Читать книгу Тайна леди Одли - Мэри Элизабет Брэддон - Страница 7

Именно так, черным по белому, и было напечатано: Элен Толбойз, двадцати двух лет. Когда десять дней назад на борту «Аргуса» Джордж поклялся гувернантке, что покончит с собой, если с его молодой женой стрясется какая-нибудь беда, он искренне верил, что поступит именно так, и не иначе. Теперь же, когда худшее случилось, он сидел, оцепенелый и беспомощный, тупо уставясь на испуганное лицо своего друга и не в силах что-либо предпринять.

Горе ошеломило его своей неожиданностью. Сначала все, что он видел вокруг себя, предстало перед ним, поражая неестественными пропорциями, потом предметы, превратившись в темные пятна с размытыми очертаниями, один за другим провалились в жуткую бездну, потом раздался шум, словно разом заработали полдюжины механических двигателей. Этот шум погасил последние проблески его сознания, и он ощутил лишь одно: кто-то или что-то тяжко опустилось на землю и навеки скрылось в ее бездонном чреве.

Придя в себя, он обнаружил, что лежит на низкой железной кровати у открытого окна. На подоконнике – ваза с цветами и клетка с двумя-тремя птицами; за окном – вечер и тишина, которую нарушает лишь дробный стук колес о мостовую, доносящийся откуда-то издалека. Он с изумлением осмотрелся. Перед ним, попыхивая трубкой, сидел Роберт Одли.

– Не желаешь ли трубочку, Джордж? – тихо спросил он.

– Нет.

Некоторое время он лежал, поглядывая на цветы и на птиц: одна из канареек пела прощальный гимн заходящему солнцу.

– Может, птицы тебя раздражают, Джордж? Хочешь, вынесу клетку из комнаты?

– Не надо. Мне нравится, когда они поют.

Роберт Одли, выбив пепел из трубки, положил ее на каминную доску и, выйдя в соседнюю комнату, тут же вернулся с чашкой крепкого чая.

– Выпей, Джордж. От этого голова у тебя прояснится, – сказал он, ставя чашку на маленький столик в изголовье кровати.

Джордж, медленно обведя комнату глазами, взглянул на озабоченное лицо своего друга.

– Боб, – сказал он, – где мы?

– У меня в кабинете, в Темпле. Жить тебе негде, оставайся пока здесь.

Джордж потер лоб и неуверенно спросил:

– А газета… Нынешним утром… Что это было?

– Выбрось из головы, дружище. Выпей-ка чаю.

– Да-да, – воскликнул Джордж, приподнимаясь на локтях и озираясь ввалившимися глазами. – Теперь я вспомнил. Элен, моя Элен! Женушка моя дорогая, любовь моя единственная! Мертва! Мертва!

– Джордж, – сказал Роберт Одли, мягко дотронувшись до руки молодого человека, – та, о которой написано в газете, может быть, вовсе и не твоя жена. Она вполне может оказаться другой Элен Толбойз.

– Нет, нет! – страстно возразил Джордж. – Возраст совпадает, а фамилия Толбойз встречается не так уж часто.

– Но, может, в фамилии допустили опечатку, написали «Толбойз» вместо «Толбот»?

– Нет, нет, нет! Моя жена мертва!

Он отбросил руку Роберта, пытавшегося удержать его, и, поднявшись с кровати, направился к двери.

– Ты куда?

– В Вентнор, взглянуть на ее могилу.

– Но не ночью же, Джордж, не ночью! Утром мы отправимся туда первым же поездом.

Роберт проводил друга до постели и снова уложил его. Затем он дал ему успокаивающее средство, оставленное доктором, которого вызывали официанты из кофейни на Бридж-стрит, когда Джорджу стало плохо. Тяжкий сон смежил очи Джорджу Толбойзу, и ему приснилось, что он добрался до Вентнора и нашел там жену, живую и счастливую, но сморщенную, старую и седую, и сына, ставшего взрослым молодым человеком.

Ранним утром следующего дня он сидел напротив Роберта Одли в вагоне первого класса экспресса Лондон – Портсмут. Поезд катил по равнине; по обеим сторонам дороги открывались чудесные деревенские виды. Из Райда в Вентнор друзья отправились в карете. Когда добрались до места, был уже полдень и солнце пекло немилосердно.

Молодые люди легко сбежали по ступенькам кареты. Народ, толпившийся вокруг, с изумлением уставился на бледное под колониальным загаром лицо Джорджа и его неподстриженную бороду.

– Что будем делать, Джордж? – спросил Роберт Одли. – Ума не приложу, как мы найдем тех, кого ты ищешь.

В ответ на это Джордж Толбойз взглянул на него с таким жалобным видом, что сразу стало ясно: здоровяк и бывший драгун беспомощен, как младенец. Одли понял: ему, Роберту, при всей его нерасторопности – к тому же нам известно, что человеком он был совершенно непробивным, – на этот раз придется действовать за двоих.

– Может, поспрашивать по гостиницам о миссис Толбойз, Джордж? – спросил он.

– Фамилия ее отца Молдон, – чуть слышно отозвался Джордж. – Он бы ни за что не оставил ее здесь умирать в одиночестве.

Больше он не в силах был промолвить ни слова. Роберт повел его в ближайшую гостиницу.

– Проживал ли здесь мистер Молдон? – спросил Роберт хозяина гостиницы.

– Да, – последовал ответ. – Капитан Молдон действительно останавливался здесь. Не так давно у него умерла дочь. Слуга сходит и узнает адрес.

В гостинице было довольно людно. Многочисленные лакеи и конюхи, торопясь по делам своих господ, ежеминутно входили и выходили, наполняя зал зычными голосами.

Джордж Толбойз стоял, прислонившись к дверному косяку. На лице его застыло то же выражение, что так напугало его друга в вестминстерской кофейне. «Худшее подтвердится сегодня, – подумал Джордж. – Сегодня подтвердится: дочери капитана Молдона, моей жены, нет в живых».

Слуга вернулся минут через пять.

– Капитан Молдон проживает в Лэндсдаун-коттеджиз, в доме номер четыре, – сообщил он.

Друзья легко нашли дом – обшарпанное строение с покосившимися окнами, выходящее неприглядным фасадом на морское побережье.

– Капитан Молдон дома?

– Нет, – ответила хозяйка гостиницы. – Он ушел к морю с маленьким внуком. Не угодно ли джентльменам войти и подождать его в комнатах?

Джордж машинально последовал за своим другом в маленькую гостиную – пыльную, заставленную убогой мебелью и неприбранную. Сломанные детские игрушки валялись там и сям на полу, от муслиновых занавесей исходил тяжелый запах табака.

– Взгляни-ка! – воскликнул Джордж, указав на картину, висевшую над каминной доской.

Это был его собственный портрет, написанный в те дни, когда он служил в драгунах. Джордж был изображен с отменным сходством, в военной форме; за спиной у него стоял боевой конь.

Роберт Одли не стал досаждать ему своими утешениями. Поискав глазами стул, он тихо сел у открытого окна, выходящего на улицу. А молодой вдовец, убитый горем, все ходил и ходил по комнате, взирая на милые его сердцу предметы и изредка дотрагиваясь до них дрожащими руками. Вот шкатулка для рукоделия, вот неоконченная работа его бедной женушки, вот ее альбом, куда он корявым почерком вписывал любимые строки из Байрона и Мура; вот книги, что он когда-то подарил ей, а вот букет увядших цветов, поставленный в вазу, которую они купили в Италии.

– Ее портрет висел рядом с моим, – чуть слышно обронил он. – Куда же он подевался? – Наступила тишина. Прошло целых полчаса, прежде чем в комнате снова раздался голос Джорджа Толбойза: – Мне бы хотелось перемолвиться с хозяйкой заведения; мне бы хотелось спросить ее о…

Голос его надломился. Он снова умолк, обхватив голову руками.

Роберт позвал хозяйку гостиницы. Это была добродушная и словоохотливая особа, привычная и к болезням, и к смертям, ибо множество всякого народу перебывало под ее кровом, словно бы задавшись целью именно здесь сказать жизни последнее «прости». О последних днях миссис Толбойз она рассказала во всех подробностях. Хозяйка поведала, что в Вентноре бедная женщина появилась за неделю до кончины, и по ней было видно, что она не жилица на этом свете. При этих ее словах Джордж не выдержал и громко всхлипнул.

– Джентльмен был ее родственником? – спросила хозяйка, обращаясь к Роберту Одли.

– Он был мужем покойной леди.

– Что? – с возмущением воскликнула женщина. – Да ведь он бросил бедную леди, оставил ее и ее прелестного мальчугана на попечение своего немощного тестя! Капитан Молдон часто рассказывал мне об этом и всякий раз не мог удержаться от слез.

– Не бросал я ее! – с болью промолвил Джордж и поведал хозяйке историю своих трехлетних мытарств. – Говорила ли жена обо мне? – спросил он, завершая рассказ. – Вспоминала ли обо мне… в последние… минуты?

– Нет, она отошла кроткая, как овечка. Леди с самого начала была малоразговорчивой, а в последний день вообще не узнавала никого, даже сынишку и бедного старого отца. А когда у нее начался бред, она заговорила вдруг о своей матушке и о том, что взяла на душу великий грех, согласившись умереть на чужбине.

– Ее матушка умерла, когда она была еще совсем ребенком, – покачав головой, заметил Джордж. – Странно, что в такие минуты она вспомнила ее, заговорила о ней и ни словом не обмолвилась обо мне.

Хозяйка отвела его в спаленку, где умерла его жена. Он опустился на колени у кровати и нежно поцеловал подушку. Хозяйка рыдала, наблюдая за ним. И пока он, стоя на коленях и уткнувшись лицом в белоснежную подушку, твердил слова молитвы, хозяйка вынула что-то из ящика и передала ему, когда он встал с колен. Это был длинный локон, завернутый в белую папиросную бумагу.

– Я отрезала его, когда она лежала в гробу, – сказала хозяйка. – Бедняжечка!

Джордж Толбойз прижал локон к губам.

– Как часто я целовал эти волосы, когда ее головка покоилась на моем плече, – тихо промолвил он. – Но те волосы были волнистыми, а эти гладкие и прямые.

– Это их болезнь так изменила, – отозвалась хозяйка. – Если вам, мистер Толбойз, хочется взглянуть на ее могилу, мой маленький сын проводит вас до кладбища.

И Джордж Толбойз, сопровождаемый верным другом, отправился к свежей могиле той, чья улыбка часто снилась ему на другом конце земли. Здесь Роберт Одли оставил его одного и, вернувшись через четверть часа, увидел, что Джордж по-прежнему стоит на том же месте, недвижный, как изваяние. Увидев Роберта, Толбойз вздрогнул и сказал:

– Хорошо бы найти каменотеса. Я бы заказал надгробие.

Каменотеса они нашли быстро, и, присев среди строительного мусора, Джордж Толбойз набросал карандашом короткую надпись, которую предстояло высечь на могильном камне его покойной жены:

«Нетленной памяти ЭЛЕН,

любимой жены Джорджа Толбойза.

Ушла из жизни

24 августа 1857 г., 22 лет от роду,

горько оплакиваемая безутешным супругом».