Читать книгу Помещик. Том 1. Сирота - Михаил Ланцов - Страница 6

1552 год, 13 июля, Тула

Жизнь нашего героя у купца была нервной.

Андрейка каждую ночь, засыпая, опасался не проснуться. А этот самый Агафон мерещился ему с топором, нависающим над ним. Очень уж личностью он был колоритной.

Но обошлось.

Чтобы показать наличие «неучтённого элемента», наш герой вытащил к купцу обоих холопов и вёл себя максимально непринуждённо. Уверенно. Спокойно. Так, словно знал – его не тронут, а если и тронут, то сильно за это поплатятся. А человечек, который стуканёт, если что, кто-то ещё, а не вот эти холопы. И ловил не раз и не два задумчивый взгляд Агафона на себе.

Формально Андрейка – отрок семьи человека служилого по отечеству, то есть служащего Государю потомственно. И имеющего за это право на поместье. Такая система службы на Руси была введена дедом нынешнего монарха. Не очень давно. Но лет семьдесят с гаком уже прошло – порядка трёх поколений, из-за чего отношение к служивым уже устоялось, а о том, что было ранее, никто ничего не помнил, за исключением считаных единиц. Да и те больше опирались на байки дедов.

Так вот, убивать купцу человека в статусе Андрейки – дело поганое. Ежели узнают, то головы ему не сносить. Но это если узнают. А во все времена людей наказывали только за одно преступление – за то, что они попались. И отягчающим вину обстоятельством было то, что они признались. Так что Агафон тут, в тульском посаде, мог вести себя хорошо, опасаясь донесения. Но там, за его пределами… о да… он мог многое…

Этого-то Андрейка и боялся. Даже восемнадцать рублей – сумма большая. И терять её Агафон мог не захотеть. Но это ладно. Это полбеды. Ведь наш герой намекнул ему на то, что знает, где взять ещё интересных вещей. Что мешало купцу захотеть тесно пообщаться с Андрейкой за пределами городской округи? Чтобы шито-крыто. И под пытками выбить из него все ухоронки, на которые парень намекнул? Для того чтобы забрать всё ценное оттуда, а его самого с холопами просто прибить и аккуратно прикопать? Правильно. Ничего не мешает. Именно поэтому-то Андрейка и думал о том, как подстраховаться на этот случай, ещё с того самого момента, как бродил по тульским торговцам в первый день здесь, в XVI веке. И даже кое-что придумал. Но судьба подбросила ему новых проблем…

Когда наш герой уже завершил дела у купца и вышел с территории его разорённой усадьбы, его ждала весьма неприятная встреча. Один из уважаемых служилых людей с парой своих послужильцев прогуливался здесь словно невзначай.

– Андрейка! – воскликнул Пётр по прозвищу Глаз. – Ну ты и дурень!

– Чего?! – нахмурился парень и демонстративно положил руку на отцовскую саблю.

– Какой бес тебя попутал у Агафона деньги в рост брать? Куриная ты голова! – пояснил с самым разочарованным видом этот мужчина лет тридцати пяти или более того. А потом кивнул на туго набитый кошелёк на его поясе.

– Тебе какое дело до того?

– Я был другом твоего отца! И я, и мы все сильно удивлены тем, что ты не у нас остановился, а к этому христопродавцу пошёл. А теперь ещё и это…

Парень нахмурился.

Он всё же ещё не сумел должным образом адаптироваться к местной среде и своему положению. И этой специфической игре, названной впоследствии местничеством. Да, там, в XXI веке, тоже сохранялась подобная система общественных отношений, но не так явно. Здесь же проявлялась куда более ярко и вычурно. А местами так и вообще – выходя далеко за рамки неформальных отношений. Суть её опиралась на честь…

Честь – довольно странное слово с ускользающим смыслом. Когда Андрей только начинал готовиться к путешествию в прошлое, то столкнулся с этим понятием и его повсеместным употреблением. И попытался разобраться, что оно означает, придя к довольно занятному выводу. Определений этого слова он встретил достаточно много, однако все они казались ему какими-то натянутыми и далёкими от универсальности, то есть с их помощью нельзя было охватить всю практику бытования этого понятия в том же XVI веке.

А потом его озарило.

Престиж. Это просто престиж и репутация. Что прекрасно объясняло всё. Например, конная служба в поместной коннице считалась более честной, нежели в стрельцах. А стоять на службе поместным дворянином – честнее, чем послужильцем. Почему так? Потому что один вид службы был более престижным в глазах окружающих, даже если приносил меньше дохода, а другой – нет.

Родовая честь? Уважение к роду, его престиж, который складывался из поступков и публичных успехов. Участвовал отец в битве такой-то? Хорошо. Проявил себя храбрым? Отлично. Остался при сюзерене, когда все остальные побежали? Идеально. Это помнили. Этим гордились. Это ценили.

Личная честь? Так это личный престиж, который складывался из поступков и общественного мнения.

Внутренняя честь? Да то же самое. Только престиж этот внутренний и регулировался личными «тараканами».

И так далее, и тому подобное.

Так вот, жизнь в те годы была не такой, как в XXI веке. Каждый человек был на виду, даже в городе, которые были небольшими и скорее напоминали крупные укреплённые деревни. Все про всех всё знали. Постоянно болтали и распускали слухи со сплетнями. Пошёл к любовнице? Так поутру это уже станут обсуждать. И до жены всё дойдёт быстрее, чем ты успеешь придумать оправдание.

Вот и Андрейка, оставшись с ночлегом у купца, совершил оплошность. Зайти по делам – одно. Остаться на ночлег – совсем другое. Тем более что он чужой ему человек, а в городе у покойного отца хватало друзей-товарищей, с которыми он и в поход ходил, и гулянки гулял. Так что остановиться было у кого. Понятное дело, что все или почти все в разорении. И усадьбы у них не в пример меньше той, что у Агафона. Но этот поступок парня попахивал дурно и негативно влиял на личную честь Андрейки и, как следствие, его репутацию в служилой среде.

Вот один из друзей-товарищей старых отцовских и решил пообщаться. Да уму-разуму отрока поучить. Ибо тот не купец и не гоже ему с ними такую дружбу водить…

Андрейка не стал оправдываться. Просто внимательно посмотрел на Петра и спросил:

– У тебя дело какое есть?

Тот от такого заявления аж дар речи потерял. Ну не так должен был вести себя пацанёнок, которого застукали на горячем.

И тут за спиной Андрейки вышли люди купца и потащили закупленные им товары в лодку.

– Это что? – удивился служилый.

– Так нанял я Андрейку, – улыбнувшись, произнёс Агафон со всем почтением как к себе, так и к собеседнику. – Вот – собрал товар, а он повезёт.

– А денег чего столько дал? – кивнув на кошель парня, спросил служилый.

– Так довезёт в целости и сохранности. Ведь слово служилого человека нерушимо.

– Так и есть, – нехотя кивнул этот человек.

А потом начал звать к себе Андрейку послужильцем. Всё лучше, чем на купца работать. И что сделку эту поможет закрыть. И вообще прислуживать купцу – урон чести.

– Я сам это решу, – твёрдо, но без вызова произнёс наш герой. – А тебе благодарствую за заботу. Да только не вижу я урона чести в труде ратном. Татей ныне много на дорогах. Отчего их не погонять?

– Мал ты ещё татей гонять. – буркнул Пётр. – Аль не понимаешь, что Агафонка тебе помогает не просто так?

– Все люди держатся своего ума, – пожал плечами Андрейка, прозрачно намекая на то, что и Пётр тоже не просто так желает ему помочь.

К слову сказать, он пока не мог понять – ради чего ребята стараются. Ну вот возьмут они Андрейку послужильцем. И что им с того? На хлеб они это разве намажут? И ведь предлагают так настойчиво. В такой массовый альтруизм он не верил. Так что чем больше они предлагали, тем сильнее напрягался.

Так или иначе – Андрейка отбрехался и, поблагодарив за помощь, отправился дальше. Осмотрел лодку. Оставил рядом с ней сидеть Устинку с Егоркой при топорах на поясе. А сам, немного помедлив, собираясь с духом, да и пошёл к отцу Афанасию.

– Доброго утречка, отче, – поклонился наш герой с порога.

– Доброго и тебе, – кивнул священник. – Думал уже, что не зайдёшь.

– Как я мог, отче? И пожертвовать на храм надлежит, ежели по совести. И за упокой души бати моего помолиться. Да за советом к тебе обратиться.

Афанасий благодушно кивнул.

И Андрейка, сняв с пояса кошелёк малый, протянул его священнику.

– Здесь рубль. Прими, не побрезгуй.

– Рубль? Но отколь он у тебя?

– Батя мой, когда из походов приходил, иной раз кое-что из взятого на саблю прятал. Мало ли беда какая нагрянет. Вот я одну такую ухоронку и нашёл.

– Оттого и в послужильцы не шёл?

– Да, отче. Хотел поначалу проверить. Верно ли я помню.

– А что там было?

– Туесок малый с краской доброй. Ляпис-лазурь зовётся. Её там совсем немного лежало. Едва на икону.

– Ох… – выдохнул священник. – А чего… – он хотел спросить, но остановился, найдя сам ответ в своей голове. – И в какую цену ты Агафону ляпис-лазурь отдал?

– Восемнадцать рублей за две десятые части от гривенки.

– СКОЛЬКО?! Да он, мироед, совсем оскотинился от жадности своей!

– Отче, я ведаю, что красная цена ей полторы сотни рублей или даже больше. Но кто мне даст такие деньги в Туле? Особенно после разорения города.

– Сын мой. Если вдруг ты ещё найдёшь подобную краску – приноси её мне, – вкрадчиво произнёс святой отец… вроде бы и по-доброму, но отчего-то парню показалось, будто ему только что сообщили ультиматум.

– Тебе? – удивился Андрейка.

– Мать Церковь даст тебе больше за неё, чем этот христопродавец, – скрипнул зубами Афанасий, сохраняя с трудом некое подобие благодушие, сквозь которое проступал совсем другой человек. Жёсткий и решительный.

– Конечно, отче. Ежели бы я знал, что Матери Церкви она надобна, то сразу бы пошёл к тебе.

– Хорошо, – кивнул отец Афанасий и собрался было уже идти, но Андрейка скороговоркой выдал:

– Отче, я посоветоваться хотел с тобой. Меня пугает, каким взглядом Агафон на меня посматривал. Словно злодейство какое удумал. Я ведь в поместье поеду. При мне всего два холопа будет. А ну как решит возвернуть свои деньги?

– Я с Агафоном поговорю, – серьёзно произнёс священник.

– Благодарю тебя, отче, – поклонился Андрейка со всем почтением. – Только ты, отче, молю, не сказывай никому про краску. А то ведь с меня спрос будет. А не с батюшки моего покойного, – произнёс наш герой и добавил, перекрестившись: – Царствие ему небесное.

– Хорошо… – кивнул священник в явном нетерпении.

На этом их разговор и закончился. Отцу Афанасию стало резко не до Андрейки. Он не на шутку распереживался по поводу краски, которая могла уйти куда-то на сторону. Что было бы крайне нежелательно…