Читать книгу Меня спасло селфи - Маша Пак - Страница 3

Об этом я не рассказывала бабушке и дедушке. Мне придется это сделать, прежде чем выйдет книга. Это история о предательстве, она довольно тяжелая, но я считаю себя обязанной ее записать. Во-первых, во имя правды, а во‐вторых, чтобы девочки, прошедшие через то же самое, знали: они не одиноки. Если мы откладываем плохие воспоминания, огораживаем их колючей проволокой и сами не смотрим в их сторону, мы лишаемся части себя.

Наше прошлое сформировало наш характер. Что бы ни было в нем плохого – это мы. В том, как взрослые поступают с детьми, виноваты только взрослые. Пора избавиться от стыда и чувства вины и рассказать об этом.

Меня крестили в сознательном возрасте, в четыре года или около того. Я не помню крестины, но сохранилось видео, где я хожу вокруг аналоя, с меня сползают штанишки, я очень серьезная.

Конечно, духовную сторону вопроса я не понимала. Но появление в моей жизни крестных очень радовало.

Сначала мама хотела, чтобы крестной была моя учительница, Светлана Александровна. Царствие ей небесное, ее давно нет с нами… Я дружила с дочкой Светланы Александровны и очень любила ее саму. Но бабушка настояла, чтобы крестной моей стала тетя Марина.

Тетя Марина с дядей Сережей, ее мужем, быстро стали частью моей «стаи». Я любила ходить к ним в гости. Меня любили, вкусно кормили и даже оставляли ночевать. У них была уютная двухкомнатная квартира, обставленная по-советски. В комнате, где я спала с крестной, стояли раскладной диван, кресло-кровать и столик. Когда я подросла, и отношения между мамой и отчимом стали портиться, я все чаще оставалась у крестной. В нашем поселке это было нормой – все живут близко, все знакомы, и друзьям доверяют как себе. У меня даже пижама лежала в шкафу тети Марины, чтобы в домашнее на ночь переодеться.

А самое главное – ни у мамы, ни у бабушки с дедушкой не было животных. А у тети Марины и дяди Сережи был кот. Обычный такой толстый полосатый Васька, практически член семьи. Его можно было тискать, он мурчал у меня на коленях, я чесала ему подбородок и целовала в усы. В детстве не видишь разницы между человеком и животным. И я одинаково любила их всех: тетю Марину, дядю Сережу и кота.

Я вообще любила людей. У меня не было врагов – ни в детстве, ни в подростковом возрасте, хотя, конечно, находились девочки, которым я не нравилась. Я была яркая, активная, притягивала внимание. С самого раннего возраста я выражала себя, свою личность, через стиль. Мама помогала мне в этом – ей могли не нравиться мои мешковатые штаны, но она их покупала. Хотя маму я обожала, но стиль у нас с самого начала был разный. Мама – подчеркнуто женственная, утонченная. Я – по спорту.

Когда говоришь, что выросла в поселке, в голове у слушателя тут же включается стереотип. Все пьяные, драки и безнадежность. Это не так. Молочное в семи километрах от Вологды, это не глухой поселок, а, по сути, сейчас уже часть города.

С одноклассниками мы учились вместе еще с детского сада, мы были как семья. Конечно, некоторые были мне неприятны, и вот удивительно – мы выросли, а чувства к ним не изменились. Кого любила – того люблю по сей день, вот с лучшей подругой мы знакомы почти всю жизнь.

Я не дралась, никогда не доводила конфликты до драк – кроме одного раза.

Мама всегда отпускала меня на дискотеки – мы обе любили тусоваться и танцевать. Сейчас я более социофоб, чем в детстве, когда с удовольствием вливалась в компанию. Конечно, на дискотеке я даже в совсем юном возрасте выделялась, и мальчишкам это нравилось. Я легко дружу с мужчинами, а в школе в основном общалась с парнями, я была не сказать чтобы оторва, всегда вела себя очень хорошо и ответственно, но пацанка. И вот мы с каким-то мальчиком, высоким и симпатичным, чуть постарше, танцевали на дискотеке в Ферапонтово (это рядом с Молочным) под «Би-2» и «Руки вверх». И когда музыка смолкла, на меня наехала одна девочка.

– Ты, блин, какого хрена с чужими парнями пляшешь? Ты вообще откуда?

Я не стала вступать в диалог. Врезала ей с ходу по носу, она схватилась за лицо, а я просто ушла. Мне не стыдно. Я не идеализирую ни себя, ни наше окружение. Разное бывало.

И, к сожалению, человек, который был мне близок, меня предал.

* * *

Дядя Сережа давно вел себя как-то странно.

Однако я не осознавала, как именно. Все же Маша Пак – девочка из интеллигентной семьи, где такие вопросы не обсуждались. Несмотря на мои близкие, дружеские отношения с мамой, я была совершенно не в курсе некоторых аспектов «взрослой» жизни.

Дядя Сережа сажал меня к себе на колени, щекотал, тискал, мог поцеловать в шею, прижимал тесно и странно ерзал. Ему совершенно точно нравилось со мной обниматься – я, воспитанная девочка, терпела объятия, даже когда не хотела их. Все же дядя Сережа был из самого близкого круга, муж моей крестной… Иногда он больно щипал меня, иногда целовал в лицо – я никому не рассказывала. Я не знала, что рассказывать.

В детстве не видишь разницы между человеком и животным. И я одинаково любила их всех: тетю Марину, дядю Сережу и кота.

Понимаете, я считала себя взрослой и самостоятельной, я привыкла нести за себя ответственность сама. Да, бабушка, дедушка, прабабушка и мама (а вначале и отчим) меня обожали и баловали. Но как-то сложилось в нашей семье, что я – взрослая. Поэтому я выстраивала отношения с близкими сама. Я считала, что со всем разберусь, да и не с чем разбираться, просто дядя очень ко мне привязан.

Я всегда спала с тетей Мариной, а дядя Сережа – отдельно, в другой комнате. Я вообще любила спать со взрослыми, лучше всего – с мамой, но когда мама была в больнице, то тетя Марина тоже вполне подходила.

За годы, проведенные с крестными, я освоилась у них и чувствовала себя как дома, безо всякого смущения.

Шел двухтысячный год, мне исполнилось восемь лет.

В субботу после школы я пришла к тете Марине. Мы вкусно поели, поболтали, посмотрели телевизор и улеглись спать. В селе ложатся рано и рано встают. Когда я проснулась, было уже яркое солнечное утро. Через щель между шторами пробивался луч света, и в нем танцевали пылинки. Я села на кровати и сладко потянулась. С кухни доносился запах блинов. Бормотал телевизор.

Воскресное неторопливое утро у любимых людей, людей, которым ты полностью доверяешь.

Дядя Сережа в семейных черных трусах и белой майке зашел в комнату. Мне было физически неприятно на него смотреть – волосатый, с обвисшими бицепсами, веснушками на плечах, старый. Для восьмилетней девочки вообще все за тридцать – глубокие старики.

– Доброе утро, Машенька, – сказал дядя Сережа приторным голосом.

Как Лиса в сказке о Колобке. И улыбнулся тоже по-лисьи, немного заискивающе, сложив умильно губы. Я сидела на постели. Мне стало не по себе. Дядя Сережа опустился на край кровати рядом.

– Иди-ка обними дядю.

От него пахло потом, мылом и нечищеными зубами. Несмотря на улыбочку и сладкий голос, я чувствовала, что он напряжен. Он опасен. Опасный старик. Инстинкты кричали: уходи от него подальше. Но я была воспитанной девочкой и, конечно, инстинктов не послушала.

– Доброе утро, дядя, – сказала вежливая Маша.

Я не представляю, что происходило в его голове, как можно было так вообще поступить. Но дядя Сережа вдруг сгреб меня в объятия, жарко дыша, прижал к своей дряблой волосатой груди, к выпирающему животу и начал целовать в шею. Не просто чмокать, а засасывать, слюнявить, облизывать.

Почему я не закричала и не вырвалась? Я была ошарашена. Я не понимала, повторю, что происходит. Мне никто не рассказал, что такое вообще может быть, никто не говорил со мной, как поступать, когда к тебе пристает взрослый мужчина, и зачем вообще он пристает.

Дядя Сережа сопел мне на ухо, кусал за мочку, потом полез под футболку.

Грудь у меня еще даже не начала расти. Но дядя Сережа мял меня и щупал, продолжая слюнявить шею и лицо, а я будто окаменела. Шок. Ужас. Отвращение.

– Ты же не скажешь тете, – шептал он, щипал меня, мял. – Ты никому не говори, это наш секрет. Тебе же нравится, да? Хи-хи. И мне нравится. Машенька, ты же сама хочешь, да? Хи-хи.

Чего хочу? Что нравится?! Ничего мне не нравилось, я просто, как маленький зверек перед хищником, сжалась, замерла.

Дядя как-то особенно мерзко подхихикивал, руки у него были ледяными, потными. Несколько секунд – или минут, или часов, время остановилось – я ничего не делала. Не шевелилась, кажется, не дышала. Потом откуда-то появились силы. Я вырвалась из дядиных объятий и встала.

Он неуверенно улыбался, потирал ладони.

– Машенька, ну куда же ты, ты только не говори…

Я повернулась к нему спиной и на непослушных ногах вышла на кухню к тете Марине. Крестная уже напекла стопку блинов, от их запаха меня затошнило. В ушах звенело. Я с трудом сглотнула вязку слюну и сказала:

– Тетя, мне пора домой.

– Погоди, а как же завтрак? Давай, садись за стол!

– Садись-садись, – сладким голосом произнес дядя Сережа.

Он, оказывается, пришел на кухню следом за мной. Я шарахнулась в сторону. Тетя Марина, увлеченная готовкой, этого не заметила. Дядя Сережа с прежней гадкой ухмылочкой положил мне руку на плечо и сжал его.