Читать книгу Первая Одиссея - Михаил Деревянко - Страница 3

С времён похода аргонавтов не собиралось столько вместе царей, царевичей героев, сколь прибыло их в Спарту руки Елены добиваться. Все устремились во дворец, где ждал их Тиндарей с Еленой. На входе Одиссея едва не сбил могучий юноша, спешивший лицезреть прекрасную Елену.

– Уж не жениться ли спешишь? – воскликнул сын Лаэрта, схватив нахала за плечо.

– Пока ещё не знаю, – тот впопыхах ответил, – жениться мне иль нет.

– Как ни поступишь, пожалеешь.

– Почему же?

– А вот об этом и подумай, – сказал Лаэрта сын с улыбкой хитрой.

В ответ и юноша открыто улыбнулся и, уж не торопясь, спросил:

– А что ты думаешь об этом?

– Жениться надобно.

– Зачем?

– Как повезет с женой, так буду счастлив.

– А если нет?

– То стану мудрецом.

Теперь они вдвоём расхохотались.

– Я Диомед, – назвался юноша и тут же весело спросил:

– Похоже, что и ты из рода женихов?

– Пока лишь из утробы матери своей и с острова Итака.

– Так знаю я тебя! Ты Одиссей, сын аргонавта славного Лаэрта!

– Хотелось бы наоборот.

– Как?

– Лаэрт, отец героя Одиссея.

– Ты хочешь славой превзойти отца?

– Потомки и должны быть лучше предков.

– Зачем?

– Чтоб мир наш улучшался.

– Тогда вперёд! – воскликнул Диомед. – Добьётся кто Елены, тот уже подвиг совершит!

Через порог из ясеня они ступили смело. Весь портик был заполнен женихами. Елена, на царском троне гордо восседая, приветствовала их:

– О, Одиссей и Диомед!

– Как нас она узнала? – был изумлён последний.

– А что тут узнавать? Я рыжий, ты высокий, – пожал плечами Одиссей и громко отвечал Елене:

– Дочь бога и царя! Ты прозорлива так же, как прекрасна.

– И как же? – смеясь, Елена вопросила. – Скорей скажи мне, многомудрый Одиссей.

– Пусть первым скажет Диомед.

– Что восхищен он мной, я вижу и без слов.

– По взору страстному?

– По челюсти, отвисшей до земли.

Тут смехом разразились женихи, а Диамед, и самом деле, так залюбовался Елены красотой, что рот раскрыл невольно. А та надменно говорила:

– Смелее, Одиссей. Но только ты не повторяй за всеми вслед, что я прекрасней всех из смертных. Мне надоело это слышать.

– А я так не скажу.

– Что? Разве есть прекраснее меня?

– Да вот хотя бы эта птица, – вдруг на фазана указал Лаэрта сын. Тот по двору прохаживался важно и хвост свой яркий распушил.

– Как? – вспыхнула Елена. – И чем же она лучше?

– Вы обе в ослепительных нарядах, но у фазана оперение своё, родное, а на тебе чужое.

– Так ощипи фазана, чтобы увидеть разницу меж мной и птицей.

– Чтобы сравнить, я должен ощипать обоих.

– Снимать с меня одежду позволено лишь мужу.

– Поэтому сужу я по наряду.

Елена даже с трона поднялась:

– Я вижу, ты умён не по годам.

– На ум не жалуюсь, стареть же не спешу.

– Тогда ответь мне на вопрос. Вот статуя Афины на нас взирает свысока. Как рост её измерить?

В задумчивости поднял взор свой Одиссей на лик богини и от ослепивших его солнечных лучей зажмурился. Он опустил глаза и тень увидел на земле от статуи.

– Так что же ты молчишь? – с иронией Елена вопросила.

– Я жду.

– Чего? Когда устану ждать я?

– Жду часа, как тень моя сравняется со мной.

– И что тогда?

– Тогда тень статуи сравнится с ней самой. Измерив тень, получим рост Афины.

Крик восхищения по портику пронесся. Всем женихам был задан вопрос этот. Никто из них не снизошёл до тени и столь мудрой простоты. Ответ достойным признала и Елена:

– Ты мудр.

– Мудры лишь боги, а мы к их мудрости стремимся, но часто спотыкаемся и шишки набиваем.

– И этот мудр ответ. А как с отвагою и силой?

Окинул взглядом Одиссей героев, великих ростом и могучих силой. Лаэрта сын, хоть тоже был не мал, но рядом с ними выглядел мальчишкой.

– Они нужны, когда беда нагрянет в дом.

– А ум?

– Чтобы беду в дом не пустить.

– Ответ, достойный мудреца, но силу, ловкость и отвагу покажешь свою завтра. Ведь сам ты говоришь, что разум может ошибаться и не всегда способен предотвратить несчастье.

И в знак согласья и почтенья склонился молча Одиссей и место Диомеду уступил. Пришлось по вкусу многим женихам, как вёл беседу Одиссей с Еленой. Приветливо все улыбались и дружески стучали по плечу, как бы своим его признав. Лишь Менелай сурово сдвинул брови. Он видно посчитал, что Одиссей опасен. А Патрокл приветливо шепнул Лаэрта сыну:

– Ох, ловко срезал ты Елену. Так лань охотник быстроногую сбивает. А то замучила она всех нас вопросами коварными и с подковыркой. Скорей бы нам на состязанья, где мы себя во всей красе покажем.

В тот день соревноваться не пришлось. Царь Тиндарей устроил пир в честь женихов, и Одиссея провели в покои для гостей омыться и сменить одежду с дороги дальней. Служанка молодая воду принесла, и видно было, как она смущалась. А ноги омывая Одиссею, таз умудрилась опрокинуть, разлив на камни воду. Тут девушка и вовсе растерялась, забормотала извинения, но добродушно улыбнулся Одиссей:

– И как тебя зовут?

– Климена, – чуть слышно молвила служанка и взор потупила.

– Не делай же того, чего не ведаешь, – гость назидательно изрёк, – ты не Климена, и вовсе не служанка.

– Как догадался? – непроизвольно вырвалось у Лжеклимены.

– Отвечу я, когда себя ты назовёшь.

– Сам догадайся, – озорно вдруг блеснула та глазами. – Всё говорят, что ты умён не по годам. Вот это я сейчас проверю.

Раздумывал недолго Одиссей:

– Ты Пенелопа, дочь царя Амикл Икария, брата Тиндарея.

– Как ты узнал?

– Мне боги подсказали.

– Причём здесь боги? Сам ты догадался. И знать хочу я, как?

– Всё очень просто, – сдался Одиссей, – царевну невозможно спутать со служанкой: она и говорит, и ходит, и даже ноги по-царски моет гостю.

– И ноги облила ему по-царски, – едва заметно улыбнулась Пенелопа.

– Вот именно! Служанка б воду не разлила. Работа эта ей привычна, а ты всё делала впервые и потому неловко и нерасторопно.

– Так ты считаешь, что я и вымыть ноги гостю не могу?

– Посмотрим, – рассмеялся сын Лаэрта, – попробуй еще раз.

– Не царское то дело.

– Но ты сама пришла мне ноги мыть. Кстати, зачем?

– Гостей так много, что служанок не хватает, – поспешно отвечала Пенелопа и, таз серебряный водой наполнив, вновь стала ноги Одиссею омывать, однако тот за мысль надёжно ухватился и вслух стал рассуждать:

– Нет, нет, всё это неспроста. Скорей всего, тебя прекрасная Елена подослала.

– Сама я вызвалась к тебе идти, – вздохнув, призналась Пенелопа.

– И для чего?

– Понравилось, как ты Елене отвечал. Хотелось убедиться, так ли ты умён на самом деле?

– И как?

– Раскрыв меня, свой ум ты проявил.

– Ты здесь с согласия Елены?

Взор Пенелопа отвела:

– Да, глупо утверждать иное.

С водой таз опрокинув, вскочил поспешно Одиссей и с жаром Пенелопу вопросил:

– Так, может, выбрала меня Елена?!

Не торопясь, отёрла руки Пенелопа:

– Ну, вот и весь твой ум красою ослеплен, как очи ярким солнцем.

Пристально Одиссей взглянул на Пенелопу, глаза прищурив:

– Ты, думаешь, что я попал под её чары?

– Нет смертного, кто устоит перед красой Елены. Дочь Громовержца соблазнит любого.

– Но только не меня!

– Пустое.

– Любое я тогда твоё желание исполню.

– Клянись Афиной.

– Клянусь, но помощь мне нужна.

– И чья?

– Твоя.

– Я не могу обманывать подругу и сестру.

– Да и не нужно, правду говори.

– И наших тайн я не раскрою.

– Я знаю их и так.

– Так чем же я могу тебе помочь?

– Когда я выиграю спор, моё желание исполнишь.

– Нет, этого не будет никогда.

– Чего? Иль спор не выиграю я, иль не исполнишь ты моё желанье?

– Без первого второму не бывать.

– Да, – подхватил тут Одиссей, – за первым следует второе, и я молю богов, чтоб так и было.

– Ну, что же, мне пора, – вздохнула Пенелопа.

– Елена ждёт? – лукаво усмехнулся Одиссей.

– А хоть бы так. Тебе то что?

– Ох, не скажи.

И золотой кувшин взяла она с водой прозрачной:

– Давай, я все-таки помою твои ноги.

– Нет, царской дочери я не позволю. Елене так и передай.

– Я так и поступлю.

Тут сам омылся Одиссей и полотенцем белым вытерся, которое ему вручила Пенелопа. Он пригласил её присесть, чтобы продолжить разговор, но та лишь покачала головой:

– Мне пора.

– Постой! Ты так и не узнала, как догадался я об имени твоём.

– А что тут сложного? Царевен здесь не так уж много.

Взяв таз серебряный и золотой кувшин, царевна вышла, а сын Лаэрта о чем-то долго размышлял, откинувшись на кресле и в потолок мечтательно глядя.