Читать книгу Еретическое путешествие к точке невозврата. Книга 2 - Михаил Крюков - Страница 3

18 ноября 1524 г.

Из Виттенберга удалось выехать только через три дня: долгая дорога требовала серьёзной подготовки. Для эльфийки и Уты приобрели крытый пароконный возок, который по зимнему времени поставили на полозья. Остальным предстояло ехать верхом. Часть вещей сложили в ящики возка, остальное распределили по вьюкам. Править возком вызвался гном.

Рупрехту смертельно надоело сидеть в четырёх стенах своей комнаты на постоялом дворе. Гном радовался свободе, как ребёнок. Он на удивление ловко управлял лошадьми, распевая при этом на своём странно звучащем языке. Судя по молодецкому уханью и посвисту, песня была донельзя фривольной. Ута морщилась, Алаэтэль равнодушно и ослепительно улыбалась, Карл, как обычно, был невозмутим. В дороге гном создавал столько шума, что Вольфгеру пришлось прикрикнуть на него. В тихом и торжественном, как кафедральный собор перед Рождеством, лесу вопли Рупрехта разносились очень далеко, и неизвестно, чьё недоброе любопытство они могли разбудить.

После череды тусклых, сырых и снежных дней впервые выглянуло солнце, установился лёгкий морозец, снег скрипел под полозьями возка и под копытами лошадей, искрился сотнями бриллиантовых огоньков. Дорога была почти не наезжена, поэтому отряд продвигался медленно. Вольфгер время от времени сверялся с подробной картой, полученной у Фуггеров. По его просьбе на неё нанесли не только дороги и тропинки, но и постоялые дворы, а также монастырские обители, в которые можно было попроситься на ночлег. В первый день им предстояло ехать до сумерек и заночевать в женском монастыре. К настоятельнице у Вольфгера было письмо от Спалатина.

Лес понемногу редел, на смену мрачноватым ельникам пришли берёзовые и осиновые рощицы. Заснеженные поля чередовались с перелесками, иногда попадались невысокие холмы, поросшие деревьями и кустарником.

Вольфгер придержал своего коня и, дождавшись, когда к нему подъедет отец Иона, сказал:

– Святой отец, при Меланхтоне спрашивать было неудобно, потом не было времени, а сейчас можно и поговорить. Теперь, после объяснений Меланхтона, что ты скажешь об учении Лютера? Надо отдать должное белобрысому книжнику, объяснять он умеет.

Монах помолчал, а потом задумчиво сказал:

– Видишь ли, Вольфгер… Конечно, учение Лютера выглядит логичным и привлекательным, слов нет. Понятно также, что у него найдётся масса последователей, и, прежде всего, из числа простецов. Ведь священник и наш брат монах никогда не пользовались в народе уважением и любовью, вспомни хоть шванки,[6] в которых они всегда представляются толстопузыми бездельниками, обжорами и развратниками. И чего греха таить, изрядная доля правды в этом есть. А тут ещё, оказывается, можно не платить церковную десятину и не надо покупать индульгенции! Деньги, сын мой, всё и всегда решают деньги… Но вот что я тебе скажу. Сидит у меня в душе некая заноза, которую я никак не могу вытащить. Понимаешь, веру нельзя придумать из головы, а лютеранство как раз такое – оно холодное, рассудочное. Этакий бог-бюргер для бюргеров-прихожан. Я, Вольфгер, старый пёс, а старого пса, как говорится, новым штукам не выучишь. Одним словом, лютеранство не для меня. Умом-то я понимаю, что Лютер прав: папство и вся церковная иерархия – не от господа, а вот душой это принять не могу, понимаешь? И я, наверняка, не один такой.

– Да, – сказал Вольфгер, – я тебя понимаю. Я думал о том же, но мне-то проще, я вообще не религиозен, ты же знаешь, поэтому, рассуждая о вере, я не испытываю душевных терзаний. Однако меня поразила смелость этих людей, я имею в виду, прежде всего Лютера, Меланхтона, Спалатина, ну и остальных их друзей и последователей. Ведь лютеране избрали себе врага, с которым никто не может сравниться по мощи и влиянию! Лютер был всего лишь в шаге от костра, да и сейчас ему приходится скрываться. Не знаю, можно ли назвать это везением, божьим промыслом или кознями сатаны, но он уцелел воистину чудом. Ведь его могли схватить, заточить в каменный мешок в монастыре-тюрьме, наконец, просто подослать наёмных убийц.

– Лютеру повезло в том, что сначала в Риме не разобрались как следует с кем имеют дело, – сказал отец Иона. – Они думали, что это теологическая заумь полусумасшедшего монаха, мало ли таких? Не стоит и время тратить. А вот когда до святого престола дошло, что в Германии объявилась фигура, куда более опасная, чем Гус или Виклиф,[7] было уже поздно. Сочинения Лютера разошлись по стране, их знает каждый грамотный немец, они-то и защищают своего автора крепче любой брони. Попробуй, тронь его, и в стране полыхнёт бунт!

Рим, конечно, опоздал, но просто так он своё поражение не признает. Помяни моё слово, скоро папа объявит очередной Крестовый поход против еретиков или придумает ещё что-нибудь в этом роде. Ничего не кончилось, всё только начинается, Вольфгер. Я слышал, что курфюрст Альбрехт Бранденбургский, у которого мы так вкусно кушали, откупил у папы право продавать индульгенции за половину собираемой суммы, но об этом его секретарь не сказал. Альбрехт должен Фуггерам столько, что по-другому ему просто не расплатиться. Понятно, что он будет защищать католичество и индульгенции до последнего.

А вот Фюрстенберга, как и многих рыцарей, монастыри разорили, поэтому-то они и переходят в евангелическую веру и будут стоять за неё до последнего вздоха. Вообще, в последнее время мне кажется, что у людей из глаз смотрит не душа, а гульдены. Говорят о вере, а в уме подводят баланс прибылей и убытков.

– Наверное, ты прав, – вздохнул Вольфгер, удерживая своего коня, которому не нравилось идти шагом рядом со смирной лошадкой отца Ионы. – Но скажи мне ещё вот что: ты был в храмах Виттенберга?

– Я понял, что тебя интересует. Конечно, я ходил в кирхи, да только это было бесполезно: они же убрали из храмов иконы, ободрали всё убранство, от этого церкви выглядят не как церкви, а как… Ну не знаю, как аудитории заштатного университета, что ли. Голые белёные стены, лавки, кафедра, вот и всё. Я не смог почувствовать там присутствие господа. Спрашивать о божьей благодати у Меланхтона было бесполезно, ведь он не рукоположен. Спалатин имеет духовный сан, но его насмешливое, скептическое отношение к католицизму отталкивает, поэтому я и не стал задавать лишние вопросы.

– А твоя икона? Ну та, которую мы нашли в заброшенном доме, помнишь?

– На ней нет изменений, – ответил отец Иона. – Теперь я каждый раз достаю её, когда читаю утренние и вечерние молитвы. И вот что ещё я подумал: а что если господь, заглянув в разграбленные храмы, увидев брошенные монастыри и поруганные святые таинства, решил отнять длань свою от людей? Тогда в приближении светопреставления виноват ни кто иной, как Лютер. Мне кажется, что когда он прибивал к двери Замковой кирхи свои Девяносто пять тезисов, то и не предполагал, что всё зайдёт так далеко. Уж крестьянских бунтов он точно не желал. Зиккинген и Гуттен, пожалуй, были прозорливее Лютера.

Разговор барона и капеллана внезапно прервал Рупрехт.

– Великий творец, как же здорово, что мы, наконец, вырвались из этого затхлого городишки, где безумные попы готовы изувечить любого за невинную игру в кости! Свобо-о-ода!!! У-лю-лю-лю!!! – завопил гном, привстав на козлах и раскручивая над головой кнут.

– А ну, замолкни! Тихо ты! – вдруг прикрикнул на него Карл. – Слушайте, что это такое?

Гном замолчал и приложил ладонь к уху.

– Ничего не слышу, – пожал плечами он. – Чего ты испугался?

– Сейчас ты тоже испугаешься, – мрачно пообещал Карл. – Да неужели не слышишь? А вот сейчас, ну?

– Вроде звери какие-то воют, – несмело сказал гном.

– Какие-то!.. Эх, гноме! Да это же волки! – воскликнул Вольфгер. – И много как! Карл, что будем делать? Уйти сможем?

Оборотень отрицательно покачал головой:

– Дорога не наезжена, упряжка сможет тащить возок только шагом, да и верховые лошади по снегу от волков не уйдут. Женщины могут укрыться в возке, но что толку? Волки задерут лошадей, а зимой в холодной повозке долго не высидишь. Помощи ждать не приходится: мы едем уже полдня, а никого на дороге не встретили. Так что надеяться надо только на себя. Если стая маленькая, скажем, голов в пять, может, и отобьёмся. А вот если больше, нам конец. Сейчас волки далеко позади, но если они почуют нас, обязательно встанут на след. Это ты, пустоголовый гном, привлёк их своими воплями! Зимой да в поле звуки разносятся ой как далеко! Рупрехт, ну чего расселся? Погоняй, не жалей лошадей! Или мы их загоним, или волки сожрут. Постарайся отогнать возок подальше, главное – сберечь женщин. Отец Иона, поезжай с ними, будешь охранять возок, а мы с господином бароном постараемся задержать стаю.

Монах кивнул и пришпорил лошадь. Вольфгер догнал отца Иону, вытащил из седельных кобур рейтарские пистолеты и протянул ему:

– Вот, возьми, сможешь стрелять?

– А ты как же?

– У меня ещё один есть, ну и мечом придётся помахать, вспомнить молодость, – натужно усмехнулся барон.

Из окошка возка выглянула Ута.

– Вольфгер, что случилось?

– Где-то рядом волки, – хмуро ответил тот. – Если они почуют нас, придётся отбиваться. Вы должны уехать как можно дальше.

– Я не поеду без тебя! – запротестовала Ута. – Я останусь!

– Нет, ты поедешь! – повысил голос Вольфгер, – не время спорить! Пользы от вас сейчас никакой, а мы не сможем драться в полную силу, потому что вместо того, чтобы убивать волков, нам придётся защищать возок!

Карл привстал на стременах и вгляделся назад.

– Вон они! – крикнул оборотень. – Всё-таки почуяли, бегут за нами, как стелятся по снегу! Да как много… Скорее, уезжайте, не теряйте времени, мы их задержим, сколько сможем! Да не медлите же! Гном, чего ты ждёшь?! Погоняй, погоняй!

Рупрехт щёлкнул кнутом, возок тронулся и поехал, скрипя полозьями. Но медленно, слишком медленно…

– Карл, а ты не мог бы… Ну… Попробовать перекинуться, а? – спросил Вольфгер. – Не отобьёмся мы вдвоём, очень уж волков много, загрызут.

– Вы же знаете, ваша милость, не умею я управлять этим… – убитым голосом ответил Карл, глядя на медленно удаляющийся возок. – Сейчас бы в самый раз, но…

– А ты всё-таки попробуй, прошу тебя! Что мы теряем? Некоторое время я их удержу, ну, а потом, когда они возьмутся за дело как следует, нам так и так конец – я такой большой стаи и не видел никогда, их не меньше дюжины.

– Хорошо, я попробую, только всё равно ничего из этого не выйдет, – хмуро сказал Карл. – Давайте на всякий случай хоть попрощаемся.

– Нет! Никаких прощаний! Скорее! Перекидывайся, они уже близко!

Карл спрыгнул с лошади, стащил плащ, завернулся в него с головой и упал прямо на снег.

Вольфгер обернулся. Волки неслись по снежной целине, заключая двух конников в полукольцо. Они почти не проваливались в снег, сильные, по-своему красивые и смертельно опасные звери. Из-под их лап вздымались клубы сухого, переливающегося на солнце, снега. Стая приближалась.

Вольфгер обнажил меч, понимая, что это оружие совсем не подходит для боя с волками. В левую руку он взял пистолет, а за пояс заткнул обнажённый кинжал. Теперь оставалось только ждать.

«Господи! – мысленно взмолился он. – Кто бы ты ни был: бог католиков бог евангелистов или даже сам дьявол, помоги нам выбраться из этой западни! Ну почему, почему я отказался от кнехтов Спалатина? На большой отряд волки не посмели бы напасть, а теперь они расправятся со всеми, и всё это из-за моей самодовольной тупости! Господи, помоги нам!»

Внезапно плащ, под которым лежал Карл, шевельнулся и отлетел в сторону, отброшенный могучим ударом. Человека под плащом больше не было, на его месте сидел огромный медведь.

«Слава Иисусу, всё-таки перекинулся! Он смог! – с облегчением и надеждой подумал Вольфгер. – Теперь у нас есть шанс…»

Медведь встал, помотал уродливой башкой, понюхал воздух и коротко рыкнул. Стая резко замедлила бег – волки почуяли неладное. Посередине бежал огромный седой волк, видимо, вожак, его прикрывали два матёрых самца. Молодые волки и волчицы составляли крылья ловчей сети. Окружив Вольфгера и оборотня, стая нерешительно остановилась. Боковым зрением Вольфгер увидел, что несколько молодых волков бросились догонять возок.

Если бы перед ними был обычный медведь, волки напали бы не задумываясь, но видя перед собой громадного чёрного зверя, они в глубинах своего сумрачного сознания чуяли, что это добыча необычная, а, следовательно, особенно опасная.

После краткого колебания вожак тявкнул, и два самых крупных волка бросились с двух сторон на медведя, как они делали несчётное количество раз на охоте. Волки рассчитывали одновременно вцепиться в его бока, повалить и загрызть, но в этот раз они столкнулись с противником, сочетавшим звериную силу и ловкость с человеческим разумом. Медведь сделал короткий шаг назад, привстал на задние лапы и поочерёдно взмахнул передними. Два глухих удара – и в воздух взметнулись туши волков. Удары были такой силы, что сломали волкам хребты – они летели, нелепо кувыркаясь и болтая лапами, как тряпичные куклы, роняя на снег кровавую россыпь.

Медведь не стал ждать следующей атаки и напал сам.

Вольфгер не знал, что медведи умеют прыгать. Этот – умел. Он прыгнул без разбега, растянув тело в стремительном броске, и подмял вожака, вцепившись в него страшными кривыми когтями. Раздался визг, короткий хряск, и всё было кончено.

Медведь поднялся с изуродованных останков того, что ещё недавно было красивым, сильным и полным жизни зверем, встал на задние лапы и издал торжествующий злобный рёв.

Потеряв в одно мгновение трёх вожаков, стая шаг за шагом попятилась, потом волчицы и волки-подростки повернулись и кинулись бежать. Вербэр не преследовал их.

Бой был выигран.

Медведь повернулся к Вольфгеру, сделал несколько шагов, вдруг его контуры задрожали, окутались дымкой, и на месте медведя-оборотня возник лежащий лицом вниз человек.

Барон спрыгнул с лошади и бросился к Карлу. Рывком перевалив оборотня на спину, Вольфгер приложил к его губам лезвие меча. Сталь затуманилась. Карл дышал, но был без сознания. Похоже, с ним всё было в порядке, насколько вообще мог быть в порядке человек, только что побывавшей в медвежьей шкуре и одержавший победу над волчьей стаей. Вольфгер перетащил Карла на плащ, прыгнул в седло и погнал коня вслед за возком.

Далеко отъехать возок не успел. Испуганная лошадь встала на дыбы, возок развернулся поперёк дороги и застрял в снегу. Гном забрался на крышу кибитки и, ловко щёлкая кнутом, отгонял от бьющихся в упряжи лошадей волка. Труп другого волка валялся рядом, Рупрехт убил его, истратив все четыре заряда из своего пистолета. С другой стороны повозки отец Иона с мечом в правой руке и пистолетом в левой пытался сражаться ещё с одним волком. Волк вертелся ужом, и монах никак не мог нанести удар. Он не стрелял, потому что не мог хорошо прицелиться и боялся впустую разрядить пистолет. У возка стояли Ута и Алаэтэль. Эльфийка держала в руках две небольшие кривые сабли, купленные для неё в Виттенберге, а Ута была вооружена вторым рейтарским пистолетом барона.

В тот момент, когда Вольфгер подскакал к месту боя, один из волков неосмотрительно повернулся к девушке боком. Грохнул выстрел и волк завизжал. Он пытался пастью дотянуться до раны и катался по снегу, пятная его кровью. Отец Иона прицелился и добил его. Воспользовавшись замешательством среди волков, перешла в атаку эльфийка. Свистнула бритвенно заточенная сталь и волчица захрипела, оседая на передние лапы. Оставался один, последний волк. Вольфгер ожидал, что он пустится наутёк, но не тут-то было. Припадая на передние лапы и оскалившись, волк медленно отступал, пятясь задом. Вольфгер выстрелил в него и промахнулся. Когда пороховой дым рассеялся, раздосадованный барон увидел, что волк воспользовался своим единственным шансом. Его пушистый хвост мелькнул на опушке леса и пропал.

– Отбились… Слава тебе господи! – тихо сказал отец Иона, роняя пистолет в снег. Он был очень бледен, а губы приобрели синеватый оттенок.

Вольфгер бросился к монаху:

– Отец мой, что с тобой? Ты ранен? Куда? Говори скорее!

– Успокойся, сынок, – сказал тот, натужно дыша, – я вовсе не ранен. Это просто старость, понимаешь? От старости нет снадобий в саду трав. Сейчас всё пройдёт…

– Где Карл?!! – крикнул гном. – Он жив?

– Там, – махнул рукой Вольфгер, – жив, лежит без чувств. Он всё-таки смог перекинуться и спас нас всех. Поворачивайте возок, надо положить его на сиденье, а то замёрзнет на снегу.

– Дорога слишком узкая, мы не развернёмся здесь, – возразил Рупрехт, – только завязнем в снегу. Придётся нести его на руках, ну или я могу нарубить ельника, сделаем волокушу.

– Некогда! – сказал Вольфгер. – Попробуем положить его на лошадь, если уж не сможем, тогда потащим волоком. Пошли скорее!

С огромным трудом бесчувственное тело Карла удалось взвалить на лошадь монаха, самую низкую из всех. В повозке над оборотнем сразу же захлопотали Ута и Алаэтэль.

– Как он? – спросил Вольфгер, заглядывая в окно.

– До сих пор без чувств, – ответила эльфийка. – Карл потерял слишком много витальных сил, такое бывает после опасного колдовства, но это не есть опасно, он отлежится. Только потребуются тепло и горячая вода. Нужно остановиться и разжечь костёр.

– Костёр? – с сомнением переспросил Вольфгер. – Вряд ли получится, снег ведь кругом…

– Не забывайте: с вами гном! – влез Рупрехт, – а гном может развести костёр и из камней! Выбирайте подходящую поляну, только лучше отъехать подальше от трупов волков, а то падаль может привлечь другую стаю. Эх, жаль, такие шкуры пропадают…

– Ты умеешь обдирать волчьи шкуры? – удивился Вольфгер.

– Я – нет, но я думал… – растерялся гном.

–…что обдирать шкуры умеем мы. Так вот, я не умею. Видел, как обдирают охотники, и должен сказать, это довольно долгое и неаппетитное дело. И потом, что ты собираешься делать с этой шкурой? Её же надо обработать, иначе она протухнет и завоняет.

– Да, об этом я не подумал, – расстроился Рупрехт. – Эх, пропадай наше добро!

– А ты, оказывается, вон какой жадный! – засмеялся отец Иона. – Радуйся, что ноги унёс, а то легко могло повернуться так, что твоя бородатая шкура сейчас принадлежала бы волкам.

– Не жадный, а хозяйственный! – огрызнулся гном. – Чего хорошей вещи пропадать?

– Нет, друзья, скорняков из нас не получится, и пробовать не будем, да у нас и времени нет, – сказал Вольфгер. – Как вы думаете, вон та поляна подойдёт? От дороги недалеко и снега на ней, вроде бы, поменьше намело, а?

Возок оставили на дороге, а взмыленных лошадей решили выпрячь. Обычно лошадьми занимался Карл и справлялся один, но сейчас он сам нуждался в помощи, поэтому работа досталась Вольфгеру и отцу Ионе. Путаясь в упряжи, они кое-как выпрягли лошадей, обтёрли их и отвели на край поляны, повесив на морды торбы с овсом. С верховыми конями управились легче.

Снега на поляне и правда было немного, и вскоре Вольфгер докопался до мёрзлой травы. Рупрехт взял секиру Карла и отправился в лес. Вскоре послышались звонкие удары стали о дерево, и вскоре на поляне появился гном с охапкой разнокалиберных дров. Рупрехт отогнал от кострища Вольфгера и отца Иону, которые пытались помогать и давать советы. Он долго колдовал над дровами, складывая их хитрой поленницей, взвешивая на руке и заменяя одну ветку на другую. Потом достал из мешка огниво и чиркнул кресалом. Костёр занялся сразу. Затрещали тонкие веточки, задымила, сворачиваясь, береста, из-под дров вымахнул острый язык рыжего пламени.

– Ну, теперь только не забывать дрова подкладывать, – удовлетворённо сказал гном, вставая с колен и отряхивая руки.

– Мужчины, возьмите котелок, воды нагрейте! – выглянула из повозки Ута. – А Карла надо положить поближе к костру.

– Поплотнее снег трамбуй, святой отец, – раскомандовался вошедший во вкус гном, – а то когда он растопится, воды будет только на донышке.

– Не учи меня, злобный карла, не то как прокляну до седьмого колена! – огрызнулся монах.

Наконец всё устроилось. Карл лежал у костра, его беспамятство перешло в сон, и выглядел он, на взгляд Вольфгера, заметно лучше, чем после первого превращения в медведя – сказались старания эльфийки и ведьмы. Ута омыла лицо и руки Карла горячей водой, в которую предварительно бросила щепотку остро и неприятно пахнущих трав.

На обструганных веточках разогрели кусочки мяса и хлеб и, не торопясь, перекусили.

После того, как возбуждение схватки с волками схлынуло и голод был утолён, у спутников Вольфгера проснулось любопытство. Выяснилось, что никто, кроме отца Ионы, не знал, что Карл – вербэр, медведь-оборотень. Пришлось Вольфгеру рассказывать историю своего друга и слуги, опуская некоторые подробности.

Когда он закончил говорить, все долго молчали, обдумывая услышанное, и вдруг Ута с женской практичностью спросила:

– Благородные господа, а где мы будем сегодня ночевать? Надеюсь, не на этой поляне? Здесь не очень-то уютно, да и волки могут бродить поблизости…

– Конечно, не здесь, – встрепенулся Вольфгер. – Хорошо, что ты напомнила, а то я что-то разговорился. Судя по карте, здесь неподалёку есть деревня, а за ней большой женский монастырь. Сначала попросим приюта в деревне, правда, постоялого двора там нет, но, может, удастся пристроиться на ночлег к сельскому старосте или ещё к кому. Если места не найдётся, придётся ехать в монастырь, хотя в женские обители очень неохотно пускают на ночлег путников мужского пола. Я съезжу на разведку, а вы оставайтесь здесь. Отец Иона, береги женщин, присматривай за Карлом. Рупрехт, поедешь со мной?

– Конечно, поеду, я же не сиделка!

Вольфгер сел на своего коня и подал руку гному. Рупрехт, сунув ногу в стремя, кое-как взобрался в седло, устроился сзади барона и вцепился в его пояс.

– До темноты обернёмся! – крикнул Вольфгер. – Никуда не уходите с этого места!

Барон аккуратно объехал стоявшую на дороге повозку и послал жеребца вперёд.

Зимний день быстро тускнел, на лес опускалась кисея сумерек, наступало самое нелюбимое Вольфгером время, граница между днём и вечером – тревожная и неустойчивая.

Дорога повернула, и место привала скрылось из глаз, Вольфгер обернулся, желая проверить, не выдаёт ли их стоянку костёр, но с трудом заметил на фоне неба лишь лёгкий фиолетовый дымок. Гном сработал грамотно и на совесть.

Они ехали примерно полколокола, разглядывая однообразный пейзаж – заснеженный лес, поля, дорогу, по которой почему-то никто не ездил, цепочки следов зайцев и других мелких животных.

На придорожных деревьях хрипло орали чёрные птицы, перелетая с ветки на ветку и стряхивая на головы путников снег.

– Вот проклятое вороньё! – ругнулся Рупрехт.

– Это не вороны, а галки, – сказал Вольфгер. – Ты что, не различаешь обычных птиц?

– Под землёй нет ни ворон, ни галок! На что мне их различать? – ответил гном и опасно покачнулся.

– Ну чего ты возишься? – недовольно спросил Вольфгер. – Сидеть неудобно?

– Сидеть, конечно, неудобно, рыцарский конь всё-таки крупноватая для гнома скотина, но это ещё ладно. А вот что снег за шиворот сыплется!.. Как под деревом проедем, так непременно эти твои галки мне снегу натрясут! А он мокрый и холодный!

Вольфгер усмехнулся:

– Терпи, гноме, тебя никто силком со мной не гнал. Сидел бы сейчас у костра в тепле.

– Да ну… Скучно.

– Зато тут весело, прямо как в балагане!

Они свернули за очередной поворот и увидели деревню. Вольфгер натянул поводья, и конь стал.

– Рупрехт, тебе не кажется, что в деревне что-то не так? – внезапно посерьёзневшим голосом спросил барон.

Гном выглянул из-за его плеча, осмотрел деревню и сплюнул на снег.

– А как же. Ни из одной трубы дым не идёт – это раз, людей на улице не видно – это два, и собаки не лают, это, стало быть, три. Да, ещё вот что: снег-то на улице нехоженый, а последний раз снегопад ночью был. Это как? С утра никто на улицу, что ли, не выходил? Похоже, деревня-то пустая, брошенная.

– Вот и мне так кажется, – негромко сказал Вольфгер, пробуя, как выходит меч из ножен, – а почему?

– Да какая разница, почему? – удивился гном. – Займём любой дом, переночуем, а утром дальше поедем.

– Нет, хватит с меня непродуманных решений. Один раз уже чуть волкам в пасть не угодили, теперь надо быть осторожнее. Кстати, насчёт любого дома ты зря. Если его несколько дней не топили, то дом так промёрз, что мы его до утра не отогреем. Это всё равно что на улице ночевать. И потом, надо же понять, из-за чего это люди своё хозяйство бросили?

– Ну так поедем, посмотрим, – предложил гном, – чего на околице-то стоять? Отсюда мы всё равно ничего не увидим.

Они медленно ехали вдоль единственной улицы деревни, заглядывая во дворы. Везде было одно и то же – заброшенные хозяйственные постройки, заколоченные окна и двери, ни кошек, ни собак, ни голубей. Казалось, что жители вывезли буквально всё что смогли, даже поленницы стояли пустыми.

– Гляди-ка, а тут и печь растопить нечем, – хмыкнул гном, – разве что забор разломать, ну так его надолго не хватит.

– Давай зайдём в какой-нибудь дом, – предложил Вольфгер. – Может, внутри нам что-нибудь подскажет, из-за чего люди ушли из деревни?

– А вдруг там какая-нибудь зараза? – испугался Рупрехт.

– Вряд ли, – пожал плечами Вольфгер. – Зараза – это, скорее, летом. Хотя, конечно, всё может быть. Вот, вроде дверь не заколочена, давай в этот дом зайдём. Только ты, пожалуйста, ничего внутри не трогай.

– Не буду, не буду, – закивал гном, – а может, ну его, а? Поедем отсюда. Как-то мрачно, не нравится мне здесь.

– Раз уж приехали, надо посмотреть, что внутри. Но ты можешь подождать меня на улице.

– Я?! – оскорбился гном. – Ты думаешь, я боюсь?

– Да ничего я не думаю, – устало ответил Вольфгер. – Раз решили идти, пойдём. Слезай с коня первым, а то мне из-за тебя неудобно.

Гном кое-как сполз на снег и направился к дому, который выглядел богаче остальных. Его дверь тоже раньше была заколочена, но кто-то отодрал доски. Положив руку на рукоять кинжала, Вольфгер осторожно вошёл. Как обычно бывает в давно нетопленом помещении, там казалось холоднее, чем на улице. Изо рта барона вырывалось облачко пара. Дом состоял из одной комнаты. Было темно, только косые лучи вечернего солнца пробивались через закрытые ставни.

– Странно, в доме совсем пусто, – негромко сказал Вольфгер, остановившись посредине комнаты и оглядываясь. – Как будто метлой всё вымели, ни одной мелочи не оставили. Значит, уезжали без особой спешки, всё собрали, даже пустяковой детской игрушки не бросили. Ничего не понимаю.

– А это ещё что такое? – вдруг спросил Рупрехт севшим голосом.

Вольфгер подошёл к нему и пригляделся.

Гном стоял перед распятием, вырезанным на деревянной стене. Кто-то разрубил его ударом топора.

– Хороший удар, – пробормотал гном. – Вон как глубоко лезвие в дерево вошло, пришлось его раскачивать, чтобы вытащить. Со злобой, значит, били…

– Крестьяне – народ суеверный и богобоязненный, – сказал Вольфгер, – не стали бы они просто так распятие топором крушить. Тут что-то иное, но вот что – никак не пойму.

– А, по-моему, от страха они ушли, – сказал гном. – Кто-то или что-то им угрожало. Этот дом самый богатый, здесь, наверное, староста жил. Вот представь: приходит к старосте некто и говорит, выметайтесь, мол, отсюда! А для страху топором по распятию и саданул.

– Придумываешь ты, Рупрехт, – недоверчиво покачал головой Вольфгер. – Ну кому это надо – крестьян из их убогой деревни выгонять? И кто тогда доски от двери отодрал?

– А это я не знаю, – развёл руками гном. – Я ваши людские дела вообще понимаю плохо, а уж если вера замешана…

– Ладно, что тут было, мы всё равно не узнаем, ясно только, что делать нам в этой деревне нечего, переночевать не удастся, поехали в монастырь, – вздохнул барон.

Выйдя на улицу, Вольфгер достал карту, сориентировался, и они, проехав через мёртвую деревню, уже в густых сумерках отправились искать монастырь.

Проехали по мостику через замёрзший ручей, поворот, поворот, пригорок и – вот он, монастырь.

– Солидно! – присвистнул гном. – Стены что у твоего замка, тут можно долго оборону держать.

– Оборону? От кого? – удивился Вольфгер.

– Ну я не знаю, может, от мужиков? – гоготнул гном. – Укрылись, значит, Христовы невесты за каменными стенами от мирских соблазнов.

– Не богохульствуй!

– Так я же не христианин! Мне можно, и души у нелюдей, как известно, нет!

– Всё равно, не надо, прошу тебя, мне неприятно такое слышать, понимаешь?

– Молчу-молчу! – покладисто сказал Рупрехт, – я же не со зла.

– Знаю, что не со зла, – ответил Вольфгер, – а то бы ты давно во-о-н в том сугробе сидел.

– По-моему, на стене кто-то есть, – сменил опасную тему гном. – Правда, далековато, видно плохо, да и темно уже, но что-то там шевелится. Подъедем поближе?

– Знаешь, какое-то предчувствие у меня нехорошее, – хмуро сказал Вольфгер. – И здесь запустение. Ну ладно, пусть монахини за стены монастыря не выходят, но печи-то они должны топить?

– Должны, факт.

– Вот! А дымом не пахнет. Почему?

– Может, ветер в другую сторону?

– Ладно, так гадать можно до утра, а нам ещё за возком возвращаться. Вон я вижу ворота, а в них калитка. Давай постучим и попросимся на ночлег.

Вольфгер подъехал к монастырской стене и спешился, взяв коня под уздцы, гном стоял у него за спиной.

Всё было тихо. Вольфгер постучал в калитку рукоятью хлыста. Никто не откликнулся.

– По-моему, здесь не заперто, – сказал гном.

Вольфгер передал ему поводья, нагнувшись, шагнул в калитку и внезапно, получив сильный удар по голове, рухнул на снег. Мир взорвался тысячью искр, вспыхнул радужными кольцами и померк.