Читать книгу Полночная библиотека - Мэтт Хейг - Страница 17

Нора стояла на улице в чистом морозном воздухе. В отличие от Бедфорда, дождя тут не было.

– Где я? – прошептала она самой себе.

С одной стороны чуть изогнутой дороги рядком располагались причудливые каменные домики, плотно прижавшиеся друг к дружке. Тихие и старинные, с темными окнами, они притулились на краю деревни, утопая в тишине ночи. Ясное небо, ширь, испещренная звездами, полумесяц на убыли. Запах полей. Перекличка неясытей. А затем снова тишина. Тишина с эффектом присутствия, власти над этим воздухом.

Странно.

Она была в Бедфорде. Потом в той необычной библиотеке. А теперь оказалась здесь, на прелестной сельской дороге. Даже с места не сдвинувшись.

На этой стороне дороги золотистый свет лился из нижнего окна. Она посмотрела вверх и увидела изящно раскрашенную вывеску паба, мягко скрипящую на ветру. Над изображением перекрещивающихся подков было аккуратно выведено курсивом: «Три подковы».

Прямо перед ней на дорожке стояла доска. Она узнала свой почерк – самую старательную его версию:

ТРИ ПОДКОВЫ

Вечер вторника – викторина

В 8.30 вечера

«Я знаю только то, что я ничего не знаю»

Сократ (проиграв в нашей викторине!!!!)

Это была жизнь, в которой она ставила четыре восклицательных знака подряд. Возможно, так поступали более счастливые, менее зажатые люди.

Вдохновляющее предзнаменование.

Она оглядела свой наряд. Джинсовая рубашка с рукавами, закатанными до локтей, джинсы и туфли на танкетке – все это она не носила в своей настоящей жизни. От холода она покрылась гусиной кожей: эта одежда явно не предназначена для того, чтобы долго находиться на улице.

На безымянном пальце у нее красовались два кольца: старое сапфировое с помолвки – то самое, которое она сняла, дрожа и плача, больше года назад, а рядышком примостилось простое серебряное свадебное.

С ума сойти.

На руке были часы. В этой жизни – не электронные. А элегантные, изящные механические, с римскими цифрами. Они показывали минуту пополуночи.

Как это возможно?

Ее руки были в этой жизни нежнее. Может, она пользовалась кремом. Ногти блестели прозрачным лаком. Утешала знакомая родинка на левой руке.

Послышался скрип шагов по гравию. К ней кто-то приближался. Мужчина, различимый в свете окон паба и единственного фонаря. Розовощекий, с седыми диккенсовскими усами, в виниловой куртке. Просто оживший кувшин Тоби[18]. Судя по чрезмерно ровной походке, он был слегка пьян.

– Доброй ночи, Нора. Я вернусь в пятницу. Послушать фолк. Дэн сказал, исполнитель хорош.

В этой жизни она, вероятно, знала, как его зовут.

– Верно. Да, конечно. В пятницу. Будет отличный вечер.

По крайней мере, голос был, похоже, ее. Она проследила, как мужчина пересекает дорогу, смотрит налево и направо несколько раз, несмотря на полное отсутствие машин, и исчезает в переулке между домиками.

Все это действительно происходило. Это была она. Жизнь в пабе. Мечта, ставшая реальностью.

– Это так невероятно странно, – произнесла она в ночь. – Так. Невероятно. Странно.

Группа из трех человек покинула паб. Две женщины и мужчина. Проходя мимо Норы, они улыбнулись ей.

– В другой раз выиграем, – сказала одна из женщин.

– Да, – ответила Нора. – Всегда есть другой раз.

Она подошла к пабу и заглянула в окно. Похоже, он был пуст, но свет еще горел. Должно быть, это были последние посетители.

Паб выглядел очень гостеприимным. Теплым, с особым характером. Столики, деревянные балки, колесо от фургона, прибитое к стене. Темно-красный ковер и обитая деревом барная стойка, за которой виднелся впечатляющий набор пивных кранов.

Она отошла от окна и увидела знак прямо за пабом, там, где дорожка переходила в газон.

Нора торопливо приблизилась и прочла надпись.

ЛИТТЛВОРТ

приветствует осторожных водителей

Затем она заметила вверху посередине на знаке маленький герб, а вокруг него слова «Совет графства Оксфордшир».

– У нас получилось, – прошептала она, вдыхая деревенский воздух. – У нас действительно получилось.

Это была мечта, о которой Дэн впервые упомянул ей, когда они бродили по Парижу вдоль Сены, поедая макароны[19], купленные на бульваре Сен-Мишель.

Мечта не о Париже, а о деревенской Англии, где они жили бы вместе.

Загородный паб в Оксфордшире.

Когда у мамы Норы рак рецидивировал в агрессивной форме, достигнув лимфатических узлов и быстро заполонив все тело, эта мечта была отложена, и Дэн переехал с ней из Лондона в Бедфорд. Мама знала об их помолвке и планировала дожить до свадьбы. Но умерла на четыре месяца раньше.

Может, это была она. Ее жизнь. Может, ей впервые или даже во второй раз повезло.

Она позволила себе осторожную улыбку.

Нора снова двинулась по тропинке, поскрипывая гравием, на этот раз к боковой двери, из которой недавно вышел пьяный усатый мужчина в виниловой куртке. Глубоко вдохнула и вошла внутрь.

Было тепло.

И тихо.

Она оказалась в каком-то холле или коридоре. Терракотовая плитка на полу. Низкие деревянные панели, а над ними – обои с рисунком из платановых листьев.

Она миновала небольшой коридор и вошла в главный зал паба, который уже видела в окно. Отпрянула, внезапно увидев кота, возникшего словно из ниоткуда.

Худощавый шоколадный бирманец, изящный, прошел мимо, мурлыкнул. Она наклонилась, погладила его и прочла имя, выбитое на круглой пластинке, прикрепленной к ошейнику: Вольтер.

Кот другой, а имя то же. В отличие от ее любимого рыжего полосатого, вряд ли этот Вольтер был приютским. Кот заурчал.

– Привет, Вольт номер два. Похоже, ты здесь счастлив. А мы все такие же счастливые, как и ты?

Кот проурчал предполагаемое согласие и потерся головой о ногу Норы. Она взяла его на руки и подошла к бару. Там стоял ряд кранов с крафтовым пивом, стаутом и сидром, светлым элем и IPA[20]. Любимое пиво викария. Потерянное и обретенное. Мисс Марпл. Спящие лимоны. Разбитые мечты.

Сбоку стояла банка для пожертвований от фонда защиты бабочек.

Она услышала звон стекла. Будто заполняли посудомоечную машину. Нора почувствовала, как ее грудь сдавила тревога. Знакомое ощущение. Потом за баром возник долговязый парень чуть старше двадцати лет в мешковатой майке для регби: едва обращая внимание на Нору, он собирал последние грязные бокалы и складывал их в посудомоечную машину. Включил ее, стянул свое пальто с крючка, надел, достал ключи от автомобиля.

– Пока, Нора. Я перевернул стулья и вытер все столы. Посудомойка включена.

– О, спасибо.

– До четверга.

– Да, – ответила Нора, чувствуя себя шпионом, близким к провалу. – Увидимся.

Спустя мгновение после того, как парень ушел, она услышала шаги, приближающиеся откуда-то снизу, по тем же плиткам, которые миновала она, когда зашла с бокового входа. И вот он здесь.

Он выглядел иначе.

Бородка исчезла, больше морщинок у глаз, темные круги. Он держал в руке почти допитый бокал темного пива. Все еще похож на ветеринара из телевизора, только несколько сезонов спустя.

– Дэн, – сказала она, словно нужно было его назвать. Как кролика у дороги. – Я только хотела сказать, что очень горжусь тобой. Очень горжусь нами.

Он взглянул на нее безучастно.

– Я выключал холодильные установки. Завтра нужно прибраться. Две недели этого не делали.

Нора понятия не имела, о чем он говорит. Она погладила кота.

– Верно. Да. Конечно. Прибраться.

Ее муж – вот кто он для нее в этой жизни – оглядел столы и перевернутые стулья. На нем была выцветшая футболка «Челюсти»[21].

– Блейк и Софи ушли домой?

Нора засомневалась. Она чувствовала, что он говорил о людях, которые работают на него. Молодой человек в мешковатой майке для регби, предположительно, был Блейком. Похоже, никого больше не было.

– Да, – ответила она, пытаясь говорить естественно, несмотря на глубочайшую странность обстоятельств. – Думаю, ушли. Они отлично справляются.

– Отлично.

Она помнила, как купила ему футболку с «Челюстями» на его двадцать шестой день рождения. Десять лет назад.

– Ответы сегодня были те еще. Одна из команд – с Питом и Джоли – заявила, что потолок Сикстинской капеллы расписал Марадона[22].

Нора кивнула и погладила Вольта номер два. Как будто она знала, кто такие Пит и Джоли.

– Если честно, сегодня было непросто. Может, в другой раз стоит взять вопросы с другого сайта. Кто вообще знает название высочайшей горы в гряде Кара-как-там?

– Каракорум? – спросила Нора. – Ка два.

– Ну конечно, ты знаешь, – сказал он с излишней резкостью. Как будто слегка перебрал. – Это вроде как твоя сфера. Пока большинство людей увлекались тяжелой музыкой, ты увлекалась настоящим тяжеляком вроде камней.

– Эй, – сказала она. – Я же пела в группе.

В группе, вспомнила она, которую Дэн ненавидел.

Он рассмеялся. Она узнала этот смех, и он ей не понравился. Она уже забыла, как часто за время их отношений юмор Дэна обрушивался на других людей, особенно на Нору. Когда они были вместе, она старалась не замечать этой грани его личности. У него было много других черт – он был мил с ее мамой, когда та болела, и мог легко поддержать любую беседу, он много мечтал о будущем, был симпатичным и легким в общении, страстно любил искусство и всегда останавливался поговорить с бездомными. Он заботился о мире. Человек – как город. Нельзя оценивать всю его территорию по отдельным непривлекательным районам. Возможно, тебе не понравятся некоторые места, попадется несколько сомнительных переулков и кварталов, но все хорошее, что в нем есть, того стоит.

Он слушал много дурацких подкастов, которые, по его мнению, должна слушать и Нора, смеялся так, что Нору это раздражало, и громко булькал жидкостью для полоскания рта. И да, он перетягивал на себя одеяло и временами бывал заносчив в своем мнении об искусстве, кино и музыке, но в нем не было ничего откровенно дурного. Ну – раз уж она об этом подумала, – он никогда не поддерживал ее музыкальную карьеру, утверждал, что ее участие в «Лабиринтах» и подписание контракта плохо отразятся на ее душевном здоровье и что ее брат слегка эгоистичен. Но в то же время она считала это не сигналом опасности, а скорее чем-то хорошим. Она думала так: он заботится о ней, а это хорошо, когда кто-то о тебе заботится, когда есть человек, кого не прельщают слава и верхоглядство, готовый помочь сориентироваться в жизни. И когда он предложил ей выйти за него, в коктейль-баре на верхнем этаже башни «Оксо»[23], она согласилась и, пожалуй, всегда правильно делала, что соглашалась.

Он вышел на середину зала, поставил на стол бокал с пивом и теперь уткнулся в телефон в поисках лучших вопросов для викторины.

Она гадала, сколько он сегодня выпил. Гадала, не стоит ли в действительности за мечтой стать владельцем паба желание иметь нескончаемые запасы алкоголя.

– Как называется двадцатисторонний многоугольник?

– Не знаю, – соврала Нора, не желая рисковать и получить ту же реакцию, что и мгновение назад.

Он положил телефон в карман.

– Все равно у нас неплохо получилось. Выпивки разошлось море. Неплохо для вторника. Все налаживается. Есть что сказать завтра банку. Может, нам дадут отсрочку по кредиту…

Он уставился на пиво в своем бокале, взболтнул его и допил до дна.

– Хотя нужно сказать Эй-Джею[24], чтобы пересмотрел меню для ланча. Никто в Литтлворте не хочет есть карамелизованную свеклу, салат из кормовых бобов и кукурузные оладьи. Наша задача – не пристыдить Фитцровию[25]. Знаю, там отлично идут дела, но, думаю, вина, которые ты выбрала, того не стоят. Особенно калифорнийские.

– Ладно.

Он оглянулся и посмотрел назад.

– А где доска?

– Что?

– Доска. Я думал, ты принесла ее.

Так вот зачем она была снаружи.

– Нет. Нет. Я сейчас принесу.

– Я вроде видел, как ты выходила.

Нора улыбнулась, отгоняя нервозность.

– Да, верно, выходила. Нужно было… я волновалась из-за кота. Вольта. Вольтера. Не могла его найти и вышла наружу поискать, но потом отыскала.

Дэн зашел за стойку бара и налил себе скотч.

Ему показалось, что она осуждает его.

– Это только третий бокал. Четвертый, может. Сегодня же викторина. Ты ведь знаешь, я нервничаю, когда веду конферанс. А это помогает мне быть забавным. И я был забавным, не находишь?

– Да. Очень забавным. Сама забава.

Его лицо внезапно стало серьезным.

– Я видел, ты говорила с Эрин. Что она сказала?

Нора не была уверена, как лучше ответить.

– О, ничего особенного. Как обычно. Ты же знаешь Эрин.

– Как обычно? Ты же вроде раньше ни разу с ней не общалась.

– Я имела в виду, что обычно говорят люди. Не конкретно Эрин. Обычная беседа…

– Как поживает Уилл?

– Э, очень хорошо, – наугад ответила Нора. – Передает привет.

Дэн выпучил глаза от удивления.

– Неужели?

Нора понятия не имела, что говорить. Может, Уилл – это ребенок. Может, Уилл в коме.

– Извини, нет, не передает привет. Прости, я не подумала. Не важно, я… пойду, принесу доску.

Она опустила кота на пол и направилась к выходу. На этот раз она заметила то, что упустила при входе.

Газетная вырезка из Oxford Times в рамке с фотографией Норы и Дэна, стоящих у входа в «Три подковы». Дэн обнимал ее. На нем был костюм, которого она прежде не видела, а на ней – изысканное платье, которое она ни за что бы не надела в своей настоящей жизни (она редко носила платья).

ВЛАДЕЛЬЦЫ ПАБА ВОПЛОЩАЮТ МЕЧТУ В РЕАЛЬНОСТЬ

Судя по статье, они задешево купили заброшенный паб, сделали ремонт на скромное наследство (Дэна), сбережения и банковский кредит. В статье представлялась история успеха, хотя это было два года назад.

Она вышла на улицу, гадая, стоит ли судить о жизни по нескольким минутам за полночь вторника. Или, может, этого как раз довольно.

Поднимался ветер. Доска стояла на тихой деревенской улочке, порывы ветра сдвинули ее с дорожки и опрокинули. Не успев поднять ее, Нора почувствовала вибрацию телефона в кармане. Она не знала, что он там был. Вынула. Сообщение от Иззи.

Она обратила внимание на заставку: фото себя с Дэном где-то на юге.

Разблокировала телефон распознаванием лица и открыла сообщение. Это была фотография кита, всплывающего в океане, белый фонтан брызг поднимался в воздух, как струя шампанского из бутылки. Фото было чудесным и вызвало у нее улыбку.

Иззи печатала.

Появилось новое сообщение:

Это одна из моих фотографий вчера с лодки.

И еще:

Мать горбатого кита

И снова фото: на этот раз два кита, их спины рассекают волны.

С китенком

Последнее сообщение включало эмодзи[26] китов и волн.

Нора ощутила тепло. Не только от фотографий, которые, безусловно, были чудесными, но и от контакта с Иззи.

Когда Нора отменила свадьбу с Дэном, Иззи настаивала, чтобы они отправилась в Австралию вместе.

Они проложили маршрут, спланировали жить в Байрон-Бей и найти работу на судне, которое возит туристов смотреть китов.

Они просмотрели множество видео с горбатыми китами в предвкушении этого приключения. Но потом Нора засомневалась и дала задний ход. Так же, как она отошла от карьеры пловчихи, от группы, от свадьбы. Но, в отличие от тех занятий, у нее даже не было причины. Да, она начала работать в «Теории струн», и да, она ощущала потребность ухаживать за могилами родителей, но она знала, что остаться в Бедфорде – ее худший вариант. И все же она выбрала его. Из-за странной предсказуемой ностальгии, которая зрела вместе с депрессией и говорила ей, что она, в конце концов, не заслужила быть счастливой. Что она причинила Дэну боль, и жизнь в родном городе, состоящая из моросящего дождя и уныния, – это ее наказание, и ей не хватает воли или ясности, или, черт возьми, сил на что-то еще.

Так что, по сути, она променяла лучшую подругу на кота.

В своей настоящей жизни она никогда не ссорилась с Иззи. Никакой драмы. Но после того как Иззи улетела в Австралию, отношения их охладели настолько, что от дружбы остался только дым случайных лайков в Facebook или Instagram и наполненных эмодзи поздравлений с днем рождения.

Она просмотрела переписку с Иззи и поняла, что, хотя между ними больше десяти тысяч километров, в этой версии реальности у них все еще замечательные отношения.

Когда она вернулась в паб, на этот раз с доской, Дэна нигде не было видно, так что она заперла заднюю дверь и постояла немного в коридоре, пытаясь понять, где лестница, не уверенная, хочет ли она в действительности идти к подвыпившему якобы-мужу.

Она нашла лестницу с задней стороны здания, за дверью с надписью «Только для персонала». Ступив на бежевый ковер из рафии и направившись к ступеням, начинавшимся сразу после постера в рамке к их любимому фильму с Райаном Бейли «Чему учишься в темноте», который они смотрели вместе в кинотеатре «Одеон» в Бедфорде, она заметила картинку поменьше на милом узком подоконнике.

Это было их свадебное фото. Черно-белое, в стиле хроники. Они выходили из церкви под дождь конфетти. Сложно толком разглядеть их лица, но они оба смеялись, и это был их общий смех, и они казались – насколько фотография могла это передать – влюбленными. Она вспомнила, как ее мама говорила про Дэна: «Он хороший. Тебе так повезло. Держись за него».

Она увидела и брата, Джо, побритого налысо и выглядящего искренне счастливым, с бокалом шампанского в руке и своим роковым парнем рядом – недолго прожившим инвестиционным банкиром Льюисом. Иззи тоже там была. И Рави, похожий скорее на бухгалтера, чем на барабанщика, стоял рядом с женщиной в очках, которую она никогда раньше не видела.

Пока Дэн был в туалете, Нора вычислила спальню. Хотя им явно не хватало денег – и тревога по поводу встречи в банке это подтверждала, – комната была обставлена дорого. Изящные жалюзи. Широкая уютная постель. Пуховое одеяло, хрусткое, чистое белое.

По обе стороны кровати лежали книги. В своей реальной жизни она не держала книг у кровати как минимум полгода. Она ничего не читала уже шесть месяцев. Может, в этой жизни ей лучше удавалось сосредоточиться.

Она взяла в руки одну из книг – «Медитация для начинающих». Под ней лежала биография ее любимого философа – Генри Дэвида Торо. Были книги и на прикроватном столике Дэна. Последнее, что он читал, насколько она помнила, – биография Тулуз-Лотрека «Крошечный гигант»[27], но в этой жизни он изучал книгу по бизнесу, которая называлась «Из нулей в герои: как управлять успехом на работе, в игре и жизни», и последнее издание «Путеводителя по хорошим пабам».

Она ощущала себя иначе в своем теле. Более здоровой, сильной, но напряженной. Она погладила живот и поняла, что в этой жизни больше занимается спортом. Прическа тоже другая. Нора чувствовала густую челку и, потрогав волосы, обнаружила, что сзади они длиннее привычного. В голове ощущался легкий дурман. Должно быть, она выпила как минимум пару бокалов вина.

В этот момент она услышала смыв в туалете. Раздалось бульканье. Оно казалось чуть более громким, чем того требовала процедура.

– Все хорошо? – спросил Дэн, войдя в спальню.

Его голос, поняла она, звучал иначе, не таким, каким она его помнила. Более пустым. Более холодным. Может, из-за усталости. Может, из-за стресса. Может, из-за пива. Может, из-за их брака. Может, еще из-за чего.

Было трудно вспомнить в точности, как он звучал прежде. И каким именно он был. Но такова природа памяти. В университете она написала эссе, сухо озаглавив его «Основы памяти и воображения по Гоббсу»[28]. Томас Гоббс в целом ставил знак равенства между памятью и воображением, и, узнав об этом, она уже больше никогда полностью не доверяла своим воспоминаниям.

За окном желтый свет уличного фонаря лился на пустынную деревенскую дорогу.

– Нора? Ты ведешь себя странно. Что ты стоишь посреди комнаты? Ты укладываешься спать, или это какая-то стоячая медитация?

Он рассмеялся. Счел это смешным.

Подошел к окну и задернул занавески. Затем снял джинсы и повесил их на спинку стула. Она уставилась на него и попыталась ощутить влечение, которое испытывала когда-то. Это потребовало титанических усилий. Такого она не ожидала.

Жизнь любого человека может развиться в бесконечное число вариантов.

Он тяжело упал в постель, как кит в океан. Взял «Из нулей в герои». Попытался сосредоточиться. Отложил. Поднял с пола в кровать ноутбук, засунул наушник в ухо. Возможно, собирался послушать подкаст.

– Я просто кое о чем думала.

Она ощутила слабость. Словно пребывала тут лишь наполовину. Она вспомнила, что миссис Элм говорила про разочарование в жизни, которое вернет ее в библиотеку. Она вдруг подумала, что слишком странно будет ложиться в одну постель с человеком, которого не видела два года.

Она заметила время на электронном будильнике: 12:23.

Все еще с одним наушником в ухе, он вновь на нее взглянул.

– Вот что, слушай, если не хочешь сегодня делать детей, можешь просто сказать, ты ведь в курсе?

– Что?

– В смысле, я знаю, что мы должны ждать еще месяц до твоей следующей овуляции…

– Мы пытаемся завести ребенка? Я хочу ребенка?

– Нора, что с тобой? Почему ты такая странная сегодня?

Она сняла туфли.

– Вовсе нет.

Она вспомнила кое-что, связанное с футболкой «Челюсти».

Мелодия. «Прекрасное небо».

В день, когда она купила Дэну футболку с принтом фильма «Челюсти», она сыграла ему песню, которую написала для «Лабиринтов». «Прекрасное небо». Она была убеждена, что это ее лучшая песня. И более того, это была счастливая песня, отражавшая ее надежды в тот период жизни. Песня, вдохновленная ее новой жизнью с Дэном. И он прослушал ее с неприязненным безразличием, которое больно укололо ее тогда, и она обязательно обсудила бы это с ним, если бы не его день рождения.

– Да, – сказал он. – Ничего так.

Она удивилась, почему это воспоминание забылось и возникло только сейчас, как большая белая акула на его выцветшей футболке.

И другие воспоминания возвращались к ней тоже. Его чрезмерная реакция, после ее рассказа о покупателе – Эше, хирурге и гитаристе-любителе, который приходил в «Теорию струн» за песенником, – между делом спросившем Нору, не хочет ли она как-нибудь выпить с ним кофе.

(«Конечно, я отказалась. Прекрати кричать».)

Хуже, однако, было, когда агент крупной звукозаписывающей компании (или, скорее, маленькая бывшая компания для инди-групп, за которой стояла Universal) хотел подписать контракт с «Лабиринтами». Дэн тогда заявил ей, что их отношения вряд ли продолжатся. Он также узнал жуткую историю от одного из своих университетских друзей, который играл в группе, подписавшей подобный контракт: компания ободрала их до нитки, и они остались безработными алкоголиками или вроде того.

– Я могла бы взять тебя с собой, – сказала она. – Я прописала бы это в контракте. Мы могли бы везде ездить вместе.

– Извини, Нора. Но это твоя мечта. Не моя.

Вспоминать это было еще больнее, зная, как упорно – до свадьбы – она пыталась воплотить его мечту о пабе в деревенском Оксфордшире и сделать ее своей.

Дэн всегда говорил, что заботится о Норе: у нее начались панические атаки, когда она стала петь в группе, особенно когда нужно было выступать на сцене. Но забота была как минимум отчасти манипулятивной, поняла она сейчас.

– Мне показалось, – проговорил он теперь, – что ты начинаешь снова мне доверять.

– Доверять тебе? Дэн, с чего мне тебе не доверять?

– Сама знаешь.

– Конечно, знаю, – соврала она. – Я лишь хочу услышать это от тебя.

– Ну, из-за тех делишек с Эрин.

Она уставилась на него, словно на пятно Роршаха, в котором не могла разглядеть отчетливый образ.

– Эрин? С которой я говорила сегодня?

– Меня всю жизнь будут жрать за один глупый пьяный случай?

Ветер на улице усиливался, завывая в деревьях, словно пытался заговорить.

Это была жизнь, по которой она так страдала. Это была та жизнь, которую она не осмелилась прожить, за что все время себя винила. Это было время, подумала она, о несуществовании в котором она сожалела.

– Одна глупая ошибка? – отозвалась она.

– Ладно, две.

Все усложнялось.

– Две?

– Я был в тяжелом состоянии. Под давлением. Из-за паба. И очень пьян.

– Ты занимался сексом с другой и даже не пытаешься хоть как-то… искупить вину.

– Серьезно, зачем это все вытаскивать? Мы уже все обсудили. Помнишь, что сказал психотерапевт. О том, что нужно сосредоточиться на том, куда мы хотим прийти, а не где мы были.

– Ты когда-нибудь думал, что, может, мы просто не подходим друг другу?

– Что?

– Я люблю тебя, Дэн. И ты можешь быть очень добрым человеком. И ты был очень заботлив к моей маме. И у нас были, в смысле, бывают, увлекательные беседы. Но тебе никогда не казалось, что мы упустили что-то? Что мы изменились?

Она села на край постели. Как можно дальше от него.

– Ты когда-нибудь чувствовал, что тебе повезло со мной? Ты понимаешь, как близка я была к тому, чтобы оставить тебя за два дня до свадьбы? Ты хоть представляешь, как бы у тебя все пошло наперекосяк, если бы я не появилась на свадьбе?

– Ух ты. Серьезно? А у тебя весьма высокая самооценка, Нора.

– Разве это плохо? Разве так не должно быть у всех? Почему самооценка – это плохо? К тому же это правда. Есть и другая вселенная, в которой ты шлешь мне сообщения в WhatsApp о том, как хреново тебе без меня. Как ты заливаешь горе алкоголем, хотя, похоже, ты пьешь и со мной тоже. Ты пишешь мне, что скучаешь по моему голосу.

Он издал презрительный звук – то ли смешок, то ли кряхтенье.

– Ну прямо сейчас я определенно не скучаю по твоему голосу.

Она не смогла продолжать раздеваться. Она поняла, что ей трудно, может, даже невозможно, снять еще что-то из одежды перед ним.

– И прекрати попрекать меня выпивкой.

– Если ты используешь ее как предлог, чтобы с кем-то трахаться, я могу тебя ею попрекать.

– Я сельский житель, – фыркнул Дэн. – Так поступают все сельские жители. Я весел и жизнерадостен и готов пробовать множество разных напитков, которые мы продаем. Боже.

С каких пор он так разговаривает? Он всегда разговаривал так?

– Черт возьми, Дэн.

Его это даже не смутило. Он ни капли не благодарен за вселенную, в которой живет. А она так винила себя в том, что эта вселенная не материализовалась. Он дотянулся до телефона, все еще с ноутбуком на одеяле. Нора смотрела, как он просматривает сообщения.

– Вот так ты себе это воображал? Исполнение мечты?

– Нора, давай не будем о грустном. Просто залезай в эту чертову постель.

– Ты счастлив, Дэн?

– Никто не счастлив, Нора.

– Некоторые счастливы. Ты раньше был счастливым. Ты загорался, когда мы говорили об этом. Помнишь, о пабе. Когда у тебя его еще не было. Это была жизнь, о которой ты мечтал. Ты хотел меня, и ты хотел это, и все же ты оказался неверным, и пьешь как сапожник, и, думаю, ты ценишь меня, только когда меня нет рядом, а это не лучшее качество в человеке. Как насчет моей мечты?

Он почти не слушал. Или пытался показать, что не слушает.

– Большие пожары в Калифорнии, – сказал он почти про себя.

– Что ж, по крайней мере, мы не там.

Он отложил телефон. Закрыл ноутбук.

– Ты ложишься в постель или как?

Она уменьшилась ради него, но ему все равно не хватало места. Уже нет.

– Икосагон, – сообщила она ему.

– Что?

– Вопрос. Ты задавал. Двадцатисторонний многоугольник. Что ж, двадцатисторонний многоугольник называется «икосагон». Я знала ответ, но не сказала, не хотела, чтобы ты надо мной смеялся. А теперь мне все равно, потому что не думаю, что мои знания должны тебе досаждать. И к тому же я собираюсь в ванную.

И она оставила Дэна с открытым ртом, мягко выйдя по широким доскам пола из комнаты.

Вошла в ванную. Включила свет. Ее руки, ноги, туловище била дрожь. Она исчезала из этой жизни и была уверена в этом. Ей недолго оставалось. Разочарование было полным.

Это была внушительная ванная комната. В ней висело зеркало. Нора ахнула, увидев свое отражение. Она выглядела здоровее, но старше. Ее прическа делала ее незнакомкой.

Это не та жизнь, какой я ее себе представляла.

И Нора пожелала себе в зеркале: «Удачи».

А мгновение спустя она вернулась в Полночную библиотеку, и миссис Элм смотрела на нее с небольшого расстояния с любопытствующей улыбкой.

– Ну, как все прошло?