Читать книгу Трещина - Михаил Анохин - Страница 4

Когда Никодим Филиппович вошел в здание, девочка вырвала свою ладонь из его руки, и побежала к стойке, с криком:

– Дедушка, дедушка, я привела его! Я привела, а он сидит и ревет, как маленький. Это дяденька Дурдынин подшутил, я знаю, я знаю!

Из-за стойки вышел пожилой мужчина в зеленом, с галунами мундире и направился к Никодиму Филипповичу.

– Рад, рад! А мы с внучкой смотрим, чегой-то человек на дороге в лужу сел, а этот куролес Дурдынин по газам и ходу, ну думаю, снова чой-то учудил. Нынче-то мода такая пошла, подшучивать называется. Подшутят другой раз так, что человек остается, в чем мать родила. Да Вы проходите, проходите… Э, да Вы все мокры. Ну, ни чего, это мы мигом! – И рявкнул так, что Никодим Филиппович вздрогнул:

– Клашка-а!

Откуда-то появилась женщина лет сорока, одетая в коричневое платье с белым фартуком и в кружевном чепчике.

– Клашка! – Продолжал громыхать дед, – белье по второму разряду, костюм и в тринадцатый номер, да ванну, ванну нагрей!

Затем, обращаясь к Отченашенко, сказал:

– Вишь моду завели, после того, как «трещина» в горе приключилось, всех гостей по разрядам принимают. Вас, вот, велено принять по второму.

Отченашенко плохо соображал и еще хуже понимал, о чем говорит этот дед, он наслаждался светом и теплом.

– Если Вы позволите, то я бы хотел получить документы, – Сказал дед извинительным тоном и пояснил:

– Нужно карту гостя заполнить.

Отченашенко машинально протянул ему паспорт. Дед внимательно поглядел на корочки, развернул, а потом вздохнул:

– А у нас моду приняли в паспорте вместо национальности писать – «гражданин мира». Оно, может и правильно, что все мы граждане мира, но я, своей глупой башкой думаю, что гражданин-то я гражданин, а вот какого-нибудь бельгийца понять не смогу. А он, меня не поймет, следовательно и «миры» наши разные. Он, в своем живет, где его понимают, а я в своем, где меня понимают.

Девчушка вертелась рядом, разглядывая Никодима Филипповича, как свою находку.

– Ты бы, Алена шла и учила «Всеобщую историю», а не вертелась под ногами.

Он взял Отченашенко за локоть провел его к дивану:

– Посидите малость. Зовут меня, Семеном Игнатьевичем. Можно по-свойски – Игнатич. Я тут вроде как временно исполняющий обязанности директора гостиницы, – раздумчиво протянул, – хотя, оно, конечно, все мы временные…

Он обернулся к внучке и, шлепнув её по заду, сказал:

– Алена, ты не выводи меня.

Он вернул паспорт обратно Никодиму Филипповичу, откашлялся и пояснил:

– Дети-то нынче растут, как на дрожжах, а умнющие – страсть! И хитры! В мои-то времена дети до пяти лет «папа» – «мама» с трудом говорили, зато по дому все уже делали, а в десять лет и по хозяйству, а эти к полутора годам Пушкина наизусть читают, а посуду за собой убрать не могут. В руках ни топора, ни молотка держать не умеют. Да что это я? Ладно, «карту» мы завтра заполним. И опять заорал дурным голосом:

– Клашка-а!

– Да иду я, иду, чего горло дерешь? Готово все. Пусть проходят.