Читать книгу Суп, второе и компот - Маша Трауб - Страница 16

Сациви, конечно, делается из курицы. Но есть и вариант рыбного. Скорее всего потому, что для соуса используются грецкие орехи, как и в случае с курицей. Это тоже вариант закуски.

Рыбу (белую) отварить с репчатым луком, лавровым листом, перцем горошком, солью и подавать с соусом. В этом случае отварная холодная рыба заливается горячим соусом.

Для соуса растолочь грецкие орехи (или промолоть их в блендере). Добавить растолченный или пропущенный через давилку чеснок, соль, паприку (красный острый перец). Развести полученную смесь рыбным бульоном и поставить на медленный огонь. Пожарить репчатый лук. Добавить в соус. Приправить специями – смесью перцев, хмели-сунели, молотой гвоздикой. Дать протомиться.

Согласно классическому рецепту, в конце в соус добавляются яичные желтки (яйца сварить вкрутую, желтки раздавить вилкой). Но мне нравится соус без желтков. Опять же, нет четкого указания, сколько нужно лука и приправ. Зависит от количества рыбы и ваших предпочтений. Можно гвоздику заменить, например, корицей. Или по щепотке добавить и гвоздику, и корицу. Я заменяю их тархуном. Вместо желтков можно добавить сливки. Залить полученным соусом холодную рыбу и дать остыть.

С этим рецептом можно экспериментировать бесконечно. Соус всегда получается разным, но неизменно очень вкусным.

– Даже не думай писать про мои бобы и беременных! Пусть Нина спокойно родит, потом пиши сколько хочешь! – воскликнула Варжетхан. – Лучше напиши, что будущие матери должны полноценно питаться. А то Лиана запретит Нине есть сладкое или пить кофе. И что мне тогда делать? Я и так Нине кофе вместо настойки выдаю. Иначе девочка ходить не сможет. Пока Нина не родит, не пиши про мои бобы! Или я тебе так их брошу, что… не знаю как!

– Хорошо, не волнуйся. Просто интересно, откуда столько суеверий, связанных с едой, для беременных женщин? – Бабушка, видимо, придумала новую тему для очередного газетного материала. – Вот ты какие знаешь?

– Все их знают, и для тех, кто в них верит, они сбываются, – ответила тихо Варжетхан. – Боль это для семьи. В любые приметы поверишь, чтобы хоть чем-то себя оправдать, вину с себя снять. Когда молодая женщина ребенка теряет в утробе, когда забеременеть не может… Все считают, что она виновата. Куда ей бежать со своим горем? Во что верить остается? Не надо про это писать. Женщины не поймут. Иначе зачем они ко мне приходят и смотрят на мои бобы, будто те сейчас заговорят? Вместо бобов я говорю, слушаю, лечу, успокаиваю. Мария, статья в газете – это одно, а жизнь – другое. В газету человеческую жизнь не завернешь. Женщине, потерявшей ребенка, жить не хочется. Так если она поверит в бобы, петрушку или ромашку – пусть. Не отнимай у нее последнее, что ее на этом свете держит. Вспомни Светлану. Все женщины ходили в слезах. У меня настоек на всех не хватало. Я таблетки уже в чай подмешивала и выдавала за отвар.

– Ты сама говорила, что Светлане надо было в больницу в город. Сколько ты ее упрашивала, сколько родственников уговаривала. Они сами не захотели. – Бабушка потерла подреберье. Опять невралгия разыгралась, как всегда бывало, когда речь шла о женщинах, их судьбах, трагедиях и понимании того, что все можно было исправить. Не доводить до края. Если что-то ужасное случалось в селе, у соседей, бабушка винила в этом себя: не поговорила, не убедила. Махнула рукой от безысходности, потому что больше не могла биться в заколоченную дверь, за которой верили в приметы, слухи, заговоры и наговоры. А надо было биться, ломать дверь.

Светлана забеременела сразу после свадьбы. Все радовались – пара красивая, свадьба была веселой, семьи давно дружили. Молодым – жить да радоваться. Все девушки Светлане завидовали – родительский расчет в этом браке был, но и любовь тоже. Лана, как ее все называли, знала Тамика с раннего детства, вместе играли во дворе. В школу вместе пошли. Всегда вместе. Где Тамик, там и Лана. Где Лана – Тамик всегда рядом. Их даже не дразнили женихом и невестой. Все знали, что они друг другу по судьбе предназначены. Лана другого мужа себе не мыслила. Тамик в сторону другой девушки ни разу не посмотрел. Ждали, когда станут совершеннолетними, чтобы пожениться. Родители приданое для них чуть ли не с пеленок собирали. Все решили. Родственниками давно стали. Да, боялись, что дети передумают, и радовались, что все шло так, как давно спланировано.

Когда Лана забеременела чуть ли не в первую брачную ночь, никто не удивился. Так и должно было быть в их идеальном браке. Только живот рос слишком быстро. Не так, как бывает обычно. Появились синюшные растяжки. Лана мучилась, еле ходила. То кровотечение, то отеки. Свекровь закрыла ее в спальне и велела лежать не вставая. Лана подчинилась. Варжетхан позвали, когда Лана была уже на шестом месяце беременности. Это уже Варжетхан установила. Свекровь же думала, что Лана до свадьбы забеременела, раз живот такой огромный вдруг вырос.

– Я ее когда увидела, мне плохо стало, – вспоминала Варжетхан. – Ножки – палочки, ручки – тростинки. Одни глаза на лице. Ключицы торчат, щеки впалые, скулы просвечивают. Измученная, зеленая. Ни есть, ни спать не может. Воздух в комнате спертый. Под кроватью – горшки. Один для испражнений, другой – для рвоты. То ли один подставлять, то ли сразу два. Ой, да что там говорить! Сами запустили девочку. Она двойню носила. Ее бы на сохранение в больницу положить вовремя, под капельницу, не потеряла бы она детей. Но разве объяснишь? Свекрови ее – ты знаешь Венеру – хоть в лоб, хоть по лбу. Очень неумная женщина. Вбила себе в голову, что Лана замуж вышла уже беременной, всех обманула. Я ей талдычу, что двойня у Ланы, а Венера заладила: не было в их роду двойни ни у кого. И в семье Венеры двойни не рождались. Те подтвердили – не было, не припомнят. Откуда двойня? Как я тогда кричала! Все село слышало! Прабабка Ланы умерла в родах, потому что двойню носила. Один ребенок выжил. Нет, Софа, мать Ланы, уперлась, руками на меня махала. Говорила, прабабка одного носила. Я в селе всех старух обошла. Те в один голос твердили – двойня была, еле одного ребенка спасли. Он уже синий был, как куренок. А вдруг дышать начал. Тихонько, еле-еле, но дышал. Не слышала меня Софа. До сих пор не понимаю, почему за дочь не заступилась. Или свой позор скрывала? А Венера обвинила меня в том, что я срок неверный поставила! Ты представляешь? Как я могу в сроках ошибиться? Ну на несколько дней могу, да. Так я же не природа, которая решает, когда ребенку на свет появляться. До сих пор себя простить не могу, что отступила тогда. Надо было предсказать Венере что-нибудь страшное, чтобы она Лану в больницу отпустила. Так нет, я решила без гадания обойтись. Без бобов своих. Сделать так, как ты говоришь, – взывать к разуму. Какой разум у женщины, если она своих будущих внуков, считай, убила? Если девочке судьбу сломала! Когда она Лану в больницу отпустила? Когда та кровью истекала. Когда ее в больницу в город довезли, спасать было некого – ни младенцев, ни мать. Если бы на сутки раньше… Хотя бы Лану… Я все ждала, что Венеру кара настигнет. Судьба ее накажет. Но нет. Живет себе, как жила. Скандалит. Приходила тут ко мне как ни в чем не бывало. Погадать хотела на невестку новую. Я от ее наглости так опешила, что не смогла ее за порог выставить. Представляешь? Я! И не смогла! Так мне нехорошо стало. От того, что живет спокойно, никакого греха за собой не чувствует. Три жизни загубила – и ничего. Молния в нее не ударила. Болезнь тяжелая не взяла. Совесть не замучила. Да хоть бы бессонница началась. Нет. Я ей сказала, что плохой день для гадания. А надо было взашей вытолкать, чтобы дорогу сюда забыла. Высказать все, что я о ней думаю. Нет, я смолчала. Почему? До сих пор не знаю.

– Кара ее уже настигла. Судьба не дала ей внуков. Сына сделала несчастным, – заметила бабушка.

– Ой, я тебя умоляю. Она этого не понимает, раз новую невесту для своего Тамика ищет, – отмахнулась Варжетхан.

– Ну, знаешь, Тамик тоже хорош! Разве не он должен был решение принимать? Почему мать слушал, а не свое сердце? Разве он не видел, как Лана на его глазах умирает? Или он свои глаза тоже матери отдал? – возмутилась бабушка. – Он стал мужем, но не мужчиной. На нем тоже вина. Не меньше, чем на Венере. И его тоже молния не ударила. Что-то он на могилу Ланы не бегает, не проклинает себя, прощения не вымаливает.

– Я его не виню. Он вообще ничего не понял. Мальчику сколько было? Девятнадцать? Тоже еще ребенок. Не мог он между женой и матерью выбирать. Не бывает такого выбора. Мать всегда важнее. Ты забываешь, что мужчины, даже взрослые, считают, что беременность – это как женская болезнь. Они про нее знать не хотят. Они сразу сына готового хотят получить. И чего ждать от мальчика, почти ребенка? – тяжело вздохнула Варжетхан. – Конечно, он решил, что мама лучше разбирается. Мария, скажи, когда-нибудь наступит день, когда дети перестанут умирать в утробе матери? Когда-нибудь изобретут прибор, чтобы слышать сердце младенца? У меня слух уже не тот. Моя трубка, смотри, уже такая старая, что тоже ничего не слышит. Попроси Ольгу, пусть новую мне из Москвы привезет.

К Варжетхан приходили женщины, страдающие от бесплодия, молодые матери, ждущие рождения первенца-мальчика, женщины, которые чувствовали, что ребенок затих в животе и не двигается. Варжетхан ощупывала живот, слушала своей старой трубкой сердцебиение и уговаривала ехать в больницу. Просила соседок сбегать в редакцию и сказать, что нужна «Скорая». Бабушка звонила в город и через собственные связи просила срочно прислать машину. Они с Варжетхан много детей спасли.

– Ох, Варжетхан, не знаю. Мне так больно из-за всего этого. В Москве уже научились недоношенных детей спасать. Даже семимесячных выхаживают. И тройню женщины рожают. Дальше больше будет, я уверена. Медицина не станет стоять на месте! И совсем скоро срок научатся определять с точностью до дня.

– Мария, ты в каком это сне увидела? – улыбнулась Варжетхан. – Но пусть все будет так, как ты говоришь. Очень хорошо ты мечтаешь, мне нравится.

– Надо написать фельетон про то, что молодые должны своей жизнью жить, независимой. Свою семью строить. Чтобы молодая невестка не в подчинении у свекрови оказывалась, а сама хозяйкой дома становилась. И про то, что мужчины должны внимательнее к женам относиться. Ты, кстати, знаешь, что во многих странах мужья рожают вместе с женами? То есть присутствуют при родах?

– Они ненормальные, что ли? – ахнула Варжетхан.

– А может, наоборот? – возмутилась бабушка. – Подожди, не сбивай меня с мысли. Что запрещено беременным есть, согласно приметам? Почему тогда все говорили, что Лана не то съела? Не помню.

– Сросшиеся овощи и фрукты нельзя. Яйца с двойным желтком нельзя. Венера говорила потом, что Лана съела двойную черешню, и из-за этого у нее появилась двойня, – начала рассказывать Варжетхан. – Все женщины боятся забеременеть двойней. Дело даже не в недостатке денег, а в таких случаях, как с Ланой. Двойню тяжело выносить. Или сама умрешь, или детей потеряешь. Или все умрут – и дети, и мать. А если и выносишь, то детей еще прокормить и на ноги поставить надо. Вот и страхи от этого идут. Из-за этого и примета – нельзя есть двойные овощи: картошку, помидоры, фрукты, яйца.

– Господи, неужели в это кто-то верит? – ахнула бабушка, делая пометки в блокноте. – А еще что?

– Нельзя есть малину, клубнику, смородину, черешню. Все, что красного цвета. Иначе ребенок от материнского молока красным станет, – ответила Варжетхан.

– Я думаю, это связано с диатезом, – серьезно заметила бабушка. – Всем же нужно показать красивого младенца, а не с горящими щеками.

– Да, ты права. Но объясни это нашим женщинам! Они слова такого не знают! Если ребенок красный, значит, мать плохо беременность ходила. Меня однажды пригласили красные щеки младенцу свести, чтобы можно было его родственникам показать! Я яблоко печеное велела давать. И руками поводила для вида. К счастью, помогло. Яблоко, а не мои пассы руками, в которые все поверили. Ой, а ты помнишь, какой скандал случился с Залиной? Она пила воду прямо из ведра у колодца!

– Нет, не помню.

– Нельзя беременным пить воду из ведра, только из кружки, иначе ребенок будет мучиться изжогой, – объяснила Варжетхан.

– Ну это вообще какая-то странная примета, – возмутилась бабушка.

– Не страннее другой. Если будущая мать тайно ест что-то из холодильника или тогда, когда никто не видит, ребенок станет вором и трусом. Положить хлеб за пазуху – ребенок вырастет невеждой. Ума лишится. Еще редьку нельзя есть – могут наступить преждевременные роды. Ну и если тянет на сладкое – родится девочка, а если на мясо – мальчик. Поэтому многие свекрови запрещают невесткам есть сладкое. Все хотят мальчика-первенца.

– Я должна про это написать! – воскликнула бабушка. – Почему ты мне ничего не рассказывала?

– Ох, Мария. Оставь женщинам приметы и суеверия. Без них жизни не бывает. Одни уходят, другие появляются. Лучше кулинарную книгу напиши. Про еду люди любят читать.

– Ты же знаешь, что я не умею готовить, да и не люблю.

– Зачем тебе готовить? Ты писать умеешь. Вон, Марина про свои пироги как красиво рассказывает – слюни текут. А ведь есть их невозможно. Тесто толстое, начинки – плюнула и растерла, – рассмеялась Варжетхан.

– Нет, так нельзя. Писать надо про то, что знаешь и любишь, – ответила бабушка.