Читать книгу Москва Поднебесная - Михаил Бочкарёв - Страница 8

– Каждый кирпич в кладке сознания есть вклад величайший, трудоёмкий и веский! – провозглашал оратор, стоящий за трибуной. В зале народу была тьма. Кто-то мирно похрапывал, кто-то тайком распивал что-то, витающее в воздухе портвейным запахом, кто-то внимательно и с интересом слушал.

Елисей сидел далеко, и из-за пелены дыма, парящего над головами, с трудом различал черты лица выступающего. Тот тем временем продолжал:

– Мы! Все мы! Являемся непосредственными созидателями! Зодчими и архитекторами в своём роде, и наша задача объективно внедрять и быть непоколебимыми…

О чём шла речь, Елисей не понимал. Что это за собрание и кто эти люди, сидящие вокруг, было для него загадкой. Однако он зачем-то поднялся и, откашлявшись в кепку, что была зажата в руке, крикнул звонким голосом молодого активиста.

– А что прикажете делать с ангелами? И почему самолёты? Самолёты почему?..

Некоторые головы обернулись к Нистратову и, как показалось, посмотрели на него с укоризной. Оратор, замолчав, поискал взглядом порвавшего его речь зрителя. Нашёл и, вытянув указательный палец в его сторону, громовым голосом произнёс:

– Такие как вы! Отчужденцы! Бросившие всё на самотёк, а сами одномоментно хранящие под кроватями крылья – эрозия в дружном сообществе настоящих создателей! А самолёты не вашего ума дело!!! Это в пятое управление, пожалуйста, к главному по аэрокатастрофам!!! Ишь, нашёлся фигляр-мокрица!!!

Зал дружно зааплодировал, послышались возгласы: «Даёшь!!!», «Гнать таких в шею!!!», «Молодец Ихтианозаврыч!» – и ещё много других, смешавшихся в гремящую какофонию. Елисей пристыженно сел на место, уловив презрительные взгляды некоторых с соседних рядов, и опустил глаза. Тут он, к своему удивлению, увидел люк в полу, похожий на те, что ведут в городские коллекторные каналы.

Тем временем оратор на трибуне, воодушевившись вербальной победой над опростоволосившимся наглецом-зрителем, под одобрительные взоры президиума продолжал:

– …и пока всякий, кто продолжает выбивать себе местечко поуютнее да постатичнее, жуя, прямо скажем, борщи вместо положенного корм-пайка, будет указывать нам, что да где!!! Так и будет всё искривляться до безобразности!

– Верно!!! – слышалось из зала.

– Давай, дави их, клопов!!! – скандировали голоса.

Елисей открыл крышку люка и потихоньку начал влезать в него, будто поглощаемый творожной массой, колышущейся в люке медленно и плавно.

– … ещё при Афинаренте Семнадцатом сталкивались мы с той же, будь она не ладна, чёртовой фрустрацией!!! А теперь? При нынешнем-то стаблоцифрокране? Что же нам мешает?

– Что? – доносился гул зала до ушей Нистратова, почти полностью всосанного веществом в люке.

– … а то! – продолжал надрывно оратор. – Эти проклятые отчужденцы, чёртовы куклы! И я не побоюсь этого слова… пора, товарищи, завязывать! Завязывать пуповину эту!

Под бурные овации, поглотившие последние слова горячего оратора, голова Елисея окончательно скрылась в люке, и он вынырнул в среду, которая до дрожи в коленях показалась ему знакомой.

Он потерял своё человеческое тело, обратившись в странную пульсирующую субстанцию, похожую на новогоднюю ёлку, обтянутую паутиной сверкающих лампочек. Елисей поплыл, вибрируя, по длинному коридору-кишке, отражающему его блеск, как пластичное зеркало. Тут же был и ИниПи Форгезо – странное существо, не объяснимое научно, он что-то сообщил Елисею, и тот понял, что в главной системе произошёл сбой, его нужно закрыть, закрыть срочно или всё грозит обернуться катастрофой настолько ужасной, что от осознания глобальности её Елисей вскочил потный и встревоженный на своей кровати, с красными глазами и горлом сухим, будто наполненным растёртым до порошкообразной массы стеклом. Он проснулся.

Сон улетучивался с каждой секундой, и по мере этого в голову вонзались металлические штыри. Похмелье было тяжёлым. Сновидение опять было бредовым, как часто бывало с Нистратовым, но что его так напугало во сне, спроси кто-нибудь сейчас, он бы никак не смог объяснить. Однако хоть события сна почти мгновенно забылись, тревожное чувство осталось и свербело где-то в душе.

Елисей встал и медленно, боясь расплескать собственный мозг, как тарелку с супом, побрёл в ванную. Голова гудела толпой коммунистических сторонников возле ворот отдавшегося капиталистическому змию Кремля, а в глазах плыли мутные круги.

Вставив зубную щётку в рот, Елисей медленно задвигал ей, словно слепой, выпиливающий лобзиком контуры готических зданий. Мятная свежесть наполняла ротовую полость, и сознание Елисея будто прояснилось от приятного, щекочущего нёбо аромата, он посмотрел на себя в зеркало и вдруг вспомнил, что сегодня, именно сегодня, он должен передать сумку с божественными пернатыми принадлежностями человеку на автовокзале. Встреча была назначена на три часа. Он выскочил из ванной с белым пенным ободком вокруг губ, совершенно ничем не отличаясь от эпилептика, кинулся в комнату, где на стене висели часы.

Было без двадцати три.

«Сколько же я спал?», – подумал истерически Елисей. Он побежал обратно в ванную, ополоснул рот, умылся, попил из-под крана, очутился в коридоре, оделся, выскочил из квартиры, добежал до лифта, взвизгнул, опомнившись, ворвался ураганом обратно в дом, вытащил сумку из-под кровати и кубарем скатился с лестницы на улицу. Поймав такси, Елисей выкрикнул:

– Автовокзал!

И, не дождавшись согласия владельца авто, влез в машину. Магическое слово – «Автовокзал», Нистратов выкрикнул так, что водитель побоялся поднять цену вдвое, что делал всегда. Елисей во время поездки дышал вчерашним перегаром, полностью поглотившим мятный аромат зубной пасты, дёргался, как маньяк на электрическом стуле, и подгонял медлительного бомбилу. В момент шофёр довёз Нистратова до указанного места, получил символическую плату за непосильный труд и, выдохнув облегчённо, торопливо уехал.

Когда Елисей захлопывал дверь жёлтого «жигулёнка», часы на башне автовокзала показали ровно три. Нистратов огляделся по сторонам, как капитан корабля дальнего следования на командирском мостике, и увидел, что площадь кишит людьми, непрерывно куда-то движущимися, и только возле отдалённого фонарного столба стоит человек в длинном чёрном, совсем не летнем плаще, а рядом с ним послушно сидит огромная пятнистая, как корова, собака.

Елисей понял, что это именно тот, кто ему и нужен. Он собрался с духом и пошёл к человеку, огибая снующих туда-сюда с сумками и тележками граждан, так и норовящих сбить его с ног. Нистратов мечтал поскорее избавиться от сумки и вычеркнуть из своей жизни историю с крыльями и ангелами. Похмельная голова жутко болела, в горле было сухо, как может быть сухо только в пустыне в самый знойный день. Щурясь на солнце, Нистратов дошёл наконец до столба и предстал перед загадочным неизвестным.

– Здравствуйте, Елисей Никанорович. – Встречающий его молодой человек, на вид лет тридцати, оценивающе посмотрел на Нистратова так, будто был когда-то его одноклассником и спустя много лет встретил случайно. Лицо его было бледным, с чертами слишком уж правильными. Он был довольно красив, но не как смазливые юноши неопределённой ориентации, коих слишком много вертится в телевизионных музыкальных передачах, а иначе. Трагически-отрешённо он был красив и казался невероятно одиноким и печальным. Прозрачные голубые глаза с пушистыми ресницами излучали тепло и грусть. А ещё Елисей почувствовал, как от молодого человека пахнуло чем-то свежим.

«Жасмин!» – догадался Нистратов, сам себе удивляясь, что узнаёт запах. Аромат был столь натуральным, что создавалось ощущение, точно это и не одеколон вовсе, а натуральный запах цветов, впитавшийся в саму кожу. А может, так показалось с похмелья?

– Добрый день, – отозвался Нистратов, невольно пытаясь рассмотреть, нет ли и у этого под плащом хвоста.

– Меня зовут Эль Хай, – представился молодой человек, – а это Берг.

Голос Эль Хая, необыкновенно приятный, такой, словно бархатом провели по щеке, и в тоже время мужественный, мог расположить к себе любого. Девушку так вообще свести запросто с ума. А вот пёс…

Елисей посмотрел на Берга. Тот сидел, распахнув огромную пасть, из которой красным флагом свешивался мокрый язык. Породы Берг был непонятной: то ли дог, то ли помесь добермана с догом, то ли отпрыск далматиницы, согрешившей с волкодавом. Здоровый, как чёрт! Казалось, взрослый пони с собачьей мордой сидел сейчас перед Нистратовым и смотрел на него невероятными чёрными глазами, как у инопланетных пришельцев в голливудском кино.

– Очень приятно. – Елисей подумал, что от такой собачки, пожалуй, не убежит ни один злоумышленник. А ещё увидел, что пёс сидит рядом с хозяином без ошейника, а следовательно, если ему вдруг взбредёт в голову попробовать Елисея на вкус, ничто его от такого желания не сдержит. Нистратов от мысли этой побледнел и внутренне задрожал. Хотя дрожь могла быть спровоцирована и похмельем, усугубляемая ещё и летней жарой.

– Ну что ж, давайте сразу к делу, – тихо проговорил Эль Хай.

– Да, да, конечно! Вот… – Елисей протянул сумку.

Эль Хай как будто удивился. Пёс наклонил морду к сумке, понюхал и, приподняв глаза, посмотрел на Елисея тоскливо. Будто сопереживал тяжёлому состоянию, которое пришло к Нистратову после того, как он напился.

– Да нет, сумка останется у вас, Елисей Никанорович. Я лишь дам вам следующие инструкции. – Молодой человек улыбнулся.

– Как? – испуганно-удивлённо воскликнул Нистратов и отпрянул. – Почему у меня? Какие такие инструкции?

– Вы знаете подмосковный город Зеленоград? – будто и не расслышав Елисея, продолжил Эль Хай. – Это сорок первый километр ленинградского шоссе…

– Я… – начал было Елисей.

– Так вот, поедете от «Речного вокзала», выйдете на повороте у поста ГИБДД и увидите курган с каменой стелой на вершине.

– Мне сказали… – заикнулся Елисей.

– Поднимитесь к стеле, найдёте отверстие небольшое, похожее на щель. Воспользуетесь ключом. Ключ у вас? – не слушая Нистратова, продолжал Эль Хай.

– Э-э-э… ключ? – Елисей перестал нормально соображать.

– Так вот. Там…

– Подождите! – нервно вскрикнул обладатель сумки с крыльями и тут же боязливо взглянул на пса (не укусит ли). – Мне сказали, что я просто передам сумку, и всё! Зачем вы меня используете! Я не хочу-у-у! – Нистратов вдруг заныл, как ребёнок, и жалобно посмотрел в глаза огромной собаки, будто моля оставить его в покое.

– А зачем вы сумку вскрывали? – ехидно спросил Эль Хай, с такой интонацией, будто видел, как тот рассматривал порножурналы и тайно блаженствовал сам с собой.

– Я… мне… там написано было… – начал, запинаясь, оправдываться Нистратов.

– Да прекратите вы, в самом деле! Вам пива надо выпить, а то плачете, как младенец! – не выдержал Эль. – Вы всё поймёте позже, – подбодрил он скисшего от такого поворота событий Елисея. – Так вот, когда вы войдёте…

И тут Елисей увидел нечто из ряда вон выходящее. Со всех сторон, из всех щелей, канализационных люков, дверей, из-под колёс машин, и даже, кажется, из чемоданов некоторых граждан, как по команде, начали появляться здоровенные серые крысы. В миг они заполнили всю площадь, подняв невероятную панику, женский визг и шум. Казалось, крысы со всей Москвы стеклись сюда шевелящейся мерзкой рекой.

Эль Хай говорил ещё что-то, но Елисей его не слышал. Крысы тем временем, сверкая маленькими злобными глазками, устремились не на какой-нибудь рейсовый автобус, едущий в Крым или подмосковный лечебный санаторий, и не напали на торгующие отвратительными на вкус чебуреками узбекские палатки, а кинулись в сторону беседующих Елисея, молодого человека в плаще и вскочившего на все четыре лапы пса Берга.

Берг, оскалив пасть, вмиг стал похож на оборотня – зловещего и огромного, глаза его загорелись адским огнём, и он зарычал. Зарычал так, что у Елисея сердце сковал лёд и оно рухнуло в пятки, разбившись на тысячи мелких осколков.

Первую сотню атакующих крыс пёс разорвал в секунду играючи, как ребёнок обёртку от конфеты. Но тварей это не остановило, и они грязной шевелящейся волной накатывали ещё и ещё. Он рвал их отчаянно. Всюду брызгала кровь, и ошмётки мерзких грызунов летали в воздухе, как рождённые пеклом ада бабочки.

Елисей, трясясь всем существом, побежал прочь от столба прямо по телам взбесившейся подвальной нечисти. Он чувствовал, как хрустят крысиные тела под подошвами, как истерически визжат раздавленные твари, но его это не останавливало, а наоборот, усиливало омерзение и страх, придавая сил. Елисей, будто на крыльях, взлетел над кишащей землёй, приземлился на багажник чьей-то машины, в салоне которой заперлись ополоумевшие люди, вытаращенными от ужаса глазами наблюдающие невообразимое действо, и запрыгал, покидая площадь, с багажника на багажник, с крыши на крышу, уносясь всё дальше от жуткой бойни.

Опомнился Елисей только дома, куда примчался, сам не зная, как. Сумка была с ним, но тяжести, пока бежал, он не чувствовал. Почувствовал только сейчас. Рука онемела, будто перетянутая жгутом, пальцы не слушались и не желали разжиматься. Он сам вырвал у себя из рук сумку и снова закинул под кровать. Дрожа в истерическом возбуждении, Нистратов побежал в ванную, отмывать окровавленную обувь.

«Крысы, – приговаривал про себя Елисей, судорожно смывая засохшие ошмётки, – появились не случайно! Это же небывалое дело! Откуда их столько? Во что я впутываюсь? А пёс этот… Берг. Он же сам дьявол! Но как он их рвал? А? Да… не иначе, оборотень!» – заключил Нистратов.

– Надо вина выпить! – сказал он, глядя на своё впалое бледное лицо, отражающееся мутным пятном в запарившемся от горячей воды зеркале. – Или водки? – он попытался уловить желания своего организма и понял, что водки тому не требуется совершенно. – Нет… Вина!..