Читать книгу Кровь ангелов - Майкл Маршалл - Страница 9

Машина затормозила перед отелем «Холидей-инн» около семи часов утра. Я стоял посреди автостоянки – отчасти потому, что здесь можно было курить, не опасаясь гневных взглядов, отчасти потому, что не испытывал никакого желания встречаться с Монро. Они с Ниной вышли из машины, и к ним присоединился кто-то еще, ждавший снаружи.

Я посмотрел вслед троим, скрывшимся в вестибюле гостиницы. Третий был примерно моего роста, но чуть более крепкого телосложения. Мне вдруг показалось, будто я очутился вне собственного тела, или собственной жизни, и пытаюсь заглянуть внутрь. Ощущение было не из приятных. И оно все усиливалось, пока я ждал, наблюдая за тремя силуэтами в номере 107 на первом этаже. Когда я был моложе, то думал, что слоняться по автостоянке с пистолетом в кармане – это очень круто.

Сорок минут спустя третий вышел из гостиницы и уехал. В номере Нины остался виден лишь один ее силуэт, неподвижно застывший за занавеской.

Я вошел в отель, обогнул дальний конец стойки портье и направился по коридору. Постучав в дверь, я прождал целую минуту, прежде чем мне открыли.

Нина сняла туфли и из-за этого выглядела фута на два ниже обычного. Вид у нее был усталый и настороженный.

– Как ты узнал, в каком я отеле?

– Позвонил в полицию, сказал, что я мелкая сошка из ФБР и у меня для тебя важная посылка.

– Господи. А номер?

– Спросил у портье, – ответил я. – С безопасностью в городе дела обстоят не лучшим образом. Должен тебя предупредить, что если «Аль-Каеда» решит уничтожить Сберегательный банк Торнтона, у них это вполне может получиться.

Она даже не улыбнулась.

– Мне что, не стоило приезжать? – спросил я. – Просто я думал, что кое-кто оставил мне записку.

– Извини, – ответила она и отошла в сторону.

Я прошел мимо нее в комнату.

В гостиничных номерах, принадлежащих другим, возникает странное чувство. Если ты не сам обживал это временное пристанище, оно кажется еще более безликим и казенным. В чужом номере ощущаешь себя одиноко и бесприютно. По крайней мере, сейчас я себя чувствовал именно так.

– Нина, с тобой все в порядке?

– Все отлично, – ответила она, хотя тон ее голоса говорил об обратном. – Сегодня первый день за долгое время, который я провела во внешнем мире. Я просто не понимала, насколько привыкла к тому, как жили мы с тобой.

На столе стоял кофейник. Я налил себе чашку и уселся на предмет, который, с точки зрения неизвестного дизайнера, должен был, судя по всему, исполнять роль стула.

– И это все?

Она села на кровать, скрестив ноги.

– Возможно.

Кофе оказался не самый лучший, но я пил его как ни в чем не бывало. Нина не отрываясь смотрела в зеркало над столом.

– Расскажи, – попросил я. – Расскажи, зачем ты здесь.

– Это моя работа.

– Нет, – сказал я. – Да, это так, но ты здесь не поэтому. Монро знал, что ты поедешь с ним. Почему?

Она улыбнулась, глядя на руки.

– Я все время забываю, что ты совсем не глуп.

– Я тоже. В этом отношении очень легко ошибиться.

Она посмотрела на меня, закатила глаза и на мгновение стала прежней. Затем ее лицо снова потемнело. Нина медленно откинулась назад, легла на кровать и уставилась в потолок.

Я еще несколько минут продолжал прихлебывать кофе, пока она наконец не заговорила.

– Когда я была еще девочкой, – сказала она, – мне встретилась одна женщина.

Нина выросла в Джейнсвилле, штат Висконсин. Она была единственным ребенком в семье, и родители вполне ладили как друг с другом, так и с ней.

Как ни странно, умная и занимавшаяся спортом девочка практически не имела друзей. После школы она не ехала домой на автобусе вместе с другими детьми, а шла пешком туда, где работал ее отец, и ждала его на скамейке у входа. Потом он вез ее домой, рассказывая, как провел день, или, что бывало не слишком часто, но оттого лишь лучше запоминалось, мрачно молчал.

Когда ей исполнилось тринадцать, она наконец стала несколько более общительной, но в течение ряда лет каждый день заканчивался для нее именно таким образом. Дорога пешком из школы, а затем пара часов на скамейке, когда она либо делала домашнее задание, либо просто глядела по сторонам. Ей это нравилось, и она соглашалась на предложение посидеть в вестибюле, лишь если погода была по-настоящему холодной или сырой (а в Джейнсвилле хватало и сырости, и холодов).

Район отнюдь не считался самым спокойным, но скамейка была видна из окна отцовского кабинета, к тому же за девочкой присматривал охранник у входа. Возможно, сейчас подобного никто бы не позволил, но тогда это вполне устраивало всех.

Через дорогу среди кирпичных параллелепипедов сохранилось единственное здание Викторианской эпохи. На первом этаже располагался бар, который посещала самая разношерстная публика.

Нине очень интересно было разглядывать его посетителей. Бизнесмены в строгих костюмах приходили словно на деловую встречу, но сидели в одиночестве у окна и быстро уходили. Старики в теплых пальто, с седой щетиной на подбородках двигались медленно и задумчиво и оставались там очень надолго. Кроме того, бар посещало множество тех, кого нельзя было отнести ни к старикам, ни к бизнесменам, и трудно было понять, чем эти люди занимаются в остальное время. Возможно, спят или зарабатывают себе на очередную кружку пива.

И конечно, там бывали и женщины. Вскоре Нина начала узнавать одну из них.

Незнакомка привлекла внимание одиннадцатилетней девочки тем, что выглядела моложе и привлекательнее остальных посетительниц бара, большинство из которых, честно говоря, казались просто уродинами. У этой же были густые каштановые волосы, и одевалась она в обтягивающие джинсы и свитер без рукавов.

Во второй или третий раз женщина заметила Нину – и подмигнула ей. Мужчины тоже иногда бросали взгляды на сидящую на скамейке девочку, и тогда Нина краснела от смущения. Ей это не нравилось. Но когда ей подмигнула женщина – она просто почувствовала себя чуть более взрослой.

Они ни разу не разговаривали. Женщина никогда не переходила через дорогу и даже не махала ей рукой. Однако их взгляды пересекались раз двадцать или тридцать за последующие два года.

За это время она сильно постарела. Каждый раз, видя ее, Нина замечала необратимые перемены. Женщина прибавила в весе фунтов тридцать. Волосы стали светлыми, потом рыжими, потом опять светлыми, а потом снова обрели некое подобие каштанового цвета, но выглядели намного хуже, чем прежде.

Единственным, что не менялось, была ее походка – она подходила к бару так, словно оказывалась здесь впервые, но слышала много хорошего об этом заведении и была уверена, что неплохо проведет время. Походка оставалась той же, даже когда стало заметно, что женщина слегка пошатывается, еще только входя в бар.

К тому времени у Нины уже больше не было особого желания ее видеть. Ей казалось, будто она наблюдает за чужой жизнью, снятой на пленку в ускоренном режиме, словно один шаг этой женщины соответствовал тысяче обычных. Однако незнакомка все равно то и дело подмигивала ей, словно говоря:

«Привет, я тебя вижу, и ты меня видишь, вот и прекрасно».

Тем временем в городе начали находить трупы.

Три тела за два года. Потом четвертое и пятое. Мертвых мужчин находили в припаркованных машинах, с огнестрельными ранами. Мужчин, которые проводили вечер в поисках дешевых и легких развлечений, а на следующее утро расставались с собственным бумажником и жизнью.

За три недели до того, как Нине исполнилось тринадцать, по подозрению в убийствах была арестована женщина. Когда Нина увидела сюжет в новостях, сидя вместе с родителями в четверг вечером, у нее отвалилась челюсть.

Это была та самая женщина.

Женщина, которая ей подмигивала.

Эта история получила немалую известность, став прелюдией к истории Эйлин Уорнос, прославившейся как убийца мужчин во Флориде несколько лет спустя. Убийцу из Джейнсвилла назвали Черной Вдовой, хотя она не была ни черной, ни вдовой, ни пауком. Как выяснилось, в детстве она подвергалась унижениям со стороны как минимум двоих членов семьи. В последние годы мужчины передавали ее друг другу на вечеринках, пока она не теряла сознание, а потом продолжали заниматься этим дальше. Вряд ли стоило сомневаться, на что она была готова за одну лишь выпивку или даже лишь за обещание таковой. Однако ничто из вышеупомянутого не послужило смягчающим обстоятельством, а лишь подтверждало ее вину.

Женщина заявила, что она невиновна, и Нина ей поверила. Нина не раз видела, как она идет по улице летним вечером своей обычной пружинистой походкой. Человек, который так ходил, не мог совершить подобного. Кто-то где-то говорил неправду.

Потом стало казаться, что виновна все же она – по крайней мере, ее адвокат готов был это признать. Да, его клиентка носила оружие. Но всегда исключительно с целью самообороны. А в ситуациях, в которых она оказывалась, потерпевшие просто не оставляли ей иного выхода.

В это Нина тоже не поверила. К тому времени она жадно следила за всем, что имело отношение к данному делу. Она изучала газеты и журналы в поисках дополнительной информации, не отрываясь смотрела новости по телевидению. Едва услышав любой разговор на эту тему, в школе или на улице, она замедляла шаг, ловя каждое слово и словно губка поглощая все доступные сведения.

Месяц спустя произошел очередной эпизод, после которого дело начало походить на мыльную оперу. Женщина отказалась от своих показаний. Она снова утверждала, что полностью невиновна и никогда не видела никого из этих мужчин. Ее адвокат тоже пытался ее изнасиловать, заявила она. И судья. И вообще все пытались ее оттрахать, в прямом и переносном смысле. Каждый мужчина и каждая женщина тоже.

Только не я, думала Нина. Только не я.

– Но потом…

Нина замолчала.

Я тоже молчал, как и в течение всего ее рассказа. Когда она продолжила, голос ее звучал хрипло.

– Потом я увидела пятисекундный видеофрагмент, как она выходит из здания суда и ей помогают сесть в машину. Шел дождь, и мокрые волосы прилипли к ее лицу. Она снова потеряла в весе, но казалось, будто она потеряла разум. Она посмотрела над крышей патрульной машины прямо в камеру, и ее взгляд не оставлял сомнений.

– Сомнений в чем?

– Что это сделала она. Я уже тогда поняла, что все-таки это она их убила. Достаточно было взглянуть ей в глаза, чтобы стало ясно – это она была с ними и она их застрелила. Но вместе с тем я понимала, что она невиновна. Я знала, что, с одной стороны, она сделала это, а с другой – нет. И я пыталась понять, как так может быть. И как могло случиться так, что она больше не подмигивает.

Я на мгновение задумался.

– И что с ней стало?

– Ей дали пять лет, и восемь месяцев спустя она покончила с собой. Взяла ложку, отломила конец и воткнула себе в горло, после того как выключили свет. Говорили, что ей потребовалось часа три, чтобы умереть.

Минут пять Нина молчала. Потом я понял, что ритм ее дыхания изменился. Она заснула.

Какое-то время я смотрел на нее, потом открыл свой ноутбук и воткнул кабель в телефонную розетку. Днем у меня не было никакой возможности проверить почту, чтобы узнать, не ответил ли мне что-нибудь мой таинственный корреспондент.

Почта загружалась медленно. Пока я ждал, в голове бродили мысли об отце. Сообщения из ниоткуда напомнили мне о единственной фразе в его последней записке, оставленной внутри кресла в доме родителей в Монтане.

Когда человек умирает, после него всегда остается нечто, доказывающее, что он когда-то был жив. Банки с консервами, которые не нравятся больше никому. Неотправленная поздравительная открытка в пыльном, пожелтевшем целлофане, с выцветшей наклейкой, на которой еще видна удивительно низкая по нынешним временам цена.

Мои родители оставили немало подобного после себя, и в числе прочего я обнаружил, что меня и моего брата Пола неофициально усыновили во младенчестве, после стычки с моим настоящим отцом. Два года спустя мои родители бросили Пола на улице в Сан-Франциско, решив, что нас двоих будет лучше разлучить, и не зная, каким еще образом это можно сделать.

Организация, к которой принадлежал мой настоящий родитель, продолжала действовать тридцать лет спустя. Человек, которого я называл своим отцом, был риелтором. Он сумел выяснить, что роскошный жилой комплекс в горах около Йеллоустоуна принадлежит этим людям.

Они убили и его, и мать.

Группировка была небольшая и умело скрывалась, но при этом обладала деньгами и властью. Сейчас я знал, что они называют себя «соломенные люди». Детектив по имени Джон Зандт рассказал мне, что, по его мнению, «соломенные люди» существовали в Америке еще три с лишним тысячи лет назад, обогатившись на добыче меди в регионе Великих озер. Он утверждал, что там поселилось некое сообщество мужчин и женщин из различных частей мира, объединившееся в ненависти к набирающей силу мировой цивилизации. Более того, он считал, что они имеют непосредственное отношение к исчезновению первых поселенцев на Роаноке и древним индейским легендам о жестоких племенах бородачей, пытавшихся защитить землю, которую они считали своей.

Впрочем, я не был уверен в том, насколько Зандт тогда пребывал в здравом уме. Во мне он тоже начал сомневаться – из-за того, что я дважды не смог застрелить человека, убившего его дочь. Этим человеком был мой брат Пол.

Хотя, полагаю, собственная жизнь всегда кажется куда более сложной, чем чужая.

Наконец компьютер пискнул. Пришло сообщение. Я открыл его и прочитал:

Уорд.

Это Карл Унгер. Бобби умер? Что за ЧЕРТ?

Я наткнулся на нечто странное, и оно, похоже, связано с делом, по которому Бобби звонил мне год назад. Ваше имя он тогда тоже упоминал. Это важно.

Позвоните немедленно. 07589576543.

К.

Я дважды перечитал сообщение и задумался. Имени адресата я не помнил, но это ни о чем не говорило.

Прошло несколько лет с тех пор, как я работал на ЦРУ, и вряд ли они рассылали всем новости о том, кто на ком женился и на каком месте сейчас местная софтбольная команда. К тому же у меня плохая память на имена. Для меня имя всегда кажется не имеющим прямого отношения к человеку, словно любимый пиджак, который он чаще всего надевает. Судя по письму, я должен был его знать. Однако, возможно, я знал его лишь весьма отдаленно: из текста следовало, что с Бобби он был знаком намного лучше. Особенно в этом убеждала третья фраза. Бобби Найгарда не так-то легко было убить, и мне самому было трудно поверить, что его нет в живых.

Я проверил адресную книгу Бобби, но там не обнаружилось никого по фамилии Унгер. Что опять-таки ничего не доказывало – моей фамилии там не было тоже.

Бобби был профессионалом, специализировавшимся на мониторинге компьютеров и Интернета. Кто знает, какие у него имелись способы для того, чтобы скрыть свою личную жизнь от других? Я не смог найти никаких писем от Унгера, за исключением последних, – ни по его адресу, ни по тому же имени с другого адреса. Например, с выглядящего намного официальнее домена. gov. И опять-таки это ничего не значило. Бобби, судя по всему, регулярно архивировал и очищал свой почтовый ящик. Самые ранние письма были датированы за месяц до того, как наши жизни снова пересеклись; меньше чем через неделю его уже не было в живых.

Я знал, что в те последние несколько дней Бобби звонил некоторым людям, пытаясь проверить следы, на которые мы с ним наткнулись. Быть может, Унгеру тоже. Стоило ли рисковать? И ради чего?

Если еще раз перечитать письмо с точки зрения оптимиста, вполне можно было поверить, что у этого Унгера есть какая-то полезная информация. Но «оптимист» – вовсе не то слово, которое напечатано на моей визитной карточке.

– Скажи, Бобби, – спросил я, – такой человек на самом деле есть?

Ответа не последовало. Я уже раньше пытался задавать ему вопросы, и он ни разу мне не ответил. Вот ведь упрямец. А когда был жив – у него всегда в запасе имелись советы на все случаи жизни.

Я снова открыл письмо и переписал номер к себе в мобильник. Унгеру я звонить не собирался – по крайней мере пока. Сперва следовало спросить Нину, что она по этому поводу думает. Если наши жизни оказались крепко связаны, а я на это надеялся, слово оставалось за ней.

Я проснулся от громкого стука. Кто-то со всей силы колотил в дверь. На какое-то страшное мгновение мне показалось, что это Пол, который каким-то образом выследил нас в Виргинии. Но он не стал бы стучать, тем более столь энергично.

Я с трудом оторвал тело от спинки кресла. В комнате было темно, если не считать проникавшего сквозь занавески света с автостоянки. Я посмотрел на кровать, но Нины там не было. На часах – начало двенадцатого. Мне казалось, будто сейчас намного позже. Например, послезавтра.

Поднявшись на ноги, я увидел, что дверь в ванную закрыта и из-под нее сочится свет. Я подошел и встал за дверью.

– Нина?

– Одну минуту. Кто там стучит?

– Весьма настойчивый официант.

– Ты что, заказывал ужин?

– Нет, просто пошутил. Не обращай внимания.

В дверь снова заколотили. Пошатываясь, я подошел и заглянул в глазок, слишком поздно вспомнив все виденные мной фильмы, в которых в подобной ситуации кто-то получает пулю в глаз. К счастью, я узнал лицо по ту сторону, хотя и искаженное линзой.

– Это Монро, – сказал я, пытаясь окончательно прийти в себя. – И не похоже, что он собирается уходить.

– Господи. Впусти его.

Я распахнул дверь, в которую тот только что собирался ударить еще раз.

– Мы не глухие, – сказал я.

Он направился мимо меня прямо в комнату.

– Что вы здесь делаете? – пробормотал он, хотя и без особого удивления.

– Я свободно прохожу сквозь стены самых роскошных номеров, – сообщил я. – Посмотрите у себя под кроватью, в вашем номере есть еще один я.

– Черт побери, вот только закончим расследование, и я вас непременно арестую.

– Принято к сведению.

Нина вышла из ванной. Я думал, что она принимает душ или вроде того, но она была полностью одета и выглядела намного собраннее, чем мне казалось. У нее всегда так получается.

– В чем дело? – спросила она. – Что-то выяснили в баре?

Монро схватил с кровати пальто Нины и подал ей.

– Кое-что посерьезнее. Обнаружился еще один труп.