Читать книгу Выбор сделан (сборник) - Михаил Калинин - Страница 2

Это письмо от Виктора Андреевича Кравцова я получил где-то в самом конце июня или начале июля. С Виктором нас судьба свела около тридцати пяти лет назад, еще в Суворовском училище, а потом получилось так, что долгие годы мы шли по ЖИЗНИ плечом к плечу, он стал мне ближе брата, многое связывало нас.

Последний пункт, когда разошлись наши пути, был в том бою, когда Виктор, прикрыв меня, «словил» пулю, которая для меня могла оказаться последней. Потом, стиснув зубы, он вытаскивал меня из-под огня.

Нас в шутку окрестили «сиамскими близнецами» и поэтому мы оказались в одной палате. Правда, на Викторе все зажило, как на собаке, и он успел прослужить еще несколько лет.

Выйдя на гражданку, он окончательно осел со своей семьей в нашем родном городе Ростове-на-Дону.

Я же, оставшись в живых, благодаря Виктору, проскитался по госпиталям почти полгода, потом был комиссован подчистую.

В госпитале у меня было время подумать. Выяснилось, что я успел нажить награды, несколько верных друзей и шрамы на теле. После выписки из госпиталя я поехал, как думал, на время к тетке Зине, сестре покойного отца, в Краснодарский край, в небольшой поселок на берегу Черного моря, да так и осел там.

Довольно часто Виктор с семьей приезжал ко мне, чтобы отдохнуть в тишине на берегу моря. Реже я бывал у него. Письмами мы обменивались довольно редко, а чаще говорили по телефону.

И вот это письмо…

Я думал, что он сообщал о своем приезде, но письмо было коротким и, если можно так выразиться, ни о чем.

Одно меня удивило! Виктор поздравил меня с предстоящим юбилеем, до которого было еще три месяца и заранее извинялся, если не сможет приехать. Я даже подумал, что это шутка, ведь полтинник мне должен был стукнуть только 24 сентября.

К тому же, именно в этот день у меня была «запарка», друзья пытались вытащить меня из жаркого юга, – отдохнуть в Подмосковье.

Второй раз письмо мне попалось на глаза только в начале августа.

Как я потом корил себя за невнимательность. Да, я тогда позвонил ему, но разговор был короткий и состоял из шаблонных фраз. Виктор пожелал мне хорошего отдыха.

Только потом я понял, что его телефон был на прослушке, а письмо было кликом о помощи, который я не смог услышать.

Что-то шевельнулось в моих закипавших извилинах только тогда, когда я прочитал письмо второй раз.

Я тут же позвонил Виктору, но никто не отвечал.

Я продолжал звонить в течение суток, но результат был прежний.

Я позвонил тогда на служебный телефон. Ответ буквально ошеломил меня. Девушка вежливо объяснила, что это телефон другой фирмы, а о Кравцове Викторе Андреевиче она ничего не знает.

Вот тут у меня возникла тревога, хотя я пытался себя успокоить, что Виктор с семьей уехал отдыхать, а смена номера служебного телефона – дело житейское.

У меня оказался единственный выход. Я нашел номер телефона Алены. Она была, скажем так, по совместительству двоюродной сестрой Виктора и моей бывшей первой женой. Да и расстались мы с ней вполне мирно после довольно короткого официального брака.

Я набрал номер ее домашнего телефона. После второго гудка на том конце провода раздался мужской голос:

– Алло!

– Можно к телефону Елену Сергеевну? – спросил.

– Кто ее спрашивает?

– Дронов.

– Одну минуточку.

Потом в трубке раздался знакомый, но чужой голос Алены:

– Да.

– Алена, это Степан, – представился я.

– Здравствуй… Я тебя слушаю.

Ее голос звучал холодно, словно, разговаривая со мной, она оказывала мне страшную услугу.

– Скажи, пожалуйста, почему не отвечает телефон Виктора?

– Его нет.

– А куда он уехал?

– Он не уехал, он умер.

– Что-о-о? – только и смог вымолвить я, а потом, проглотив противный ком, спросил:

– Что случилось?

– Виктор две недели назад трагически погиб. Нелепая смерть. Он выпал со своей лоджии.

– А где была Надя с детьми?

– Они отдыхали. Виктор был дома один. Никто не знает, что произошло. Возможно, закружилась голова.

– Он был в квартире один?

– Да, сам понимаешь, какая это была трагедия для Нади. Спасибо настоящим друзьям, которые были рядом. Они быстро помогли ей сменить квартиру, а дело Виктора передали в надежные руки, чтобы деньги шли семье.

Даже спустя много лет Алена не упускала случая показать, какое я на самом деле дерьмо, хотя и считался другом Виктора. В самый трудный момент рядом с его семьей были настоящие друзья.

– Извини, – выдавил я из себя.

– Ничего, теперь ты все знаешь. – И она положила трубку.

Я сидел молча, словно, окаменев, держа в руке трубку, издававшую короткие гудки. Постепенно до моего сознания дошло, что я потерял лучшего друга. В несчастный случай я не верил. Это на Виктора не похоже. Самоубийство, обставленное как несчастный случай, я тоже исключал. Виктор был по натуре – борец и никогда на это не пошел бы. Но факт остается фактом: Виктор Кравцов покоится на кладбище.

Садиться сейчас за руль и мчаться в Ростов не имело никакого смысла. Я уже ничем не мог помочь Виктору, не мог вернуть с того света. Я решил поехать в Ростов, но с холодной головой, чтобы разобраться во всем.

Я достал из холодильника колбасу и бутылку водки, нарезал хлеб, лук и огурцы. На стол я поставил два стакана: в один я налил «фронтовых» 100 грамм и прикрыл куском хлеба, так мы в свое время делали, когда поминали погибших. Поминать близких людей можно всегда, а не только по датам. Себе я налил полный стакан, выпил, закусил и решил, что стакан Виктора будет стоять в моем доме до моего возвращения из Ростова.

Потом я уже не спешил. Куря сигарету за сигаретой, я допил всю бутылку. Не почувствовав опьянения, я хотел открыть вторую, но понял, что сегодня, сколько бы я не выпил, все равно не опьянею. Постепенно анализируя все, я пришел к выводу, что кто-то рассчитал свои силы и решился на убийство Виктора, и поэтому он тоже последует за ним. В том, что я буду мстить за друга, пока не доберусь до конца, я не сомневался.

Это я умел делать.

В этот вечер, дымя сигаретами в одиночестве, я вспомнил все.

С Виктором Кравцовым мы были практически «ровесниками». Он родился в феврале 1950 года, а я – в сентябре 1949 года. Но вот в школу я пошел почти в восемь лет.

Рос я на «нахаловке», а Виктор провел детство в Нахичевани. Но ни там, ни там «тихие» мальчики не росли.

Случилось так, что в одиннадцать лет я потерял отца, погибшего во время аварии на заводе, правда, тут же мы с мамой получили квартиру, которую ждали уже несколько лет. У нас были две комнаты с разными ходами. Возможно, я постепенно бы «оттаял», смирившись с гибелью отца, но неожиданно в нашей квартире появился Николай Иванович. Как теперь я понимаю, спустя много лет, в сущности, он был неплохой мужчина, пытавшийся заменить мне отца, но вот я, как многие подростки, не мог воспринимать его на месте отца. Да еще через год у меня появилась сестренка. Это было уже чересчур. Для меня Николай Иванович всегда был «ты» и «он».

Я рос задиристым хулиганом, с которым многие родители запрещали дружить своим благовоспитанным чадам. Дрался я по любому поводу, даже с ребятами старше меня, не замечая во время драки кровь из носа и не чувствуя боли, но вот в противника летело все, что только попадалось в этот момент мне под руку. За такой нрав я получил кличку «псих».

Единственное, что меня спасало от слишком больших неприятностей, было то, что я, помня просьбу отца, хорошо учился. Да еще наш учитель физкультуры Павел Ашотович смог найти ко мне подход. Он определил меня в секцию борьбы, где я оставлял большую часть своих эмоций на ковре.

Пожалуй, самым светлым промежутком в те годы для меня были летние каникулы, которые я проводил у тети Зины, в поселке Приморское, возвращаясь в Ростов загорелым до черноты только тридцать первого августа.

И все же мне удалось своим поведением «достать» мать, которая то умоляла меня измениться, то угрожала и упрекала.

Не знаю, какими путями, но в итоге, после окончания восьмого класса, я оказался в Суворовском училище. Для этого никто не спрашивал моего желания и согласия, мать популярно мне объяснила, что мне дорога или в училище, где из меня, возможно, сделают человека, или в колонию для несовершеннолетних преступников. В сущности, меня радовало уже то, что я не буду жить в семье, где всех считал врагами. Я так и не смог простить матери предательства по отношению к памяти отца. В том возрасте все бывают максималистами, деля мир только на два цвета: черный и белый.

Как ни странно, но в училище мне понравилось. Я даже охотно подчинился строгому распорядку. Форма сидела на мне как влитая, а после хорошей физической нагрузки просто не оставалось сил, чтобы нарушать дисциплину.

У нас вместо «бати» был старшина Горпенко, который в неофициальной обстановке, разглаживая пышные усы, называл нас «СЫНЫ» или «ОРЛЫ».

Виктор Кравцов попал в одно отделение со мной. Но между нами была разница в том, что за меня решали старшие, а он сам хотел стать военным, продолжив семейную традицию. Он также оказался без отца, когда подполковник Кравцов погиб в прошлом году при выполнении задания. Именно тогда он решил идти по стопам отца.

После окончания Суворовского училища мы оба оказались в высшем военном училище, а потом попали в «спецнабор», что определило нашу судьбу.

Это теперь открыто говорят о группе «Альфа», но и раньше были офицеры, готовые выполнить 12 любое задание, где прикажут. Правда, во время отбора для высокого, широкоплечего Виктора Кравцова не было проблем, но мне со своим ростом сто семьдесят восемь сантиметров пришлось проходить отбор. На моей стороне было то, что я отлично владел всеми видами стрелкового и холодного оружия и приемами рукопашного боя.

То ли нам с Виктором везло, то ли командование считало, что от нашего дуэта больше пользы, но мы разлучались только на период «отдыха» в госпиталях.

Где мы с Виктором побывали за годы службы и что делали, не имеет ровно никакого значения для этой истории. Но за эти годы Виктор стал мне ближе брата. Если братья по крови вынуждены считаться с фактом родства, то нас связывало больше – настоящая мужская дружба, которая исключала, что один из нас может поступить, как Каин с Авелем.

Со своей семьей я полностью порвал связь перед окончанием Суворовского училища. Разговор с матерью был очень сложный и трудный, но я его выдержал. Главную ошибку допустила она, начав разговор с упреков, словно я просил ее родить ради меня. Дальше уже все пошло само собой. В итоге пришли к выводу, что мы – чужие люди. Потом я слышал, что она уехала с Николаем Ивановичем и дочерью куда-то на Украину. Может быть, это и слишком жестоко с моей стороны, но я никогда не пытался найти мать и сводную сестру, а приползти к ним калекой после госпиталя не позволила гордость. Единственной, с кем я поддерживал связь, была тетя Зина, у которой я проводил все отпуска на море.

Нужно признать, что это Виктор уговорил меня жениться на своей двоюродной сестре Алене, чтобы меня было кому ждать. Сначала он показал фото. Так началась наша переписка. Алена работала библиотекарем. Это была статная русоволосая девушка. В общем, во время отпуска у меня появилась жена, а затем и однокомнатная «хрущевка» на четвертом этаже. Я не знал, что этот брак будет недолговечным и «браком» в самом прямом смысле этого слова.

Самое интересное, что, судя по записям в наших личных делах, и я, и Виктор проходили тихую службу в одной из подмосковных частей, но при этом представлялись к боевым правительственным наградам.

Уже был Афган. Нам нашлось дело и там.

Но теперь, в свободные минуты, мне очень хотелось, хоть на мгновение, домой, где меня ждала жена.

Как сейчас помню, мне удалось добиться разрешения сопровождать «груз-200» прямо в Ростов. С аэродрома я добрался до двери своей квартиры ближе к полуночи. Естественно, меня никто не ждал. Я хотел сделать сюрприз.

Да, сюрприз получился, но какой!

На мой звонок мне никто не поспешил открыть дверь, хотя я уловил отчетливое движение в квартире, а в «глазке» мелькнула тень.

До меня сразу дошло, что я попал в одну из анекдотических ситуаций типа «не ждали», над которыми дружно смеялся вместе со всеми. Я понял, что моя жена в квартире не одна. Но я был уверен, что это не Карлсон, который может улететь с четвертого этажа. Да и погода была не летная.

Конечно, я мог бы ворваться в квартиру и спустить обоих с балкона без парашютов, но я подавил это желание. Не стоило «пачкать руки» и унижать себя, но тут же я понял другое, что развестись капитану Советской Армии да еще члену КПСС будет совсем не просто.

Неожиданно я нашел оптимальный выход.

Я резко позвонил во все три двери, выходившие на лестничную площадку. Когда разбуженные мною соседи открыли двери, я вежливо извинился и объяснил, что, скорее всего, с моей дорогой Аленой произошло несчастье, ей стало плохо; что я позвонил в дверь, слышал шорох, но мне никто не открыл.

Что-что, а любопытством страдают все. Число зрителей на площадке заметно увеличилось. Сосед даже принес топор, чтобы выбить двери. В нем я не нуждался, а вот в зрителях и свидетелях у меня недостатка не было.

Одним ударом кованого ботинка я открыл дверь. Представшая перед зрителями картина ни у кого не вызывала сомнения, растрепанная Алена куталась в халатик, стараясь ни с кем не встретиться взглядом, а темноволосый мужчина в очках все еще продолжал прыгать на одной ноге, пытаясь попасть второй в брючину. Он что-то бормотал себе под нос. Мне даже на мгновенье стало жаль его. Эта ситуация может сделать его на всю оставшуюся жизнь импотентом.

– Извините, пожалуйста, что я побеспокоил всех вас в этот поздний час, – с виноватой улыбкой обратился я к соседям. – Просто я ошибся, подумав, что Алене плохо. А моей бывшей жене, оказывается, было очень хорошо… – я уловил тихий смешок кого-то из соседей и закончил:

– Надеюсь, вы подтвердите то, что видели, если Алена не захочет разводиться?

Соседи сочувственно закивали мне в ответ, а Алена только бросила на меня злой взгляд. Оставив всех обсуждать ночное происшествие, я повернулся и быстро спустился вниз.

Естественно, как нас расписали, также быстро развели, но без всякого шума и вопросов ко мне.

Так я вновь оказался холостым и сытым по горло счастливой супружеской жизнью.

Узнав обо всем, Виктор пытался не раз извиниться за свою родственницу, но я всегда обрывал этот разговор, объясняя, что его вины в этом нет. У меня самого должна была быть голова на плечах.

В принципе, все, что ни делается, все к лучшему. Потом я доволен был тем, что разрыв прошел, когда я был здоров, а не после, когда я лежал беспомощным в госпитале.

Да, был взрыв во время сумасшедшей стрельбы, и последнее, что я увидел, теряя сознание, это метнувшееся тело Виктора, прикрывающее меня.

Очнулся я окончательно в госпитале, в одной палате с Виктором.

Я рад был, что вскоре он покинул госпиталь. Но в отношении меня медики были настроены агрессивно. Они посчитали, что одной операции мало. Меня резали трижды, не считая первичной обработки, находя каждый раз во мне «лишние детали».

В итоге, почти через полгода я был полностью комиссован. Я не мог остаться даже для штабной работы, потому что ходил на костылях. Приговор медиков был строг: костыли мне на ближайшие годы, если не до конца жизни.

В то время мне было всего тридцать пять лет, но я почувствовал такую тяжесть, какую не всегда испытывают и старшие. Я просто устал от всего, даже от жизни, а из зеркала смотрел на меня почти седой мужчина с морщинами на лице.

Так я на время приехал к тете Зине, которой шел уже седьмой десяток. Она осталась одна, недавно похоронив мужа, а поэтому с радостью приютила меня. В сущности, она была единственным близким мне человеком, не считая Виктора.

В общем, я не оправдал предсказаний медиков. У них было свое мнение, у меня – свое: не хотел быть калекой и все. Благодаря физическим нагрузкам, которыми я ежедневно изнурял себя, и массажу, который делала Галина, я уже через месяц расстался с костылями и передвигался уже с помощью палки, а потом стал ходить, хотя и немного прихрамывая.

Галина – это отдельная страница моей жизни. Я был удивлен одновременно нежности и силе пальцев этой хрупкой женщины. Это была среднего роста шатенка с карими улыбчивыми глазами. Она не только делала мне массаж, но и подсказывала, какими упражнениями и на какую группу мышц давать больше нагрузки, вселяя уверенность, что я еще буду бегать. Трудно было верить, что эта оптимистка тянула последнее время весь дом и двоих детей на своих плечах. У нее просто не сложилась жизнь, муж довольно крепко пил в последнее время; а три года назад утонул по пьяни, оставив ее с двумя детьми.

Помня об опыте с Аленой, я видел ее практически во всех женщинах. Нет, конечно, не по внешности, а по поведению.

Обычно на массаж я приходил к Галине последним, чтобы она не спешила, а потом провожал домой, мы по дороге много разговаривали, но этим все и ограничивалось. В то же время с ее детьми – старшим Олегом и младшей Аннушкой – мы нашли общий язык.

Поселок был небольшой, но о Галине я не слышал ни одного худого слова. За годы вдовства к ней не раз пытались «подкатываться» мужики, но без всякого успеха. Для нее существовали только дети, дом и работа.

Где-то уже в ноябре в присутствии одиннадцатилетнего Олега к Гале стал приставать пьяный Сашок. В принципе, это был нормальный мужик, «золотые руки», но, когда выпьет лишку, то становился дурак дураком. К этому нужно добавить высокий рост и недюжинную силу.

Вот тут-то я и вступился за Галину. Она хватала меня за рукав, пытаясь уговорить уйти, но Сашка с пьяной ухмылкой говорил:

– Эй, ты, защитничек! Если ты мужик, а не баба, то давай поговорим. Не боись, я буду бить в полсилы.

Отстранив Галину, я подошел к нему. Конечно, у меня не было желания ни калечить, ни убивать этого пьяного дебошира. Я решил оказывать только пассивное сопротивление.

В первый же раз его кулак пролетел мимо моего лица, а легкий толчок помог ему упасть. В третий раз, поднимаясь с мокрой земли, Сашок неожиданно покрутил головой и с усмешкой сказал:

– Ну ты и ловкач! А как это у тебя получается? Покажешь мне?

– Хорошо. Но только завтра, когда протрезвеешь. И мы разошлись миром.

В общем, я женился на Галине.

У меня было в жизни – все, в том числе и двенадцать лет счастливой семейной жизни. Олег, окончив школу, поступил в Краснодарский медицинский институт, а потом остался в ординатуре… Аннушка выросла красивой и умной девушкой, но рано выскочила замуж.

Теперь я уже дед.

Но оказалось, что жизнь дала мне только передышку, чтобы вновь начать испытывать меня.

Два года назад умерла тетя. Это я с трудом, но мог понять: возраст нужно уважать, хотя и тяжело терять близких.

Год назад я похоронил Галину. Она умирала от рака. Я был рядом с ней до конца, но помочь ничем уже не мог.

Так я остался один в ставшем слишком большим доме.

И вот теперь еще и Виктор.

Не слишком ли много для такого короткого промежутка времени?