Читать книгу Белый вождь - Майн Рид - Страница 11

Состязания кончились, но праздник святого Хуана продолжался. Перед тем как разойтись по домам, толпа спешила насладиться всеми предложенными ей развлечениями. Обитатели Сан-Ильдефонсо вторично прогулялись в церковь. Там, как и утром, бойко торговали отпущениями грехов, четками и реликвиями. Желающих окропляли святой водой. Разумеется, все это делалось лишь для того, чтобы представители духовенства могли заново наполнить свои карманы, опустевшие во время игры в монте. Под конец была вторично устроена религиозная процессия. Статую чествуемого святого Хуана, то есть Иоанна, поставили на особый щит и стали носить по городу. Продолжалось это до тех пор, пока пять или шесть молодых людей, исполнявших роли носильщиков, не запросили пощады.

Святой производил довольно странное впечатление. Большая статуя его, отлитая частью из воска, частью из гипса, была задрапирована выцветшим от времени шелком, почти сплошь покрытым перьями и мишурой. Католический святой явно стремился угодить местным вкусам. Надо сказать, впрочем, что все мексиканские божества скорее заслуживают название индейских, чем римских.

Святой Хуан казался чрезвычайно утомленным. Голова его, соединявшаяся с шеей посредством давно уже испорченной пружины, болталась взад и вперед. Можно было подумать, что святой старательно кланяется стоящим вдоль улицы зевакам. Его кивки, которые показались бы во всяком другом месте невероятно комическими, производили большое впечатление на обитателей страны, подпавшей под влияние священников. Не преминув извлечь выгоду из испорченной пружины, отцы иезуиты внушили благочестивым жителям Сан-Ильдефонсо, что кивки головой являются наглядным доказательством доброго расположения к ним святого. Раскланявшись перед толпой, он будто бы тем самым выражал ей свое одобрение. Чудо повторялось на глазах у всех каждый раз, как статую носили по городу. В том, что это было действительно чудо, дружно клялись и отцы иезуиты, и городской священник. Кто осмелился бы противоречить им? Утверждать, что они говорят неправду, значило подвергать себя большой опасности. Населению Мексики запрещалось вступать в пререкания с церковью. Оно привыкло слепо доверять своим пастырям. Чудо так чудо!

Обыватели, как им и полагалось, горели религиозным энтузиазмом. Когда святой Хуан, вернувшись с прогулки, снова занял свое место в церковной нише, в маленький ларец, красовавшийся у его ног, посыпались серебряные и медные монеты, которые, не будь его, наверное, фигурировали бы в этот вечер на столиках для игры в монте.

Кивающие головой святые и «подмигивающие» мадонны – давнишнее изобретение римско-католической церкви. Отцы иезуиты, подвизавшиеся в Мексике, не упускали случая козырнуть тем или иным чудом. Во всей стране не существовало такого заброшенного уголка, где бы отсутствовали изображения святых, совершавших чудеса не менее потрясающие, чем их знаменитые европейские собратья.

После религиозной процессии наступила очередь фейерверка. К этому «искусству» мексиканцы проявляют удивительные способности. Как это ни странно, любовь к фейерверкам очень характерна для представителей страны, находящейся в периоде упадка.

Дайте мне статистическую таблицу шутих, колес, ракет, фонтанов, сожженных за год в данной стране, и я скажу вам, каков средний уровень физического и умственного развития ее жителей. Чем больше цифры, тем этот уровень ниже. Соотношение тут обратно пропорционально.

Стоя на площади Согласия, я наблюдал, как сотни мексиканцев, богатых и бедных, молодых и старых, упивались жалким зрелищем, имевшим целью их одурманить. Восхищаясь фейерверком, они забывали о потере свободы. Так детей утешают несколькими конфетами за отнятую у них драгоценность. Жители Сан-Ильдефонсо глядели на взвивавшиеся к небу ракеты с удовольствием, граничившим с энтузиазмом. Я смотрел на их некрасивые, сутуловатые фигуры и думал, что они на целый фут ниже, чем были их предки.

После фейерверка начался бал. На нем мы встретили всех своих старых знакомых, бывших утром на лугу. Даже костюмы почти не изменились. Только сеньоры и сеньориты надели нарядные вечерние туалеты, да две-три хорошенькие побланы заменили грубые шерстяные юбки пестрыми муслиновыми.

Бал происходил в большом зале ратуши, занимавшей одну из сторон площади Согласия. Вход был свободный. Несмотря на глубокую классовую рознь и на деспотизм правительственных чиновников, жители пограничных мексиканских городов упорно держатся за демократическое равенство во всем, что касается их развлечений. На гуляньях и балах все слои населения пользуются совершенно одинаковыми правами. Эта своеобразная черта не раз вызывала недоумение английских и американских путешественников.

В большой танцевальной зале собрались все те, кому хотелось повеселиться и кто был в состоянии заплатить за вход.

Бок о бок с богачами в полуевропейских костюмах из тонкого сукна стояли простые ранчеро в кожаных куртках и бархатных штанах. Дочери зажиточных торговцев мало чем отличались от поселянок, проводивших целый день за печением маисовых лепешек и пряжей «ребозо».

Комендант и Робладо явились на бал в полной парадной форме. Алькад по-прежнему обращал на себя внимание вызолоченным жезлом, украшенным шелковыми кисточками. Между танцующими расхаживали отцы иезуиты в своих длиннополых балахонах и городской священник в черном котелке. Местные аристократы тоже принимали участие в общем веселье.

На бал пришли и крупный коммерсант дон Хозе-Ринкон в сопровождении толстухи жены и четырех дородных, сонливых дочерей, и жена алькада с детьми, и красавицы Эшеварри с братом, одетым по последней парижской моде и вызывавшим всеобщее восхищение своим фраком и цилиндром. Явился и богатый фермер, сеньор Гомец дель-Монте, с сухопарой женой и худенькими дочерьми, отнюдь не похожими на тех тучных овец, громадные стада которых паслись на зеленых лугах их гациенды[34]. Пришла и самая красивая девушка Сан-Ильдефонсо, прелестная Каталина де Крусес, дочь золотоискателя, дона Амброзио. Отец стоял рядом с нею и зорко следил за каждым ее движением.

Но на балу присутствовали далеко не одни только местные аристократы. Участие в танцах принимали и служащие на приисках, молодые фермеры из долины, мелкие золотоискатели, пастухи, охотники и рабочие, закутанные в дешевые серапе. Публика, собравшаяся в этот день в большом зале ратуши, была на редкость разношерстна.

Оркестр состоял из скрипки, арфы и флейты. Танцевали главным образом вальс, болеро и коону[35]. Надо заметить, что таких прекрасных танцоров, как мексиканцы, не встретишь даже на самых шикарных балах Парижа. Какой-нибудь пеон[36] в кожаной куртке и бархатных штанах может смело сравниться в грациозности движений с любым балетмейстером, а побланы в кружевных юбках и цветных туфельках скользят по паркету не менее легко, чем настоящие балерины.

Робладо усиленно ухаживал за Каталиной де Крусес и приглашал ее почти на каждый танец. Но взгляд очаровательной девушки равнодушно скользил по его золотым эполетам и, казалось, искал кого-то. Она рассеянно слушала назойливого кавалера и думала о своем. Общество капитана явно утомляло ее.

Комендант Вискарра не находил себе места. Глядя на него, можно было подумать, что он тоже ждет или ищет кого-то. Он все время шагал из одного конца зала в другой и внимательно всматривался в каждую группу людей, попадавшихся ему на дороге.

По всей вероятности, предметом его мечтаний была белокурая сестра юного сиболеро. Но он напрасно искал ее.

Розиты не было и не могло быть в зале. Сразу же после фейерверка она вместе с матерью уехала в Сан-Ильдефонсо. Им пришлось проделать целое путешествие. Карлос и Хуан проводили мать и дочь до самого их ранчо, находившегося в дальнем конце долины. Однако молодые люди вернулись обратно. Им хотелось попасть на бал. Танцы уже были в полном разгаре, когда они остановили своих коней у здания ратуши. Теперь читателю, наверное, ясно, кого поджидала Каталина де Крусес. Судьба, более благосклонная к ней, чем к Вискарре, не обманула ее надежд.

С того момента как Карлос вошел в зал, выражение лица Каталины резко изменилось. В глазах ее появился взволнованный блеск. Она принуждена была таить свои чувства, потому что строгий отец и ревнивый поклонник зорко следили за ней. Но это все же не мешало ей бросать украдкой взгляды на сиболеро.

Карлос старался сохранять равнодушный вид. Сердце его учащенно билось. Почему он не может танцевать с ней? Он великолепно понимал, что всякая попытка заговорить с любимой девушкой неизбежно кончилась бы скандалом. А идти на скандал он не смел.

Вскоре ему начало казаться, что Каталина больше не смотрит на него и внимательно прислушивается к речам Робладо, щеголя Эшеварри и других. Со стороны молодой девушки все это было, разумеется, только притворством. Маска, которую она добровольно надевала на себя, предназначалась для всех кроме Карлоса. Но он не понял этого и обиделся.

Тревога овладела им. Чтобы побороть ее, он принялся танцевать. Его дамой была красивая поблана Инеса Гонзалес. Она пришла в восторг, когда он пригласил ее. Глядя, как они кружатся по залу, Каталина, в свою очередь, почувствовала ревность.

Влюбленные довольно долго мучили друг друга. Наконец Карлосу стало невмоготу. Извинившись перед Инесой, он сел на скамейку. В эту минуту Каталина находилась неподалеку от него. Он посмотрел на нее, встретил ее взгляд и увидел, что глаза ее горят любовью. Они уже обменялись признаниями и клятвами. Почему же такое недоверие? Чем вызваны эти напрасные муки?

Прочитав мысли друг друга, влюбленные успокоились. Публика все больше и больше увлекалась танцами. Подвыпивший дон Амброзио перестал следить за каждым движением дочери. Благодаря этому она могла беспрепятственно смотреть на Карлоса. Он тоже не спускал с нее глаз.

Кружась по залу, танцующие пары вплотную приближались к той скамейке, на которой сидел молодой охотник. Очередной вальс Каталина танцевала с красавцем Эшеварри. Поворачиваясь лицом к Карлосу, она каждый раз пристально смотрела на него. Их взгляды встречались. Глаза молодых испанок отличаются необычайной выразительностью. Карлосу казалось, что он читает какую-то прекрасную поэму. Радость горячей волной приливала к его сердцу. Когда Каталина в третий раз приблизилась к нему, он заметил что-то темное в белых пальчиках, лежащих на плече ее кавалера. То была небольшая зеленая ветка. Поравнявшись со своим возлюбленным, молодая девушка ловким движением уронила ветку к нему на колени и еле слышно прошептала:

– Туйя![37]

Кроме них двоих, никто не слышал этого словечка.

Карлос осторожно поднял маленькую ветку туйи. Значение ее было ему совершенно ясно. Он сначала поднес ее к губам, а потом воткнул в петлицу своей расшитой галунами куртки.

Когда Каталина в следующий раз очутилась подле него, взгляды, которыми они обменивались, были полны горячей, доверчивой и счастливой любви.

Вечер уступил место ночи. Почувствовав себя совершенно разбитым, полусонный дон Амброзио предложил своей дочери ехать домой. Капитан Робладо отправился провожать их.

Вскоре после этого разошлись и все остальные именитые горожане. Но некоторые неутомимые поклонники Терпсихоры[38] продолжали танцевать до тех пор, пока розовая Аврора[39] не заглянула в решетчатые ставни городской ратуши.