Читать книгу До третьей звезды - Михаил Лебедев - Страница 6

Барабинская степь – едва ли не самое унылое место на всём Транссибе. За долгую журналистскую карьеру Стольников изъездил Сибирь вдоль и поперёк. Поперёк случалось не часто – больше на самолётах да по Оби с Енисеем на теплоходе, а повдоль дорога одна – Транссибирская магистраль. За Новосибирском к ней вплотную подступает тайга, горные склоны Кузнецкого Алатау, Саяны, затем Байкал, забайкальские сопки. Или, если от Тайшета ехать по БАМу, – тоннели у Северобайкальска, близкие вершины Южно-Муйского хребта, горы Кодар, мосты через Лену, Витим, Олёкму. Можно весь день смотреть на изменчивый пейзаж из окна поезда – и не устанешь.

А дорога на запад скучна и сонлива. Ровная степь до горизонта с редкими берёзовыми колками и чёрными сейчас пятнами озёр, лежащими чернильными круглыми кляксами на белом полотне свежевыпавшего снега. И так до самого Урала. По привычке, а больше от скуки Стольников черкал в блокноте всякую ерунду, сидя на свободном месте боковушки плацкартного вагона скорого поезда Чита – Москва. Народу в вагоне было немного: ноябрь, не сезон для путешествующих.

У туалета хлопнула дверь – в вагон зашёл наряд из двух полицейских, присматривающих за нарушающими запрет на алкогольную поездную зависимость. Нарушающих не наблюдалось, публика в плацкарте ехала скучная, штрафами делиться не намеренная. Приданные поезду полисмены протиснулись мимо вытянутых в проход длинных ног Васи, лениво скользнули взглядом по блокноту Стольникова, прошли в следующий вагон.

Ноги Василия исчезли из прохода, нащупали тапочки и подняли в вертикальное положение фигуру Рымникова.

– Где едем?

– Называевск проехали.

– Чай будешь?

– Давай. А я Виктора подниму.

Вождь оппозиции забрал со столика три кружки, кинул в каждую чайный пакетик, отправился за кипятком. С верхней полки спрыгнул Витя. Стольников отвлёкся от исследования недр продуктовой сумки, спросил:

– Ты нож не забирал вчера?

– А как же.

Виктор отстегнул от пояса свой ладный туристический нож. Ну как туристический – в принципе, его могли бы использовать и туристы, а не только бравые спецназовцы. Ловко застелил стол бумажными полотенцами, порезал поданную Стольниковым колбасу, огурцы, открыл банку кабачковой икры. В купе втиснулся Рымников с чаем.

– Где у нас кока-кола?

– Логично, – согласился Виктор и полез в клапан своего рюкзака на багажной полке. Достал литровую бутылку, поставил на стол.

– Коля, ты у нас старший по кухне, – напомнил Василий. – Делай уже что-нибудь.

Стольников плеснул каждому в чай из бутылки, где, понятно, вместо гордости американского пищепрома хранился коньяк. За поздним завтраком говорили мало, в чай доливали много – «сокращали расстояние», по выражению Рымникова. Потом вышли покурить в тамбур: в смысле, покурить – Василий с Николаем, а некурящий Виктор за компанию и на всякий случай. Стоял, терпел сигаретный дым, отсвечивал наколкой «За ВДВ» на плече. Сообщил:

– Час назад в соседний вагон хоккейные фанаты заехали. Шумные. Менты напряглись.

– Все чёрненькие, все прыгают, – философски заметил Стольников.

– Да там одни русские вроде, – не считал цитату Витя. Молодой, ему и не положено считывать.

В купе Виктор положил перед Васей пару газет, купленных на станции с фанатами.

– Вчерашние, свежих не было.

– Ага, спасибо.

Рымников погрузился в периодику, Виктор отсел за столик боковушки смотреть на заоконный унылый пейзаж. Стольников улёгся с ридером, нашёл чеховскую «Степь», под которую, помнил, в поезде всегда хорошо спится.

– Пятеро убитых на Лубянке, – сообщил из газеты Вася.

– Фамилии есть?

– Есть. Аспирант МГУ Евгений Строгин, студентка Елена Зайцева, таксист Бохадыр Ураков, пенсионер Валерий Бучнюк, художник Георгий Смушкевич. И полтора десятка раненых.

– Значит, вдвое больше.

– Наверное.

* * *

Стольников глядел в электронную книгу, но буквы никак не складывались в Чехова. Почему-то вспомнилась последняя встреча с Рымниковым и Куницыным. Сидели на веранде после бани, пили спирт. Мирно, спокойно, как в прежние времена. Вася опять мечтал о жизни после Земскова.

Неожиданно взорвался Лёшка: «Вам не надоело? Нормально же люди живут без вашей дебильной политики. Слушать тошно: то не так, это не эдак. Чего ты добиваешься своими разоблачениями, Васенька? Революции новой? А ты спросил у меня, нужна мне твоя революция? Да пусть Земсков хоть трижды мудак, но Вторую пандемию победил, ставку по кредитам снизил, дороги с мостами строит, пенсии растут. Ты спроси у моих работников: пойдут они за тобой, готовы они ради какой-то там свободы отказаться от стабильной работы, ипотеки, кредитов? Да они первые вас, прекраснодушных, в клочки порвут. Я не стану. Я в сторону отойду, чисто посмотреть».

Куницын ожесточённо рвал руками остывшую после мангала курицу, Рымников как-то сник, попытался нейтрально отшутиться, Стольников перевёл разговор на футбол. Гости уехали в город быстро, но мирно. Куницын потом звонил пару раз, но больше уже не встречались.

Николай, в общем, понимал Лёшку, которого власть год назад вдруг выписала из пораженцев, частично вернула бизнес, отправив на зону тех, кто торговую сеть у него в своё время отжал. Тут любой решит, что товарищем Земсковым исправлена чудовищная ошибка и справедливость восторжествовала. А восторжествовала она по своей имманентной природе или же по случаю занесения в нужный кабинет денег конкурирующей с обидчиками Куницына другой финансово-силовой группировкой, уже не важно. Важно возвращение из касты неприкасаемых в статус нормального человека и гражданина.

Возможно, верни сейчас власть домой с исправления Лену, Стольников тоже уверовал бы в конечную справедливость коллективного Земскова. Но дочь продолжала отбывать исправительный срок в присвоенном ей государством общем статусе. По крайней мере, так информировал сайт Госнадзора: ответ на запрос аккуратно приходил в тот же день, вежливо сообщая, что в случае изменения статуса Елены Стольниковой ему сообщат о том незамедлительно. Хороший сайт – оперативный, корректный, удобный в навигации. Такой бы сайт да Анне Андреевне в руки, вместо долгих очередей у дверей пункта приёма передач Льву Гумилёву. Впрочем, тогда чекисты хоть передачи принимали, нынешние от этой нелепой практики отказались. Государство в состоянии само обеспечить достойный рацион и форму одежды оступившимся членам общества. Не сталинские времена, чай.

Где-то сейчас Лёшка Куницын – драматург, бизнесмен, потом пораженец, волею случая превратившийся в правоверного слугу режима? Вернулся в первобытное состояние изящного балагура, свободолюбца, женского любимца или остался верен благоприобретённой угрюмости правильного текущего бытия? Хотелось бы посмотреть. Жаль, события последних недель неслись вскачь, не позволяя остановиться, оглянуться, как в популярном в их студенчестве одноимённом романе Леонида Жуховицкого.

* * *

Николая взяли прямо в очереди к кассе «Пятёрочки». Двое подошли сзади, сказали «позвольте», один принял из рук Стольникова корзину с продуктами, улыбнулся кассирше и поставил неоплаченную снедь перед терминалом. Очередь расступилась, и двое мужчин, крепко державших за плечи третьего, целеустремлённо прошагали мимо вытянувшегося в струнку охранника на автостоянку к бежевому праворульному «ниссану». Никто не надевал на голову Николая никакого мешка, не было сопровождающего спецназа Росгвардии в балаклавах. Наручники, правда, умело застегнули. Стольников даже успел подумать, что весь этот показной антураж задержания злоумышленников используется исключительно по просьбам телевизионщиков, которым всегда нужна весёлая картинка к динамичному сюжету.

Из внутреннего двора управления ГСН Николая по затейливым подземным коридорам провели в помещение, которое можно было бы по аналогии с больницей назвать приёмным покоем. Там его обыскали, сфотографировали, занесли паспортные данные в компьютер, выдали матрац с постельным бельём и отправили под конвоем в двухместную камеру, в которую впоследствии так никого и не подселили.

На третий день (или, скорее, ночь) Стольникова отвели к следователю. Тот был официален, скучен, пугал всяким разным. За что задержали, не говорил. Через полчаса невнятного допроса чекист вызвал конвой, который доставил арестанта к самому генералу Бурцеву. Начальник управления Госнадзора тоже не задержал Николая надолго. Поговорили, ясен конь, о Василии: где живёт, когда последний раз встречались, в каких выражениях Рымников отзывался о президенте Земскове. Выражения Стольников с удовольствием процитировал, на другие вопросы тоже отвечал обстоятельно – Вася никогда не скрывался от властей, только про студию, где тот снимал свои ролики для плейбука, Николай ничего не знал, это была единственная табуированная тема в их с Рымниковым разговорах.

Ещё неделю Стольников просто скучал в камере – на прогулку не выводили, но кормили вполне сносно и спать разрешали сколько хочешь. А затем лязгнул засов и в камеру запустили Василия. Он был почему-то без матраца. Сел на соседнюю койку, спросил:

– Ну, как тут?

– Нормально, – ответил Николай. – Жить можно, сам увидишь.

– Не увижу, – ухмыльнулся Вася. – Пошли.

Коротко стукнул в дверь, которую открыл незнакомый весёлый сотрудник в штатском, и сам, без конвоя, уверенно повёл Николая к лифту. На четвёртом этаже они вышли, прошли по мягким красным ковровым дорожкам к уже знакомому кабинету генерала Бурцева. Василий прошёл через приёмную, без стука открыл дверь, пропустил вперёд задержанного.

Кабинет был пуст. На отдельном столе между двух кожаных зелёных кресел стояла бутылка коньяка, две рюмки, шоколадка и порезанный лимон. Рымников подвёл Николая к креслу, нажал на плечи.

– Садись, – разлил коньяк по рюмкам. – Ну, за свободу.

Опоздайка всегда любил красивые жесты. Позёрства у Васи не смог бы отнять ни господь бог, ни даже Фёдор Земсков.

В ближайший час Николай в отдельной генеральской комнате отдыха сидел на диване, курил, пил коньяк и смотрел главный местный телеканал, из которого узнал всё. Телевизор без передышки гнал хронику последних событий. О самосожжении столичных мажоров на Лубянской площади, о выступлении в тот же вечер Рымникова в плейбуке, о реакции мировой общественности, о неожиданной массовости протеста в Москве и мятежном Зареченске, о коротком кровавом противостоянии митингующих и силовиков, о том, как неожиданно зареченская десантная дивизия блокировала в городе базу дислокации ОМОНа, дом правительства и управление ГСН.

Про столицу незнакомый новый телеведущий рассказывал мало, зато эфир был заполнен цитированием кадров CNN, BBC, Reuters с ликующих улиц «свободного сибирского города Зареченска». Главным героем всех сюжетов был, конечно, Вася Рымников, предъявивший ультиматум Фёдору Земскову с трибуны главной зареченской площади. За спиной Василия стояли не только многие известные местные фрондирующие интеллигенты, но и фигуры полковников в форме десантных войск.

* * *

Вернувшись в бывший кабинет Бурцева, Николай обнаружил там человека в форменной тельняшке, выглядывающей из ворота камуфляжной десантной формы с генеральскими погонами. Человек был усат, молодцеват и спокоен, как кок Кейси Райбек на борту линкора «Миссури», чего нельзя было сказать о Васе. Тот больше напоминал по внутренней нервозности персонажа Томми Ли Джонса.

– Насмотрелся, вник в ситуацию, узник чекистских застенков? – Рымников встал из-за стола навстречу Николаю. – Знакомьтесь: генерал Седых, Анатолий Степанович, командир нашей десантной дивизии. Николай Николаевич Стольников, мой старинный друг. Присаживайся, слушай.

Стольников пожал крепкую ладонь генерала (рукопожатия вновь вернулись в моду несколько месяцев назад), присел за стол напротив, рядом с Василием.

– Интернировано в общей сложности восемь человек из рекомендованных комитетом двенадцати, – генерал, вероятно, продолжал доклад. – Местонахождение Бурцева пока не установлено. Блокпосты обеспечены питанием, патрулирование продолжается. Обстановка в городе спокойная, рекомендую отменить комендантский час с понедельника.

– Хорошо, – согласился Рымников. – Комитет после сложения полномочий губернатора переключил на себя работу по обеспечению экономической стабильности региона. Толковые профессионалы назначены на ключевые должности, но обеспечение общественной безопасности пока придётся осуществлять вашими силами, Анатолий Степанович. С переформатированием правоохранительного блока есть определённые проблемы. Можем на вас рассчитывать?

– Руководство подтвердило прикомандирование дивизии Зареченскому комитету гражданского самоуправления ровно на неделю. Затем личный состав вернётся к исполнению возложенных на него задач по плану министерства обороны, – сообщил генерал Седых.

– Ладно, как-то придётся выкручиваться, – Василий ожесточённо потёр лоб. – Всё?

– Есть конфиденциальная информация, – тон генерала был вопросительный.

– Валяй, Анатолий Степанович, можно.

– Ситуация в Зареченске полностью контролируется оппозицией и не вызывает опасений, по крайней мере в настоящий момент. Но решаться всё будет не здесь, а в Москве, Василий Кириллович, – генерал Седых прошёл к холодильнику, достал бутылку минералки, отпил из горлышка.

– Не держи мхатовскую паузу, генерал, – поторопил Рымников. – Выкладывай.

Десантник вернулся за стол.

– Ситуация в генштабе сегодня равновесная и очень напряжённая. Армия смогла усилиями отдельных высших чинов купировать насилие со стороны Госнадзора и Росгвардии в отношении мирного населения, но в любой момент нейтралитет может быть нарушен, если станет понятно, что протестующие на Лубянке начнут выдыхаться и уставать. Им крайне важно сегодня ваше присутствие. Моё руководство полагает, что пора, Василий Кириллович, ехать в столицу.

– Она же блокирована.

– Обеспечим проникновение, если дадите согласие.

Внезапно Стольникову пришла в голову абсолютно трезвая мысль: «А ведь я присутствую при заговоре. Я – государственный преступник самого отборного сорта. И меня обязательно расстреляют, как Федерико Гарсиа Лорку. Ладно, кому-то и Лоркой нужно быть». Хмыкнул вслух.

– Что? – рассеянно отвлекся на него Рымников, решился. – Да, пожалуй. Согласен. Каков план?

– План операции вам изложит специальный человек. Приглашу?

Василий кивнул. Генерал ткнул в номер на сотовом: «Виктор, поднимись ко мне».

– Этот парень был в моей разведроте ещё под Кызылом, в самые горячие дни. Дослужился у нас до капитана, забрали в ГРУ. Второй месяц как опять прикомандирован в Зареченск. Доверяю как себе и вам советую.

Коротко стукнув в дверь, к столу неуловимо опасной походкой и одновременно почти строевым шагом подошёл сухощавый молодой человек с чуть выбеленными сединой висками.

– Майор Андреев.

– Садись, – десантный генерал кивнул на стул рядом с собой. – Прошу любить и жаловать, Виктор Андреев. Виктор Алексеевич, разъясни задачу Василию Кирилловичу.

Майор посмотрел на Стольникова, вопросительно глянул на генерала. Седых кивнул.

– Тогда так. Группа гражданских должна включать максимум трёх человек, информацию до них довести строго конфиденциально. Поедем на поезде до Рязани, оперативное и физическое прикрытие на мне. В Рязани будут ждать две машины со спецномерами и дополнительным усилением. Доберёмся в лучшем виде за трое суток, самое позднее. В общих чертах.

– Меня же теперь любая собака в стране знает. Вычислят в поезде, сообщат куда следует.

– Не льстите себе, Василий Кириллович, – майор дерзил умело и жёстко. – Вы далеко не Ксения Собчак и даже не Филипп Киркоров. Народ наш политику презирает, а революционеров любых мастей вообще знать не хочет. Короче, положитесь на меня. Хотелось бы прямо сейчас получить список группы. Выезд завтра.

– Десять минут дадите, майор?

– Пять.

– У тебя там коньяк остался? – неожиданно обратился Рымников к Николаю. Стольников кивнул. – Неси.

Полбутылки «Арарата» аккуратно поместились в четыре рюмки. Выпили. Майор выразительно посмотрел на наручные часы.

– Ну что, Коля, поехали? – Опоздайка смотрел на Стольникова как в старые добрые времена, когда на фольклорной практике предлагал сгонять за самогоном в соседнюю деревню.

– Поехали, Вася, – спокойно согласился Николай.

– Решено, едем мы вдвоём, – поставил точку Рымников. – Я уложился, майор?

– Более чем, – уважительно ответил спецназовец. – Тогда ещё проще. Вам собраться в дорогу нужно? Простите, не знаю имени-отчества.

– Николай Николаевич. Разумеется.

– Тогда делаем так. Сейчас я вас с Василием Кирилловичем аккуратно вывезу отсюда. Лишний диван дома найдётся? Отлично, там и переночуете. А завтра заберу – и сразу на вокзал. Пойдёт?

– Пойдёт, – ответил за Николая Рымников. – У меня тапочки с зубной щёткой здесь. Придумаешь, что сказать завтра комитету, Анатолий Степанович. Сообщишь, что старшим на хозяйстве по Зареченску оставляю Гонтаренко. Поможешь ему, да?

– Конечно.

* * *

Из каких соображений Виктор разместил их в плацкартном вагоне вместо купейного, майор внятно объяснять не стал. Некоторая туманность ответов представлялась Стольникову излишней перестраховкой, но лучше доверять специалисту, чем вообще никому. А в целом Виктор ему нравился спокойствием, уверенностью и контактностью.

Вот и сейчас в очередной раз вагон пропатрулировал наряд линейной полиции. Уже прошли мимо, так он встал, хлопнул полицейского по плечу. Тот обернулся в привычном оскорблении чувств должностного лица, а Виктор притянул их головы, что-то нашептал, и менты взорвались здоровым молодецким хохотом, дружелюбно кивнув напоследок. А майор задорно подмигнул Стольникову, скорчив самодовольную гримасу.

По вагону потянуло сквозняком и перегаром. В сторону вагона-ресторана двигалась добирать своё колонна фанатов в цветах родного клуба. «А-ван-гард! А-ван-гард!» – с вызовом граду и миру скандировали особо рьяные персонажи. Одного мотануло вагонной амплитудой, и он с размаху уселся на ноги Стольникова, посмотрел мутно, агрессивно, потянулся за газетой к Рымникову: «Про хоккей есть чего?». Рядом остановились двое таких же заинтересованных далеко не юных любителей спорта, пропуская за спинами фанатское движение России к лучшему будущему.

Вася свернул газету, убрал за спину на полку, зевнул. Рымников всегда зевал перед дракой, вспомнил Николай и попытался вытащить ноги из-под незваного гостя, тот ответил коротко: «Не дёргайся, отец». Глаза фаната были уже не мутные, а трезвые и внимательные. Василий попытался встать, но был тут же припёрт к окну ещё одним ценителем зимнего вида спорта. Третий встал между полками, успел облокотиться локтями на верхние – и улетел головой в вагонное стекло от сдвоенного удара ног майора Андреева. Стёк туловищем на столик, успокоился. Виктор коротко ударил в горло сидевшего на ногах у Стольникова и сразу прыгнул на успевшего вытащить пистолет нежданного соседа Рымникова. Ствол дёрнулся вспышкой выстрела, в купе сразу потянуло кислым запахом пороха. Стрелявший ещё хрипел и дёргал головой, завалившейся на плечо Василия, а специальный человек уже сидел на спине выключенного первым ударом в шею зачинщика конфликта. Сунул нож с окровавленным лезвием Стольникову: «подержи», стянул кисти беспамятного за спиной пластиковой удавкой. Подмигнул Николаю, устало выдавил из себя: «Сейчас, сейчас». И завалился головой вперёд в проход вагона, исполненного мужскими криками и женской истерикой.

Сквозь панику пассажиров донёсся грохот форменных башмаков и команда «всем, блядь, занять свои места!». Два давешних мента подбежали к месту происшествия с табельным оружием в руках, окинули взглядом панораму боя. Один, держа «макарова» наизготовку, прошёл дальше по вагону, бегло исследуя купе и верхние полки. Другой оторвал руки Стольникова от булькающего кровью пулевого отверстия в футболке майора, взял его за голову, сказал: «Витя, ну как же так. Ну ёб твою мать, Витя». Взял под мышки, кивнул на нижнюю полку Николая: «Давай его сюда». Подняли, уложили.

Заглянул второй полицейский сержант, прячущий в кобуру пистолет:

– Сообщил. Станция через полчаса, сказали, что успеют. Как он?

– Не знаю. Дышит. Из этих один тёплый, два холодных.

– Справишься тут один?

– Как-нибудь. Аптечку посмотри у него в рюкзаке, перевязка должна быть.

– Некогда, сам.

Сержант стянул с багажной полки рюкзак майора, бросил его напарнику. Заодно скинул сумки Стольникова с Рымниковым.

– Василий Кириллович, Николай Николаевич, вы со мной. Без вопросов, быстро, быстро.

Направляясь за полицейским, или кто он там был в действительности, Николай оглянулся на майора. Тот смотрел на него ускользающим в небытие взглядом, дышал прерывисто, со свистом. Подмигнул, показалось, что улыбнулся.

* * *

Запись в блокноте Стольникова.