Читать книгу Не плачь - Мэри Кубика - Страница 6

Воскресенье
Куин

Оглавление

Я часто думала о том, что Эстер прозрачная, как оконное стекло. Что видишь, то и есть. Но сейчас, сидя на корточках на полу в ее крошечной комнате – ноги онемели – и держа в руках письмо, которое начинается словами «Любовь моя», думаю: выходит, я ошибалась. Ох, как я ошибалась!

Выходит, Эстер все-таки не прозрачная. Теперь она кажется мне не оконным стеклом, а игрушечным калейдоскопом, где сложные мозаичные узоры меняются всякий раз, стоит чуть повернуть трубку.

Мы с Эстер познакомились, когда я прочла объявление в «Ридере».

– Ты что, шутишь? – спросила моя сестра Мэдисон, когда я показала ей объявление: «Девушка ищет соседку для совместного проживания в 2-к. квартире. Отличное место, рядом с автобусной остановкой и ж/д вокзалом». – Ты ведь видела кино «Одинокая белая женщина»? – продолжала Мэдисон, сидя на краю своей узкой кровати. Перед ней валялись карточки с текстами и картинками по естествознанию; они напомнили мне кроликов на покрывале.

Я взяла карточку.

– Ты ведь понимаешь, что эта дрянь тебе никогда в жизни не понадобится? – спросила я, прочитав неправильное определение на обороте. – Во всяком случае, в реальном мире.

Мэдисон наградила меня своим фирменным взглядом и ответила:

– Завтра у меня контрольная.

А то я не знала!

– Ты серьезно, Шерлок? – Я бросила карточку назад в кучу. – А после школы? Эта дрянь тебе никогда не пригодится.

Конечно, уж мне-то не стоило давать кому-нибудь советы, тем более по поводу образования. К тому времени я пять месяцев как окончила колледж, довольно второразрядный – он не входит в рейтинг лучших колледжей Соединенных Штатов. Зато плата за обучение там невысокая – куда ниже, чем в других местах. Кроме того, меня туда приняли, чего нельзя сказать о других высших учебных заведениях, куда я рассылала заявки. Все дело в одной мелочи под названием «необучаемость». Это нечто среднее между СДВГ и дислексией. Меня не воспринимали всерьез, свидетельством чему были многочисленные письма с отказами, которые я получала из одного колледжа за другим. Поперек моего заявления стояли большие красные штампы со словом «Отклонено».

Такой опыт, наверное, хорошо сказывается на самооценке… Или наоборот.

Первые два из восьми семестров я провела на испытательном сроке. Но после того как декан пригрозил исключить меня, я взяла себя в руки и раскрыла учебник. Кроме того, я не забывала время от времени принимать риталин и нехотя призналась в своем диагнозе. До сих пор считаю настоящим чудом то, что мне удалось окончить колледж со средним баллом 3,0. Разумеется, мои советы по поводу образования никому не нужны, и меньше всего Мэдисон, моей младшей сестре, которая, судя по всему, окончит школу лучшей ученицей. В общем, вскоре я заткнулась. Во всяком случае, на эту тему.

Кстати, фильм «Одинокая белая женщина» я посмотрела. Конечно, посмотрела. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер, а я была в отчаянии. Мне было двадцать два года, я пять месяцев назад окончила колледж, и мне отчаянно нужно было сбежать из дома в пригороде, где я жила с родителями, гениальной младшей сестрой и ее вонючей морской свинкой. Мэдисон оканчивает школу. Она настоящий гений – ее ждет карьера врача. А может быть, бальзамировщика, потому что ее отличает нездоровое пристрастие ко всему неживому. В свое время она купила на свои карманные деньги чучело белки; то же самое она хочет сделать с морской свинкой, когда та наконец отбросит копыта. Набьет из несчастного зверька чучело, чтобы его можно было поставить на полку.

Мэдисон была всем довольна в родительском доме и совершенно не понимала моего желания сбежать оттуда. Мне же было невообразимо скучно; более того, меня ужасно раздражало, что мама в своем минивэне всегда встречала меня после работы на пригородной станции Баррингтон-Метра. Сидя за рулем, мама допытывалась, как прошел у меня день.

«Ты сегодня с кем-нибудь подружилась?» – спросила она меня в первый день новой работы референтом в солидной юридической фирме в центре Чикаго, как будто я провела первый день в детском саду, а не на работе.

Я устроилась на работу, слегка покривив душой; сказала, что потом планирую поступать на юридический, хотя право меня совсем не интересует.

«Ты научилась чему-нибудь новому?» – спросила мама чуть позже по дороге домой.

«Нет, мама. Ничему».

Конечно, кое-что я все-таки поняла. Я поняла, что моя работа – полный отстой. А когда мы с мамой приехали домой, я вынуждена была слушать, как родители наперебой расхваливают Мэдисон. Они прямо соловьями разливались. Ах, какая Мэдисон умная, как она блистательно сдала очередной экзамен! Ее заранее приняли в какой-то пижонский колледж, ну а мне пришлось выбирать колледж по принципу дешевизны и еще потому, что меня брали. Пришлось поступить туда после многочисленных отказов, которые я получила из-за того, что плохо сдала тест на проверку академических способностей.

Я должна была вырваться из родительского дома. Там я задыхалась, на меня все давило.

И тогда произошло вот что. По пути домой я открыла раздел объявлений в «Ридере» и увидела объявление Эстер. Оно стало для меня маяком в темном ночном небе.

Я и раньше пробовала искать себе жилье, но на работе мне, как новичку, платили чуть больше минимальной зарплаты, и, хотя я пыталась экономить на всем – искала студии, комнаты, квартирки на дешевой южной стороне, мне попросту было не по карману жить в Чикаго самостоятельно. О квартирах за пределами Чикаго не могло быть и речи, потому что тогда мне, кроме жилья, понадобилась бы еще и машина, какое-нибудь средство передвижения, чтобы добираться до вокзала и обратно не с маминой помощью.

«Девушка ищет соседку для совместного проживания в 2-к. квартире. Отличное место, рядом с автобусной остановкой и ж/д вокзалом».

Отлично! Я тут же перезвонила, и мы договорились встретиться.

В тот день, когда мы с Эстер должны были познакомиться, я мысленно готовилась к встрече с кем-то вроде Дженнифер Джейсон Ли. По правде говоря, Мэдисон здорово меня завела с этим фильмом «Одинокая белая женщина». Хуже того, я посмотрела фильм прямо перед нашей встречей; Дженнифер Джейсон Ли в роли Хэди оказалась опасной психопаткой. Успокаивало меня только то, что у нас ситуация обратная. Поскольку в квартиру к Эстер въезжала я, мне и предстояло находиться в положении героини Дженнифер Джейсон Ли, а сама Эстер олицетворяла очаровательную Бриджит Фонду. И она в самом деле оказалась очаровательной.

В тот день Эстер опоздала; ее задержали из-за сотрудницы, которая взяла больничный. Она позвонила, когда я ехала смотреть квартиру, и мы договорились встретиться в книжном магазине на Кларк-стрит, где, как я вскоре узнала, она и работала. Эстер сообщила, что устроилась на полставки на время учебы в магистратуре. Она хочет стать специалистом по трудотерапии. Кроме того, она поет – время от времени выступает в одном из местных баров.

– Чтобы легче было платить по счетам, – объяснила она, хотя со временем я поняла, что дело не только в этом. Эстер втайне мечтала стать следующей Джони Митчелл.

– Что такое специалист по трудотерапии? – спросила я, пока она вела меня мимо многочисленных книжных полок в тихую подсобку.

Мы устроились на ярко-оранжевых пуфах, на которых обычно сидят дети в «Час чтения». Эстер извинилась за то, что затащила меня в книжный, отказавшись от первоначальной договоренности. Была суббота; в магазине было полно завсегдатаев, которые рылись на полках и выбирали себе книги.

Все они показались мне умниками, все до одного, и Эстер тоже, хотя и в спокойном, современном смысле. Несмотря на оленьи глаза и вежливость, в Эстер заметны были признаки внутреннего бесенка – они проявлялись и в серебряном пирсинге в носу, и в колорированных волосах. Эстер сразу мне понравилась. Понравилось и то, как она была одета – в уютном кардигане и брюках карго. Я решила, что она крутая.

– Мы учим людей заботиться о себе. Помогаем инвалидам, людям с задержкой развития, травмами. Пожилым. Это как реабилитация, самопомощь и психиатрия, вместе взятые.

Мне понравились ее зубы, идеально ровные и ослепительно-белые. Глаза у нее оказались разного цвета – один карий, другой голубой. Такого я раньше никогда не видела. В тот день она была в очках, хотя позже я узнала, что она носит их только для виду, считая подходящим реквизитом для роли продавщицы в книжном магазине. Она уверяла, что в очках выглядит умнее. А по-моему, Эстер не нужны фальшивые очки, чтобы выглядеть умной; она и без того умная. В тот день, когда мы познакомились, она спросила, где я работаю и по карману ли мне половина квартирной платы. Она предъявила мне единственное требование: чтобы я платила свою часть.

– Я смогу, – обещала я, подтвердив свои слова последним чеком с работы. Пятьсот пятьдесят долларов в месяц – такая сумма была мне по карману. Пятьсот пятьдесят долларов в месяц за комнату в квартире с отдельным входом на северной окраине Чикаго! Позже мы пошли туда; квартира находилась всего через улицу от книжного магазина. Эстер повела меня туда после «Часа чтения». Она читала вслух малышам, которые сидели на оранжевых пуфах. Эстер отлично читала – то за медведя, то за корову, то за утку; ее голос умиротворял и звучал приятно. Кроме того, она успевала приглядывать за своими подопечными, следя, чтобы все вели себя хорошо и слушали внимательно. Она так переворачивала страницы огромной книги, что завидно делалось. Даже я невольно заслушалась ее. Она буквально завораживала.

Потом мы отправились смотреть квартиру. Эстер показала мне мою будущую комнату – если, конечно, я пожелаю в ней поселиться.

Она так и не сказала, что случилось с ее прежней соседкой, хотя в следующие недели я находила следы ее пребывания. Так, в узком стенном шкафу я увидела ее имя, нацарапанное на стене карандашом, и нашла на полу обрывок старой фотографии; на нем я различила лишь прядь разноцветных волос, принадлежащих Эстер.

Обрывок фото я отдала Эстер сразу после того, как въехала, а имя на стенке стенного шкафа замазывать не стала. Я поняла, что на фото волосы Эстер, потому что таких волос, как у нее, я ни у кого больше не видела. Они так же уникальны, как гетерохромные глаза. От корней к кончикам ее волосы постепенно светлеют – она сказала, что это называется омбре. Темно-русые на макушке, на кончиках они почти платиновые. Фото было разорвано пополам; человек, изображенный на другой половине, исчез бесследно.

Я не выкинула фото, а отдала его Эстер, когда привезла свои вещи и обустраивалась на новом месте – почти год назад. Сказала: «Кажется, это твое». Она выхватила обрывок у меня из рук и выкинула его; в то время ее поступок не вызвал у меня вопросов.

Но теперь я вспоминаю ее поведение и понимаю: это что-то значило. Только вот что?

Не плачь

Подняться наверх