Читать книгу Звёздный отпрыск - Матвей Борисов - Страница 9

Однокомнатная квартирка, в которой намечалось деловое свидание, располагалась на четвёртом этаже насквозь промёрзшей панельной пятиэтажки, построенной во времена хрущёвской оттепели. Когда-то эта «обитель зла», как её полушутливо называли сотрудники Комитета Госбезопасности, наряду с тайгой и пустыней входила в обязательный комплекс подготовки к выживанию в экстремальных условиях молодых разведчиков и диверсантов. Ежегодно её по нескольку раз заливал сверху кипяток из прорвавшейся в очередной раз гнилой трубы. Зимой регулярно отключали газ и электричество, а летом – горячую воду. Ветер беспрепятственно проникал вовнутрь через расползшиеся швы между наружными панелями, обеспечивая в осенне-зимне-весенний сезон условия настолько суровые, что даже клопы и тараканы покидали помещение на это время. Зато летом они всякий раз возвращались вместе с мухами и комарами, приводя с собой многочисленное потомство и пленных рабов, захваченных в убежищах, более приспособленных для выживания в холодные месяцы. Прожить в конспиративной квартире в течение целого года мог только беззаветно преданный делу партии и народа патриот. Именно в таких «хрущобах» ковалась лютая ненависть к классовым врагам и формировалась вера в светлое коммунистическое будущее.

После того как рухнула советская система каждый раз перед выборами в любые органы власти обольщавшие электорат кандидаты всех партий обещали дом расселить, капитально отремонтировать и даже снести. Однако как только компания завершалась, всё возвращалось на круги своя. Обличительная критика неслась с экранов телевизоров и с трибун местного стадиона, но бюджетных средств катастрофически не хватало, поэтому жителей просили потерпеть до следующих выборов или оплатить ремонт из собственных накоплений. Жители этого дома первыми услышали фразу, ставшую через много лет крылатой: «Денег нет, но вы держитесь!» И они держались, как могли, никто не хотел раскошелиться ради собственного блага, предпочитая ждать чуда.

Чтобы не привлекать внимания посторонних, агенты договорились подъехать к месту встречи не на служебных автомобилях, а воспользоваться городским общественным транспортом. Умудрённый опытом Геракл нарушил инструкцию, взяв такси. Как всегда он поступил правильно, в чём убедился, увидев возле выхода из метро будущую помощницу.

Последняя зимняя метель улеглась, сменившись предательской оттепелью. Не убранные на городских окраинах сугробы незамедлительно потекли обильными ручьями, но ранним утром их сковал лёгкий мороз. Пройти по обледеневшему снежному месиву было бы сравнительно нетрудно, если бы под ним был асфальт. Помогали генетическая память и не забытый недавний личный опыт жителей столицы. Однако для передвижения по вымощенным гранитной плиткой новым тротуарам, по которым успела проехать импортная спецтехника, расчистившая их от снежного наста и превратившая в идеальные беговые дорожки для конькобежцев, требовались невероятная ловкость и мастерство. Изрядно помятые в забитых до отказа вагонах москвичи и гости столицы медленно растекались от выхода из метро в разные стороны, применяя старый испытанный метод ходьбы «в раскорячку», позволяющий безошибочно определить по походке уроженцев северных русских городов. Слабаки падали и самостоятельно не могли подняться. Те, кто покрепче, помогали им встать на ноги, самоотверженно протягивая руку помощи и подставляя дружеское плечо. Как всегда общая беда объединяла сильных духом россиян, в очередной раз зримо демонстрируя врагам сплоченность нашего народа перед лицом суровых испытаний. Духовно закалённые граждане торопились в ранний час на работу, чтобы погасить ещё одну толику неоплатного долга Родине и укрепить её могущество самоотверженным трудом за весьма умеренное материальное вознаграждение.

Затисканная в душном вагоне Сирена, вышла на свежий воздух, слегка покачиваясь и едва переставляя ноги. Её волнующая элегантная походка, отточенная на подиумах Милана, Парижа и Нью-Йорка, в местных условиях трансформировалась в неуклюжие телодвижения, напоминавшие чрезвычайно сложный танец молодой коровы на льду и способные возбудить сексуальное желание разве что у половых извращенцев. Не дойдя до остановки маршрутки несколько шагов, вконец измотанная женщина прислонилась к стене табачного киоска, чтобы перевести дух. Пришлось подобрать боевую подругу и подвезти до подъезда, хотя согласно уставу следовало оставить машину, не доезжая до секретного объекта за два квартала.

Оба слегка удивились, обнаружив в грязном заснеженном дворе припаркованные между сугробами новенькие иномарки, в ряду которых затесалась с краю разутая «копейка». В окружении навороченных немецких, французских, корейских и японских кроссоверов, седанов и хечбеков это покорёженное и сильно проржавевшее культовое чудо техники, признанное автолюбителями «лучшим российским автомобилем столетия», скромно напоминало о выдающихся успехах советского автопрома.

Незаурядные боевые навыки спецназовцы лишний раз смогли проверить перед обшарпанной входной дверью, ловко увернувшись от неожиданно сорвавшейся с крыши громадной смертоносной сосульки – последней в уходящем сезоне. Они не зацепились за торчавший сбоку из оплывшего сугроба обломок водосточной трубы и не поскользнулись на присыпанном чистой солью, раскисшем и от того еще более коварном поддверном катке.

Войдя в подъезд, агенты, не желая рисковать здоровьем, предусмотрительно не воспользовались лифтом и поднялись наверх по тёмной лестнице с разбитыми на всех этажах лампочками. На облупившихся стенах, исписанных примитивными рисунками, необычными орнаментами и не очень понятными абривиатурами на английском языке, кое-где проступали полустёртые незамысловатые рисунки и знакомые с детства русские письмена из трёх букв. Над лестничными площадками уцелели прилепившиеся к потолкам остовы обгоревших спичек как вещественные напоминания о любимых занятиях дворовой шпаны конца семидесятых – начала восьмидесятых годов. На верхней площадке спали в обнимку худшие представители этого обманутого партийными вождями поколения, так и не дождавшегося полной и окончательной победы развитого социализма. Скукожившись на картонных коробках и укрывшись одним на двоих дырявым шерстяным одеялом, они поочередно подрагивали во сне обутыми в растоптанные ботинки ногами и безмятежно похрапывали в унисон. Возле стены были бережно сложены дырявые сумки и разбросаны остатки скудного вечернего пиршества, а чуть поодаль стояла двухлитровая полиэтиленовая бутылка от пива, наполовину наполненная мочой.

Бомжей, загородивших входную дверь в конспиративную квартиру, пришлось потревожить. Они что-то беззлобно проворчали и неохотно отползли в противоположный угол, не собираясь покидать отвоеванную у конкурентов жилплощадь.

Засекреченной квартирой давно никто не пользовался. Современная школа разведки применяла более цивилизованные и менее опасные методы подготовки молодых специалистов. В девяностые годы помещение сдавали гастарбайтерам из Средней Азии, но в начале двухтысячных эту кормушку, приносившую какой-то мелкой штабной крысе скромный постоянный доход, прикрыли. С тех пор о ней забыли, передав в ведение Министерства обороны и включив в списки неликвидных объектов недвижимого имущества, которые не смог распродать даже самый предприимчивый в истории вооружённых сил министр.

Единственная жилая комната была тесно обставлена по периметру двухъярусными наспех сколоченными нарами и завалена гнилыми матрасами; сантехническая кабина с треснувшей от неимоверных перегрузок облупившейся чугунной ванной и разбитым унитазом – до отказа забита пустыми бутылками. Приткнуться кое как удалось только на кухне, где нары не помещались, а из всей обстановки между газовой плитой, ржавым умывальником и старым сломанным холодильником втиснулись небольшой обеденный стол со следами от многочисленных ножевых порезов и шесть расшатанных табуреток, сложенных пирамидкой.

Свет, как ни странно, зажёгся. Засиженная мухами лампочка Ильича, изготовленная на советском оборонном предприятии, а потому не перегоравшая уже много десятилетий, светила так тускло, что различить черты лица помощницы Геракл не смог даже с близкого расстояния. Зато великолепную грудь разглядел через распахнутое пальто отлично. Она была прекрасна и не нуждалась в дополнительных украшениях. Ни золото, ни бриллианты, ни ордена и медали не могли отвлечь внимание ценителей красоты от едва прикрытых снизу пышных округлых форм, достойных кисти выдающихся портретистов.

Оставив праздное созерцание до следующей встречи, секретный агент сразу перешёл к делу, начав разговор издалека. Зная, что испытанная огнём, водой и медными трубами (других в элитный спецназ не принимали) сослуживица станет рассказывать ему только о том, чему он сам был свидетелем, опытный ветеран не стал задавать лишних вопросов, сосредоточившись на единственной в прошлом неформальной встрече.

– Ты вспоминаешь Сейшелы?

– Нет, не люблю вспоминать о местах, где мне не понравилось, – честно призналась она.

– Люди говорят, это рай на земле, – заметил Геракл.

– Так говорят те, кто родился и провёл детство в таких вот условиях.

Сирена обвела рукой тесную конуру, едва не смахнув с нависавшей над столом покосившейся полки старую покрытую толстым слоем пыли эмалированную посуду с остатками когда-то недоеденных пищевых концентратов.

– Эко хватила, – усомнился Геракл. – Не все звёзды родились на помойке, а между тем слетаются на этот элитарный курорт с разных концов света как мухи на говно.

– Подобное притягивает подобное и сливается с ним – первый закон Вселенной, – парировала Сирена.

– Это тебя гложет обида, – предположил ветеран.

Сирена слегка пожала плечами, не возразив, но и не согласившись. Явная демонстрация безразличия к затронутой теме подсказала опытному дознавателю, что он задел собеседницу за больную, не до конца зажившую рану.

– После возвращения вы расстались? – Спросил он без обиняков, пристально взглянув в широко раскрытые и с виду абсолютно доверчивые глаза лживой и коварной лазутчицы.

– Конечно, но лучше сменить тему, – ответила она и решительно добавила: – Нам следует обсудить более актуальные вопросы.

– Это как сказать, – загадочно промолвил «6-й».

Пришло время выложить козырного туза. Престарелый «особист» оставался непревзойдённым мастером своего дела.

– Ты хоть знаешь, кем он был? – Продолжил он расспрашивать, как ни в чём не бывало, прикинувшись любознательным стариком, падким на всякого рода пикантные истории.

– Какая теперь разница? – Ответила она вопросом на вопрос, давая понять, что не желает продолжать этот разговор.

– Это был Нестор, – объявил старый хитрец, сверкнув пронзившим полумрак острым взглядом, словно вонзая стальной нож в сердце жертвы.

Эффект получился ожидаемый. Сирена не вздрогнула и даже не повела бровью, но внешнее спокойствие не укрыло от проницательного взора опытного физиономиста мощный взрыв эмоций, спрятанных глубоко внутри. Судя по виду, молодая женщина, давно пережившая личную обиду, но до конца так и не перегоревшая чувствами, действительно не знала, что разбивший сердце смазливый очкарик и трусливый прелюбодей был тем самым сверхгениальным мыслителем, на которого в правительстве возлагали надежду как на единственного спасителя великой державы. Вероятно, в отряде ей давали поручения, далёкие от политики и дипломатии.

– Уже тогда он получил спецзадание и знакомился в Штатах с американским опытом идеологической пропаганды, а те креолки на Сейшелах были подосланы китайцами. Они первыми его раскололи и хотели завербовать, – неторопливо продолжил свой рассказ «6-й», предоставив «3-ей» возможность прийти в себя после сильного эмоционального стресса.

– Зачем он им сдался?

Сирена три раза по десять секунд нажала большим пальцем правой руки на функциональную точку, расположенную на тыльной стороне левой там, где сходятся большой и указательный палец. Проделав этот простой и эффективный массаж, помогающий побороть волнение, внутренне собралась и приняла единственно верное решение в сложившейся обстановке – полностью довериться будущему руководителю, безоговорочно признав в нём с этой минуты лидера.

– Китайцы используют любые возможности, чтобы обогнать потенциальных конкурентов в борьбе за мировое господство. Если бы им удалось сделать агентом влияния главного идеолога страны, то полное порабощение стало бы только вопросом времени, – пояснил Геракл.

Сирена глубоко задумалась над его последними словами.

– Уж лучше китайцы, чем американцы, – вымолвила она, проанализировав в уме последствия судьбоносных событий новейшей истории.

– Это не нам решать, – отрезал заслуженный чекист, приученный исполнять приказы, не рассуждая о высших материях.

Они снова надолго замолчали. Два русских мужика при схожих обстоятельствах непременно поставили бы на стол бутылку водки и распили её. Но Геракл, проведший большую часть жизни в цивилизованных западных странах, не догадался, идя на встречу с дамой, прихватить с собой этот незаменимый для доверительной беседы отечественный бодрящий напиток, дающий заряд энергии, стимулирующий нервную систему и сердце. Каково же было его удивление, когда Сирена плавным движением руки вынула из сумочки, словно цирковой фокусник, полулитру «Столичной» и два чистых пластиковых стаканчика. Небрежно смахнув пыль со стола, она передала бутылку старшему по возрасту и званию, дав понять этим доверительным жестом, что полностью признаёт его авторитет.

Геракл молча взял в крепкие руки заветный сосуд, медленно откупорил и по-европейски наполнил оба стакана наполовину.

– Если принесла ещё и огурец, то командовать парадом будешь ты, – сказал он с усмешкой.

– Нет, – решительно возразила она. – Ты старше, значит командир.

Как положено, чокнулись и выпили залпом за встречу.

– С детства не люблю огурцы, – откровенно призналась Сирена, доставая из сумочки стеклянную банку с маринованной исландской селёдкой, жестяную банку со шпротами и упакованную в целлофановый пакет половинку нарезанного ржаного хлеба.

– А я не люблю нарезной хлеб, и терпеть не могу латвийские и эстонские шпроты, перенасыщенные бензапиреном и провонявшие мерзким запахом лютой ненависти, – сказал Геракл, наливая по второй.

– Эти шпроты наши, из Калининграда – импортозамещение. Пахнут копчёностями и маслом, никакой отравы не подмешано, – поддержала его патриотический порыв женщина.

Выпив до дна и наскоро закусив, они продолжили беседу уже совсем в другом тоне. Естественное для специальных агентов всех стран недоверие к себе подобным сменилось задушевной приязнью, свойственной только русским военспецам после хорошей выпивки и закуски.

– Где и как вы познакомились? – Возобновил свои расспросы Геракл, когда содержимое бутылки иссякло.

– В Нью-Йорке за неделю до побега. Совершенно случайно встретились в отеле Marriot Marquis, где проходила международная конференция по вопросам геополитики, – начала она свой рассказ. – Я получила тогда задание познакомиться совсем с другим человеком – профессором политологии из Лондона. Но тот не явился. А этот налетел на меня в холле с бокалом шампанского и облил, испортив эксклюзивное платье ценой в десять тысяч баксов. Такой неловкий, как ребёнок. Я сразу поняла, он особенный, но не сразу распознала в нём соотечественника. Эдик, он так назвался, хотя конечно соврал, пригласил меня на следующий день не как все в ресторан, а на открытие выставки модернистов. Жуткое было зрелище. Там разразился шумный скандал. Уборщица ночью выкинула на помойку инсталляцию знаменитого художника, приняв за кучу мусора. Автор произведения страдал острой формой эротического фетишизма и к выброшенным вещам испытывал патологическое влечение. Он рыдал, бился в истерике головой об пол и стены, просил, чтобы его кастрировали и умертвили. Вокруг собралась толпа, какой-то расфуфыренный мужик в давке под шумок начал меня лапать за задницу. Эдик влепил ему пощёчину. Тот оказался мазохистом, подставил вторую щёку, попросил ещё. Тогда я его приложила коленом в пах. Мы выбежали на улицу, не дождавшись финала драмы. Потом всё-таки пошли в ресторан, потом к нему. Эдик жил в студенческий городке за площадью Вашингтона в Гринвич-Виллидж на западе Нижнего Манхэттена, а стажировался в частном Нью-йоркском университете. Среди выпускников и преподавателей этого учебного заведения 31 нобелевский лауреат, 16 лауреатов Пулитцеровской премии, 19 лауреатов премии Оскар, Эмми, Грэмми и Тони. Я влюбилась в него как дура. Ну и понеслось.

Она умолкла, вспоминая те счастливые дни, когда новое, ранее не ведомое волнующее чувство накрыло как снежная лавина, отключив разумные части мозга, и мир воспринимался в ярких красках.

– Почему сбежали? – прервал её раздумья Геракл.

– Мечтали всё изменить. Хоть он и не признался, но я быстро сообразила, что тоже связан со спецслужбами. Не отправляют у нас на стажировку в Штаты за казённый счёт простых аспирантов. С тех пор как ты вывез нас с Сейшелов, я его больше не встречала.

В её голосе промелькнули слезливые нотки обиды и грусти, а в глазах искорки скорби. Опять помолчали. Невзирая на недюжинную психологическую проницательность, Геракл силился, но не мог понять, о чём в данную минуту сожалеет Сирена – об утраченных иллюзиях или о том, что не прихватила вторую бутылку. Однако пора было заканчивать задушевный разговор и приступать к делу.

– Что думаешь о его исчезновении? – поинтересовалась Сирена.

– Убийство, самоубийство и прочие летальные варианты исключаются.– Уверенно сказал «6-й». – Нестор не тот человек, который добровольно откажется от жирной кормушки, а зарубежным спецслужбам он мёртвый не интересен. Ореол мученика придаст любым его измышлениям дополнительную значимость. В таком деле важно убить идею, а не носителя. Однако думаю, другие члены команды уделят достаточно времени отработке этих версий. Для нас остаются два варианта – либо похитили, либо сам сбежал.

В кармане его пиджака пропищал могильник. Выслушав сообщение, Геракл объявил неожиданную новость:

– Осталась одна версия. Мои информаторы доложили, что его паспорт вчера засветился в Торфяновке. Он пересёк границу с Финляндией на маршрутке, ехавшей в международный аэропорт Хельсинки-Вантаа.

– Почему не задержали? – спросила Сирена.

– Это был нелегальный паспорт, – объяснил Геракл. – О его существовании узнали только сегодня утром. Пришлось здорово потрясти кое-кого.

– Но из Хельсенки он может улететь куда угодно.

– Во-первых, на самолёте он не полетит, потому что другого паспорта у него нет, а этот во второй раз засвечивать не станет, – перебил Геракл. – Во-вторых, нашего клиента надо искать в Париже.

– Почему в Париже? Откуда такая уверенность? – удивилась Сирена.

– Бандиты и чиновники бегут из страны в Америку, бизнесмены и политики – в Англию, интеллигенты – во Францию. Этой традиции уже больше века, – терпеливо разъяснил Геракл. – Он объявится там дня через два-три, не раньше. Так что у нас есть время на сборы.

– Я после Сейшел не выездная, – напомнила Сирена.

– Не проблема. Со мной выпустят, – успокоил корифей нелегальной разведки. – Да и кто в Европе вспомнит бывшую топ-модель, шесть лет не появлявшуюся на обложках модных журналов. Утром распоряжусь, чтобы подготовили нужные документы. Поедем как муж и жена.

– Но спать я с тобой не буду, – предупредила соблазнительная напарница, одарив таким гнущим металл взглядом, от которого среднестатистический дилетант незамедлительно потерял бы голову и стал думать лишь о том, как уложить его обладательницу в постель, готовый беспрекословно выполнить любое сумасбродное желание, даже если потребует изменить родине.

Геракл посмотрел на женщину оценивающе, словно отрешённый от сексуальной озабоченности бывалый пластический хирург на доверчивую пациентку, прикидывающий в уме, что отрезать, а где подшить, чтобы слупить гонорар побольше. В её лице и фигуре ничего нельзя было ни прибавить, ни убавить, ни изменить. Классический образец совершенства, живая модель для Лисиппа и Поликлета, архитектурный шедевр, вдохновивший Леона Батисту Альберти на лаконичную формулировку античного канона. И всё же промелькнул какой-то скрытый изъян, завуалированная червоточинка, гложущая изнутри.

– Там посмотрим…

«6-й» сменил много любовниц, помогавших развеяться и отвлечься от тягот сурового шпионского ремесла. Как правило, вступал в отношения с женщинами механические, формальные или деловые, начисто лишённые эмоциональной окраски. Всегда быстро от них избавлялся, возвращаясь к тому, что любил по-настоящему, – к опасным и сложным интригам, погоням и перестрелкам. Он никогда не выяснял чувства мимолётных подруг, поскольку такие действия могли привести к ошибке, а ошибаться супермен не любил. Многим женщинам хотелось привязать его к себе, ради этого они прибегали к разным ухищрениям, однако профессиональный разведчик и диверсант не поддавался их чарам.

Гераклу довелось повидать в своей бурной, насыщенной опасными приключениями жизни многое из того, о чём романтические поэты только грезили в воспалённом неудовлетворенными желаниями воображении. Ему были не понаслышке знакомы безудержный секс возле пылавшего жаром камина и сладостные стоны под завывающую за окнами метель, стук роняемых на пол башмачков и сплетение ног при свечах, когда на озарённый призрачным светом потолок ложились их длинные причудливые тени. Однажды пришлось коротать ночь в башне у моря с настоящей королевой, отдававшейся под звуки сонат и набегавших на берег бирюзовых волн. Но по-настоящему он влюблялся только однажды. Печальный финал бурного романа оставил на сердце незаживающую рану. Правы, кто утверждает, что разведчикам и бандитам следует избегать сердечных увлечений и нельзя поддаваться женским соблазнам, потому что нет на земле существ более опасных, чем коварные искусительницы.

Пережив личную трагедию, он не отказался от плотских удовольствий, но и не искал их специально. Женщины сами тянулись к нему как весенние цветы к солнцу и слетались со всех сторон словно мотыльки на огонь, сгорая дотла или опаляя свои тонкие крылышки. Не испытывая ни вины, ни беспокойства, он как трудолюбивый шмель, пил живительный любовный нектар, перелетая с цветка на цветок и наслаждаясь сладким вкусом, но не задерживаясь подолгу в одном бутоне. Аромат следующего молодого растения ненадолго привлекал, суля новые приятные ощущения, а старый благоухающий цветок он, оставлял трудолюбивым пчёлам, не высосав тягучий пьянящий напиток даже наполовину. Супермен был искренне благодарен тем, кто дарил ему ласку и тепло своего тела, но никогда не возвращался к уже изведанным источникам радости, находя новые, не испытывая притом ни раскаяния, ни стыда.

Его немногочисленные сверстники, которым посчастливилось дожить до преклонного возраста, были похожи на засушенные сморчки на пеньках и передвигались как зомби, готовые лечь в давно приготовленный гроб. Он же благодаря любовным утехам выглядел не старше пятидесяти без малейших признаков маразма и ощущал себя альпинистом, взобравшимся на вершину высокой горы и не спешившим спускаться вниз.

Любовь была единственным чувством, которого Геракл опасался. Слишком дорого пришлось заплатить за ошибки молодости. С тех пор он гнал от себя эту слабость. Мысленно раздевая женщин ещё на подходе, разлагал на составные детали, стараясь отыскать как можно больше недостатков снаружи и внутри. После такой блиц-операции собранные в целое части уже представляли совершенно другой объект, начисто лишённый лживого поверхностного флёра романтического, загадочного, поэтического, опьяняющего, какого угодно. Даже повстречав Елену Прекрасную или Афродиту, он наверняка нашёл бы к чему придраться, переформатировав эталон женской красоты в подобие жалкой резиновой куклы или раскрашенного дамского манекена. Ни одна красавица не могла закабалить его ни внешним обличием, ни душевной теплотой. Любвеобильным партнёршам он никогда не подавал повода обнаружить эти чудовищные психические метаморфозы и усомниться в их обольстительной неотразимости. Кроме того, сугубо личное отношение к объекту, служившему для удовлетворения телесной нужды, не влияло на качество секса. Геракл оставался непревзойдённым артистом во всех ипостасях, честно отрабатывал роль, не лишая себя и очередную постельную подругу маленьких удовольствий.

Сирена застала его врасплох. Маячившее впереди пенсионное одиночество беспокоило стойкого бойца. Впервые легендарный ветеран холодной войны испытал до того не ведомое ему щемящее чувство сострадания – тревожный предвестник приближения отвратительной глубокой старости. В душу просочились сантименты, не свойственные профессионалам.