Читать книгу Кровавая работа - Майкл Коннелли, Майкл Коннелли - Страница 3

Краем глаза Маккалеб различал монитор. На зернистом черно-сером экране сердце походило на мерцающий фантом, клипсы и скобы, перекрывающие кровеносные сосуды, напоминали темную картечь, застрявшую в груди.

– Почти, – раздалось над правым ухом. – Еще немного.

Бонни Фокс. От ее голоса веяло спокойствием, чуткостью и профессионализмом. Вскоре в рентгеновском поле возникла дрожащая линия зонда, которая уверенно подбиралась к сердцу. Маккалеб зажмурился, предвкушая ненавистный рывок – по заверениям врачей, совершенно неощутимый, но в действительности совсем наоборот.

– Терри, расслабься. Процедура абсолютно безболезненная.

– Угу.

– Не разговаривай.

В следующий миг Маккалеб почувствовал рывок – так дергает удочку, когда ушлая рыбина, проглотив приманку, срывается с крючка. Приоткрыв глаза, он увидел, что тонкая леска зонда засела глубоко в сердце.

– Ну вот и все. Идем обратно. Терри, ты молодец.

Бонни похлопала его по плечу. Зонд извлекли, разрез на горле закрыли марлевой повязкой. Открепили ортез, фиксировавший голову под жутко неудобным углом. Маккалеб осторожно вытянул шею, помассировал затекшие мышцы. Через мгновение над ним склонилась улыбающаяся Бонни Фокс.

– Как самочувствие?

– Неплохо. Особенно теперь, когда все позади.

– Я отлучусь ненадолго. Проверю анализы и отнесу пробы в лабораторию.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Успеется. А пока отдыхай.

Пару минут спустя медсестры покатили кровать Маккалеба из рентген-операционной в лифт. Мерзко, когда с тобой обращаются как с инвалидом. Маккалеб прекрасно дошел бы сам, но это противоречило правилам. После сердечной биопсии пациент должен оставаться в горизонтальном положении. У каждой больницы свои правила, а в Седарс-Синае их количество просто зашкаливало.

Его везли в отделение кардиологии на шестом этаже. Путь пролегал через восточное крыло, мимо палат, где какие-то счастливчики уже восстанавливались после пересадки сердца, а те, кому повезло меньше, только ждали своей очереди. Проезжая мимо очередной палаты, Маккалеб заметил парнишку, подключенного к аппарату искусственного кровообращения. Мужчина в деловом костюме сидел возле койки и смотрел на мальчика невидящим взглядом. Маккалеб отвел глаза. Парнишка обречен, аппарат лишь оттягивает неизбежное. Совсем скоро мужчина в костюме – скорее всего, отец – будет таким же взглядом смотреть на гроб.

Добравшись до нужной палаты, медсестры перетащили Маккалеба на койку и удалились. Оставшись один, он приготовился к долгому ожиданию. Фокс появится часов через шесть – в зависимости от расторопности лаборантов и наплыва пациентов у доктора.

Впрочем, Маккалеб знал, как скоротать время. Потертая кожаная сумка, в которой он когда-то носил ноутбук и бесчисленные папки с делами, была доверху набита старыми журналами, специально припасенными на такой случай.

Бонни Фокс объявилась спустя всего два с половиной часа. Маккалеб отложил экземпляр «Судового ремонта».

– Быстро ты!

– Жаль, в лаборатории не спешат. Как самочувствие?

– На шее как будто потопталась рота солдат. Результаты уже готовы?

– Ага.

– Ну и?

– Могу порадовать: отторжения нет, все показатели в норме, – говорила Бонни, попутно раскладывая на прикроватном столике распечатку с анализами и перепроверяя обнадеживающие цифры. – Словом, я довольна. Думаю, через неделю можно снизить дозировку преднизона.

Последняя реплика относилась к тщательно подобранному комплексу препаратов, которые Маккалеб принимал два раза в сутки. Восемнадцать пилюль утром и еще шестнадцать – вечером. Аптечка на яхте не вмещала такое количество бутылочек и флаконов. Пришлось запихнуть их в ящик для снастей в передней каюте.

– Отлично. Надоело бриться три раза на дню.

Сложив распечатку, Фокс взяла со столика планшет и быстро пробежала глазами список вопросов, на которые Маккалебу полагалось отвечать в каждый свой визит.

– Температура?

– Нет.

– Диарея?

– Бог миловал.

Дотошность Бонни объяснялась легко: лихорадка и расстройство желудка считались основными симптомами отторжения трансплантата. Маккалеб измерял температуру, давление и пульс минимум дважды в день.

– Все основные показатели в норме. Наклонись чуть вперед.

Убрав планшет, Бонни подышала на стетоскоп и послушала сердце в трех местах со спины. Потом велела Маккалебу лечь и повторила процедуру спереди. Приложив два пальца к шее, проверила пульс, не отводя глаз от циферблата наручных часов. В процессе Бонни придвинулась к нему вплотную, и Маккалеб уловил аромат духов с апельсиновыми нотками, которые ассоциировались у него со старушками. Хотя доктору Фокс до старости было еще далеко. Маккалеб исподтишка наблюдал за ней, пока она следила за секундной стрелкой.

– Ты никогда не задумывалась, стоит ли вообще этим заниматься?

– Не разговаривай.

Бонни уже проверяла пульс на запястье. После сняла со стены тонометр, обернула вокруг предплечья пациента манжету и измерила давление.

– Отлично, – нарушила она затянувшееся молчание.

– Что не может не радовать.

– Стоит ли заниматься чем?

Маккалеб привык к манере Бонни в самый неожиданный момент возобновлять прерванный разговор и не забывать ничего из сказанного. Миниатюрная, примерно его лет, с рано поседевшими короткими волосами, Бонни Фокс носила белый, чересчур длинный для нее халат, чьи пóлы доходили ей почти до щиколоток. Нагрудный карман украшала схематическая вышивка сердечно-сосудистой системы – эмблема кардиохирургов. На каждом осмотре Бонни была сама сосредоточенность. При этом она буквально излучала уверенность и чуткость – крайне редкое сочетание для докторов, а за последние годы Маккалеб повидал их немало, поэтому старался платить Бонни той же монетой. Он симпатизировал ей и доверял. Был период, когда в глубине души он сомневался, стоит ли вверять свою жизнь в руки этой хрупкой, как статуэтка, женщины. Однако сомнения быстро развеялись, уступив место стыду. Когда день пересадки наконец настал, улыбающееся лицо Бонни было последним, что видел Маккалеб, прежде чем его ввели в наркоз. На тот момент у него не осталось и тени сомнений. С той же улыбкой Бонни встретила его после операции – перерожденного, с новым сердцем.

За восемь недель в процессе реабилитации не возникло ни единого сбоя, и это лишь укрепляло веру в профессионализм Бонни. За три года общения между ними установилась тесная связь, выходившая далеко за рамки стандартных отношений «врач – пациент». Маккалеб искренне считал Бонни другом и надеялся, что это взаимно. Они неоднократно обедали и увлеченно спорили обо всем на свете, начиная от клонирования и заканчивая судом над О. Джеем Симпсоном[1]. Маккалеб тогда выиграл у Бонни сотню долларов, угадав первичный вердикт. Из-за непоколебимой веры в правосудие доктор Фокс совершенно не учла расовую подоплеку дела, очевидную опытному агенту ФБР.

Каким бы ни был предмет спора, Маккалеб неизменно занимал противоположную сторону, просто чтобы подстегнуть дискуссию. Сейчас Бонни сопроводила свой вопрос выразительным взглядом, давая понять, что готова к очередной баталии.

– Стоит ли вообще заниматься этим. – Маккалеб обвел рукой палату, явно подразумевая всю клинику. – Извлекать органы у одних, пересаживать их другим. Иногда я чувствую себя современным Франкенштейном, собранным из нескольких человек.

– Не драматизируй. Тебе пересадили единственный орган, взятый у одного человека.

– Но орган немаловажный, согласись? Знаешь, все агенты ежегодно сдают норматив по стрельбе. Ну, стреляют по мишеням. Первый разряд присваивают тем, кто попадает в сердце. Голова по очкам ценится ниже. Всадил пулю в сердце – выбил десятку. Высший балл.

– Опять завел шарманку, что мы заигрались в Господа Бога? Я думала, это пройденный этап.

Улыбнувшись, Бонни покачала головой, однако ее улыбка вскоре померкла.

– Терри, не темни. Что стряслось?

– Не знаю. Наверное, комплекс вины.

– Винишь себя за то, что выжил?

– Не знаю.

– Хватит валять дурака. Мы ведь это обсуждали. У меня нет времени на комплекс выжившего. Собственно, выбор очевиден. На одной чаше весов жизнь, на другой – смерть. Нетрудно угадать, какая перевесит. Так из-за чего терзаться?

Маккалеб поднял руки, признавая свое поражение. Бонни умела разложить все по полочкам.

– Старая песня, – продолжала она, раздосадованная его быстрой капитуляцией. – Два года ты ждал донора, был буквально на волосок от смерти, а теперь вздумал посыпать себе голову пеплом? Терри, выкладывай, что случилось. И не пытайся пудрить мне мозги.

Маккалеб только вздохнул. Бонни видела его насквозь. Таким талантом обладали самые выдающиеся агенты и полицейские, с какими ему доводилось сталкиваться по службе. Поразмыслив, он решил сказать правду.

– Просто не совсем понимаю, почему ты умолчала, что женщина, чье сердце мне пересадили, была убита.

Судя по реакции Бонни, услышанное стало для нее шоком.

– Убита? О чем ты?

– Ее убили.

– Как?

– Подробностей не знаю. Все произошло во время ограбления продуктового магазина в Вэлли. Выстрел в голову. Женщина погибла, а мне досталось ее сердце.

– Вся информация о донорах конфиденциальна. Откуда ты узнал?

– Ее сестра приходила ко мне в субботу и все рассказала… Это в корне меняет ситуацию, согласись?

Бонни опустилась на койку и сурово посмотрела на Маккалеба.

– Во-первых, я понятия не имела, откуда взялось твое сердце. Нам такое не сообщают в принципе. Все согласовывается через национальную базу доноров. Нас лишь уведомили, что найден донор с подходящей группой крови для реципиента, который значится первым в нашем списке. То есть для тебя. Сам знаешь, как работает донорская база. Всем кандидатам на трансплантацию показывают фильм. Нас уведомляют по минимуму, так лучше, поверь. Только ключевые сведения. В твоем случае: женщина, если не ошибаюсь, двадцати шести лет. Великолепное здоровье, полное совпадение группы крови – идеальный донор. Вот и все.

– Извини. Я думал, ты знала и нарочно утаила от меня правду.

– Нет, не знала. Скажу больше, никто не знал. Отсюда напрашивается закономерный вопрос: если даже врачи не в курсе биографии твоего донора, как ее сестра вышла на тебя? Думаю, здесь какая-то афера…

– Исключено.

– С чего такая уверенность?

– Неделю назад в воскресном выпуске «Таймс» обо мне опубликовали статью в разделе «Как сложилась судьба». Там говорилось, что пересадку мне провели девятого февраля и долго не могли найти донора из-за редкой группы крови. Сестра убитой прочла заметку и сопоставила факты. Она знала, когда погибла ее сестра, знала, что ее сердце пожертвовали на трансплантацию, знала группу крови. Ну а как медсестре отделения экстренной хирургии в клинике Святого Креста ей не составило труда меня вычислить.

– Тем не менее где гарантия, что именно ее сестра…

– Еще у нее было мое письмо, – перебил Маккалеб.

– Какое письмо?

– Анонимная благодарность семье донора. Его пишут все реципиенты, а клиника рассылает адресатам. У этой женщины было мое письмо. Мое, точно. Я проверил.

– Уму непостижимо, – пробормотала Бонни. – Ну и чего добивается эта женщина? Денег?

– Если бы денег… Неужели ты не поняла? Она хочет, чтобы я нашел убийцу ее сестры. Полиция в тупике. Прошло два месяца, а расследование так и не сдвинулось с мертвой точки. Еще немного, и дело положат на полку. Родственница жертвы прочла обо мне в газете, где в красках расписано мое героическое прошлое, и решила, что я сумею сделать то, что не удалось полиции. Сумею напасть на след. Только вообрази, в субботу она битый час бродила по набережной Сан-Педро, имея в качестве ориентира лишь название яхты. И все-таки смогла меня разыскать.

– Терри, это безумие. Скажи, как зовут эту даму, я обязательно свяжусь…

– Очень тебя прошу, не вмешивайся. Представь себя на ее месте. Уверен, ты бы поступила точно так же.

Бонни возмущенно вскочила с койки:

– Ты ведь не собираешься в это лезть.

Реплика звучала как утверждение, предписание лечащего врача. Маккалеб промолчал, и его молчание было красноречивее любых слов. Бонни сердито поджала губы.

– Слушай меня очень внимательно. Никаких расследований, забудь. Всего два месяца после пересадки, а ты вздумал носиться по городу, изображая из себя детектива?

– Я пока ничего не решил. Просто обещал ей подумать. Риски мне известны. А еще мне известно, что я уже не действующий агент. Это огромная разница.

Бонни с негодованием скрестила тонкие руки на груди.

– Здесь нечего думать. Как твой лечащий врач, я категорически запрещаю тебе в это соваться. Слышишь? Категорически. Терри, ты должен ценить второй шанс, подаренный тебе судьбой, – уже мягче добавила она.

– Двоякая ситуация. Как ни крути, своим шансом я обязан именно этой женщине. Если бы не она, не ее сердце, лежать бы мне в могиле. Поэтому…

– Ты не обязан ни ей, ни ее родне ничем, кроме благодарственного письма. И только. Пойми наконец, она бы все равно умерла, просто так случилось, что ее сердце досталось тебе, а не кому-то другому.

Маккалеб кивнул, мысленно соглашаясь с ее доводами, однако на душе по-прежнему было тревожно. Иногда одной логики мало, чтобы унять бурю, которая происходит глубоко в душе. Бонни, казалось, прочла его мысли.

– Что опять не так?

– Не знаю. Наверное, я не был готов к такому повороту событий. Вбил себе в голову, что донор непременно окажется жертвой несчастного случая. Именно так нам преподносили это перед трансплантацией. Разве не твои слова: девяносто девять несчастных случаев приводят к смертельной травме головного мозга, не затрагивая при этом остальные органы? Автокатастрофа, неудачное падение с лестницы или с мотоцикла. Но убийство! Согласись, это в корне меняет дело.

– Терри, ты заладил. «Меняет, меняет». С чего бы? Сердце – самый обыкновенный орган, биологическая помпа. Какая разница, как умер его обладатель?

– Большая. С аварией еще можно смириться. Все два года ожидания, пока я пытался свыкнуться с мыслью, что ради моего спасения кому-то придется умереть, меня утешало, что катастрофа – это судьба, рок. Однако убийство подразумевает злой умысел. Это уже не трагическая случайность. Получается, меня спасло чужое злодеяние. А это, доктор, уже все меняет.

Спрятав руки в карманы халата, Бонни молчала, по-видимому признавая его правоту.

– Всю жизнь я посвятил борьбе со злом, – тихо добавил Маккалеб. – Это была моя работа, с которой я неплохо справлялся, однако в конечном итоге зло оказалось сильнее, и наше противоборство едва не стоило мне жизни. Я надеялся, что покончил с ним, и вот сейчас стою здесь, перед тобой, с новым сердцем, с подаренным мне, как ты выразилась, вторым шансом, – стою только потому, что зло опять свершилось.

Он перевел дух, прежде чем продолжить:

– Девушка пришла в магазин купить шоколадку своему сыну – и погибла. Это совершенно другое, понимаешь? Или я слишком сумбурно изъясняюсь?

– Логики пока не улавливаю.

– Для меня логика как раз есть, просто я еще не переварил до конца. Чувствовать чувствую, а словами выразить не могу.

– Я знаю, что у тебя на уме. – Бонни неодобрительно поморщилась. – Ты рвешься в бой, рвешься восстановить справедливость. Ты не готов. Физически точно. А судя по твоему эмоциональному состоянию, тебе даже автокатастрофу расследовать нельзя. Помнишь, я говорила про баланс между физическим и эмоциональным здоровьем? Одно подпитывает другое. Боюсь, твой нынешний настрой может здорово подорвать все процессы в твоем организме.

– Понимаю.

– Нет, не понимаешь. Речь идет о твоей жизни. Если что-то не заладится, велик риск возникновения инфекции или отторжения. Медицина тут бессильна, Терри, никто тебя не спасет. Мы почти два года ждали для тебя сердце, а ты обращаешься с ним так бесцеремонно. Думаешь, легко будет найти новое, с идентичной группой крови? Да ничего подобного! Сейчас в отделении лежит пациент на аппарате, и ты запросто мог оказаться на его месте. Судьба даровала тебе шанс, Терри. Не упусти его!

Наклонившись, Бонни коснулась его груди. Маккалебу сразу вспомнилась Грасиэла Риверс, он до сих пор ощущал тепло ее ладони.

– Скажи этой женщине «нет». Пожалей себя.