Читать книгу Assassin’s Creed. Валгалла: Сага о Гейрмунне - Мэтью Дж. Кирби - Страница 7

Богиня Ран даровала им спокойное море. От Ругаланна до Ютландии корабль доплыл, не встречая бурь. Попутный ветер исправно надувал парус, и Гейрмунн всего несколько раз посидел на веслах. Правда, этого хватило, чтобы содрать кожу на ладонях и заработать боль в руках, плечах и спине от перенапряженных мышц. Когда Гейрмунн пожаловался Стейнольфуру, тот сказал, что он еще не нюхал настоящей свирепой бури и не знает, каково видеть, когда гребца, сидевшего впереди тебя, смыло за борт. Волны превращаются в горы, которые обрушиваются на корабли, трепля и терзая их, словно мокрые тряпки.

Корабль Гутрума назывался «Волнолюбец». Было у него и второе, непристойное название. Все зависело от настроения плывших людей и характера дочерей Ран. На Гейрмунна датчане поглядывали с подозрением. Он постоянно ловил на себе настороженные взгляды. С ним они почти не разговаривали, но постепенно Гейрмунн сумел узнать имена некоторых из них.

Капитаном на корабле был некто Рек. Его череп перечеркивал шрам, уродуя лоб. Казалось, кто-то пытался снести ему полбашки, но не сумел. Гейрмунна он невзлюбил с первого взгляда, осыпая бранью и придираясь, когда тот садился на весла. И не только. Рек срывался всякий раз, стоило Гейрмунну попасться ему на глаза. Необъяснимая ненависть вспыхивала у капитана мгновенно. На корабле плыл и брат Река – могучий, широкоплечий великан Эскил, отличавшийся более спокойным нравом. Был он гребцом. Остальные гребцы относились к нему с почтением. Гейрмунн часто ловил на себе взгляд Эскила, но не в пример товарищам гребец не отворачивался, а кивал ему.

На четвертый день плавания они прибыли в городок Рибе на западном берегу Ютландии, где стоял флот из двухсот кораблей, а может, и того больше. Вдоль всего побережья приливы неутомимо гнали волны с мелководья на берег, поросший травой и камышом. Их сменяли отливы. Вода отступала, оставляя каналы и обнажая обширные пространства песка и ила. Гейрмунн такое видел впервые. Гутрум сказал, что им придется не менее трех дней плыть по этой илистой жиже, пока не доберутся до Фрисландии.

Сразу подойти к берегу было невозможно. Пришлось остановиться на некотором расстоянии и дожидаться вечернего прилива, который понесет корабль к суше, и там он встанет на якорь вместе с остальными судами. Когда прилив отступит, «Волнолюбец» разделит участь собратьев, напоминая кита, выброшенного на берег.

Спускались по шатким сходням, гнущимся под тяжестью шагов. Затем пробирались через комья водорослей, раскиданных по мокрому песку. В водорослях поблескивали раковины морских обитателей и копошились крабы. По берегу расхаживали горделивые белые аисты. Птицы кормились добычей, которую они вытаскивали из ила длинными клювами и подбрасывали в воздух. Ветер пах рыбой и солью. После нескольких дней, проведенных на качающемся корабле, суша, казалось, сопротивлялась ногам.

– Как по-твоему, сколько мы тут проторчим? – спросил Шальги.

– Пока не соберутся все ярлы, которых ждут, – ответил Стейнольфур. – В любом случае датчане будут дожидаться попутных ветров.

Шальги оглянулся на корабли:

– Так сейчас ветер что ни на есть попутный.

– Если плыть на юг, да, – сказал Гейрмунн. – Но мы поплывем отсюда на запад.

Они миновали границу прилива. Песок под ногами делался все суше. Вскоре ноги уже вязли в нем. Вокруг тянулись песчаные дюны. Пройдя еще немного, Гейрмунн со спутниками поднялись на невысокий, поросший травой холм. Там на огромном пространстве простирался лагерь, устроенный воинами с кораблей. Казалось, лагерь тянется до самого горизонта. Шум, доносившийся оттуда, напоминал раскаты далекого, неумолчного грома.

– Есть на что посмотреть, – сказал Шальги.

– Адская Шкура! – послышалось сзади.

Гейрмунн обернулся. Его подзывал поднявшийся на холм Гутрум.

– Идем со мной.

Гейрмунн кивнул. Прежде чем уйти, он велел Стейнольфуру найти место для ночлега вблизи людей Гутрума, но как можно дальше от воды, чтобы, если ночью разразится буря, им не пришлось просыпаться в море. Отдав распоряжения, он последовал за Гутрумом. Датчанин шагал по подобию широкой улицы, что тянулась через лагерь, ведя к центру. Стучали молоты в походных кузницах. Рядом, в шатрах и под открытым небом, трудились ремесленники по дереву и коже, швецы и ткачи. Мясники разделывали туши. В кострах пылал огонь. Чем дальше они шли, тем сильнее лагерь пах жизнью и ее отбросами. Этот бурлящий город был куда больше Авальсснеса.

Среди встречавшихся воинов было много женщин. Гейрмунн вглядывался в их лица – не покажется ли Эйвор. Видя Гутрума, воины приветственно наклоняли головы. На Гейрмунна и они, и ремесленники в шатрах поглядывали с любопытством. Гутрум это заметил.

– Таких уродливых лиц они еще не видели, – признался он Гейрмунну.

– Значит, они не видели Река? – тут же спросил Гейрмунн.

Смех датчанина был похож на резкий звук козьего рога.

– Я бы попридержал язык. Рек может тебя услышать. А тебе с ним еще плыть и плыть.

Этого Гейрмунн и боялся.

– Я понимаю, отчего на тебя пялятся, – продолжал датчанин. – Ты совсем не похож на норвежца.

– Мне уже так говорили.

– А Хьёр и вправду твой отец?

Бесцеремонность вопроса помешала Гейрмунну ответить сразу. Ошеломленный, он замедлил шаг и почти остановился посреди лагерной дороги.

– Может, ты уже сидел в материнском чреве, когда она покидала Бьярмаланд? – не угомонялся Гутрум.

Теперь Гейрмунн полностью остановился. Рука едва удержалась, чтобы не схватиться за рукоять меча.

– Ярл Гутрум, немедленно возьми свои слова обратно.

Датчанин остановился, выпрямившись во весь рост.

– Ты так думаешь? – спросил он, склоняя голову набок.

– Да, я так думаю. Если уж тебе надобно, оскорбляй меня. Но оскорблять мою мать я не позволю.

Напряжение миновало. Гутрум кивнул:

– Согласен. Но что скажешь об отце?

– Он – мой отец. – Гейрмунн пошел дальше. В воздухе густо пахло навозом. Видно, где-то поблизости стоял загон со скотом. – Всем известно, что мы с братом родились через год после приезда матери в Авальсснес. Никто в этом не сомневается.

Похоже, датчанин согласился с его словами.

– Странно, что, сбежав подобным образом из родного дома, ты по-прежнему зовешь Хьёра отцом. Он по-прежнему твой конунг?

Этот вопрос Гейрмунн себе не задавал; во всяком случае, не такими словами.

– Не знаю, – сказал он.

– Твой поступок требовал мужества, – сказал Гутрум. – Прийти ко мне, как попрошайка. Без корабля, без воинов.

– Я не попрошайничал, – напомнил Гейрмунн.

– Я не намереваюсь тебя оскорбить. Я же сказал, что восхищаюсь твоим мужеством. Но мужество и честь – не одно и то же. Даже предатели и клятвопреступники способны проявлять мужество. Я лишь раздумываю о том, куда направлена твоя верность.

– Что ж, это честно. – Гейрмунн заметил вдалеке большой шатер и решил, что Гутрум ведет его туда. – Но и я скажу, что верность и честь – не всегда одно и то же. Бывают мгновенья, когда ради чести жертвуешь верностью.

Датчанин нахмурился, будто не соглашаясь со словами Гейрмунна.

– Возможно, – сказал он.

– Но тебе я поклялся своей честью, – добавил Гейрмунн.

Гутрум смерил его взглядом, котом кивнул.

– Тебе предстоит встреча с моим конунгом Берси, – сказал он, указывая на большой шатер. – Пока не спросят, рта не раскрывай.

– Понял, господин.

Вход в шатер охраняли двое воинов в кольчугах. Каждый был вооружен копьем, мечом и топором. Увидев Гутрума, они склонили головы, но не сдвинулись с места, преграждая вход.

– Кто это с тобой, ярл Гутрум? – спросил один.

Второй пристально следил за Гейрмунном, держа оружие наготове.

– Это Гейрмунн Хьёрссон. Сын конунга Ругаланна, – ответил Гутрум.

Стражники переглянулись, затем отошли, освободив проход.

Гейрмунн вошел вслед за Гутрумом. Внутри шатра царил сумрак. Посередине, в очаге пылал огонь. Сизый дым лениво поднимался к остроконечному потолку шатра, где и клубился. Гейрмунн увидел шпалеры и ковры из далеких Серкланда и Тюркланда. Складные деревянные ширмы, украшенные резьбой, отделяли главное помещение от других, поменьше. Возле очага сидело и стояло с полдюжины людей. Некоторые – с позолоченными рогами для эля. Меховые одежды и кольца на пальцах подсказывали, что все они – ярлы.

– Гутрум! – зычно воскликнул один.

Он направился к Гутруму, крепко пожимая тому руки. Человек был рыжебородым, краснощеким и громогласным. Чувствовалось, что в шатре он главный. Он был выше Гутрума и многих других датчан. Он не отличался быстротой и проворством бойца. От этого человека исходило ощущение силы и властности. Гейрмунн сразу понял, что перед ним – сам Берси.

– Благодарю Одина за твое благополучное возвращение, – сказал датский конунг. – Сколько кораблей пришли с тобой из Северного Пути?

– Увы, ни одного, – склонил голову Гутрум.

– Ни одного?

– Норвежцы поглощены собственными бедами. В каждой усадьбе, где я побывал, только и разговоров о войне с Харальдом Согнийским.

– Тем более у них есть причина примкнуть к нам и искать новые земли.

– Я приводил им этот довод, но убедить не сумел. За одним исключением.

Гутрум указал на Гейрмунна.

– Это сын Хьёра Хальфссона и Льювины.

– Один из Адских Шкур? – Берси взглянул на Гейрмунна и широко улыбнулся, показав дырку на месте двух передних зубов. – Как тебя зовут?

– Гейрмунн.

– Сколько воинов ты привез с собой, Гейрмунн Хьёрссон?

Гейрмунн ответил не сразу. Сначала взглянул на Гутрума, потом сказал:

– Двоих.

– Полтора, – поправил Гутрум.

Улыбка Берси исчезла в бороде. Глаза конунга сощурились.

– Чтобы примкнуть к тебе, я пошел против отцовской воли, – добавил Гейрмунн. – Поэтому я ничего и никого у него не просил.

Собравшиеся ярлы стояли молча и неподвижно, как зимние сосны. Берси оглядел Гейрмунна с ног до головы.

– Но, как вижу, он дал тебе прекрасный меч, – наконец изрек конунг.

Гейрмунн счел благоразумным не поправлять ко-нунга.

– Этот меч хочет испить саксонской крови.

– Он напьется ею вдоволь, – пообещал Берси, снова улыбаясь. – Он будет купаться в саксонской крови, если пожелает.

Датский конунг повернулся к ярлам:

– Гутрум вернулся, а значит, мы можем готовиться к отплытию.

Берси прошел к трону на возвышении и сел. Трон заскрипел под тяжестью его тела.

– Хальфдан нынче движется из Мерсии к месту, называемому Редингум. Это на реке Темза. Наши корабли войдут в нее и поднимутся до Редингума. Если боги благоволят нам, Хальфдан возьмет крепость саксов еще до нашего подхода. Но на реке наши корабли будут уязвимы. Осберн, что слышно от твоих людей в Танете и Лунданоборге? – спросил конунг у пожилого седовласого ярла с коротким саксонским мечом у пояса.

Пока ярл отвечал, Гутрум наклонился к Гейрмунну:

– Мои люди расположатся в юго-западном углу лагеря. Пойди разыщи их. Поешь, потом отдыхай.

Гейрмунну хотелось подробнее узнать о том, что ждет впереди, но он послушно кивнул и покинул шатер.

Солнце уже село. На лагерь опустились сумерки, кое-где разгоняемые светом костров и факелов. Гейрмунн пустился в обратный путь. Отовсюду слышались крики пирующих воинов, жаждущих войны и захватов.

На краю лагеря глазам Гейрмунна вновь открылось мелководное илистое море с темными «кочками» застывших кораблей. Он свернул на юг, обходя скопления шатров. У костров сидели воины. Гейрмунн всматривался в их лица, выискивая приплывших с Гутрумом. Наконец он заметил Эскила у небольшого костра. Вместе с ним сидело с пару дюжин датчан.

Гейрмунн подошел к нему, спросив, не видел ли он Стейнольфура. Эскил кивнул и молча указал на юго-восток. Гейрмунн поблагодарил его и пошел искать клятвенника.

– Эй, Адская Шкура! – донеслось из круга сидящих возле костра.

Гейрмунн обернулся. Этот грубый голос был ему хорошо знаком.

– Чего тебе, Рек?

Капитан корабля встал, покачиваясь от выпитого эля.

– Ответь-ка мне на вопрос. Мужчины из народа твоей матери – бойцы?

– Откуда мне знать? – вопросом ответил Гейрмунн. – Я не бывал на Бьярмаланде.

Рек обошел сидящих у костра датчан и приблизился к Гейрмунну:

– Я вот все думаю, что ты за птица. Норвежцем тебя не назовешь. Это ясно, как день.

– Довольно, брат, – послышался у Гейрмунна за спиной голос Эскила.

Но Рек не унимался.

– Довольно будет тогда, когда я удовлетворюсь, брат.

– Чем удовлетворишься? – спросил Гейрмунн, не собираясь отступать и уступать.

Рек встал лицом к лицу, глядя в глаза. От капитана густо разило элем. За спиной потрескивал костер.

– Удовлетворюсь проверкой того, чего ты стоишь, полукровка.

Несколько датчан вскочили на ноги, приготовившись к дальнейшему развитию событий. Но Гейрмунн знал, что будет дальше. Такое уже случалось с ним, и не раз.

– Намереваешься испытать меня? – спросил он, в ушах гулко стучал гнев. – Потому что я…

– Эй, Рек! – В круге появился Стейнольфур и встал, вытянув руки. – А меня проверить не желаешь?

– Довольно, – раздраженно повторил Эскил, подходя к ним. – Садитесь по местам, – велел он, сердито глядя на соплеменников.

Воины нехотя вернулись к кострам. И как простой гребец мог обладать такой властью? Гейрмунн не впервые задавался этим вопросом. Сам он, Эскил, Рек и Стейнольфур все еще стояли. Все тот же северный ветер, что пригнал корабль Гутрума в Ютландию, резвился над лагерем, поднимая искры в костре и раздувая угли.

– Ты, Адская Шкура, – дурное знамение, – заявил Рек. Из круга воинов донеслись одобрительные возгласы. – Я бы от тебя избавился.

Стейнольфур подошел ближе и остановился, скрестив руки и заслоняя собой Гейрмунна.

– Он и впрямь станет для тебя дурным знамением, если ты и дальше будешь говорить в том же духе. А избавиться от тебя – мне раз плюнуть.

– А он что, не умеет говорить за себя? – ехидно спросил Рек. – Или всегда прячется за своим…

– Хватит! – рявкнул Эскил.

Рек вздрогнул:

– Брат, я только…

– Ты перебрал эля, – сказал ему Эскил. – Отправляйся в шатер, пока еще способен его найти.

Кто-то из датчан засмеялся. Рек побагровел и посмотрел на Гейрмунна так, словно был готов убить голыми руками. Капитана трясло от гнева. И тем не менее Рек повернулся и побрел в сгущающуюся темноту. Эскил молча покачал головой и вернулся на свое место, оставив Гейрмунна выдерживать угрюмые взгляды датчан.

Стейнольфур оглядел собравшихся.

– Идем, – сказал он Гейрмунну. – А то наш парень уже ломает голову, не зная, где мы застряли.

Однако Гейрмунн по-прежнему горел желанием с кем-то сразиться, словно был вооружен копьями и стрелами, которым требовалась новая цель. Он снова посмотрел на Эскила. Гребец сидел, уставившись на огонь. Гейрмунн обвел взглядом других датчан – не найдется ли еще желающий проверить его силу? Убедившись, что таковых нет, Гейрмунн выругался и пошел вслед за Стейнольфуром. Тот повел его мимо шатров и кожаных спальных мешков к зарослям крушины.

– Постарайся какое-то время не попадаться Реку на глаза, – посоветовал Стейнольфур. – Как и все мореходы, он ищет знамения и всегда находит.

– Как я могу не попадаться ему на глаза? – удивился Гейрмунн. – Он же капитан.

– На «Волнолюбце» – да. Но я тут поговорил с датчанами. Рек – искусный мореход, однако все знают, что его брат – более искусный воин. На море Эскил смиренно гребет вместе с остальными, зато на суше он – второй человек после Гутрума.

Они подошли к костерку, возле которого взад-вперед расхаживал обеспокоенный Шальги.

– Кто второй человек после Гутрума? – спросил парень.

– Это многое объясняет, – сказал Гейрмунн. Он вспомнил, с каким почтением относились к Эскилу гребцы. И даже Рек, как ни был зол, не посмел перечить брату. – Сколько воинов под началом у Гутрума?

– Я слышал, у него сорок кораблей. – Стейнольфур устроился у огня, велев и Шальги сесть. – Не мельтеши, парень. Не будоражь меня.

Шальги заморгал, но закрыл рот и сел. Гейрмунн тоже сел. Стейнольфур достал еду из провиантских запасов: несколько ломтиков солонины, зачерствевший ржаной хлеб, твердый сыр и сушеные фрукты. За едой Стейнольфур продолжил разговор.

– Большинство кораблей Гутрума – такие же корыта, как «Волнолюбец». Но есть и быстроходные, где по шестьдесят весел.

Гейрмунн прикинул число воинов, способных поместиться на большинстве кораблей.

– Стало быть, армия Гутрума насчитывает не менее двух тысяч.

– Похоже, что так. А почему ты спрашиваешь?

– Пытаюсь понять его положение среди других ярлов и относительно Берси.

– Хочешь убедиться, что поклялся в верности правильному датчанину? – усмехнулся Стейнольфур, подкинув в костер сушняка.

– Гутрум – правильный датчанин, – сказал Гейрмунн. Почему? Этого он объяснить не мог. Он лишь знал, что на корабль Гутрума его привела судьба. – Надо выспаться, пока время позволяет. Думаю, скоро мы поплывем дальше.

Они развернули два спальных мешка из моржовых шкур: один для Гейрмунна, второй – для Стейнольфура и Шальги. Впрочем, каждый мешок шился достаточно просторным и вмещал двоих взрослых. Сушняка в окрестностях лагеря было не так уж много, однако Шальги побросал в костер остаток их запаса и полез в спальный мешок.

– Учти, парень: не вздумай портить воздух. Потерпишь до утра, – сказал Стейнольфур.

Он лег на спину, закрыл глаза и сложил руки на груди.

Гейрмунн улыбнулся Шальги, показывая: теперь он знает, кого винить, если воздух вдруг перестанет пахнуть морем. Он тоже залез в спальный мешок, но сон не шел. Гейрмунн смотрел на звезды и вспоминал слова Браги о войне между людьми и богами. Он представил, что будет со звездами, когда наступит последний бой и решится судьба Одина, Тора и остальных асов и ванов. Наверное, звезды погаснут, как задутые лампы. Небо превратится в разверзнутую бездну. Возникнет новый Гиннунгагап, куда все упадет. Гейрмунн плавал в этих мыслях и уже начал погружаться в сон, когда Шальги шепотом позвал его.

– Чего тебе? – спросил он парня.

– Почему мы воюем с саксами? – спросил Шальги. – Это кровная вражда?

Гейрмунн вздохнул:

– Можно сказать и так. Саксы убивали крестьян и все их семьи. Датчане всего лишь пытаются обосноваться на новых землях и жить в мире.

– А почему саксы убивали датчан?

– Потому что датчане убивали саксов, – проворчал Стейнольфур, разбуженный разговором. – Да, парень, это кровная вражда. Ни одна сторона не признает, что первой ее начала. Если хочешь, можешь думать об этом всю ночь, только закрой рот и дай нам поспать.

Шальги умолк.

Гейрмунн закрыл глаза. С берега дул холодный ветер, но в мешке из моржовой шкуры было тепло. Спал он крепко, хотя тело помнило качку предыдущих нескольких ночей. Гейрмунну снилось, что он плывет по морю.

Весь следующий день, а потом и еще два дня они учили Шальги владеть новым мечом. При всей худобе у парня были сильные руки и ноги. Уроки Стейнольфура он схватывал на лету и вскоре мог атаковать со стремительностью ястреба. Датчан в эти дни они почти не видели, а потому новых стычек с Реком у Гейрмунна не было. Но он знал: это лишь отсрочка. Капитан все равно до него доберется. Просить Гутрума переместить их на другой корабль он не собирался. Гейрмунн почти его не видел. Гутрум не вылезал из шатра, где совещался с Берси и ярлами. Каждый день прилив приносил к берегу по нескольку запоздавших кораблей с воинами на борту, но это было равнозначно нескольким ячменным колоскам, добавленным к громадному полю.

На четвертый день их пребывания в Рибе Гейрмунн пошел по лагерю искать, не продаст ли кто щитов. Из Авальсснеса отплывали в спешке, и тогда было не до щитов. Все утро прошло у Гейрмунна в бесцельных хождениях по громадному, хаотичному лагерю. Только к полудню он набрел на фриза, готового продать щиты.

Щиты, которыми торговал фриз, были не новыми, но крепкими, сделанными из ели. Кожа, обтягивающая ободья, тоже была прочной, а железные планки – очищенными от ржавчины и смазанными. Гейрмунн ожидал, что за щиты придется платить втридорога, однако фриз, похоже, не собирался плыть с Берси. Он хотел лишь поскорее продать свое имущество, пока корабли еще стояли на якоре. Гейрмунну удалось купить три щита за две марки серебра.

Возвращаясь туда, где разместились воины ярла Гутрума, Гейрмунн прошел мимо нескольких шатров, где женщины предлагали себя меньше чем за марку серебра. Одна помахала ему, зазывая в шатер. Ее светлые волосы и румяные щеки манили отведать любовных утех. Но Гейрмунн нес три щита: на спине и в каждой руке. К тому же при нем было достаточно серебра, которое мог украсть кто-то из дружков прелестницы. Благоразумие заставило Гейрмунна не рисковать и вернуться к своим.

На другой день они со Стейнольфуром учили Шальги стоять в ряду, сомкнув щиты. Урок пришлось быстро свернуть. По лагерю разнеслась весть, что флот готовится к отплытию. Вскоре появился Гутрум, от которого пахло медовухой. Датчанин велел сделать приношение богам и грузиться на корабли. Вторжение в Англию из разговоров становилось реальностью.