и обрывистым. На то он и последний. Прощальный.

– А знаешь, – Лексон снова обратился к паучку, – они так и не поняли, но тогда я сделал это специально. Я сделал это ради Розы. Это мой самый большой подарок для неё. Понимаешь?

Паук, смущённый таким вниманием, быстро зашевелил лапками и уполз в самый угол, где затаится в ожидании жертвы.

– Интересно, разозлится ли Надд, когда узнает, что ночами я брожу по дому?

Мальчик вздохнул, проглотил последний кусочек бутерброда, и отправился спать, чтобы ненароком не выяснить это. Уходя, ночь заберёт с собой дождь и кошмарные сновидения Лексона. Утро захватит с собой туман и первый день августа.