Читать книгу Хватайся! Рискуй. Играй. Умри - Max Austen - Страница 4

Шум в плацкартном вагоне. Где-то за стенкой взрослые люди хлещут водку, смеются, хотя нет, не так, ржут во всю глотку. Водку, глотку. Я – рифмоплет. Мне не изменить себя, да этого и не хочу. Я желаю изменить общество. Но этот долгий, сложный процесс мне одному не под силу.

Еду в Арзамас, к бывшей лучшей подруге, к Кате 3.5. Мы не общались два года. Даже не знаю, не переехала ли она в другой город. Но точно знаю, что впустит к себе того, с кем когда-то делила мечты.

Сегодняшний концерт был потрясным. Мы доиграли оставшуюся часть как истинные профессионалы. И это заслуга Кристи – той, кому больше всех плевать на меня. С ее легкой подачи все сделали вид, что ничего не произошло.

Смотрю в окно поезда, хоть там ничего, кроме темных силуэтов деревьев и кустов, не видно. Из кармана брюк раздается вступление песни «Fairytale» группы Elysion. Звонит Влад.

Ребята не знают, куда Макс Остин исчез. Мы и словом не успели обменяться, как я умчался на вокзал сразу после завершающей концерт песни. Вероятно, ребята переживают.

Достаю смартфон и отвечаю на звонок. Говорю, что уехал к подруге и вернусь только завтра. На этом разговор заканчивается.

Им нужно время, чтобы принять и осмыслить новость. Потому и уехал. Я сам поначалу не верил, но врач оказался убедителен. Никаких ошибочных диагнозов. Рак. Он сказал, что мне повезло. Мол, симптомы появились только на последней стадии – меньше мучиться придется. Хотя, по его словам, все равно следует ожидать таких болей, что даже двинуться с места не смогу. Пока метастазы глубоко только в печени, а скоро они проникнут и в другие органы. Но что самое удивительное – сейчас я чувствую себя вполне живым и способным к какой-либо деятельности. Только легкая слабость и боли – с этим уже когда-то сталкивался.

И вот чем я хочу заниматься в последние дни жизни? Чем?

Дальше вопросительного знака лишь пустота.

Обычно в поезде я пишу стихи или тексты песен. Но на сей раз в вагоне слишком шумно: пьяные взрослые и кричащие дети. Русские не могут без бутылки. Всегда в любом вагоне одно и то же. Проводники и полиция на запрет распития алкогольных напитков в поездах так же закрывают глаза.

А еще я чувствую грусть. Почти неразличимые контуры флоры за окном нагоняют легкую безысходность.

Хочется заплакать.

Ну вот. Пять дней держался, а прорвало только сейчас. По крайней мере, теперь признаю, что плачу, нет, не так, реву.

Думаю о Владе, Насте. О тех, кого люблю. У меня есть огромное количество замечательных друзей. Но еду не к ним, а к той, с кем поссорился два года назад. Может, она съехала, и дверь мне не откроют? Может, ее уже нет в живых? Я еду в неизвестность.

Все мы туда едем.

Летняя сессия на втором курсе.

Чьи-то руки сзади обхватили мою шею. Я вцепился в рукава противника, благо, они у него были, потянул от себя, сам наклонился, правой ногой сделал шаг вбок и назад, левой ногой поставил подножку. Руки освободили из объятий, противник упал. Передо мной лежал двоюродный брат Игорь – мускулистый темный блондин девятнадцати лет от роду.

– Чего тебе?

Мой тон дал понять, что я настроен агрессивно. Но он оказался не менее злостен.

– Я тебе говорил, что будет, если ты заговоришь с Аксиньей?

– Чего?

Я рассмеялся. Сказал:

– Акси – моя лучшая подруга, и не тебе решать, с кем ей общаться, понял?

– Ну, а я ее парень, так что решать как раз мне.

– В таком случае жди, когда она тебя бросит.

Игорь плюнул на мои кроссовки. Я встретился с ним взглядом. Сдержал злость.

– Агрессией не возьмешь. Аксинья умная девочка, как-никак, журналистка, предоставь ей самой решать. В конце концов, она вообще не имеет никакого отношения к нашей вражде.

Его ноздри постепенно с силой раздувались.

– У тебя есть девушка?

– Есть, и что?

– Представь, что я с ней общаюсь. Тебе приятно будет?

И я снова рассмеялся, в этот раз еще громче. В безлюдном месте маленького города Елабуги можно позволить такую малость.

С Игорем войну начал я. Потому что еще на первом курсе он не вернул долг в размере шесть тысяч рублей. Вроде такая мелочь, а не по-братски кидать на деньги. За все это время мы успели многое натворить. Я рассказал всем, кто его знает, что он трахает мужиков, даже предоставил доказательства. Он в ответ меня обокрал, забрал самые дорогие душе вещи: подарки друзей. Я спалил машину. Он украл мотоцикл. Я рассказал другому нашему брату Леше, что Игорь заделал его жене двух детей. Игорь поджег дом Юры, она же дача, в котором я собирался жить.

Игорь подошел вплотную, уткнулся лбом в лоб.

– Еще раз повторю: даже то, что вы учитесь вместе, не дает вам права общаться. Снова увижу – убью.

Как только Аксинья решилась на отношения с преступником? Для меня остается всегда загадкой. Хотя это же она. Безумия – ее конек.

Полночь. Стучусь в квартиру 36.

Жаль, что Акси все-таки не рассталась с Игорем. К добру их отношения не приведут.

Дверь открывается. И вот передо мной Катя 3.5, или же Екатерина Манчкина. Блондинка с толстой попой и грудью третьего с половиной размера. В белых трусах и майке.

– Макс! Что… Но как? Зачем?

Будь напротив меня зеркало, увидел бы я свою широченную улыбку.

– Много вопросов. Могу зайти?

Она впускает в однокомнатную квартирку.

– Ты одна?

– Я вообще-то спала. Зачем ты пришел? Что-то случилось?

– Мне лучше присесть. Желательно, чай.

Катя 3.5 запирает дверь и идет на кухню, я следом. Она разогревает чайник.

– Макс? Я слушаю.

Я сажусь на табурет и говорю:

– У меня рак.

Она молчит, словно это не новость.

– Через пять месяцев меня не станет.

С минуту царит молчание. Затем Катя 3.5 дает голос:

– И ты приехал, чтобы сообщить мне это?

Усмехается. Добавляет:

– Как же ты похудел! Может, торт? А то остался со вчерашней пьянки.

Подруга лезет в холодильник, я наконец за долгое время чувствую голод.

– Что мне делать? О раке поджелудочной я узнал только неделю назад.

Она достает торт на огромной тарелке, подает. Ищет чистую ложку, не находит. На кухне бардак. Рядом с тортом кладет вилку.

– Ты же всегда знал, что умрешь в двадцать три года. Так почему так шокирован?

– В двадцать три, я полагал, женюсь. А считал, что умру в двадцать шесть лет.

Чувствую вкус почему-то горького торта, а подруга отмахивается:

– Какая разница. Ты и мечтал умереть молодым. Что изменилось?

И правда? Почему я раньше не думал о том, чего добьюсь до двадцати шести лет? Почему жил так, словно впереди ждали десятки лет жизни, хотя понимал, что каждый миг может быть последним?

– Хочется… жить.

Катя 3.5 громко смеется.

– И не сомневалась.

В две чашки Катя 3.5 наливает чай. Садится рядом.

– Зачем отрастил волосы? Так ты похож на бабу.

– Если не нравится, можешь состричь.

Антону восемь лет – он на три года младше меня. И ему срочно нужно было научиться быть вежливым. Пока не поздно.

– Когда тебе что-то дарят, ты должен сказать «спасибо».

Он непонимающе поднял на меня взгляд.

– Зачем?

Мы шли по солнечной стороне улицы. Тридцатиградусная жара заставила купить себе и Антону мороженое. Хотя, помимо этого, я купил ему семечек. Он думал, я ему нянька.

– Потому что всегда надо давать что-то взамен. Не можешь чего-то дать – ответь добрым словом.

Антон – младший брат Анны Матвеевой, вполне порядочной девочки. Поэтому, я диву давался его невоспитанности. И вот ее братец хмыкнул.

– А сам ты воруешь!

– Откуда знаешь?

– Анька рассказала, как вы вместе один дом обокрали.

Было дело. И вроде не один дом, а два. Или два с половиной, если считать украденные кирпичи в обжитом бомжами помещении.

– Да. Но знаешь, прежде чем вынести магнитофон, мы написали хозяину записку с благодарностью и оставили ее на видном месте. Какая-никакая, а благодарность.

Антон вытер липкие руки о майку, прищурившись, посмотрел на солнце. Перевел взгляд на меня, спросил:

– Значит, когда вырастешь, ты станешь вежливым вором?

Не знаю, почему мне сейчас так хорошо. Я сижу на стуле в коридоре, Манчкина орудует ножницами и машинкой для стрижки волос. Как и полагал, она приняла меня. Несмотря на двухлетнюю ссору, даже обрадовалась встрече. И это доказывает, что у нас есть особая связь.

Катя 3.5 улыбается. Спрашивает:

– Каким хочешь быть теперь? Я про предоставленное судьбой время.

– Счастливым. Не подумай, я счастлив, но у меня были цели, из-за них чувствую себя менее счастливым.

– И какие же это, интересно?

– Я планировал учредить рок-журнал, стать его главредом. Желал научиться какому-нибудь боевому искусству, например, джиу-джитсу, тхэквондо, пигуацюань, тайцзицюань. Хотел выучиться на психолога.

– И как же музыка?

– Нельзя ограничивать себя чем-то одним. Помимо уже перечисленного, в списке целей есть написание биографии…

Понижаю голос. Тишина и странная, чуть ли не интимная, атмосфера заставляют меня делиться самым сокровенным. Говорю с печальной нотой:

– Я представлял себе будущую жизнь. Это двухэтажный дом, две собаки – немецкая овчарка и хаски. Всегда видел такую картину: вот жарю шашлыки в огороде, а вокруг себя слышу смех сыновей-близнецов и гавканье псов, Настя подходит ближе с дочерью на руках… Но такое будущее рухнуло, когда мы расстались.

А ведь я продолжаю любить Настю.

– И тогда ты пустился во все тяжкие?

Катя 3.5 ухмыляется. Понимаю, о чем она. После расставания с Настей, или же Кейт Остин, я около трех месяцев вел неразборчивую половую жизнь. Случайный секс помогал забыть о будущем, которое я рисовал. Странно, что Катя 3.5 знает о моих похождениях.

Вздыхает.

– Не завидую тебе, Максим. Но знаешь, что? Еще есть время, чтобы чего-то достичь, не ставь на себе крест. Не поддавайся окружающим, ведь они вычеркнули тебя из списка живых.

– С чего ты взяла?

– Ты присмотрись.

Мы молчим.

Что, если она права? Если друзья теперь будут считать меня ходячим мертвецом? Это причинит мне больше боли, чем какая-то опухоль.

– Если не говорила, то знай: когда моя мать узнала, что у отца рак, она его бросила. Сказала, что ей следует думать о будущем. Ты представляешь, каким ударом это для него стало?

Она продолжает:

– Не дай им сломить тебя. Не будь рабом своих эмоций… Я закончила.

Катя 3.5 скидывает простынь, я поднимаюсь и смотрю в зеркало. Новая прическа настолько коротка, что чувствую некую свободу и окрыленность. Отворачиваюсь, тащу стул на кухню. Подруга бросает простынь на пол в туалете. Идет следом и говорит:

– Макс. Знаешь, что нам было бы неплохо сделать? Заняться сексом.

Поворачиваюсь, не верю услышанному. Стул по-прежнему в руке. А Катя 3.5 объясняет:

– Мы знаем друг друга очень давно. Я одинока, да и ты, судя по постам в социальных сетях, тоже. Почему нам этого не сделать?

Кажется, она серьезно. И я совершенно точно смущен.

– Ох, Катя. Не лучшая идея.

Блондинка с хорошими формами подходит, отнимает из моей руки стул, ставит его на место.

– Почему?

– Я, знаешь ли, кое с кем встречаюсь.

– О, и кто же она? Или он?

Мне девятнадцать, ей восемнадцать. Она выпила рюмку водки и громко сообщила:

– Собутыльник из тебя никакой!

Я не пью. Точнее, пью редко, по исключительным случаям. Мы на кухне. Волшебный запах свежих мандаринов. Катя 3.5 налила еще, чокнулась с бокалом сока в моих руках.

– Зато хороший ты мужик. Все бабы за тобой бегают. Эх, за мной бы так бегали.

Суровый одинокий Новый год двух бисексуалов. И соседа Манчкиной по лестничной площадке. Он стоял у окна, пил пиво из банки. Ему двадцать три.

– Вот знаешь, Макс, сколько ся помню, ни разу не видела тя с пацаном. Ты уверен, что бисексуал?

Катя 3.5 выпила лишнего, и это заметно. Ладонью она хлопнула соседа по ляжке.

– Слав, те реально говорю, он считает себя би, хотя ни разу не встречался с парнями. Зато сколько девушек у него было! Сколько!

Охнула. По задумчивому выражению лица я решил, что пытается сосчитать. Скорее всего, она сшиблась со счету, потому что переключила внимание на мандарины, валяющиеся кучей по всей кухне. Я решил в свою защиту сказать пару слов:

– Но у меня был секс с парнем.

Катя 3.5 отмахнулась.

– С мужиком переспать любой мужик может. А те слабо начать отношения с себе подобным, а?

Она посмотрела на меня, сощурила глазки.

– Что, противно думать о таком, да? Э-эх! Какой же ты после этого би?! Тьфу!

Она очистила маленький мандарин, запихнула в рот целиком.

– Может, тебя парни и привлекают, но ты никогда, слышишь, никогда не позволишь себе встречаться с ними! Я точно знаю, ты не такой.

Она берет меня за руки, ведет в зал, вероятно, на кровать. Я говорю:

– Все сложно.

– То есть парень?

Катя 3.5 всегда являлась странной. Как и я. У нас что-то подобие раздвоения личности. Иногда мы бываем сами на себя непохожи. Она, когда напьется, превращается в блудницу и начинает заниматься сексом с кем попало. Я, когда мои чувства оказываются кем-то сильно задеты, превращаюсь в ненавидящее весь мир существо и пытаюсь оскорбить всех, кто меня окружает. Может, раздвоение бывает у всех бисексуалов?

– То есть нет никого, но одновременно и есть.

Катя 3.5 вздыхает. Падает на кровать.

– Тогда не представляй, что секс – это наслаждение.

– А смысл?

Она отворачивается, смотрит в окно. Спустя нескольких секунд молчания говорит:

– Знаешь, Макс. Я ведь тоже человек. У тебя есть люди, которым ты нужен. А я не нужна никому. Знаешь, что я чувствую каждую ночь?

Кажется, Манчкина плачет, но старается этого не показывать. Мы не любим слезы.

– Опустошенность. Я каждый день отдаю всю себя на работе, и что в ответ получаю? Кроме постоянного секса с соседом или когда напьюсь, ничего. Я тоже хочу быть кому-то нужна, понимаешь?

Она поворачивается ко мне, ее лицо блестит от слез. Шепчет:

– Тебе осталось совсем ничего. Я хочу, чтобы ты оставил после себя что-то живое. Кого-то, кого могла бы любить и кто любил бы меня. Давай попробуем зачать ребенка.