Читать книгу Госпожа отеля «Ритц» - Мелани Бенджамин - Страница 2

Бланш погибла.

Иногда смерть становится благословением; думаю, так случилось и с Бланш. Когда-то она была жизнерадостной и одухотворенной – и я хочу запомнить ее такой. Моя память сохранила так много образов: как Бланш поет матросскую песню, удерживая на тыльной стороне руки бокал шампанского. Как учит проститутку танцевать чарльстон. Жалеет кого-то, кто этого не заслуживал. Упрямо отворачивается или топает ногами, как маленький ребенок. Отважно и глупо бросает вызов тем, с кем не стоило связываться.

Но мое самое яркое воспоминание относится к дню, когда я увидела ее впервые. В декорациях, которые подходили ей лучше всего. В отеле «Ритц». В ее любимом отеле «Ритц».

Бланш не было в «Ритце» в тот день 1940 года, когда нацисты вошли в Париж; она еще возвращалась домой с юга Франции. Но она рассказала мне все, что случилось тогда…

Как вначале до гостей и служащих отеля донеслось рычание танков и джипов; они вползли на огромную площадь и окружили колонну, с высоты которой с ужасом озирал окрестности Наполеон. Потом по мостовым и тротуарам с металлическим лязгом застучали каблуки – все громче по мере того, как нацисты подходили ближе, ближе, ближе. Постояльцы заламывали руки и в панике переглядывались; некоторые кинулись к служебному входу. Но далеко они не ушли.

Мадам Ритц, хрупкая, элегантная, одетая в лучшее винтажное черное платье с талией «в рюмочку», ждала у входа в свой дом – самый величественный отель Парижа. Ее увешанные драгоценностями руки дрожали, когда она сцепила их перед собой. Несколько раз она бросила тревожный взгляд на огромный портрет покойного мужа, как будто он мог сказать, что делать дальше.

Некоторые из сотрудников были с ней и с ним с самого начала, с 1898 года. Они помнили, как эти двери открылись впервые. Блистательные, веселые гости вошли в шикарно украшенный зал – в новом отеле месье Ритца не было вестибюля; он не хотел, чтобы простолюдины замарали позолоченные двери. Глаза постояльцев были полны восхищения. Здесь собрались принцы, графини и богатейшие из богачей: Марсель Пруст, Сара Бернар. Когда заиграла музыка, зажглись люстры, а с кухни вынесли вереницу подносов с лучшими творениями Огюста Эскофье – меренгами с ванильным кремом, украшенными засахаренными лепестками лаванды и фиалки; турнедо «Россини»; разнообразными паштетами; даже персиковой мельбой в честь госпожи Нелли Мелбы, которая согласилась исполнить для гостей серенаду, – служащие отеля в последний раз поправили новую униформу и улыбнулись, горя желанием выполнять свою работу. Подносить, поднимать, подавать, полировать, вытирать пыль, мыть полы, нарезать, складывать, чинить. Ублажать. Успокаивать. Они в восторге от того, что стали частью этого грандиозного нового отеля, единственного в мире с ванными комнатами, телефонами в каждом номере и электричеством вместо газового освещения.

Отеля «Ритц» на Вандомской площади.

В тот роковой день 1940 года никто не улыбался. Некоторые не скрывали слез, когда немцы ворвались в парадные двери. Их пыльные черные ботинки оставили следы на шикарных коврах. Оружие угрожающе висело на плече или было спрятано в кобуру. Они не сняли шапки – имперские шапки с нашивками в виде орла. Их серо-зеленая, цвета фасоли униформа казалась уродливой и оскорбительной на фоне сверкающего золотом, мрамором и хрусталем коридора, шикарных гобеленов на стенах, царственной синевы покрытой ковром парадной лестницы.

Кроваво-красные повязки на руках – грозный черный паук свастики – заставили всех вздрогнуть.

Немцы были здесь. Это должно было случиться после того, как французская армия рассыпалась, как одно из прекрасных слоеных пирожных месье Эскофье. После того, как мощь линии Мажино оказалась детской иллюзией. Как британские союзники покинули Францию, в панике переправившись через Ла-Манш в Дюнкерк. Немцы были здесь. Во Франции, в Париже.

В отеле «Ритц» на Вандомской площади.