Читать книгу Волшебники. Начало. Книга 1. Роман-сказка о будущем и прошлом нашей планеты - Михаил Лекс - Страница 3

История началась в столице Первого Союза в Санкт-Петербурге, в Таврическом саду, в ночь на первое августа, в самый смешной период существования Земли.

Был юбилейный год. Юбилейный по двум причинам. Во-первых, до конца Света оставалось всего-навсего каких-то пятьдесят миллионов лет. А во-вторых, это был год проведения стомиллионного международного конкурса религий.

Примерно сто миллионов лет назад всё человечество перешло на новое летосчисление. В силу некоторых спорных религиозных обстоятельств и для всеобщего религиозного удовольствия, было принято решение перестать считать года с чьего-то там дня рождения или начала основания Мира, а привязать всё летосчисление к его, так сказать, финалу; к его, если можно так выразиться, концу.

Сто миллионов лет назад наука астрофизика достигла своей вершины и именно тогда их учёные доказали всему миру, что до конца Света остаётся сто пятьдесят миллионов лет. Тогда же, сто миллионов лет назад, человек обрёл возможность непосредственного общения с Богом, и Бог (тот самый, с которым человек вступил в непосредственное общение) подтвердил открытия астрофизиков относительно даты конца всего этого безобразия.

Всему миру это очень понравилось, и с тех пор вся история развития человечества привязана теперь к новой дате, а именно к последнему дню Света. И именно тогда же, в тот самый год, и был проведён первый международный конкурс религий. Как же давно это было… С тех пор прошло уже сто миллионов лет, и до сих пор международный конкурс религий, который проводится ежегодно, играет большую роль в расстановке сил на планете. События, о которых пойдёт речь, случились именно в тот самый год, когда должен был состояться очередной, юбилейный, стомиллионный, конкурс религий. Конкурс должен был пройти в Первом Союзе, в Санкт Петербурге.

Итак. За пятьдесят миллионов лет до конца Света, в ночь с тридцать первого июля на первое августа, Волшебник гулял по Таврическому саду и думал о многих вещах, в том числе и о предстоящем конкурсе религий. Ничто так не вдохновляло этого Волшебника, как одинокие прогулки по ночному Таврическому саду в ночь на первое августа.

Прежде надо сказать несколько слов о Первом Союзе. Первый Союз – это… Это самое обычное государство для своего времени: немного скучное, несколько странное и даже чуточку страшное, чуть-чуть даже жутковатое, но по-своему доброе и милое, в меру работящее, при том что по природе своей ленивое, и в меру честное. Граждане Первого Союза относились друг к другу с умеренной ненавистью и легкой иронией. Но главное, что это то самое государство, в которой жил и работал наш Волшебник.

Граждане Первого Союза, в большинстве своём, относились к Волшебникам с неприязнью. Много было в Волшебниках такого, что раздражало граждан Первого Союза и более всего раздражало в Волшебниках отсутствие патриотизма и несерьёзное отношение к религии и богам. Кроме того, граждане Первого Союза задавались вопросом, почему Волшебники, обладая очень большими, практически неограниченными возможностями, обходились без славы, без богатства и без власти? В большей степени, именно за то, что у Волшебников отсутствовало стремление к славе, к богатству и к власти, их было трудно понять, потому их и боялись.

Вернёмся к нашему Волшебнику, который гулял по ночному парку и размышлял о многих вещах: о том, что скорее всего именно бытие выращивает и воспитывает сознание, которое, в свою очередь, в дальнейшем, когда подрастёт или если подрастёт, и определяет дальнейшее бытие; о том, что человек рождается для воплощения своих идей, которые он вынашивает до рождения; о том, что в городе уж очень много образовалось разного рода сект… И много ещё о чём успел подумать Волшебник, гуляя по узким тропинкам Таврического сада.

Несмотря на то, что было лето, погода в Санкт Петербурге стояла мерзопакостная; шёл мелкий противный дождь, деревья, как пьяные, качались в разные стороны от сильного ветра, который дул то слева, то справа, то спереди, то сзади. Волшебнику нравился дождь, и ещё больше ему нравилось, когда дул сильный, порывистый, шквальный ветер, такой, который вырывает из рук зонт.

Часа четыре бродил Волшебник по мокрым дорожкам парка, промок весь, замёрз, уже было попрощался с надеждой на встречу с кем-либо и собирался вызвать такси, как вдруг, неожиданно, наткнулся на ребёнка…

Волшебник ждал встречи. Он надеялся встретить и искал встречи, но… Волшебник хотел встретить человека взрослого. И менее всего Волшебник ожидал встречи с ребёнком. По мнению Волшебника, учеником его мог быть кто-то, кому уже за сорок, а тут… ребёнок. Ребёнок менее всего годился в ученики, в силу именно своей физической и умственной недоразвитости.

«Впрочем… – подумал Волшебник, – может это не ОН?»

Волшебник испугался и вздрогнул, когда его взгляд вдруг натолкнулся на ребёнка. Ну сами посудите: три часа ночи, кромешная тьма, свист ветра, дождь, Вы двигаетесь по узкой тропинке, как вдруг… ребёнок! Это страшно. Волшебника, конечно, вряд ли назовёшь уж слишком пугливым, можно даже с уверенностью сказать, что по отношению к Волшебнику такое понятие, как пугливость, вообще мало подходит, однако, как оказалось, и у Волшебника есть нервы.

– Ребёнок?! – испуганно воскликнул Волшебник. – Да что же это такое за безобразие?! Что ты делаешь в парке, да ещё в три часа ночи?! Ты спать должен, а ты шляешься во тьме ночной, по сырым тропам. Белые ночи прошли. Того гляди, свалишься в какую-нибудь канаву. Их знаешь здесь сколько?

– Вы это серьёзно? – тихо спросил ребёнок и заплакал. – Мне казалось, что здесь безопасно. Я же гуляю по парку.

– По парку гуляю… – передразнил ребёнка Волшебник. – Что с тобой случилось? Тебя кто-нибудь обидел? Где твои родители?

И ребёнок рассказал Волшебнику о том, что его никто не любит, что он убежал от всех, что в душе его происходит что-то непонятное, что-то, что вынуждает постоянно плакать и сожалеть о том, что вообще появился на этом свете. Всё это время Волшебник внимательно слушал ребёнка и только молча качал головой. «М-да, – подумал про себя Волшебник, выслушав ребёнка. – Будем считать, что и в этот раз везение обошло меня стороной, и я его встречу в следующий раз». Впрочем, история ребёнка его потрясла и он решил ему помочь.

– Слушай меня, ребёнок, слушай очень внимательно, – сказал Волшебник, когда грустная история ребёнка подошла к концу. – Ты произвёл на меня тягостное впечатление. Судя по тому, что ты разочарован в жизни и сожалеешь о том, что появился на свет, тебе многое пришлось испытать за тот короткий промежуток времени, что ты прожил. Я помогу тебе. Я – Волшебник. Разумеется, я здесь по другой причине, и мои обязанности далеки от исполнения желаний отчаявшихся, но… Сегодня – волшебная ночь, и ты оказался на моём пути. Считай, что тебе повезло. Я исполню любое твоё желание. Подумай хорошо, без спешки, прежде чем ты его загадаешь.

– Я знаю, чего хочу, – ответил ребёнок.

– Так скоро? – удивился Волшебник. – Сомнений нет?

– Сомнений нет.

– Тогда я слушаю тебя. Говори своё желание.

В этот момент в небе одновременно полыхнули тысячи молний. Раскат грома, последовавший затем, был настолько громким, что выбил все окна домов города и на некоторое время оглушил почти всех его жителей.

– Я слушаю тебя, ребёнок, – повторил громче Волшебник.

– Я хочу быть, как Вы, Волшебником, – тихо произнёс ребёнок.

Волшебник несколько ошалел от услышанного. Он ожидал услышать что угодно, но только не… волшебное заклинание будущего Волшебника, которое только что произнёс ребёнок. Был сильный шум ветра и Волшебник подумал, что ослышался.

– Я не расслышал, что ты хочешь? – сквозь шум ветра кричал Волшебник. – Повтори своё желание.

– Я хочу быть Волшебником! – закричал, что было сил, ребёнок.

– Громче, – громогласно приказал Волшебник, – я не слышу.

– Хочу быть, как Вы, – орал ребёнок, что есть мочи, – хочу быть Волшебником.

Вдруг стало очень тихо. Ветер стих, гроза окончилась, и дождь стал только мелко накрапывать.

– Всего-то, – спокойно переспросил Волшебник, – скромный ребёнок. Мне кажется, что ты не совсем понимаешь, что просишь. Или нет? Или я ошибаюсь?

– Я всё понимаю. И я осознаю, какая ответственность ложится на меня. Вы сами просили меня сказать своё желание, и теперь мне не совсем понятно, а что именно Вас смущает?

– Меня смущает? – удивлённо произнёс Волшебник. Его поразил уверенный тон, с каким ребёнок говорил, и то, что он говорил; слишком всё это было не по-детски. Волшебник с уважением и пониманием относился к детям, но воспринимал их адекватно, считая недоразвитыми, и не принимал их серьёзно. Он вообще не воспринимал серьёзно людей младше сорока пяти лет, а что уж говорить про детей.

– Вот именно, – продолжил ребёнок, – смущает. Что именно Вас смущает в моём желании? Вы рассчитывали услышать нечто иное? Нет?

– Скажем так, я вообще не рассчитывал услышать от тебя что-то особенное. Другое дело, что те, кому до этого я предлагал свою помощь, просили нечто иное.

– Что иное?

– Не важно. Твоё желание прозвучало. Теперь поздно что-либо исправлять. Я не имею право исправлять прошлое. А потому – быть тебе Волшебником.

Из-за туч показалась луна. Парк в лунном свете стал похож на кладбище. Ветер немного стих. Дождь, напротив, усилился. Волшебник ещё раз внимательно посмотрел на ребёнка. «Странный он какой-то ребёнок, – подумал Волшебник, – размышляет как-то уж слишком не по-детски… А что если это ОН? Что если это тот, кого я ищу уже более сорока миллионов лет, и которого высматриваю здесь уже более четырёх часов?… Да, нет… Не может быть… Чтобы учеником Волшебника стал ребёнок, разочаровавшийся в жизни? Да, нет… Быть такого не может… А вдруг?…»

– О чем Вы задумались? – спросил ребёнок. – Вы хотите что-то у меня спросить?

– Как ты думаешь, – спросил Волшебник у ребёнка, – а кто такой Волшебник?

– Волшебник кто такой? – ребёнок на какое-то время задумался. – Наверное, это человек, способный воплощать в жизнь любое, своё или чужое, желание. Волшебником не рождаются и каждый человек может им стать, и сложного в этом ничего нет. Способности…

– Достаточно, – перебил ребёнка Волшебник. – Всё понятно. Я приглашаю тебя к себе домой.

– Прямо сейчас, в четвёртом часу ночи?

– Тебя что-то смущает? – лукаво спросил Волшебник.

– Ну, не то, чтобы меня что-то смущало, нет, – растеряно ответил ребёнок, – однако… Это, наверное, не очень деликатно будет с моей стороны явиться к Вам, вот так вдруг, посреди ночи. И потом, что скажет на это Ваша жена и Ваши дети?

– Я не женат и у меня нет детей, – ответил Волшебник. – Вернее… Я был женат и у меня были дети, дети жены от её первого брака, но… мы развелись больше года назад. Так что, в этом смысле тебе бояться нечего.

– Нет, – перебил Волшебника ребёнок, – и не уговаривайте. Не пойду. Ночь. Все спят. А тут мы… И не просите, и не настаивайте.

– Послушай меня, не по годам развитый человек, – строго сказал Волшебник. – Я, если смотреть правде в глаза, и не прошу, и не настаиваю. Твоё желание прозвучало, а теперь я обязан его исполнить. А всё остальное, все эти твои «неудобно», «на ночь глядя» и, особенно, «люди спят», всё это только мешает мне и отвлекает. Понятно? А потому, без лишних разговоров, иди за мной. И советую тебе поменьше болтать. Путь наш не близкий. Идти придётся пешком. К дому, где я живу, ведёт узкая тропинка. По ней идти можно только по-одному. Я пойду первым, ты следуй за мной. Никуда не сворачивай и ни в коем случае, слышишь, ни в коем случае, не упускай меня из виду. Идти я буду быстро. Иногда даже буду бежать. И ты иди быстро, а когда увидишь, что я побежал, беги за мной, что есть силы. Ясно?

– Ясно, – громко ответил ребёнок и тихо, чуть слышно, добавил, – у тебя есть всё, кроме любви.

До дома Волшебника они шли не более двух часов. Всю дорогу ребёнок хныкал, что устал и хочет пить, что хочет спать, рассказывал о том, что он – разочаровавшийся в жизни человек, который не понимает смысла своей жизни, и что с ним нельзя так грубо поступать… В конце концов, ребёнок уже ничего не хотел, а только молча шёл за Волшебником и тихо всхлипывал, мечтая о том, как было бы славно сейчас сидеть верхом на верблюде, который такой милый и славный, у которого добрые глаза и чудная морда. Волшебник пропускал мимо ушей причитания и стоны ребёнка. Он даже не укорачивал и не замедлял свой шаг тогда, когда понимал, что ребёнок отстал. И тогда ребёнку приходилось бежать, чтобы догнать Волшебника. А кругом – ночь, дождь и сильный ветер. Когда подошли к дому Волшебника, ребёнок чуть ли не валился с ног от усталости.

Бедное дитя. Но… Так было надо. Каждый, кто решил стать Волшебником, должен пройти много испытаний. Это было первое испытание, какое придумал для него Волшебник, и с которым ребёнок с успехом справился.

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Вот мой дом, – сказал Волшебник, указывая рукой на четырнадцатиэтажное здание, стоящее напротив небольшого озера.

– Впечатляет, – ответил ребёнок, – Вы на каком этаже живёте?

– В каком смысле? – переспросил Волшебник.

– Квартира Ваша на каком этаже находится?

– Ты не понял, друг мой. Этот дом весь мой.

– Что? Все четырнадцать этажей и семь подъездов?

– Все. Четырнадцать этажей, семь подъездов, пятьсот восемьдесят восемь квартир, а также весь подвал и весь чердак.

– Вы с ума сошли? Этого не может быть, – заорал ребёнок, испуганно оглядываясь по сторонам.

– Почему не может? Я ведь Волшебник. Всё дело в том, друг мой, что у тебя несколько странное понимание того, кто такой Волшебник. И когда ты станешь Волшебником, у тебя будет дом не меньше, а может и больше…

– Вы заблуждаетесь, – начал было оправдываться ребёнок, но Волшебник его прервал.

– Перестань перебивать. Это так и есть на самом деле. Ты скоро поймёшь, кто такой Волшебник. Думаешь, только у тебя неверное мнение о Волшебниках? Оно неверное у всех жадных и завистливых людей.

– Вы полагаете меня жадным и завистливым?

– Я полагаю тебя человеком, а всё остальное – это не более чем свойства твои, – сказал Волшебник.

– Жадность и зависть? – спросил ребёнок

– Если бы только это… Ещё глупость, мстительность, лень, да много ещё чего. Долго перечислять…

– Всему причина – наше стремление к совершенству, – сказал ребёнок.

Волшебник внимательно посмотрел на ребёнка. Достал из кармана ключ и открыл дверь подъезда, возле которого они стояли.

– Тебя как зовут, мальчик? – спросил Волшебник.

– Я – не мальчик, – обиженно ответил ребёнок.

– Как, не мальчик? – удивился Волшебник. – А кто же ты?

– Я – девушка, – гордо ответил ребёнок.

– Девушка? Но… В процессе разговора… Мне показалось или ты… Тобою использовались по отношению к себе местоимения мужского рода. Нет?

– Вам показалось. Но даже если и так, что с того? Я под собой подразумеваю в первую очередь человека, а не мальчика или девочку, – стал объяснять ребёнок, внешность которого действительно не позволяла сразу определить его пол. – А человек есть существительное мужского рода. Превратности языка. Тем более, что и предмет, так сказать, нашей беседы обязывает к некоему роду объективности. Вы понимаете? Впрочем, в нашем разговоре я ничего такого не помню, чтобы Вы ко мне обращались, как к мальчику.

Волшебник выглядел несколько растерянным. Что-то настораживало его, но он то ли не решался сказать, то ли не знал, с чего начать. В конце концов он собрался с мыслями и произнёс:

– Видишь ли в чём дело, девушка… – Волшебник выдержал небольшую паузу. – Проблема в том, что Волшебником может быть только человек мужского рода.

– Почему?

– Потому что Волшебник женского рода – это…

– Что?

– Как бы это помягче назвать…

– Не стесняйтесь. Здесь все свои. Могу Вам помочь.

– Я просто…

– Вы хотели сказать «ведьма»?

– Я ничего такого, – попытался было возразить Волшебник, но девушка перебила его.

– Друг мой, – уверенным голосом прервала Волшебника девушка, – я достаточно трезво смотрю на вещи и по пустякам спорить ни с кем, а тем более с Вами, не хочу. Какая мне разница, как именно Вы называете то, что я у Вас прошу. Волшебник или ведьма – без разницы.

– Ты меня не так поняла. Просто нынешнее развитие нашего общества, развитие человечества в целом, пока не позволяет рассматривать женщину, как человека, способного стать Волшебником.

– Я знаю.

– Знаешь?

– Да, я знаю, что тот уровень, на котором стоит человек, сегодня ещё настолько низок, что сама мысль о том, что женщина способна быть Волшебником, а не ведьмой, звучит как нечто само по себе странное. Но я не собираюсь Вас в том разуверять. В конце концов мне нужна помощь, и я её получу. А будете это Вы или мне придётся искать другого – какая разница. Большой разницы нет. И если Вас что-то не устраивает, скажите, и мы расстанемся добрыми друзьями.

Волшебник шире открыл дверь подъезда.

– Входи, – уверенно произнёс он.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Девушка уверенно шагнула в подъезд. Не заметив высокого порога, она споткнулась и грохнулась на бетонный пол, при этом сильно ударившись головой о ступеньки, которые вели к лифту. Вязаная шапочка свалилась с её головы и Волшебник смог её разглядеть. Ему стало ясно, что это действительно девушка и очень даже симпатичная. Волшебник шёл следом. Он помог девушке встать. Та, чертыхаясь и сплёвывая кровь, сочившуюся с нижней губы, отряхивала грязь с куртки.

– Почему здесь такая темень? – сердито спросила девушка. – Ведь ни черта же не видно. Ведь так и убиться недолго. Неужели трудно ввернуть лампочку?

– Надобности не было, – ответил Волшебник. – Лампочка вон, висит на месте, но почему-то иногда не горит. Да и привык я, и так всё вижу, по памяти.

– По памяти? – усмехнулась девушка, с презрением посмотрев на Волшебника. – Вы – странный. Честно говоря, у меня даже сомнение возникло относительно того, что Вы действительно Волшебник.

– Это пройдёт. Всему причина, что ты шандарахнулась головой о бетонный пол. Очень больно?

– Нет, – тёрла девушка шишку, вскочившую на лбу, – не больно. Я привыкла.

– Ах да, я и забыл. Тяжёлое детство и прочее… Помню, помню.

– При чём тут это?! – злилась девушка. – И включите свет, в конце концов, ведь не видно же ничего.

Волшебник щёлкнул пальцами, по-видимому, намереваясь таким образом зажечь свет. Ничего не изменилось, и было по-прежнему темно. И только лунный свет, пробивавшийся сквозь узенькое пространство входной двери, давал возможность хоть что-то разглядеть. Волшебник ещё раз щёлкнул пальцами, но и в этот раз безрезультатно. Волшебник посмотрел на свою руку, потряс ею в воздухе, хорошенько её стряхнул, как обычно встряхивают градусник, и ещё несколько раз пощёлкал пальцами. Всё безрезультатно и у лифта по-прежнему было темно.

– Что-то не так? – язвительно спросила девушка. – Помощь не нужна?

– Помощь? – удивился Волшебник. – Какая помощь? А, ты про это. Нет-нет, спасибо. Здесь мы сами справимся. Хотя… за желание помочь спасибо. Просто… дом старый. Что-то отсырело, что-то подгнило. Капитальный ремонт нужен. Всё держится на честном слове. Лифт еле-еле ходит. Со светом, вот, проблемы. Но свет мы сейчас включим.

Волшебник подошёл к стене и ударил по ней кулаком. Сразу стало светлее от загоревшейся лампочки, ватт на сорок, одиноко висевшей под самым потолком.

– Смешно, – равнодушно сказала девушка. – Вам бы в цирке работать: клоуном или фокусником.

– В цирке работать клоуном или фокусником? Это было бы хорошо, – задумчиво произнёс Волшебник. – Прошу, – Волшебник указал девушке рукой на лифт. Они подошли к лифту. – Грузовой или легковой? – поинтересовался Волшебник.

– Может, лучше пешком? – испуганно проговорила девушка, с сомнением поглядывая на обшарпанные двери лифтов.

– Можно и пешком, конечно, – отвечал Волшебник, – только пешком – дольше.

– Тише едешь – дальше будешь, – произнесла девушка.

– Ты уверена в этом? – спросил Волшебник.

– В чём? – не поняла сразу вопрос девушка.

– В том, что если тише едешь, то дальше будешь.

– Так говорят, – удивлённо ответила девушка. – Народная мудрость и прочее…

– Серьёзно? – удивился Волшебник. – Так действительно сегодня говорят?

– Действительно. И не только сегодня, а и всегда.

– Ты уверена в этом? – спросил Волшебник.

– В чём?

– В том, что так говорят и говорили всегда.

– Уверена! А что? Вы так спрашиваете, как будто сомневаетесь в этом.

– Но я действительно в этом сомневаюсь, – сказал Волшебник.

Девушка задумалась. Она нахмурила брови и стала покусывать свои губы.

– Мы едем на легковом, – уверенно произнесла она и нажала кнопку вызова лифта.

Двери открылись и девушка с Волшебником вошли внутрь лифта.

– Какой этаж? – спросила девушка.

– А на каком этаже тебе больше нравится жить? – спросил Волшебник.

– Мне нравится жить на последнем, – ответила девушка. – А Вы на каком живёте?

– Я живу на втором.

Девушка нажала кнопку второго этажа. Дверь не закрывалась. Гостья посмотрела на Волшебника. Тот стоял, как ни в чём не бывало и без каких-либо эмоций.

– Не едет, – испуганно сказала девушка.

– Я же предлагал идти пешком, – спокойно сказал Волшебник.

– Это не Вы, а я предлагала идти пешком, – сказала девушка. – Предупредили бы сразу, что лифт не работает, мы и пошли бы пешком.

– Лифт работает. Только на второй этаж он не ходит, на второй этаж у меня все пешком подымаются.

Девушка опять нахмурилась. Её что-то вдруг насторожило. Может быть её насторожили пять часов утра или причиной всему был тёмный подъезд одинокого дома. Кто знает… Пока она не могла ответить на этот вопрос. Просто было тревожно и всё. Причина тревоги была не ясна, но девушка ни в коем случае не желала казаться напуганной или растерянной. Более того, девушка хотела казаться Волшебнику смелой и решительной; хотела казаться такой, кто ничего не боится; хотя, в действительности, всё было наоборот, и девушка была растеряна, была напугана и вовсе не чувствовала никакой решительности в себе.

– Пойдёмте пешком, – как можно увереннее согласилась девушка.

– Иди за мной, – сказал Волшебник.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Они вышли из дома, но уже с другой его стороны, со стороны двора. В доме Волшебника двери были с двух сторон: с улицы и со двора. Всё так же шёл дождь и дул северный ветер. Метрах в десяти от подъезда горел костёр. Какие-то люди стояли вокруг костра и громко разговаривали. И хотя говорили они громко, однако, о чём они говорили, было не разобрать.

– Кто это? – спросила девушка.

– Это? Это так… местные жители, – равнодушно ответил Волшебник, поглядывая на часы. Часы показывали пять часов утра.

– Почему они на улице? Почему не дома, у тёплой батареи, за тарелкой щей из квашеной капусты со сметаной и чесноком, с алюминиевой кружкой горячего портвейна в руках? – заботливо поинтересовалась девушка.

– Потому что, потому, – ответил Волшебник. – Портвейн они уже выпили и щи свои они уже все съели, – Волшебник задумался. – А у тёплых батарей в своих домах они теперь сядут только в своих снах?

– У них нет дома? – спросила девушка и на глазах её навернулись слёзы.

– Ни дома, ни семьи, ни работы, ни веры в коллективного Бога, ничего, что могло бы хоть как-то осмыслить их существование на этой планете, – отвечал Волшебник, потирая от холода руки и уши.

– Где же они спят? – поинтересовалась девушка. – Ведь не будут же они всю ночь у костра сидеть?

– Нет, конечно. Они же не совсем спятили. Поедят да уйдут.

– Что поедят?

– Не знаю. Но вижу, что кого-то жарят. Может, убили кого, а теперь жарят.

– Кого? – испуганно прошептала девушка.

– Собак здесь много бездомных. Кошек много. При желании можно крысу поймать. Бывает, что и человека загрызут… А вот ещё случай был…

– Стоп. Я поняла. Достаточно, – остановила девушка разошедшегося в примерах Волшебника, – дальше не надо. Боюсь, Ваши примеры заведут нас очень далеко. Не проще ли будет просто подойти и узнать. Тем более, что выглядят они очень милыми людьми. Они похожи на двенадцать месяцев из сказки. Помнишь? Вдруг это и в самом деле братцы-месяцы?

– Они? – удивился Волшебник, вглядываясь в лица стоящих у костра, – Братцы-месяцы?

– Ты ничего не понимаешь! – уверенно сказала девушка. – Надо верить в сказки, верить в чудеса. Пойдём быстрее. Ты увидишь, что это замечательные люди.

Они направились в сторону костра. У костра действительно стояли двенадцать человек. Волшебник их хорошо всех знал. Это были никакие не братцы-месяцы, а местные бездомные граждане, все в прошлом неоднократно судимые за бандитизм и в настоящем находившиеся в бегах. Старшему, и самому главному из них, было лет сто, не меньше. Младшему сегодня исполнилось восемнадцать. По этому случаю и собрались.

– Здравствуйте, – вежливо и ласково обратилась девушка к уголовникам. Она в душе своей всё ещё надеялась, что это не кто иные, как братцы-месяцы, – можно погреться у вашего костра?

– Мы недолго, – вставил своё слово Волшебник, – часик, не больше. Только погреемся и уйдём.

– Конечно, конечно, – испуганно залепетал главный рецидивист, – хоть два. Вон и мясо уже почти готово. Поужинаем.

– Что ужинаете? – спросила девушка.

– Корову едим, барышня, – скромно отвечал самый молодой уголовник, с интересом поглядывая на девушку.

– А где ты, парень, корову брал? – сурово спросил Волшебник

От этих слов всем стало как-то не по себе. Видно было, что бандиты слегка занервничали. И в общем-то, им было от чего занервничать. Только представьте, пять часов утра, а к вашему костру подходит молодая и очень, очень красивая женщина и, что самое страшное, абсолютно голая, а с ней двухметровый детина, в тулупе до пят, с седой, нечёсаной бородищей до самого пояса и такими же длинными усами, с огромным топором за кушаком, каким был подвязан тулуп. Сильный ветер трепал седые и длинные до плеч волосы на голове старца; жуткая улыбка на его лице обнажала два ряда ровных зубов, а зубы старца были изумрудными, а вместо глаз сапфиры.

Увидев испуганные лица бандитов, девушка посмотрела на Волшебника.

– Зачем пугаешь людей? – сурово поинтересовалась девушка у Волшебника. – Не бойтесь. Он Вас не тронет. Он – Волшебник.

– Дай Вам Бог здоровья, сударыня, – с поклоном обратился к обнажённой красавице не самый старый бандит. – Мы скоро уйдём, Вы не беспокойтесь. Шуметь не будем.

– Ну и славно, – сказала девушка, взяла Волшебника за руку и повела его в сторону подъезда.

Бандиты испуганно ворчали, плевали через плечо, стучали по дереву, просили прощение у своих богов, при этом резали куски подгорелой на открытом огне коровы кривыми тесаками и клали их в свои беззубые рты.

– Зачем ты их напугал, – спросила девушка. – Они хорошие. В коллективного Бога верят, молятся перед едой.

– Ты действительно хочешь узнать, почему я их напугал? – спросил Волшебник.

– Да. Мне интересно.

– Смотри.

Произошло нечто странное, девушка почувствовала, как время переносит её назад и они опять вышли из дома со стороны двора. На улице по-прежнему шёл дождь и дул северный ветер. Метрах в десяти от подъезда горел костёр. Какие-то люди стояли вокруг костра и громко разговаривали. И хотя говорили они громко, однако, о чём они говорили, было не разобрать.

– Это снова они? – спросила девушка.

– Они. Местные жители, которых ты приняла за двенадцать месяцев.

– Почему же они всё-таки на улице? Почему не дома, у тёплой батареи, за тарелкой щей из кислой капусты со сметаной и чесноком, с алюминиевой кружкой горячего портвейна в руках?

– Девочка моя, – спокойно отвечал Волшебник. – Всё это по-прежнему… потому что, потому. Потому что щи съедены и портвейн свой они уже очень давно выпили, а у тёплых батарей в своих домах они сядут только в своих снах.

– И у них по-прежнему нет дома? – спросила девушка и на глазах её навернулись слёзы.

– Ни дома, ни семьи, ни коллективного Бога, в которого они, впрочем, веруют и которого очень сильно боятся, а поэтому ненавидят; ничего, что могло бы хоть как-то осмыслить их существование на этой планете, – отвечал Волшебник, потирая от холода руки и уши.

– Где же они все-таки спят? – опять поинтересовалась девушка. – Ведь не будут же они, в самом деле, всю ночь у костра сидеть?

– Нет, конечно. При всей их дегенеративности кое-что они ещё соображают. Поедят, да уйдут. Всё как всегда. Всё как обычно, как и в прошлый раз.

– Что поедят?

– Не знаю. Но вижу, что и сейчас кого-то жарят. Может, убили кого, а теперь жарят.

– Кого? – испуганно прошептала девушка.

– Собак здесь много бездомных. Кошек много. При желании можно крысу поймать. Бывает, что и человека загрызут… А вот ещё случай был…

– Стоп. Я поняла. Достаточно, – снова остановила разошедшегося было Волшебника девушка, – дальше не надо. Боюсь Ваши фантазии опять заведут нас очень далеко. Не проще ли будет снова просто подойти и узнать. Только давайте в этот раз обойдёмся без перевоплощений. Не будем пугать несчастных.

– Не будем пугать несчастных, – согласился Волшебник.

Они опять направились в сторону костра. У костра по-прежнему стояли двенадцать человек. Это были всё те же местные бездомные граждане, в прошлом неоднократно судимые за бандитизм, а в настоящем находившиеся в бегах. Старшему, и самому главному из них, по-прежнему было лет сто, не меньше, а младшему, как и тогда, сегодня исполнилось восемнадцать. По этому случаю и собрались они снова здесь.

– Здравствуйте! – ласково обратилась девушка к уголовникам, которых всё ещё принимала за добрых сказочных персонажей. – Можно погреться у вашего костра?

– Мы недолго, – вставил своё слово Волшебник, – часик, не больше. Только погреемся и уйдём.

Но в этот раз всё пошло несколько иначе. Сказочные персонажи, гревшиеся у костра и жарившие на нём корову, более не выглядели испуганными. И их можно было понять. Ведь перед ними не было двухметрового бородатого детины, с изумрудными зубами и сапфирами вместо глаз, а обычного вида пожилой человек: в плаще, очках, с портфелем в одной руке и с открытым зонтиком – в другой. Да и молодая, красивая женщина не была обнажена: на ней была простая короткая демисезонная куртка, кроссовки и джинсы.

Старший бандит достал из кармана пистолет и выстрелил Волшебнику в живот. Волшебник тихо упал в лужу, около которой стоял, выронив из рук портфель и зонтик. И зонтик, и портфель упали рядом с ним. Молодой бандит вынул из кармана нож и приставил его к шее девушки.

– Раздевайся, сука, – зло процедил он сквозь зубы.

– Всё понятно, – с трудом прохрипела девушка, обращаясь к лежащему в луже Волшебнику, – мне всё стало ясно. Спасибо.

После этих слов Волшебник как ни в чём не бывало поднялся с земли, достал из портфеля одёжную щётку и стал счищать с себя грязь. Приставивший к шее девушки нож, выронил его и упал в обморок. Тот, кто стрелял в Волшебника, стал сразу как-то нервно ухмыляться, гадливо скалиться и чесать свою башку обеими руками, часто моргать и шмыгать носом.

– Пойми, – обращался Волшебник к девушке, – это жизнь. Приходится как-то выходить из положения. Убить я их не могу, совесть не позволяет. Приходится пугать. Но ведь это им на благо, не так ли?

– Не знаю, не уверена, – отвечала девушка, – по мне так лучше бы и… хотя, конечно… Вы правы, и лучше просто напугать.

– Предлагаю всё же пойти домой, – предложил Волшебник. – Я действительно что-то устал. День был длинный. Столько событий. Тебя вот встретил. Пойдём, портвейна выпьем горячего с жареной колбасой. А?

– Какой портвейн? – воскликнула девушка. – Вы с ума сошли? Раннее утро на дворе.

– Ты сама про портвейн первая начала, – оправдывался Волшебник, – я только, чтобы поддержать. А то, кто тебя знает… Обидишься ещё.

– Ах, Вы про это. Но это была шутка. Так, лирическое отступление. Грёзы и фантазии юности, как я это называю, – весело защебетала девушка. – Пойдём лучше чай пить с баранками. У тебя есть чай?

– Есть.

– А баранки?

– Пряники есть. Баранок нет.

– Плохо, что нет баранок. От пряников зубы болят, – с сожалением произнесла девушка.

– Зубы не от пряников болят, – сказал Волшебник.

– Не от пряников? – удивилась девушка. – А от чего тогда, если не секрет?

– Узнаешь, в своё время. Всё узнаешь. Ты же пожелала Волшебником быть? – Волшебник хитро посмотрел на девушку. – Так что всё узнаешь.

Бандитам стало совсем не по себе. Этот диалог между двухметровым детиной и красивой, но явно ни к месту и времени голой девушкой, выводил их из себя. Густые, слегка вьющиеся волосы обнажённой красавицы, трепал и рвал окончательно обезумевший северный ветер. Дождь при этом ещё больше усилился, к тому же ещё пошёл снег. Снег?! В начале августа!

– Люди добрые, – взмолился самый старый бандит, – простите вы нас ради коллективного Бога, в которого мы верим, которого боимся и ненавидим, но у которого всегда чего-то просим и сполна получаем. Честное слово, вот дожрём всё и свалим с вашего двора. Не губите. Нам и так немного осталось, так дайте спокойно дожевать.

– Дожёвывай, – разрешила девушка, взяла Волшебника за руку и повела его в сторону подъезда, через который им нужно было попасть на второй этаж. – Я не понимаю, как они умудряются жевать жареное мясо, если у них нет зубов?

– Они трут его своими дёснами, – задумчиво ответил Волшебник, глядя куда-то вдаль.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Волшебник вошёл в подъезд вслед за девушкой и захлопнул за собой дверь.

– И здесь темно, – тихо произнесла девушка.

– Здесь темнее, – шёпотом произнёс Волшебник, – как в гробу. Жутко, не правда ли?! Мрак полный. Там хоть свет луны пробивался сквозь узкое пространство в двери, а здесь… Кромешная тьма.

– Мы так и будем стоять в этой кромешной тьме? – спросила девушка.

– А что ты предлагаешь? – спросил Волшебник.

– Я ничего не предлагаю. Но я пришла сюда не за тем, чтобы стоять. Тем более, что здесь стоит такой мерзкий запах, что…

– Это люди, – перебил девушку Волшебник. – Они не могут терпеть и идут в подъезды. Здесь тепло и темно. Здесь им удобно гадить.

– Так включите свет. Ещё не хватало подыматься по грязи, – потребовала капризно девушка.

– Здесь, к счастью, нет света, – ответил ей Волшебник.

– К счастью? – удивилась девушка. – Вы полагаете, что не видеть дорогу, по которой идёшь, – это счастье?

– А зачем тебе её видеть? – удивился Волшебник.

– Чтобы в дерьмо не наступать, – ответила девушка.

– Видишь ли, в чём тут дело… – Волшебник задумался.

В воздухе, вместе с отвратительным запахом общественного туалета, повисла тишина. Прошло минут десять. Девушка уже не знала, что и подумать. Ей даже стало казаться, что Волшебника уже рядом нет, а она одна стоит на тёмной лестнице.

– Эй, – тихо произнесла девушка, – Вы где? Вы здесь?

По-прежнему было тихо. Девушка почувствовала себя покинутой, ей стало страшно и она стала тихонько плакать. Это было её успокоительное в стрессовых ситуациях. Плакать она начинала тихонько, но постепенно голос её обретал силу и плач становился громче. Через какие-то минуты три она рыдала уже вовсю, не сдерживаясь и не обращая внимание на то, что своим рёвом она разбудила всех собак, что жили вблизи дома.

Местные собаки и без того были уже напуганы той охотой, какую давеча на них устроили беглые уголовники, осуждённые за бандитизм, а теперь ещё и чей-то рёв взбудоражил их. Задрав свои морды вверх, глядя на полную луну, что неслась по небу сквозь мрак чёрных туч, они выли, стараясь попадать в тон с рёвом, который разбудил их. Девушка, хоть и была увлечена своим рёвом, однако услышала вой собак и это её несколько успокоило. Она уже не чувствовала себя столь одинокой и ей показалось это невежливым: у неё горе, а они там воют. Девушка ещё пару раз всхлипнула и улыбнулась.

– Видишь ли, в чём тут дело, – очнулся от своих дум Волшебник, – наступать в дерьмо всё равно придётся. Дело всё в том, что на этой лестнице столько дерьма, что не наступить в него просто невозможно. Понимаешь?

– Ну Вы и… дурак, – сказала девушка. – Так Вы всё время были здесь и… и молчали? Я тут чуть не умерла от страху, а Вы…

Ну и умерла бы, что с того? – равнодушно ответил Волшебник. – Когда-нибудь ты всё равно умрёшь.

– Во всяком случае не здесь, – ответила девушка. – Если уж умирать, то где-нибудь в более чистом месте. В самом деле, ну если здесь действительно так нагажено, что пройти и не испачкаться невозможно, может, нам вернуться.

– К счастью и это невозможно, – сказал Волшебник. – Всему своё время.

– Почему опять «к счастью»? – спросила девушка.

– Но ты же хочешь быть счастливой? – ответил вопросом на вопрос Волшебник.

– Я хочу быть Волшебником, – гордо и уверено ответила девушка.

– Это одно и то же.

– Послушай… – задумчиво сказала девушка, – а где те люди?

– Какие люди?

– Те, что заходили сюда и гадили.

– Ну как тебе сказать, – задумался Волшебник, – кто – где. Некоторые уже умерли. Некоторые у костра стоят и ты их видела.

– У костра стоят? А почему они не поднимались выше? – продолжала расспросы девушка, – Вы не пускали их?

– Нет, что ты. Только они сюда заходят не за тем, чтобы подниматься, – ответил грустно Волшебник.

– А зачем?

– Только чтобы справить свои нужды.

В этот момент дверь открылась и в подъезд вошли двое.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Темнота не позволила вошедшим заметить стоящих здесь же девушку и Волшебника.

– Господи, какая здесь вонь, – сказал один из вошедших.

– Что ты хочешь, – отвечал второй, – это же самый жуткий район города. Здесь кто только не обитает. Честно говоря, нам бы следовало поскорее отсюда выбираться. Не район, а сборище бандитов.

– Я на что-то наступил. Скользко как.

– Ты аккуратней. Ты особо здесь не расхаживай. Стой, где стоишь, а то ещё нагадим друг на друга.

– Я – всё.

– Я тоже. Уходим.

Двое вышли, громко хлопнув за собой дверью.

– Почему Вы не запретите это? – спросила девушка.

– Я не могу что-либо запрещать людям, ведь я Волшебник. Я просто исполняю их желания и не мешаю им самим исполнять свои желания.

– Но это же Ваш дом? – спросила девушка.

– Мой, – ответил Волшебник.

– Вы могли бы им, по крайней мере, сказать, что не надо здесь гадить; что здесь живут, – сказала девушка.

– Сказать? – удивился Волшебник. – А что? они сами этого не видят? Видят. Или, ты думаешь, что они не понимают, что это дом, что здесь живут, что гадить здесь нельзя? Всё прекрасно понимают.

– Ну, получается, не видят и не понимают, раз так поступают, – заметила девушка.

– Но если они не видят и не понимают, то что толку им об этом говорить? – сказал тихо Волшебник. – Они всё равно не увидят и не поймут.

– А Вы пробовали? – спросила девушка.

– Пробовал, – ответил Волшебник. – Пробовал, когда только стал Волшебником.

– Вы знаете, а я здесь уже привыкла, – сообщила девушка, – даже запах уже не кажется таким противным и темнота не столь угрожающей.

– Человек ко всему привыкает, – отвечал Волшебник. – Мерзкий запах, грязь, темнота – всё это для человека, для настоящего человека, так, ерунда. Человек выше этого, если, конечно, он – человек.

– Я готова подниматься на второй этаж, – уверенно произнесла девушка.

– Вот и славно, – обрадовался Волшебник, – а то я уж думал, что мы здесь будем весь день торчать.

– Куда идти? – спросила девушка. – Я не вижу.

– Иди за мной, иди на мой голос, – отвечал Волшебник. – Пока будем подыматься, я буду говорить, а ты слушай меня и иди за мной.

– Хорошо, – сказала девушка и тяжко вздохнула.

Волшебник улыбнулся, услышав этот тяжкий вздох, и пошёл вверх по скользким и грязным ступенькам.

– Этот дом ещё не старый, ему лет сорок, не больше, – рассказывал Волшебник. – Я приобрёл его сразу, как только стал Волшебником. Каждый Волшебник обязан иметь свой дом и заботиться о нём. Как правило, дом Волшебника расположен в том городе, где Волшебник родился. Дом Волшебника должен быть особенным для Волшебника. Это не может быть какой-то случайный дом. И здесь неважно состояние дома или его месторасположение. Главное, чтобы этот дом был для Волшебника особенным. Ты слышишь меня?

– Да-да, – отвечала девушка, идущая следом, внимательно вслушиваясь в слова Волшебника. – Я всё прекрасно слышу. Я не знала, что в нашем городе у кого-то может быть такой свой дом. Вы, наверное, очень богатый?

– Богатый? – удивился Волшебник. – Смотря что под этим понимать. Если речь идёт о банковских счетах, движимом и недвижимом имуществе, то… да, я очень богатый. Так случилось, что не стремясь к богатству, я стал очень богатым человеком в финансовом плане. Ведь ты этот вид богатства имела в виду? Об этом виде богатства шла речь?

– А о чём ещё может идти речь, когда говорят о богатстве? – спросила девушка.

– Может идти речь о духовном богатстве, например, – ответил Волшебник. – Или о богатстве души.

– А душевно и духовно Вы богаты? – спросила девушка.

– Не хочу хвастаться, но мне есть, чем удивить, – скромно ответил Волшебник.

– Это здорово, – сказала девушка и опять тяжело вздохнула. – Здорово, когда есть, чем удивить, а главное кого.

Волшебник опять улыбнулся, услышав этот тяжёлый вздох девушки и её мудрый комментарий.

– Вот мы и пришли, – радостно сказал Волшебник, открывая дверь на балкон, по которому можно было перейти на лифтовую площадку.

Волшебник открыл дверь и пропустил девушку вперёд.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Они вышли на балкон и вдохнули свежего воздуха.

– Хорошо как! – воскликнула девушка. – Дождь прошёл, ветер стих. Тихо. И собаки не лают.

– Все спят, – сказал Волшебник, глядя на часы, – шестой час.

– Скажи, а кроме Вас в этом доме ещё кто-нибудь живёт? – спросила девушка, не обратив внимания на его замечание относительно времени.

– Живут, – ответил Волшебник. – Здесь много, кто живёт. Квартир много, и я сдаю некоторые из них.

– Сдаёте? – удивилась девушка.

– Сдаю, – ответил Волшебник. – А что?

– Нет. Ничего. Просто… я как-то не думала, что можно снимать квартиру в доме Волшебника. Это интересно. В этом что-то есть.

– Что есть? – спросил Волшебник.

– Ну как же… – задумчиво сказала девушка. – Снимать квартиру… в доме Волшебника… Это замечательно, наверное.

– Ничего особенного, – сказал Волшебник. – Более того. Дом требует ремонта. Трубы старые и их менять пора. Проводка ни к чёрту. Лифт вот не работает, как положено. Расходы на воду и газ постоянно увеличиваются. Много, в общем, проблем. А плата за аренду квартир не меняется, она постоянна в своём минимально допустимом значении. Я, как и все Волшебники, покупал дом не для того, чтобы получать с него прибыль, а чтобы давать людям возможность жить. Это вдохновляет меня и даёт мне дополнительные силы. Тебе пока этого не понять, но когда ты станешь Волшебником и купишь свой дом, ты меня поймёшь.

– А как Вы купили этот дом? – спросила девушка.

– Через подставных лиц. Постепенно. Квартира за квартирой. Так и купил.

– Наверное, нелегко сдавать такой большой дом? – спросила девушка.

– Нелегко, – ответил Волшебник. – Съёмщики ведь люди разные, притом, постоянно меняются. Редко кто из них соблюдает условия договора аренды. Многие вообще съезжают, не заплатив. И это при том, что арендная плата очень маленькая. Я ведь добрый. Даже столь малую арендную плату я вперёд не беру, но только за те дни, что прожиты и то часто приходится идти на уступки. В общем, конечно, непросто. Но каждый Волшебник обязан иметь свой дом. Не для наживы, а для постоянного общения с разными людьми. Иначе теряется социальность, а с потерей социальности утрачивается желание исполнять чьи-либо желания.

– А кроме Вас в нашей стране ещё есть Волшебники? – спросила девушка.

– Есть, конечно, – ответил Волшебник.

– И много их? – спросила девушка.

– Нет, немного, – ответил Волшебник.

– И у каждого есть свой дом? – спросила девушка.

– У всех по-разному, – ответил Волшебник. – Один дом – это минимум для Волшебника. Есть и такие Волшебники, у кого больше, чем один дом. У кого-то целый район домов. А кому-то принадлежит весь город, то есть, все дома города.

– Какого города? – не поняла девушка.

– Обычного, такого же, как наш, – ответил Волшебник и посмотрел на часы.

– Как можно иметь целый город? – спросила девушка.

– Так же, как и район, и дом.

– А почему ты не имеешь район? Или город? – спросила девушка.

– Мой уровень творческого развития, мои финансовые возможности и прочее не позволяют мне управлять более чем одним домом. Со временем, по мере увеличения своих способностей, я возьму в управление и район, и город, и планету – ответил Волшебник. – Я куплю ещё один дом, затем ещё, и так до тех пор, пока все дома не станут моими.

– Получается, что и…

– Совершенно верно, – Волшебник не дал девушке договорить, – страной тоже. Да и всей планетой может управлять Волшебник.

– А я думала, что нашей планетой может управлять только коллективный Бог, – сказала девушка.

– Коллективный Бог? – иронично произнёс Волшебник. – Он занимается другими делами.

– Что значит другими? – спросила девушка.

– Не связанными с управлением планетой, галактикой, вселенной и прочим.

– Выходит, что на Земле вся власть принадлежит Волшебникам? – спросила девушка.

– Не власть! – ответил Волшебник. – Управление! Мы не владеем домами, районами, городами и странами, а управляем ими. А ты разве этого не знала?

– Не знала, – сказала девушка.

– Зачем же ты хочешь быть Волшебником тогда? – спросил Волшебник.

– Я думала, что Волшебник – это тот, кто исполняет желания, а не тот, кто управляет домом, районом, городом, страной, планетой, – обиженно сказала девушка. – Это несколько не то, что я хотела. И людей я не люблю, а поэтому не люблю с ними общаться. И домом я не хочу управлять, не хочу сдавать квартиры и ругаться с жильцами по разной ерунде.

– У тебя несколько искажённое понимание того, кто такие Волшебники. И первое, с чего мы с тобой начнём, так это с прояснения того, кто они такие, на самом деле, – сказал Волшебник.

– А как же тогда муниципалитеты, мэрия, губернаторы, президент, депутаты, – спросила девушка, – или они тоже все – Волшебники.

– Глупость какая, – сказал Волшебник. – Что же ты такое говоришь, девушка? Побойся своего коллективного Бога. Как вообще тебе такая ерунда могла в голову прийти? Назвать губернатора или депутата, а тем более, президента, Волшебником.

– Но ведь они тоже управляют районами, городами, странами, – сказала девушка. – Я даже слышала, что есть некое тайное правительство, которое управляет всеми на Земле. Разве это не так?

– Они не управляют, а владеют, – сказал Волшебник. – Владеют, поскольку обладают властью. Сами люди дали им такую власть. А мы, в смысле, Волшебники, власти никакой не имеем, но имеем желание. Поэтому мы управляем. Понимаешь разницу?

– Нет, – ответила девушка.

– Нам никто не подчиняется и мы никому не подчиняемся. Мы не отдаём никаких приказов и нам никто не может ничего приказать. Управление в абсолютном смысле – это когда отсутствует власть.

– А власть, следовательно, – это когда отсутствует управление, – сказала девушка.

После этих слов девушки Волшебник нахмурился. Он открыл первую квартиру, впустил её и вошёл сам.

– Сейчас будем завтракать, – сказал Волшебник, – а по ходу я расскажу тебе о депутатах, президентах, муниципалитетах и тайном правительстве. Заодно проясним и кто такие Волшебники.

– Где можно помыть руки? – спросила девушка.

– В ванной, – ответил Волшебник. – По коридору прямо и третья дверь направо.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– Вы один здесь живёте? – кричала девушка из ванной комнаты, глядя на своё отражение в зеркале и намыливая руки.

– Пока один, – отвечал Волшебник. – Тебе что приготовить на завтрак?

– Блины со сгущёнкой и кофе, – орала девушка из ванной.

– Блины? Да ещё и со сгущёнкой? Где же я тебе блины возьму? – спросил Волшебник девушку, которая вымыла руки и входила в кухню.

– Попросите у соседей, – посоветовала девушка.

– Верно. Молодец. Соображаешь, когда хочешь, – обрадовался Волшебник.

– Что значит это Ваше «когда хочешь»? – удивилась девушка. – Я всегда соображаю, а не только тогда, когда хочу.

– Это тебе только так кажется. Соображать ты, как впрочем и все люди, начинаешь только тогда, когда захочешь.

– А в остальное время чем мы занимаемся, интересно? – поинтересовалась девушка.

– А в остальное время вы спите, едите, предаётесь слепой, глухой и немой страсти, впадая в ту или иную крайность, которые вы называете любовью и ненавистью, и излишне по этому поводу драматизируете, – отвечал Волшебник. – Но всё это мы с тобой обсудим после завтрака. А сейчас пойдём к соседям за блинами.

– Нам в какую квартиру? – спросила девушка, когда они с Волшебником вышли из квартиры.

– Не знаю пока. Будем у всех подряд спрашивать, – ответил Волшебник.

– Вы это серьёзно? – испуганно спросила девушка.

– Ты о чём? – не понял её Волшебник.

– О том, чтобы нагрянуть к соседям за блинами? – сказала девушка.

– А что тебя пугает? Ты сама это предложила. Идея твоя мне понравилась. И если честно, то мне такое и в голову бы не пришло, – ответил Волшебник.

– Слушайте, а может, ну их, эти блины. В конце концов, ну мало ли что мне в голову взбредёт. По-моему, эта одна из моих не самых лучших идей.

– Это одна из твоих грандиозных идей, – уверял девушку Волшебник, – и очень замечательно, что ты сама это предложила. Это будет твой первый шаг становления Волшебником.

– Что? – не поняла Волшебника девушка. – Какой первый шаг? О чём Вы?

– Иди, девушка, и проси блины у соседей, – настойчиво потребовал Волшебник. – Только так становятся Волшебниками и никак иначе. После этого нужно будет, конечно, ещё много чего сделать и узнать.

– А экзаменов не будет? – спросила девушка. – Ненавижу экзамены.

– И в моих глазах экзамены – это мерзость, – сказал Волшебник. – Экзаменов не будет. Будет завершение обучения. Завершит твоё обучение конкурс религий, который ты проведёшь в Таврическом саду.

Девушка испуганно смотрела на Волшебника и молчала.

– Не бойся, – сказал Волшебник. – Стучи в дверь.

Девушке ничего не оставалось, как позвонить в первую попавшуюся дверь. Никто не открывал.

– Постучи ногой, – посоветовал Волшебник.

– Ногой? – удивилась девушка.

– Ногой постучи. Может, у них звонок не работает.

Девушка робко стукнула ногой по двери один раз.

– Кто же так стучит, – сказал Волшебник, – вот как надо.

Волшебник повернулся к двери спиной и что было сил стал дубасить по двери подошвой своего кирзового сапога. У него так это громко получалось, что даже в других квартирах люди стали интересоваться происходящим. Жильцы других квартир стали выглядывать из своих дверей.

– Вам чего? – спросил Волшебник. – Арендную плату хотите внести за истекший период?

После слов об арендной плате за истекший период любопытные быстренько захлопнули свои двери.

Волшебник ещё минут пять громыхал по двери ногой, когда наконец за дверью послышались чьи-то шаги. Дверь открылась. На пороге стояла женщина.

– Чего вам? – спросила она Волшебника и девушку.

– Мы за блинами, – ответила за двоих девушка.

– Со сгущёнкой или с вареньем? – спросила женщина.

– Со сгущёнкой, – ответил Волшебник. – И кофе чёрного литра два, если можно.

– Можно, – сухо ответила женщина и скрылась за дверью.

Минут через пять она вынесла всё это на большом подносе. Волшебник забрал поднос, а девушка сказала «спасибо» и сделала книксен, чем очень рассмешила женщину и, громко смеясь, женщина тихо закрыла дверь.

– Идём завтракать? – спросил Волшебник.

– Идём, – радостно воскликнула девушка и галопом поскакала в квартиру Волшебника. Ей было радостно от того, что всё вышло так замечательно.

Волшебник и девушка сидели на кухне, девушка отхлёбывала кофе из огромного стакана, макала блины в горшок со сгущёнкой и сладко жмурилась от удовольствия.

– А кто эта женщина? – спросила девушка через набитый рот.

– Это моя мама, – ответил Волшебник.

После этих слов девушка чуть не подавилась блином.

– Как? мама? – спросила девушка.

– Так, мама, – ответил Волшебник. – А ты что думала? У кого ещё мы могли достать блины в шестом часу, да ещё со сгущёнкой и с двумя литрами кофе?

– В общем-то, конечно, – согласилась девушка, – только у мамы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Нам необходимо познакомиться, – произнёс Волшебник, после того как все блины были съедены и кофе выпит.

– Меня зовут, – начала было девушка, но Волшебник прервал её. – Остановись, девушка. Не имеет значения то, как тебя зовут там. Теперь у тебя будет новое имя. Именно под этим именем ты войдёшь в нашу Федерацию.

– В какую Федерацию? – спросила девушка.

– В Федерацию Волшебников Земли, – ответил Волшебник. – Хотя… По правде говоря, нет никакой Федерации и никогда не будет. Это я так выражаюсь, когда имею в виду всех Волшебников Земли.

– А много на Земле Волшебников? – спросила девушка.

– Я, Магнус, и Великой Ко, – ответил Волшебник. – Нас пока трое. Ты будешь четвёртой.

– А разве обязательно менять своё имя? – спросила девушка.

– Конечно, – ответил Волшебник. – Ведь имя человека полностью определяет его сущность. Имя – это очень важно. И нельзя вот так просто к этому относиться.

– Но по паспорту я – Рая, Раиса, значит, – сказала девушка.

– Так у тебя уже и паспорт есть? – удивился Волшебник.

Она встала, подошла к окну и открыла форточку.

– Конечно есть. Душно здесь, – сказала девушка, – Вы не будете возражать, если я закурю? – спросила она, доставая из сумочку пачку сигарет без фильтра и большую бензиновую зажигалку.

– Что сделаешь? – не сразу понял Волшебник.

– Курить очень хочу, – пояснила девушка, – я уже часов шесть без никотина. Нервы, как перетянутые струны. Кажется ещё немного и… дзинь.

– Кури, конечно, – растерянно разрешил Волшебник, – если нервы как струны. То-то я сейчас понял, что вроде ты высоковата, для ребёнка. Сколько в тебе?

– Чего? – не сразу поняла девушка.

– Чего, чего, – передразнил девушку Волшебник, – сантиметров и килограмм, вот чего.

– А, этого, – девушка сплюнула прилипший к губе табак, – сто шестьдесят семь сантиметров и пятьдесят килограмм.

– Да. Многовато для ребёнка, – тихо произнёс Волшебник, – мог бы и сразу заметить. Хотя, конечно, сомнения было закрались в мою душу, но я подумал, что, возможно ты – будущий капитан школьной баскетбольной команды.

– Что за чушь? – удивилась девушка. – Я ничего не понимаю из того, что Вы говорите.

Ни слова не говоря, Волшебник встал, поднял обе руки вверх и резко опустил их вниз, после чего сверкнула молния, грянул гром, свет погас, а всё вокруг осветилось сапфировым и изумрудным светом. Волшебнику больше всего нравились именно изумрудный и сапфировый цвета. Кухня, где находились Волшебник с девушкой растворилась, а вокруг них образовалось одно только бесконечное пространство. Девушка по-прежнему сидела на табуретке, положив левую ногу на правую, и курила, с интересом наблюдая за всем происходящим. Правда вместе с кухней исчез и стол, на котором стояла пепельница, и девушка не сразу сообразила, куда ей стряхивать пепел. Но смущение её длилось не более минуты и она стала стряхивать пепел просто… в бесконечное пространство, что было под ней и её обшарпанным табуретом.

– С этого момента твоё имя – Полина, – громко произнёс Волшебник. – Ты, а не кто-то там ещё, будешь олицетворять в нашей Федерации силу и мощь. Но звать тебя будут так только тогда, когда ты станешь четвертым Волшебником Земли. Тебе понятно? А до тех пор ты по-прежнему будешь зваться Раисой. Впрочем, будут моменты в твоей жизни, когда ещё не став четвертым Волшебником, ты станешь Полиной.

– Это так неожиданно, – испуганно проговорила девушка. – Сила… Мощь… Олицетворять…

Девушка сделала две последние затяжки и бросила окурок в бесконечность. Достала из сумочки платок, протёрла им свои очки и скорчила серьёзную мину.

– Полина, говорите? – спросила девушка. – Красивое, конечно, имя. Правда, не современное. Это латынь?

– Верно, латынь, – ответил Волшебник и всё вокруг сразу обрело свои прежние очертания и формы. Окурок же, брошенный в бесконечность, тлел на полу под табуреткой, на которой сидела девушка.

– Что дальше? – спросила Раиса.

– На сегодня всё, – сказал Волшебник. – За одним исключением…

– Исключением? – не поняла девушка смысла сказанного.

– Ты ещё не узнала моего для тебя имени, – сказал Волшебник.

– Что значит «для тебя»? – спросила девушка.

– То значит, что ты будешь звать меня Аф Фабр, – ответил Волшебник. Здесь всё обошлось без грома и молний, без световых представлений и трансформаций пространства.

– Красиво. Надо будет запомнить, – сказала Раиса.

– Уж постарайся запомнить, – сказал Волшебник. – Ведь только это моё имя позволит тебе меня находить.

– Что значит «находить»? – не поняла Раиса. – Мы расстаёмся?

– Уже шесть утра. Тебе пора домой.

– Когда же мы снова встретимся? – спросила Раиса.

– Когда? – воскликнул Волшебник. – Мы встретимся с тобой снова тогда, когда…

Раиса не услышала, когда именно они снова встретятся с Волшебником. Всё перед ней покрылось туманом и она потеряла сознание. Очнулась она, сидя на скамейке, в Таврическом саду, куда пришла вчера, то есть тридцать первого июля, вечером, после того как поссорилась со своим женихом.

ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

В парке, где очнулась Раиса, было людно и жарко. Раиса не сразу поняла, где она и что с ней происходит. В том, что это был не сон, она была уверена, но назвать произошедшее реальностью она так же не могла. Раису всё начало раздражать.

Во-первых, её раздражало множество праздношлындающих по парку людей с кислыми рожами. Во-вторых, ужасно хотелось пить. В-третьих, всё, только что случившееся, более походило на тихое помешательство.

Раиса прекрасно помнила, что пришла в парк вчера или не вчера, в общем, в пятницу, в шесть часов вечера, после того как поссорилась со своим женихом. Раиса посмотрела на часы. Часы показывали ровно шесть часов.

– Который час? – спросила Раиса у проходившего мимо мужчину, внешне очень похожего на агента Имперской Службы Безопасности.

– Ровно шесть, – улыбнулся мужчина. – Разрешите представиться…

– В этом нет необходимости. – перебила его Раиса. – Вы – артист?

– Артист? – удивился мужчина. – Ну что Вы… Я не артист. Я, конечно, тоже служу, но иначе… несколько иначе. Впрочем… Что-то артистическое в моей службе тоже есть.

– Да-да. Я понимаю, – рассеяно сказала Раиса. – А день недели сегодня какой?

– Суббота, первое августа, до конца Света пятьдесят миллионов лет, – вежливо сказал мужчина.

– Спасибо, – ответил Раиса.

– Пожалуйста, – ответил мужчина, сел на скамейку напротив, достал из кармана журнал «Первосоюзные будни уголовного и административного преступления» и с увлечением стал его перелистывать.

– Всё ясно, – подумала про себя Раиса, – я медленно и верно схожу с ума.

Раиса достала из сумочки сигареты. Она прекрасно помнила, что перед тем как войти в парк, она купила пачку сигарет: «Дым Первого Союза» и ещё её не распечатывала. Но пачка была вскрыта. Раиса вывалила все сигареты перед собой и пересчитала. Не хватало одной штуки. Раиса начала искать в сумочке бензиновую зажигалку, но её не было на месте. И тогда Раиса вспомнила, что зажигалка осталась на столе, в доме Волшебника. Раиса почувствовала на своей спине капли холодного пота.

– Господи, – громко вскрикнула она, – я не помню, как его зовут.

– Что? Простите, не расслышал, – сказал мужчина. – Вы меня о чём-то спросили?

– Нет-нет, – быстро заговорила Раиса, – это я так. Это я сама с собой… Имя забыла.

– Чьё имя? – поинтересовался мужчина. – Своё?

И тут Раису опять бросило в холодный пот. Она осознала, что своё имя она тоже не помнит.

– Вы знаете, – сказала Раиса, – своё имя я тоже забыла. И его, и своё.

– У Вас паспорт с собой? – спросил мужчина.

– Что? – Раиса не сразу поняла, что именно от неё хотят.

– Своё имя Вы можете посмотреть в паспорте, – посоветовал мужчина. – А его имя Вы, скорее всего, найдёте в записной книжке.

– Да-да, спасибо, – вежливо ответила Раиса, только чтобы отвязаться от услужливого человека, ну очень похожего на агента Имперской Службы Безопасности. – Вы правы. По паспорту… и в записной книжке. Ещё раз спасибо и всего доброго. Мне пора. Жених ждёт. Мы поссорились. Но я уверена, что ещё всё можно уладить. Всё можно поправить. Вы не дадите на минутку свой телефон?

– С радостью! – ответил мужчина. – С огромным удовольствием!

Он передал Раисе телефон. Раиса набрала номер своего жениха.

– Любимый, нам необходимо встретиться, – сказала Раиса.

– Это так неожиданно, – несколько обиженным тоном ответил любимый, – вчера ты закатываешь истерику во Дворце бракосочетаний, расстраиваешь нашу с тобой свадьбу, оскорбляешь моих друзей, а теперь… вот так вдруг и встретиться.

– Да к чёрту твоих друзей, тем более, что все они – дегенераты, и сразу после свадьбы никого из них я и близко к тебе не подпущу, – быстро заговорила Раиса. – Ты мне лучше скажи, как меня зовут.

– Послушай, Раиса, – нервно заговорил её любимый. – Этот твой тон, твоя речь, твои манеры наводят меня на мысль, что наша ссора была не случайностью.

– Как? Раиса? – перебила своего любимого Раиса. – Меня зовут Раиса? Ты уверен?

– Хорошо, – сказал любимый, – встречаемся в кинотеатре. Начало сеанса – в восемь. Можешь подойти к семи, сходим поужинать в ресторан.

– Да, – тихо произнесла Раиса, – сеанс – в восемь, прийти к семи, я запомню.

– Так ты придёшь? – спросил любимый.

– Приду, – ответила Раиса.

– В семь? – спрашивал любимый.

– В семь, – ответила Раиса, выключила телефон и отдала телефон мужчине.

– С Вас восемь рублей и сорок три копейки, – сказал мужчина.

Раиса дала ему десять рублей, внимательно пересчитала сдачу, поднялась со скамейки и пошла к выходу.

– Ваше имя в паспорте смотрите, – крикнул вслед ей мужчина. – А его – ищите в записной книжке.

Раиса обернулась, но никого уже не было. Над городом сгустились чёрные тучи. Грянул гром, сверкнула молния, пошёл мелкий дождик.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Только Раиса вышла за ворота парка, как к ней тут же подъехал автомобиль Службы Городской Безопасности (СГБ). Из автомобиля вышел капитан СГБ.

– Попрошу предъявить документы, – обратился офицер к Раисе.

– Документы? У меня? – удивилась Раиса.

– Обстоятельства так сложились, – занервничал капитан и стал поправлять складки на кителе. На правом погоне капитана было вышито золотом «восстанавливаю», а на левом погоне было вышито золотом «справедливость».

– Насколько мне известно, – медленно произнесла Раиса, – по законам нашего города проверка документов у граждан, кто своим видом не пугает и не раздражает окружающих, после шести вечера запрещена. Или я ошибаюсь?

– Обстоятельства, мадам, так сложились, – нервно оправдывался капитан. – Потому, лучше предъявите. Сами понимаете, скоро международный конкурс религий. В городе необходимо поддерживать порядок.

– Паспорт Вас устроит? – спросила Раиса, которой лень было продолжать этот бессмысленный разговор.

– Ну, если ничего больше нет, – обиженно произнёс капитан, – то и паспорт сгодится.

– Нет более ничего, – ответила Раиса и достала из сумочки паспорт.

Офицер стал медленно листать паспорт, слюнявя при этом большой палец своей правой руки, которым переворачивал страницы. Перед тем как перелистнуть очередную страницу, капитан поднимал глаза и внимательно всматривался в Раису взглядом, как ему казалось, проникающим в душу человека.

– Вы долго собираетесь его читать? – спросила Раиса. – Такое впечатление, что Вы читаете увлекательный роман.

Шутка про «увлекательный роман» так понравилась капитану, что он, выждав каких-то секунды три-четыре, дико и громко засмеялся. Он смеялся так громко, так искренно, так заразительно, что не только привлёк внимание проходивших мимо людей, но заразил и их своим смехом. Проходившие мимо люди останавливались и, глядя на смеющегося капитана, тоже начинали смеяться громко и искренно. Не до смеха было только одной Раисе.

Она тупо смотрела на происходящее вокруг безобразие и терпеливо ожидала окончание всего этого безумия. Отсмеявшись, капитан приказал всем разойтись и не мешать органам восстанавливать справедливость. Когда толпа вокруг рассосалась, капитан сурово посмотрел на Раису.

– Это Ваш паспорт? – спросил капитан.

– Мой, конечно, – ответила Раиса. – Неужели не видно. Там фотография.

Капитан посмотрел на фотографию в паспорте, затем на Раису, затем опять на фотографию, затем опять на Раису.

– Снимите очки, – приказал капитан.

Раиса сняла очки.

– Вы думаете, что так я буду больше похожа на себя? – спросила Раиса.

– Вижу, что ошибался, – ответил капитан. – Так Вы действительно ещё меньше походите на ту, что изображена на фотографии.

– Что значит «ещё меньше»? – спросила Раиса.

– Взгляните сами.

Капитан сунул под нос Раисе фотографию в паспорте. На фотографии в паспорте была изображена очень красивая женщина, не имеющая с Раисой никакого внешнего сходства. Раиса минуту смотрела на свою, вернее на фотографию в паспорте, затем потеряла сознание и грохнулась на панель. Очнулась Раиса в холодной камере, куда доставил её капитан СГБ. Кроме неё, в камере сидела какая-то старуха и ела суп алюминиевой ложкой из большой алюминиевой кружки.

– Где я? – спросила Раиса.

– В ОПА, – отвечала старуха, не прекращая есть суп, – в Отделе Предварительных Арестов.

– Давно? – спросила Раиса.

– Не знаю, – отвечала старуха. – Я сама здесь только второй день.

– Выходит, я здесь уже более, чем двое суток? – спросила Раиса.

Старуха ничего на это не сказала, а только тщательно облизала ложку, засунула её в кружку и поставила всё это на тумбочку возле своей табуретки.

– В общем так, девушка, – таинственно сказала старуха, – слушай меня очень и очень внимательно. Во мне ты видишь свою несостоявшуюся судьбу. Я уже вторые сутки торчу здесь из-за тебя. Всё ждала, когда ты очнёшься.

– Из-за меня? – удивилась Раиса. – Несостоявшаяся судьба? Я не понимаю. Объясните толком, что происходит. За последнее время со мной произошло столько разного, что в пору рехнуться. Кто Вы?

– Считай, что я – это твоё неудавшееся будущее, – сказала старуха и улыбнулась своим беззубым ртом.

– Вы моё кто? Неудавшееся будущее? – переспросила Раиса. – Хотите сказать, что я избежала очень большой беды?

– Думай, как знаешь, – сказала старуха, – а мне более тебе сказать по этому поводу нечего.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Очень часто, – начала свой рассказ старуха, – да что там часто, лучше сказать всегда, человек, когда загадывает какое-нибудь желание, не задумывается о его последствиях. И ты – не исключение. Ты встретила Волшебника и захотела быть Волшебницей. Как мило и как просто. И всё было бы ничего, если бы ты больше знала о том, кто такие Волшебники и чем они занимаются на Земле.

– Почему Вы думаете, – прервала Раиса старуху, – что я не знаю, кто такие Волшебники?

– Мне сказал об этом Аф Фабр, – ответила старуха. – Милый человек, тебе повезло, что ты встретила его.

– Могла встретить кого-нибудь иного? Это в три-то часа ночи? Бродя по мокрым тропам Таврического сада? – удивилась Раиса.

– Да будет тебе известно, красавица, что именно в Таврическом саду, в три часа ночи, бродя по мокрым тропам, можно встретить кого угодно. В ночь, с тридцать первого июля на первое августа в Таврическом саду гуляют и думают не только Волшебники. Ничто так не заряжает, я имею в виду заряд физический, эмоциональный и духовный, как прогулки по ночному Таврическому саду. Так что, ты могла попасть и к другому, и не обязательно к Волшебнику.

– Хорошо, допустим, – устало сказала Раиса, – но Вы могли бы говорить проще и меньше отвлекаться от сути. Не надо вот этих Ваших описаний местности, погоды и прочего. Утомляет, знаете ли. По возможности – короче и по существу. Обойдёмся без пейзажей и натюрмортов.

– Да, вот именно, по существу, – нисколько не обиделась старуха на Раису. – Известна ли тебе история города, в котором ты живёшь?

– Вы подразумеваете историю Санкт-Петербурга? – спросила Раиса.

– Абсолютно верно, – подтвердила старуха. – Я говорю об истории Санкт-Петербурга.

– Ну… – несколько задумавшись, сказала Раиса. – Если кратко…

– По возможности, – ехидно так попросила старуха.

– Город основан, если мне не изменяет память, за двести пятьдесят миллионов лет до конца Света. Тогда наш город принадлежал России, а ею тогда правил царь Пётр Алексеевич. Будучи человеком глубоко верующим, окончившим Высшую Школу Коллективного Богомыслия, Пётр Алексеевич начал с того, что построил на месте будущей столицы России без малого триста храмов. Город строился почти восемьдесят лет. Основная причина столь долгого строительства заключена в катастрофической нехватке рабочих рук. Не признававший никакого насилия, Пётр Алексеевич не допускал принудительного труда. Основной идеей императора была – построить город не просто красивый, но и действительно счастливый. Это было основной философией молодого тогда ещё царя.

И вдруг камера растворилась, а Раиса и старуха оказались стоящими в каком-то болоте, по колено в грязи, среди тысячи оборванных и грязных людей. В середине болота, на толстом бревне, стоял царь Пётр Первый.

– Братья мои, – орал Пётр Первый, что было сил, так, чтобы его было слышно и тем, кто стоит на краю болота, – за благое дело взялись, с Господа нашего помощью и позволения. И то, как мы начнём дело сие, то, как мы будем вести его, во многом определит будущее государства нашего. С молитвой и страхом за даже малую возможность совершить злое деяние, мы сегодня строим не только великий град, но и великую Россию. Мы не будем спешить. Никто нас к тому не призывает. И более того, спешка в великом деле только вред принесёт. Не важно, сколько потребуется лет на то, чтобы город был завершён. Главное, в основе всего должны лежать добро, сострадание и уважение друг к другу.

В это время дверь камеры открылась и в камеру вошёл капитан первого ранга Имперской Службы Безопасности, в котором Раиса сразу узнала того самого мужчину, которого встретила в Таврическом саду, сразу как очнулась после встречи с Волшебником.

– Ты, – указал он на Раису, подозрительно глядя на многотысячную толпу оборванных людей и выступающего пред этой толпой Петра Первого, – на допрос к следователю.

Какое-то время в камере ещё продолжал существовать призрак болота; толпа оборванных стала кланяться, глядя на капитана первого ранга; Пётр Первый с удивлением смотрел на капитана и постепенно таял в воздухе. А за ним и всё остальное начала таять испаряться, превращаться в лёгкую дымку и улетучиваться. Капитан первого ранга зажмурил глаза. Когда он снова их открыл, мираж исчез.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Капитан первого ранга вёл Раису, закованную в кандалы по рукам и ногам, по широким коридорам и мраморным лестницам на первый в её жизни допрос к следователю. У кабинета следователя к тому времени скопилось уже много задержанных. Сидели какие-то бесформенные бабы неопределённого возраста в цветастых платках, длинных и ярких сарафанах, с детьми, здесь же пищавшими как крысята; мужики какие-то, вида подозрительного, в собачьих ушанках и валенках, курившие махорку и матерясь на чём свет стоит; кто-то даже козу с собой притащил. Коза уже явно очумела от духоты, от вони махорки, от писка детей и ругани мужиков, а потому жалобно блеяла и дрожала.

– Мать вашу, – заорал капитан первого ранга. – За каким псом вы козу-то притащили? Чья коза?

Ожидавшие приёма притихли, напуганные строгим голосом капитана первого ранга.

– То – коза Гришки Отрепьева, – раздалось откуда-то сзади.

– Точно, его коза, – подтвердил чей-то голос, непонятно правда чей, то ли бабы, то ли мужика.

– Сволочи, – выругался капитан первого ранга, хотел было снять кандалы с арестованной, но передумал, – расселись здесь. Уберите мешки свои и дайте пройти.

Мешки нехотя убрали и капитан первого ранга втолкнул Раису в кабинет начальника Имперской Службы Безопасности, а по совместительству следователя по тревожным обстоятельствам, Гайдара Шкуро.

В кабинете было сильно накурено, горело пять свечей на длинном, прямоугольном столе, а сам Шкуро сидел за роялем и пытался сыграть вступление к первому концерту Чайковского. Кроме того, что Гайдар Шкуро был следователем по тревожным обстоятельствам в Имперской Службе Безопасности, а также был начальником этой самой службы, он ещё носил адмиральское звание.

– Ваше благородие, господин адмирал, – обратился к следователю капитан первого ранга, – задержанная доставлена.

Гайдар Шкуро тупо посмотрел на капитана первого ранга. Его голова сперва наклонилась влево, а затем вправо.

– Виктор Леонидович, – вдруг резко и громко вскрикнул Шкуро, чем напугал Раису и Виктора Леонидовича, – вот честное слово, сразу не узнал. Сытыми будете. Спать хотите?

– Не плохо было бы, Ваше благородие, – жалостливо проговорил капитан первого ранга. – Ведь уже почти третьи сутки на ногах.

– Да, Виктор Васильевич…

– Леонидович, – поправил следователя капитан первого ранга.

– Что? – не сразу понял его Шкуро.

– Вы меня прежде Виктором Леонидовичем назвали, а вот теперь изволили, так сказать, ха-ха, оговориться Васильевичем.

– Знаешь, что, капитан первого ранга? – сурово так спросил Шкуро.

– Что, Ваше благородие? – встав по стойке смирно, спросил капитан первого ранга.

– Давай, я тебя буду просто звать Витя? А? Ты как, согласен? – спросил Шкуро.

– Я спать хочу, Ваше благородие, – опять начал своё капитан первого ранга. – Отпустите, Бога ради. Ведь двое суток за этой сукой, – капитан указал на Раису, – двое суток бегали. Отпустите, а? Видит Бог, нервы не железные. Ещё немного и я достану парабеллум и всех перестреляю.

– А про парабеллум ты врёшь, капитан первого ранга, – сказал сквозь зубы Шкуро. – Парабеллума у тебя никакого не получится.

– Это почему ещё? – спросил капитан первого ранга. – Почему это не получится?

– Потому что твоя программа на этой планете выполнена, – сказал Шкуро, достал из кармана пистолет Стечкина, направил его на капитана первого ранга и нажал курок.

Прошитый очередью из пистолета-пулемёта Стечкина, капитан первого ранга рухнул на пол. Он что-то пытался сказать Раисе, шевелил пальцами, дико вращал глазами, указывая ими в сторону двери, и пускал кровавые пузыри изо рта. Всё случившееся сильно повлияло на Раису и она опять потеряла сознание. Грохнулась здесь же, рядом с капитаном первого ранга, в большую лужу крови, что натекла с него.

– Сволочи, – зло проговорил Шкуро и вышел из кабинета.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Очнулась Раиса в камере. Старуха тихонько сидела у окна и пристально смотрела на Раису.

– Очнулась, – сказала старуха. Ну ты, подруга, и спать.

– Какое сегодня число? – спросила Раиса.

– Первое августа, – ответила старуха. – Какое же ещё?

– Не может быть, – жалобно простонала Раиса. – Это какое-то безумие. Вы ещё скажите, что сейчас три часа ночи.

– В три час ночи, – шёпотом заговорила старуха, – ты повстречала Аф Фабра. Часов в шесть Вы с ним расстались, – старуха задумалась, – следовательно, сейчас где-то начало седьмого утра.

– Подождите, – Раиса попыталась встать с бетонного пола, но кандалы на её ногах и руках помешали ей это сделать и она осталась на полу, но только не лёжа, а сидя. – Подождите. Но этого не может быть. Слишком много событий произошло за это время. Я была в парке, говорила по телефону с Львом Николаевичем. Лев Николаевич – это мой жених. После чего меня задержали на выходе. Затем я рассказывала Вам историю нашего города, а морской старший офицер водил меня на допрос к следователю со странным именем Гайдар и фамилией Шкуро. Я точно помню, что Шкуро застрелил офицера-моряка.

– Ну и что из того, что ты это помнишь? – спросила старуха.

– А разве могло столько событий вместиться в такой незначительный промежуток времени? – спросила Раиса.

Старуха с удивлением посмотрела на Раису.

– Мне не понятно, что именно ты подразумеваешь под незначительным промежутком? – спросила старуха Раису и встала со своего места.

И здесь Раису поразила метаморфоза, произошедшая со старухой. Во-первых, изменился её голос. Голос старухи стал очень красивым, нежным и успокаивающим. И более того, никакой старухи и в помине не было, а была очень, очень, очень красивая женщина. На ней было в шикарное тёмно-зелёном бальное платье, усыпанном бриллиантами, туфли на тончайшем и высоченном каблуке и небольшая бриллиантовая корона.

Женщина подошла к Раисе и погладила её по голове. Раисе сразу стало так спокойно, так хорошо, что она заплакала.

– Не плачь, – спокойно сказала женщина. – Уверяю тебя, что всё будет хорошо. Всё это безумие скоро закончится и ты будешь чувствовать себя счастливой.

– Кто Вы? – сквозь слёзы спросила Раиса.

– Разве ты не узнаёшь меня? – спросила женщина и улыбнулась.

– Я чувствую, что ближе Вас у меня никого нет, – ответила Раиса, – но я не знаю Вас.

– Имя Полина тебе о чём-нибудь говорит? – спросила женщина.

– Так назвал меня Волшебник, – ответила Раиса.

– Всё верно, всё правильно, – сказала женщина, – именно так пятьдесят лет тому назад меня назвал Верховный Повелитель всех Волшебников Вселенной, Аф Фабр.

– Почему Вы говорите слово «меня»? – спросила Раиса.

– Неужели ты ещё не догадалась, – ласково сказала женщина, – что Ты – это и есть Я.

– Но разве это возможно? – спросила Раиса. – Вы такая красивая, такая уверенная в себе, Вы очень успешная, а я…

– И что ты? – спросила женщина.

– Я уродина, – сквозь слёзы говорила Раиса. – Я маленькая, близорукая, одеваюсь в магазинах для бедных, у меня проблем выше крыши, меня посадили на тюрьму, заковали в кандалы и психически ненормальные капитаны первого ранга водят меня в этих кандалах к сумасшедшим адмиралам. А это, знаешь, как больно? – Раиса не договорила и сильно заплакала.

Женщина опустилась на пол рядом с Раисой, положила её голову себе на колени.

– Успокойся, моя красавица, – утешала женщина Раису и гладила её по голове. – Ты самая красивая из всех во Вселенной. Более того, ты самая богатая, самая сильная и влиятельная женщина. А сумасшедшие адмиралы и убитые ими люди – это так, пустое. И тюрьма, в которой ты сейчас сидишь, – это тоже пустое. И кандалы на твоих руках и ногах тоже ерунда. Не обращай на них внимание.

– Нет, – всхлипывала Раиса, – я уродина, я слабая и всего боюсь, у меня нет ни сил, ни мужества справляться со всеми напастями, я не знаю, где их взять эти силы и мужество. Меня к следователю водили. А мой знакомый, который хочет на мне жениться… я не люблю его… Он бандит, но мне придётся выйти за него, потому что другого выхода я не вижу. А он страшный бандит, он самый страшный бандит во Вселенной, а может и во всём Мире. Но я закрываю на это глаза и не хочу верить в то, что его состояние нажито бандитским путем, путём кровавым и лживым, потому что хочу красиво одеваться и жить в красивом доме, и путешествовать по самым красивым уголкам Вселенной.

– Ты слишком серьёзно воспринимаешь своё прошлое, – сказала женщина. – Относись к нему проще.

– Я не понимаю Вас, я не понимаю, что значит «проще»? – воскликнула сквозь всхлипывание Раиса. – Как можно проще относиться к тому, что тебя арестовывают, сажают на цепь, заковывают в кандалы, водят на допросы; что тебе приходится выходить замуж за нелюбимого, но красивого и богатого вора, лжеца, труса и убийцу? Больше всего меня пугает то, что я испытываю к нему страсть, а не люблю его. Понимаете Вы меня?

– Дорогая моя, – очень нежно и ласково сказала женщина, – я сейчас не успею всего тебе рассказать. У меня очень много дел и мне пора уходить. Мы с тобой встретимся потом, несколько позже. Сейчас запомни одно. Всё, что с тобой произошло до встречи с Аф Фабром, воспринимай не иначе, как абсурд. То, что ты называешь своей жизнью и из-за чего проливаешь столько слёз, иначе, как абсурд, воспринимать нельзя. Это первое. Второе – тебе с этого момента необходимо начинать пользоваться тем, что тебе дал Аф Фабр.

– А что он мне дал? – спросила Раиса.

– Он дал тебе возможность творить чудеса, – сказала женщина и встала с пола. – Теперь прощай. Не навсегда. Иногда мы будем встречаться, когда тебе будет очень трудно. Это будет нечасто, поэтому больше рассчитывай на себя настоящую, а не ту, которой ты когда-то станешь. Впрочем, иногда я буду приходить к тебе на помощь.

Женщина подошла к двери и элегантно, слегка касаясь двери, постучала по ней кончиками пальцев правой руки. Грохот от этого её стука был такой, как будто по двери били двухпудовой кувалдой. Этот грохот разбудил весь Отдел Предварительных Арестов. Охрана, перезаряжая на ходу пулемёты, с криками «Ура», «За Родину», «Патриотизм или смерть» мчалась в сторону камеры, из которой доносился грохот. У двери камеры их скопилось не меньше ста человек. Они толкались, пихались, мешали, в общем, друг другу. Один из охранников дал всем сигнал молчать и медленно открыл дверь.

Полина вышла из камеры, оглядела очумевших от увиденного солдат и плотно закрыла за собой дверь. Раиса осталась в камере одна. Ей было о чём подумать и она стала вспоминать свою прошедшую жизнь.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Произошло нечто странное. До этого момента, до момента встречи с этой красивой и шикарной женщиной, женщиной умной и уверенной в себе, Раиса и не понимала, как можно своё, пусть даже и плохое, прошлое и не менее ужасное настоящее воспринимать не иначе, как абсурд? До сих пор кошмарное прошлое не отпускало Раису, оно постоянно напоминало о себе Раисе и это более всего омрачало её настоящее.

Но не то огорчало Раису, что она очень хорошо помнила своё прошлое, а то, что в этом её прошлом было много того, за что ей было не по себе. И даже тот факт, что с тех пор прошло уже много времени, не успокаивал её, а напротив, ещё более усиливал тоску. Она сама себя упрекала за своё прошлое. Чего только не делала Раиса, какие шаги только не предпринимала для того, чтобы освободиться от негативного влияния на себя своего прошлого, ничего не помогало. А сейчас произошло нечто удивительное. Она сама пришла к себе из будущего; она успокоила себя своим будущим. И всё сразу изменилось.

Даже то тяжёлое положение, в каком находилась Раиса, более не огорчало её, а даже, напротив, забавляло. Раиса улыбнулась. Ей стало весело от того, что она сейчас находится в тёмной камере, в кандалах, и это напомнило ей вонючий и темный подъезд, в котором она стояла с Волшебником и куда местные жители заходили справлять свою нужду. Ей стало весело потому, что она всё поняла и осознала. Она ещё толком не могла объяснить, что именно она поняла и что именно осознала, но в том, что это нечто грандиозное, она была уверена.

Ей уже было абсолютно безразлично не только её негативное прошлое, какое она помнила не хуже, чем раньше, но ей стало безразлично и то хорошее, что было в её прошлом.

– Какая разница, – говорила Раиса сама себе вслух, – была ли эта встреча с Волшебником или это только галлюцинация. Какая разница, разговаривала ли я минуту назад с шикарной женщиной или нет. Всё это неважно. Главное в том, что я всё могу.

У Раисы аж дух захватило от осознания своих возможностей. Единственное, что ей было пока страшно использовать, так это свои возможности. Раиса понимала, что те возможности, какими она владеет, ещё не развиты. Необходимо какое-то время, чтобы заставить их работать на полную мощь.

– А что касается этой женщины, – громко и твёрдо сказала Раиса, – то и здесь мне всё ясно и понятно. Это действительно я. Как я сразу себя не узнала?

Раиса задумалась. Она встала с пола и подошла к зеркалу, что висело в углу камеры, и с удивлением посмотрела на своё отражение.

– И чего это я вырядилась в тёмно-зелёное? – спросила сама у себя Раиса. – В данной обстановке я лучше бы смотрелась в ярко-красном платье. И каблук на туфлях можно пониже и потолще. А вот корону побольше. Почему я надела такую маленькую корону? Теперь – макияж. Мне показалось, или правый глаз был подведён больше левого? Неважно. Всё это следует учесть. А помада была слишком бледной. Бледность, конечно же, в какой-то степени говорит об умеренности, но и умеренность хороша в меру. Неумеренность в умеренности приводит к гордыне. Будь проще и тебя начнут понимать, а все эти умеренности в косметике не более чем желание не привлекать лишнего внимания. Всё это можно смело назвать не изжитыми комплексами неполноценности. В общем, есть над чем поработать.

Раиса отошла от зеркала и легла на узкие деревянные нары и закрыла глаза.

– Всё складывается очень и очень хорошо, – прошептала Раиса. – Выходит, что с тех пор, как я повстречалась с Волшебником, прошло уже пятьдесят лет. Замечательно. Это очень и очень здорово. Я так и думала. Конечно меня радует, что сделано будет немало, но…

Раиса резко вскочила с нар и снова подошла к зеркалу. Она уверенно глядела в зеркало, где в отражении видела шикарную женщину.

– И тебе ещё многое нужно сделать, – сказала Раиса своему отражению. – Всё так. Спасибо тебе за твоё спокойствие по отношению к своему прошлому. Ты очень мне помогла и всё сделала правильно. Всё сделала правильно.

Дверь камеры открылась. В камеру вошёл капитан первого ранга, тот самый, которого с час назад Гайдар Шкуро застрелил из пистолета Стечкина.

– Ты, – указал он на Раису, – на допрос к следователю.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

– Прежде чем Вы поведёте меня к следователю, – сказала Раиса, – мне необходимо кое-что уточнить.

– Не положено уточнять, барышня, – сурово ответил моряк.

– И всё же, – спокойно произнесла Раиса. – Во-первых, снимите кандалы с моих рук и ног.

– Кандалы снимать не положено, – угрюмо ответил капитан первого ранга.

– Снимите, снимите, в противном случае, я буду вынуждена Вас убить, – уверенно и очень спокойно сказала Раиса, глядя прямо в глаза морскому офицеру. – Или Вы всё же предпочитаете умереть?

– Нет, – нервно ответил капитан первого ранга. – Умирать я не хочу. Но Вы поймите и меня. По уставу конвойной службы я обязан…

– Достаточно, моряк, достаточно, – прервала его объяснения Раиса. – Меня раздражают и утомляют пустые разговоры. Не знаю, как Вас, но меня более всего утомляют и раздражают именно они.

– Кто они, простите? – не понял капитан первого ранга.

– Пустые разговоры, голубчик, – скучающим голосом ответила Раиса. – Пустые, никчёмные, бессмысленные, несущественные, а так, не пойми даже, чего ради, разговоры. Я, офицер, предпочитаю людей умных, – продолжила Раиса, несколько сменив тон на более требовательный. – Вы даже себе не представляете, как я стремлюсь к таким людям. Но умные люди – это такая редкость. Вот Вы – умный человек? По-моему, нет. Во всяком случае, в парке Вы мне умным не показались…

– Ну, знаете ли, – не находил, что сказать, явно загнанный в тупик происходящим, капитан первого ранга, – я не думаю, что можно вообще так ставить вопрос.

– Именно, дружок, именно, – прервала его рассуждения Раиса. – Не думаете. В этом-то всё и дело! Понимаете? А умные люди всегда думают. Только представьте себе это.

– Что представить? – спросил моряк, виновато шмыгая носом.

– Представьте, что есть люди, которые думают постоянно, – ответила Раиса. – На думающих людей даже просто смотреть приятно. И грустно, поверьте, очень грустно осознавать, что умных людей очень мало. Посмотреть не на кого. Вы согласны со мной, что это грустно?

– Я не то, чтобы согласен или нет, – начал мямлить офицер, – но, как мне кажется, умные они… да, конечно же, приятней в общении, нежели, простите, дураки. Но говорить, что их мало… я бы не стал.

– Да? – искренно удивилась Раиса. – Что Вы говорите? И Вы в этом уверены?

– Я уверен, умных людей больше, – твёрдо ответил офицер.

– Странно, – задумчиво произнесла Раиса и с удивлением заглянула в глаза капитану.

– Что, простите, Вам странно? – спросил, явно смущённый взглядом красивой женщины, капитан. Он только сейчас заметил, что перед ним находится действительно очень красивая женщина. Более того, капитан готов был поклясться, что ничего красивей он в жизни не видел. Там, в парке, где он следил за ней, она не казалась ему такой красивой.

– Меня всегда поражало то упорство, с каким глупые люди пытаются казаться умными, – сказала Раиса. – И Вы, капитан, не исключение.

– Но…

– Чего уж там, но… – не дала Раиса капитану и слово сказать. – Я ведь с Вами уже пять минут пытаюсь как с умным человеком беседовать и всё впустую. Ничего не выходит. Вы – дурак, капитан первого ранга. И самое глупое во всём этом, что Вы этого за собой не замечаете. Вы, капитан первого ранга, дурак без всяких НО. Вы дурак, потому что Вы не думаете, капитан. Вы не приучены думать. Всё, на что Вы способны, так это только испытывать страсть или страх, но не думать. Вы дурак, капитан. Дурак есть, дураком и погибнете. Хотите, расскажу Вам, как Вы умрёте?

– Интересно, – спросил капитан, – и как же, по-Вашему, я умру? По-моему, если мне не изменяет память, то Вы собирались меня убить? Позвольте полюбопытствовать, как… именно… убивать… станете? Табуретом по голове? Или воткнёте мне рукоятку ложки в глаз? Вас явно заносит, милочка. Я гвардии капитан первого ранга Морской Пехоты Имперской Службы Безопасности. Двадцать лет я занимался исключительно тем, что резал людям глотки. Я могу убить Вас одним пальцем, – нервно говорил капитан. Голос его дрожал, глаза налились кровью, на шее вздулись вены. Ему казалось, что таким он больше нравится женщинам. – И я клянусь Вам, что если Вы сейчас не заткнёте свою пасть, то я…

– Ну и что Вы? – спокойно остановила его Раиса. – Что? Глотку мне перережете? Так это вряд ли. Но даже если и так, то зачем же так волноваться, – Раиса вела себя более чем спокойно. – Ишь, разошёлся. Неужели это всё от страха? Ты так испугался, что я тебя убью? Не бойся. Не убью. Охота была мне о тебя руки марать. Глотки он, видите ли, резал. Одним пальцем он меня убьёт. Ты сдохнешь через семь минут, после того как мы войдём в кабинет следователя. Тебя пристрелит следователь по особо важным делам Шкуро. Понял теперь, морской гвардии пехотинец Имперской Службы Безопасности?

– Гайдар Шкуро? – спросил капитан.

– Он самый. В его столе лежит пистолет Стечкина. Стреляет очередями. Ты и пикнуть не успеешь, как будешь валяться около двери его кабинета, пускать кровавые пузыри изо рта, и пытаться что-то там показать мне пальцами. Сорок пуль войдёт в тебя, как в пустой алюминиевый бак. Сомневаешься? Давай проверим. Пошли, если не боишься?

– За что ему меня убивать? – всё ещё недоверчиво спросил капитан.

– А кто вас, уродов, поймёт, – ответила Раиса. – Зачем вы вообще живёте и за что вы убиваете? Но меня не столько волнует твоя судьба, капитан, сколько моя. Понимаешь?

– Почему я должен тебе верить? – спросил капитан.

– Видишь ли в чём тут дело, капитан, – Раиса задумалась. – Суть в том, что мне нельзя врать.

– Это ещё почему, – не понял её капитан.

– Пока не знаю точно, но я уверена, что если не хочу потерять данную мне силу, то не должна врать. Никому и никогда. Понимаешь?

Ни слова больше не говоря, капитан снял с рук и ног Раисы кандалы. На допрос Раиса шла, весело глядя по сторонам.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Гайдар Шкуро чуть с табурета не упал, когда к нему ввели арестованную без кандалов. Шкуро уже потянулся за Стечкиным, но под взглядом Раисы рука его остановилась на половине пути.

– Брось, Шкуро, пусть капитан уйдёт, – сказала Раиса. – Это я его попросила, и он оказался гораздо умнее, чем я ожидала. Он уже начал думать.

Раиса повернула голову в сторону капитана первого ранга и подмигнула ему правым глазом. После чего капитан сразу стал часто моргать, шмыгать носом и нервно усмехаться.

– Идите, капитан, – сказала ему Раиса, – сегодня Вас не убьют. А будете думать, то Вас вообще никогда не убьют.

Капитан недоверчиво посмотрел в сторону Шкуро. Шкуро, не глядя ни на кого, молча набивал трубку табаком и ехидненько ухмылялся.

– Гайдар Тимурович, – обратилась Раиса к Шкуро, – Вы же не станете возражать, если морской пехотинец нас покинет? Нет? Посмотрите, какой он мужественный. Он очень нравится одиноким женщинам с детьми и совсем не хочет умирать. Он может составить чьё-нибудь счастье. Отпустим его?

– Господь с Вами, Раиса Минична. С чего вдруг мне возражать. Напротив. Я с огромным удовольствием побуду с Вами наедине, – спокойно так, без каких-либо эмоций или напряжения, сказал Шкуро.

– Разрешите идти, господин следователь по особым делам, – обратился капитан первого ранга к Шкуро.

Шкуро ничего на это ему не сказал, только молча, как бы нехотя, кивнул несколько раз своей башкой. От этого кивания моряка прошиб холодный пот. Капитан первого ранга отдал честь, повернулся кругом, и громко стуча каблуками ботинок, строевым шагом направился к выходу.

Бедолага до того был напуган всем происходящим, что вместо того чтобы пойти с левой ноги, пошёл с правой. А кроме того, одновременно с правой ногой он вытянул вперёд и правую руку. Он шёл как мустанг-иноходец. Понимая всю глупость ситуации, капитан даже не останавливался. Он мечтал поскорее покинуть кабинет Шкуро. Выйдя за дверь, он тихо прикрыл её и сел на стоящую здесь же оттоманку.

После того как капитан первого ранга покинул помещение, Шкуро встал и подошёл к высокому шкафу. Встав на цыпочки, он достал со шкафа толстую папку.

– Полюбуйтесь только, – обратился Шкуро к Раисе, – Ваше дело.

– Послушайте, Гайдар, – начала было Раиса, но Шкуро не дал ей договорить.

– Нет, голубушка. Это ты меня слушай, – резко начал Шкуро. – Я тебе не наивный морской пехотинец, положивший всю свою жизнь на то, чтобы дослужиться до звания капитана первого ранга, и со мной твои фокусы не пройдут. Возможно, люди со слабыми нервами, после бессонной ночи, и разводятся на твою ботву, только я-то сплю хорошо и нервы мои не расшатаны беспробудным пьянством и неумеренным сексом. Я человек без страстей и никого не боюсь. Мне нет нужды в том, чтобы нравиться одиноким матерям и я не собираюсь составлять чьё-либо счастье. Мне некогда тратить на тебя много времени, а потому разговор наш с тобой будет коротким. После я тебя отпущу. Не ты мне, Раиса Минична, нужна. Жених твой меня интересует. Вот ты мне про жениха своего и расскажи.

Раиса хоть и была молода, ей только вчера исполнилось восемнадцать лет, но быстро смекнула, что с этим человеком лучше не шутить.

– Так Вас Беломор интересует? – спросила Раиса.

– Именно, Раиса Минична, именно, Беломор Лев Николаевич меня и интересует. Ну неужели же ты и в самом деле подумала, что мы интересуемся тобой? Ты нам, при всей своей экзальтированности, нужна, как прошлогодний снег.

– Это успокаивает. И чем я могу Вам помочь?

– Раиса Минична, – Шкуро замялся, – здесь вот какая штука. Ты хорошо знаешь своего жениха?

– Мы познакомились с ним год назад. За это время я узнала о нём не так много, как хотела, но…

– И не продолжай, – Шкуро вскочил с табурета, на котором сидел, – потому как только время своё драгоценное и моё бесценное потратишь, а всё без толку.

– Я не понимаю, Шкуро, о чём Вы.

– И не поймёшь, Раиса Минична, и не поймёшь. История это длинная. А потому присаживайся на кушеточку и слушай. Сорок лет назад, в глухой сибирской избе, в семье лесничего Николая Львовича Беломора родился мальчик. Назвали мальчика в честь дедушки Львом.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Шкуро, без малого часа три рассказывал Раисе историю Беломора, начиная с его рождения и вплоть до сегодняшнего дня. Раиса узнала много интересного из жизни как самого Льва Николаевича, так и его родных, его близких знакомых и прочих других людях, кто имел несчастье хоть каким-то образом пересекаться с этим человеком. И картина-то, скажу я Вам, выходила, прямо скажем, жутковатая. За сорок лет своей жизни Лев Николаевич успел совершить очень и очень много разных, мягко говоря, преступлений, заслуживающих внимания правоохранительных органов и органов безопасности ряда стран.

Из того, что Шкуро в течении трёх часов наплёл Раисе, следовало, что Лев Николаевич возглавлял одну очень влиятельную международную террористическую организацию. Террористическая организация, возглавляемая Беломором, носила скромное название «Пятая Сила». В организацию входило без малого сорок три миллиона человек, не считая женщин и их детей. Пятая сила имела филиалы во всех странах мира.

Это, пожалуй, всё, что на тот момент поняла Раиса. Три часа беспрерывной болтовни Гайдара до того утомили Раису, что под конец она просто уснула. Сквозь сон она слышала что-то о безжалостности Беломора к пингвинам, верблюдам, старикам и старухам. Сквозь сон до неё доносилось что-то о колоссальных доходах с продажи наркотиков и обезболивающих лекарств, работорговли, проституции, подпольном тотализаторе, казино и прочей подобной дряни.

Раисе снилось, что она плывёт вместе со Шкуро на резиновой лодке по Мёртвому морю, Шкуро сидит и поёт, а Раиса гребёт. Шкуро поёт, но слов его песни не разобрать. Слышны только обрывки фраз. Что-то типа: валюта, автоматы, ядерные боеголовки, подкупы депутатов Государственной Думы, убийство президента и…

Проснулась она от того, что Шкуро тряс её за плечи и умолял проснуться.

– Проснись, Раиса Минична, – орал Шкуро, – проснись. Не время спать-то, не время.

Раиса открыла глаза. Шкуро смотрел на неё безумным взглядом.

– Раиса Минична, – говорил Шкуро, – ты будешь с нами работать?

– Адмирал, – умоляюще произнесла Раиса, – я есть хочу. Велите принести что-нибудь.

Шкуро взял со стола колокольчик и позвонил в него. Вошла симпатичная девушка.

– Принесите два обеда, – попросил Шкуро.

– Обед подать в гостиную? – спросила красивая девушка.

– Раиса Минична, – обратился Шкуро к Раисе, – ты где пообедать хочешь, здесь или, может, перейдём в гостиную?

– Ну какая разница, Шкуро, – нервно ответила Раиса, – честное слово, Вы, как маленький. Мне всё равно, где обедать. Хотите – здесь, а хотите в гостиную несите.

– Сюда неси, – приказал Шкуро красивой девушке.

Девушка покинула кабинет, загадочно, как ей казалось, чему-то улыбаясь.

– Дура, – произнёс Шкуро ей вслед, после того как она закрыла за собой дверь кабинета. – Проститутка.

– Вы о ком это? – спросила его Раиса.

– Да так. Это я о своём. Ни о ком, в общем. Не обращайте внимания, просто все красивые женщины, как правило, дуры и проститутки. Почему так, Раиса Минична? Почему красивые женщины, которые работают в нашей структуре, не способны испытывать ничего, кроме страсти и страха?

– Вы плохо выглядите, – сказала Раиса, не обращая внимания на идиотские вопросы адмирала.

– В самом деле? – удивился Шкуро и подошёл к зеркалу, что висело на стене.

Он посмотрел на себя в зеркало. Высунув язык как можно дальше, сказал: «А-а-а-а». Язык был с синевой и весь обложен жёлто-зелёным налётом. Оттянув нижние веки, оглядел белки своих глаз. Белки были жёлтыми.

Да, Вы правы. Зрелище неутешительное, – сказал Шкуро, отходя от зеркала. – Скоро помру. Врачи говорят, что осталось лет двадцать, не больше. А так хочется пожить. Ты себе не представляешь, Раиса Минична, как порой хочется пожить подольше. Хочется многое успеть, много сделать. У меня столько планов, столько идей. Если бы ты только знала.

– Я догадываюсь, – хмуро ответила Раиса.

– Ведь можно сказать, что и не жил-то толком ещё, – сокрушался Шкуро. – Мне же… сколько ты думаешь?

– Лет семьдесят, – неуверенно сказала Раиса.

– А вот и не угадала, – прошептал адмирал, – пятьдесят четыре года.

– Врёшь, – удивилась Раиса.

– Чтоб я сдох, – поклялся Шкуро.

– Вы же говорили, что нервы крепкие, про секс умеренный что-то кричали, про то, что алкоголем не балуетесь? Или нет? Мне послышалось? – спросила Раиса. – К чему тогда все эти пышные фразы о красивых женщинах в вашем ведомстве, об их страстях и страхах? Выходит, что и сами Вы, Гайдар Тимурович, и боитесь, и более чем страстны?

– Всё так, Раиса Минична, всё так, – с горькой усмешкой соглашался Шкуро. – Но, при всём при этом у меня, Раиса Минична, слабость иного порядка. Иная страсть у меня и страх мой иной, чёрт бы его побрал.

– Пожрать, что ли, любите? – брезгливо предположила Раиса.

– Угадали, Раиса Минична, угадали. – ответил Шкуро. – Люблю пожрать. Все чего-то любят, а я люблю пожрать. И ничего не могу с собой сделать. Какие только попытки не предпринимал. На дорогих курортах лечился, у мировых светил. Сколько деньжищ потрачено, и всё зря. Как об еде подумаю, так всё. Что лечился, что нет. Да ты и сама сейчас убедишься.

В это время дверь кабинета открылась и официанты по очереди стали заходить в кабинет, занося всё необходимое для обеда. Минут сорок ушло на то, чтобы накрыть стол.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Обед состоял из пятнадцати блюд по пять перемен. На первое подавали яичницу из крокодильих яиц, хлеб с горчицей, огурцы солёные и маринованные помидоры. На второе были суп с рыбными фрикадельками, макароны по-флотски, жареный карп, селёдка с маслом растительным и луком, а также салат из редьки с сырой морковкой.

На третье – жареная баранина, тушёная телятина, копчёная козлятина, сырокопчёная свинятина и жареная картошка. Затем подали блины, оладьи, икру осетровую, говяжий студень и манную кашу. В завершении ели гречневую кашу, сухари ржаные, шпроты, солёные грузди и пирожные со сливочным кремом. Запивали всё это дело компотом из сухофруктов, горячим чаем, чёрным растворимым кофе и сильногазированной водой с сиропом от кашля.

– Раиса Минична, – обратился Шкуро к сидящей на противоположном конце стола Раисе, – скажи честно, ты любишь поесть.

– Очень, – отвечала Раиса, ковыряясь вилкой в яичнице. – Что-то у Вас яичница какая-то жидкая. Вы что туда воду льёте?

– Бог его знает, чего они туда льют. А ты мне лучше вот что скажи, – Шкуро задумался. Макая хлеб в горчицу и хрустя солёным огурцом, он как-то странно смотрел на Раису, которая, ничуть не смущаясь его взгляда, смачно кусала маринованный помидор. – Скажи, Раиса Минична, что произошло в Таврическом?

– Гайдар Тимурович, – отвечала Раиса, хлебая из глубокой миски суп с рыбными фрикадельками, – с чего Вы взяли, что там что-то произошло? Просто я гуляла по парку и…

– Ночью? – перебил Раису Шкуро. – Кто ночью гуляет в Таврическом? Ночью спят, а не гуляют по паркам.

– Вы не передадите мне сковороду с макаронами, – попросила Раиса. – А что до того, что ночью спят, то это Вы верно заметили. Случайно всё вышло. Я поссорилась с Львом Николаевичем и…

– Ты убежала из Дворца бракосочетания, – уточнил Шкуро.

– Вот видите, Вы сами всё знаете. Да, должна была состояться наша свадьба, но я сбежала.

– Ты совсем карпа не ешь, Раиса Минична. Не стесняйся. Он, правда, несколько суховат, но ты его с селёдочкой и салатиком с редькой и морковкой.

– Карп действительно суховат, – согласилась Раиса. – А селёдка – хорошая. Где брали?

– Я? Брал? – удивился Шкуро. – Что ты, Раиса Минична, да до того ли мне. Это всё из нашего буфета. В нашем заведении – замечательный буфет. Там этого дерьма сколько угодно, можно получить абсолютно всё и даже… – но Раиса не дала Шкуро договорить.

– Мы познакомились с Беломором год назад, – перебила Раиса Шкуро, устав от его пустой болтовни. – Случайная встреча на свадьбе подруги. Лев Николаевич там был в качестве гостя со стороны жениха. Он обратил внимание на мою внешность, а я на его поведение. Познакомились. Ну вот так, слово за слово, год пролетел и не заметили.

– Я советую, Раиса Минична, свинину вперёд козлятины скушать, после смело ешьте баранину, а потом только телятину, а уже в конце кушайте картошку.

– Лев Николаевич показался мне хорошим и добрым человеком, – продолжала Раиса.

– Добрым? – удивился Шкуро. – Хорошим? Это Лев Николаевич-то?

– Мама моя к нему хорошо относится, – продолжала Раиса, не обращая внимание на вопросы Шкуро.

– А что ещё ты можешь сказать про него, Раиса Минична? – Ну кроме того, что он показался тебе добрым и хорошим. Что это за человек?

– Человек, как человек. Обычный. Ничего выдающегося.

– Э, Раиса Минична, не скажи, – Шкуро мазал на блины осетровую икру, туда же кусками клал студень, всё это накрывал оладьями, макал всё это в манную кашу и ел, – Беломор не так прост, как кажется. Десять лет, проведённые им в колонии строгого режима, сделали его далеко не таким уж простым человеком.

– Вам не показалось, что икра пересолена?

– Пересолена? – удивился Шкуро. – Не заметил. Но это страшный человек, Раиса Минична, страшный! Уверяю.

– Чем же он так страшен?

– Ну не тем, конечно, что людей режет почём зря, – отвечал Шкуро. – Сегодня это пожалуй что уже никого не напугает… Здесь другое. Он любого убить может, вот в чём сложность.

– Что значит «любого»? – спросила Раиса, накладывая себе в тарелку гречневой каши.

– То и значит, – загадочно отвечал Шкуро. – Кого захочет, того и убьёт. И помешать ему никак нельзя.

– Вам не кажется, что шпроты и пирожные со сливочным кремом – это нечто? – спросила Раиса.

– Пирожные – это да, – Шкуро хрустел ржаными сухарями и пытался поддеть на вилку маринованный груздь. – Особенно если это всё ароматным сладким чаем запить. Ты кофе будешь или чай?

– Кофе без сахара и чай с лимоном.

– Кофе и чай без сахара, – тихо повторил Шкуро за Раисой. – К нам поступили сведения, что на президента готовится покушение.

– Вы полагаете, что за этим стоит Беломор?

– Я не знаю, кто за этим стоит. Знаю только, что такое под силу только ему.

– Зачем ему убивать президента? – спросила Раиса.

– Месть, Раиса Минична, месть. Почти десять лет заключения. Такое не прощают. Я уже тогда, когда мы только посадили Беломора, говорил, что его нужно убить. Но ты же знаешь нашего президента. Демократ, мать его.

– Я наелась, – сказала Раиса.

– Ну и славно! – обрадовался Шкуро.

ДВАДЦАТАЯ ГЛАВА

– Раиса Минична, пришло время нам с тобой проститься, – грустно сказал Шкуро, когда обед подошёл к концу.

– Вы меня отпускаете? – удивилась Раиса.

– Тебе пора. Уже и дома поди заждались. Льву Николаевичу необязательно говорить о нашем с тобой разговоре. Да и вообще, мой совет, никому не рассказывай о том, где ты была и что делала. Договорились?

– Господин адмирал, я могу дать Вам честное слово, что никто не узнает о том, где я была и что со мной произошло, – пообещала Раиса, тяжело переводя дыхание.

– Морпех, – громко крикнул Шкуро, – где ты там? Зайди, пожалуйста.

В кабинет вошёл капитан первого ранга.

– Раиса Минична, капитан доставит тебя туда, откуда ты к нам попала, – весело произнёс Шкуро. – Капитан, всё ясно?

– Так точно, Ваше благородие. Всё будет исполнено.

– Да, чуть не забыл, – Шкуро вскочил со своего табурета, – напоследок, Раиса Минична. Вы мне ничего не хотите сказать об Аф Фабре.

– Откуда Вам известно это имя? – Раиса старалась выглядеть равнодушной к этой теме разговора.

– В камере стоят прослушивающие и подглядывающие устройства. Ты очень странно себя вела при задержании и после, когда тебя доставили в камеру. Разговаривала сама с собой. Плакала, смеялась. Имя Аф Фабр было одним из тех, что ты произносила.

– Какие ещё имена я произносила?

– Разные. Много разных: Магнус, Великий Ко… Я всё не помню, но ты, если, конечно, хочешь, то можешь посмотреть видеозапись.

– Скажите, Шкуро, а Вы смотрели эту запись?

– Только по долгу службы, Раиса Минична, только по долгу службы, – стал оправдываться Шкуро.

– Да это не страшно, – успокоила его Раиса. – Мне это безразлично. Меня интересует другое.

– Что?

– Вы ничего странного не заметили? – Раиса выжидающе посмотрела на адмирала. – Ну там… со мной… в камере.

– Что ты имеешь в виду? – не сразу понял Шкуро вопроса.

– Моё поведение Вас… не смутило? Вам не показалось оно странным?

– Раиса Минична, ну о чём ты, голубушка, говоришь. Чего там замечать, когда ты сама странность и есть. По тебе же психушка плачет. Разговариваешь сама с собой, сценки разыгрываешь, перевоплощаешься. Тебя бы режиссёру хорошему показать не мешало.

– Что значит «перевоплощаешься»? – спросила Раиса.

– То и значит, что становишься не самой собой, а кем-то другим. То старухой прикинулась, то шикарной женщиной. Ты нас напугала. У тебя так это здорово получилось, что мы даже засомневались в том, ты ли это. Тебе бы артисткой стать или певицей.

– Почему певицей? – не поняла Раиса.

– Потому как голос у тебя красивый. Поёшь хорошо.

– В смысле – громко? – спросила Раиса.

– В смысле – красиво, – ответил Шкуро

– Почему Вы спросили об Аф Фабре? – перевела тему разговора Раиса.

– Это имя часто упоминается в определённой среде, – уклончиво отвечал Шкуро.

– В какой среде?

– В определённой среде, Раиса Минична, в определённых, так сказать, кругах. И если мы с тобой говорим об одном и том же человеке, то… – Шкуро замолчал, выжидающе уставившись на Раису.

– Что? – спросила Раиса.

– Он кто? – спросил Шкуро. – Просто твой знакомый или нечто более?

– Он – мой учитель, – спокойно сказала Раиса.

Слова, сказанные Раисой, произвели настолько сильное впечатление на Шкуро, что он на какое-то мгновение просто потерял дар речи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Было около одиннадцати вечера, когда Раису высадили у входа в Таврический сад. Раиса сама попросила её сюда привезти.

Раиса шла по той самой тропинке, на которой повстречала Волшебника.

– Аф Фабр, – тихо произнесла Раиса. – Вы здесь?

– Здесь, – раздался голос сзади.

Раиса обернулась. Волшебник стоял под большим зонтом.

– Почему Вы под зонтом? – спросила Раиса.

– Так ведь дождь, – спокойно отвечал Аф Фабр. – В дождь лучше всего под большим зонтом находиться. Не хочу быть мокрым.

Только сейчас Раиса обратила внимание на сильный ливень и на то, что она вся насквозь промокла.

– Когда я был бедным и у меня не было зонта, и мои ботинки промокали, я мечтал, что вырасту и куплю себе большой зонт, тёплый плащ, непромокаемые ботинки. Я мечтал, что наступят такие времена, когда у меня будут деньги и я смогу гулять по Петербургу не только в сухую погоду, но и когда идёт дождь.

Раиса внимательно слушала этого человека. Она ничего не спрашивала, по её волосам ручьями текла вода вперемешку со слезами. Она поняла, что любит этого человека. Волшебник стоял в трёх метрах от неё и говорил, говорил, говорил. Раиса не чувствовала холода, она ничего не чувствовала, кроме тепла, какое исходит от этого человека.

– Я мечтал, – продолжал Волшебник, – что специально буду дожидаться сырой погоды, и когда все жители города попрячутся по своим тёплым квартирам, я буду одевать свои непромокаемые ботинки, тёплый плащ, брать зонт и идти гулять.

Раиса только глупо улыбалась, слушая Аф Фабра, и часто шмыгала носом.

– На осуществление мечты ушло почти сорок лет, – тихо произнёс Волшебник и спросил. – Это много, как по-твоему?

Раиса не знала, что ответить, а только пожала плечами и виновато улыбнулась.

– Это не так уж и много, – сам себе ответил Волшебник. – Всему виной нехватка денег. Ботинки непромокаемые стоят триста евродолларов, плащ – пятьсот и зонт – сто. И того почти тысяча. Когда-то для меня это было дорого. Когда-то… много миллионов лет назад… когда я был беден и не мечтал быть Волшебником.

Раиса опять громко шмыгнула носом и виновато улыбнулась.

– Я приглашаю тебя к себе на дачу, – весело произнёс Волшебник. – В тридцати километрах от города у меня есть дача. Мы там сможем спокойно поговорить. Ты мне всё расскажешь: про адмирала Шкуро, про капитана первого ранга, про то, что ты ела на обед. Согласна?

Раиса улыбнулась и, опять шмыгнув носом, кивнула своей мокрой головой.

– Тогда бери меня под руку и пойдём.

Раиса схватилась двумя руками за руку Волшебника и прижалась к нему так сильно, как будто боялась, что иначе её обязательно кто-то оторвёт от этого человека – человека, которого она решила никогда не покидать. Ей сразу стало так хорошо; ей было хорошо идти рядом с ним в ногу и слушать его голос. Честно говоря, Раиса вообще не понимала то, что говорил ей Волшебник. Она слушала не его, а его голос; ей просто нравился его голос. Она шла, крепко вцепившись обеими руками в руку Волшебника и сильно прижимаясь к нему, и ей было хорошо. Ей было всё равно, куда идти и зачем, лишь бы идти куда-нибудь, и идти с этим человеком, с Волшебником, её Волшебником.

– Возьмём такси, – говорил Аф Фабр. – И через минут сорок – мы уже на даче. Я говорил тебе, что у меня есть дача?

Раиса быстро закивала головой.

– У меня замечательная дача. Один участок чего только стоит. Не участок, а чудо. У меня там красивей, чем в Таврическом саду. А дом какой чудесный у меня: четыре этажа, снаружи белый с золотом, дверь золотая, рамы золотые, а крыша сапфировая. Тебе нравится, когда крыша дома сапфировая?

Раиса неуверенно пожала плечами.

– Внутри дом тоже весь отделан сапфирами и изумрудами. Очень мне нравятся сапфиры и изумруды. Особенно они хороши при внутренней отделке загородного дома. Почему ты всё время молчишь? – спросил Волшебник.

– Я слушаю, – ответила Раиса и только тут поняла, что очень сильно замёрзла.

– Тебе надо согреться, – сказал Волшебник. – В такси всегда тепло.

Машина ждала у входа.

– Я вызвал её заранее, – пояснил Аф Фабр.

Честно говоря, Раису это нисколько не удивило. Конечно она не знала того, как и на чём они будут добираться до какой-то там его дачи. Но она была уверена, что проблем с этим у них не будет. Другого она от Аф Фабра и не ожидала. Она была уверена в том, что им не придётся тратить своё время на то, чтобы поймать машину.

В машине действительно было очень тепло и Раиса быстро согрелась. Они с Волшебником сидели на заднем сиденье и Раиса по-прежнему двумя руками держалась за Волшебника.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

В то время как Раиса с Волшебником садились в такси, чтобы ехать на дачу, Шкуро стучал в дверь кабинета президента Первого Союза.

В то смутное и странное время Первым Союзом руководил президент. Выборы президента проходили раз в полгода. Когда-то, очень давно, выборы президента проводились реже. Говорят даже, что когда-то выборы проходили раз в четыре года, и даже были времена, когда президента выбирали раз в пять лет. Но это было очень давно и, честно говоря, слабо верится в то, что это было действительно так.

Президентом мог стать далеко не каждый гражданин Первого Союза, а только тот, кто мог им стать. Среди претендентов проходил так называемый финальный конкурс. Ну что-то вроде конкурса красоты.

Сперва, естественно, проходили предварительные конкурсы, победители которых затем слетались в столицу Первого Союза на финальный раунд. Победитель финала и становился президентом на ближайшие полгода. В общем-то, всё президентство сводилось исключительно к подготовке к очередным выборам. Только успевали завершить один конкурс, как тут же необходимо было начинать следующий.

Есть гипотеза, говорящая о причине столь короткого срока правления президента. И дело здесь совсем не в президенте. Просто гражданам Первого Союза поначалу вроде как нравились все эти спектакли и даже очень нравились, но со временем, утомлённые их однообразием, люди стали переключать своё внимание, а с ним и телевизионные каналы на другие программы, в поисках других развлекательных передач.

Продюсеры и спонсоры президентских выборов из кожи лезли вон, дабы привлечь как можно больше внимания к своему основному проекту. Но всё было впустую. Рейтинг выборов президента с каждым годом падал всё ниже и ниже. Дошло до того, что в один пасмурный и ветреный день на выборы явился всего-навсего один человек. Им оказался единственный кандидат в президенты. Вот тогда и решено было проводить конкурс раз в полгода. Это позволяло постоянно держать зрителей в напряжении, и не давать им скучать или переключаться на что-нибудь иное, что-нибудь более глупое и более забавное по своей глупости.

И вот уже как пятьсот лет Первый Союз представляет собой нечто очень и очень удивительное. И удивительным это было только для других стран, тех, где выборы президентов либо вообще не проводились, либо проводились, но не так часто. Сами же граждане Первого Союза не видели в том что-либо удивительное, а воспринимали всё как нечто естественное, как нечто само собой разумеющееся.

Последний конкурс завершился месяц назад. Победил на нём один высокопоставленный чиновник, мало кому тогда известный, Гаврилов. Всё было честно. Чиновник сперва победил на отборочном конкурсе. Правда, тогда победа вышла скорее случайно. В последний момент отказались от участия два явных лидера. Говорят, им дали огромную взятку, и они счастливые сошли с дистанции.

Семьсот лет назад законодательная власть Первого Союза приняла закон о допустимости дачи взяток. Всё стало сразу намного проще и интересней. А главное, всё стало понятно и более-менее предсказуемо.

И благодаря тому, что два явных фаворита сошли с дистанции, победителем конкурса оказался нынешний президент, а тогда ещё мало кому известный, но высокопоставленный чиновник, Гаврилов.

Все друзья, родственники, бывшие подчиненные высокопоставленного чиновника Гаврилова очень за него переживали. Все понимали, что от того, как в дальнейшем будут развиваться события, зависит в первую очередь их собственное будущее.

Финал выборов президента транслировали по телевизору. Целый месяц весь мир, а не только Первый Союз, с увлечением наблюдал за тем, как низко может пасть человек на пути к цели, в борьбе за власть. Претенденты, в прямом смысле слова, уничтожали друг друга; уничтожали физически, калеча и убивая друг друга, уничтожали на эмоциональном уровне, оскорбляя и унижая друг друга, и уничтожали духовно, обесценивая идеи и цели друг друга.

Допускались абсолютно любые методы уничтожения, унижения и обесценивания друг друга. Грубая лесть, чудовищная клевета, бессердечие, бесхарактерность и двуличие, ханжество и пошлость, беспринципность и многое ещё что и… безусловно… королева испытаний – алчность.

В начале испытаний Гаврилов показал себя скромно. Грубая лесть давалась ему легко, но на бессердечии и на клевете ему пришлось несколько отстать от своих соперников. Несколько наверстал упущенное Гаврилов на бесхарактерности и двуличии, но много потерял на ханжестве и пошлости.

К последнему конкурсу Гаврилов подошёл, находясь на четвёртом месте. Уже мало кто надеялся на его победу. Многие бывшие подчиненные перестали общаться с Гавриловым (так, на всякий случай, просто отключили свои мобильные телефоны и всё). Букмекерские конторы с радостью принимали ставки на Гаврилова под любые коэффициенты. Каково же было изумление всех, когда в последнем конкурсе под названием «самый алчный претендент» Гаврилов не оставил никакого шанса своим соперникам.

Родные и знакомые Гаврилова, его друзья и бывшие подчиненные (включившие свои мобильные телефоны сразу после победы Гаврилова) на радостях, по случаю столь великой виктории, пили без малого три дня. Три дня счастливые болельщики Гаврилова глумились над собой и своим здоровьем. Дошло до того, что пили под конец дешёвый спирт и жрали горелых кур. Многие из них умерли от отравления некачественным алкоголем или от переедания жареных трупов свинины, крольчатины, баранины, коровы, курятины, даже не дожив до инаугурации. Один родственник Гаврилова умудрился умереть, объевшись тушеной верблюжатины. Господи! Сколько же сдохло болельщиков Гаврилова за эти три дня, если бы Вы только знали! А сколько подавили они сами своим личным автотранспортом, которым управляли в эти три дня, находясь далеко не в трезвом состоянии.

Вот теперь Гаврилов – президент. Именно к нему и входил Шкуро в кабинет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

– Господин президент, срочное дело, – с ходу начал Шкуро.

– Гайдар Тимурович, – обрадовался Гаврилов, – как я рад Вас видеть. Вот верите, никого так не рад видеть, как Вас.

– Серьёзно? – удивился Шкуро. – Мне рады? Вы? С чего это вдруг? Помнится, ещё месяц назад Вы просили первого министра отправить меня в отставку? И вдруг такая встреча. Что-то случилось?

– Это клевета, Гайдар, я клянусь тебе в этом, – сказал президент и сделал какой-то странный жест правой рукой вокруг своего рта. – Спроси любого, спроси хоть министра финансов, это честнейший человек, он даже матери возвращает долги и он врать не станет.

– Я верю Вам, господин президент. Верю, как не верил до сих пор никому. Но я к Вам не за этим, я к Вам по делу.

– По делу? Ко мне? Зачем? Не надо. Вот это Вы бросьте, Шкуро. Дело – это, брат, не ко мне. С делом Вы, пожалуй, и погорячились. Нет? Не погорячились?

– К Вам, господин президент, к Вам, к кому же ещё. Более не к кому. Я бы с радостью сунулся бы к Вашему управляющему, например, но ведь не на него готовится покушение.

– Покушение? – испуганно прошептал президент и зачем-то достал из стола вязаную шапку, которую ему подарила на день рождения его жена, и надел её.

– Покушение, покушение, господин президент. Да Вы шапочку-то снимите. Жарко поди в шапочке-то.

– На кого покушение, Гайдар Тимурович? Ну не тяните Вы, ей Богу, что за привычка, – нервно выдавил из себя президент.

– Убить Вас хотят. В принципе, всё уже готово, дело остаётся за малым.

– Что значит, всё уже готово? – переспросил президент. – И что значит это Ваше выражение, Гайдар Тимурович, «дело остаётся за малым»?

– То и значит, что исполнители найдены и предоплата внесена.

– За чем же дело стало? – спросил президент.

– Приказа ждут. Без приказа нельзя никак. Дисциплина железная.

– Тьфу, балбес. Когда Вы научитесь говорить так, чтобы Ваш президент Вас понимал. Объясните толком: кто, что, зачем и почему. И не гоните Вы, ради Бога. Ну, честное слово, сил моих больше нет. Шкуро, ведь понимать же должны. Вы же не у себя в бункере.

– Виноват, господин президент. За день так умаешься, что сил уже нет что-либо изложить понятно. Слова явно за мыслью не поспевают. Но и Вы меня обязаны понять, господин президент, ведь я думаю только тогда, когда говорю, никак не раньше. Дайте чего-нибудь съесть, а?

– Кто же ест-то на ночь глядя, Шкуро? – удивился президент. – Может, Вам водочки приказать принести.

– Не-е. Я не пью. Вы распорядитесь – чего-нибудь покушать.

– Чего же тебе покушать-то дать, Шкуро? – недоумевал Гаврилов. – Уж и кухня поди закрыта. Я и повара уже отпустил.

– Ну чего-нибудь дайте. Что Вам… жалко, что ли?

– Да мне не жалко, – оправдывался президент. – Не пойму только, чего дать-то Вам?

– Ну дайте хоть что-нибудь. Что-нибудь-то у Вас есть? – молил Шкуро президента.

– Колбаса докторская, – ответил президент.

– Ну, вот и дайте докторской, – уже чуть ли не плача молил Шкуро. – Ну не издевайтесь Вы над человеком. Ведь уже более получаса куска колбасы во рту не было.

– Ладно, ладно, Шкуро, я дам Вам колбасы, Вы только успокойтесь. Чего Вы так разволновались. Пойдёмте на кухню, холодильник там.

– Холодильник? – сглатывая слюну, спросил Шкуро. – У Вас разве и холодильник есть?

– Я Вас не понял, Гайдар Тимурович, – удивился президент. – Что значит это Ваше «есть»?

– Я – про холодильник, господин президент. Неужели и вправду он у Вас есть, и он у Вас работает?

– Естественно, работает. Чего ему не работать. Зачем он тогда вообще нужен, если не работает?

– Так он, наверное, потому работает, что там есть, что охлаждать? – спрашивал Шкуро.

– Конечно, – отвечал озадаченный президент.

– Не может быть, – сомневался Шкуро.

– Чего не может быть?

– Не может такого быть, что в доме есть, что охлаждать.

– Почему? – спрашивал президент.

– Я не верю, что в доме, в такой поздний час, есть, что охлаждать, и оно ещё не съедено, – быстро ответил Шкуро.

Президент ничего на это не сказал Шкуро, а просто проводил его на кухню и посадил у самого холодильника.

– Жрите, Гайдар Тимурович, – просто сказал президент, распахивая холодильник, полки которого все были забиты докторской колбасой. Президент знал слабость Шкуро и специально для него держал этот холодильник. Это был специальный холодильник для нежданных гостей. – Как закончите, придёте ко мне. Я в библиотеке буду. Там и поговорим. Помните, где библиотека?

– Угу, – кивал головой Шкуро. В этот момент он откусывал большой кусок от палки докторской колбасы.

– Ну давайте тогда, жрите, – сказал президент. – Жду, в общем. Приятного Вам аппетита, – сказал президент, косо глядя на начальника Имперской Службы Безопасности Первого Союза.

– Угу, – только и смог произнести Шкуро в ответ.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

В то время как Волшебник с Раисой ехали на дачу, что в тридцати километрах от города, а Шкуро подъедался у холодильника президента, Лев Николаевич Беломор входил в кабинет к начальнику районного отделения Имперской Службы Безопасности, полковнику Никитину.

Никитин с тревогой ожидал предстоящего разговора. Беломор так просто никогда не приезжает. В лучшем случае, он посылал за Никитиным. Но чтобы так… явиться самому… такое случилось в первый раз.

– Что, Сергей Сергеевич, – начал Беломор, – не ожидали?

– Честно говоря, Лев Николаевич, нет. Но… Видать тому есть причина, что – сами и так поздно.

– Сергей Сергеевич, Вы, может быть, слышали, что я женюсь? – спросил Беломор полковника.

– Слышал, Лев Николаевич, что от Вас невеста сбежала, – уклончиво отвечал полковник. – Говорят, прямо из дворца бракосочетания дёру дала?

– Люди, Сергей Сергеевич, они непостоянны. Люди постоянно меняются. Так что ничего страшного. Всё утрясётся. Можете не беспокоиться.

– Ну, дай-то Бог, дай-то Бог, – быстро залепетал Никитин. – Может, коньяку хотите?

– Ты пей, полковник, а я посмотрю. Очень я люблю смотреть, как другие пьют. Мне радостно становится на душе, когда я вижу человека добровольно уничтожающего свой мозг. Обожаю идиотов.

Никитин достал из тумбочки бутылку и стакан, дунул в стакан и налил его до самых краёв.

– Ваше здоровье, Лев Николаевич, – сказал Никитин и не спеша выпил всё до капли.

– Красиво у тебя это получается, полковник, – с восхищением сказал Беломор. – Где учился только?

– Этому не учат, – отвечал полковник. – Это врождённая способность. Врождённая в том случае, если, конечно, это смысл твоего бытия, – уточнил Никитин. – Я закурю с Вашего разрешения.

– Кури, Сергей Сергеевич. Я бы с радостью выкурил с тобой сигару, но… рак лёгких… сам знаешь.

«Какого чёрта он припёрся? – думал Никитин, раскуривая толстую и длинную сигару, – ведь не любоваться же в самом деле на то, как я пью и курю. Про него, конечно, разные слухи ходят, но… чтобы такое было в действительности, в это слабо верится.»

– Ничего страшного, Сергей Сергеевич, я у тебя не попрошу, – сказал Беломор.

Полковник даже вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что Беломор прочитал его мысли.

«Так хитро он смотрит, так странно улыбается, – думал Никитин, – как будто видит меня насквозь.»

– Лев Николаевич, всё, что в моих силах, всё сделаю.

– Сергей Сергеевич, Вы же меня давно знаете. Неужели было хоть раз, чтобы я просил кого-нибудь сделать что-либо непосильное?

– Честно говоря, – полковник задумался, – и не припомню.

– Я же не настолько глуп, чтобы просить более того, на что человек способен? – не то спрашивал, не то утверждал Беломор. – Не так ли?

– Не на столько, – испуганно ответил Никитин первое, что пришло ему в голову.

– Я не буду заставлять Вас жертвовать собой ради других, – спокойно продолжал Беломор, – и раскаиваться в содеянных преступлениях я тоже Вас не заставлю. Я не потребую от Вас благородства и бескорыстия. Я не стану взывать к Вашему благоразумию и искать в Вас сострадания к людям. Нет. Ничего такого, Сергей Сергеевич, я делать не стану. Я ценю своих людей и берегу их душевное здоровье. Они же – не лошади.

– А при чём здесь лошади? – спросил Никитин.

– При том, что лошадь, ради сиюминутной выгоды, можно и загнать. Но я не живу сиюминутной выгодой. Жизнь у меня впереди длинная…

– Это при том, что у Вас рак лёгких? – спросил Никитин.

– У меня не только рак лёгких, полковник, у меня много ещё каких заболеваний. Рак лёгких – это так, мелочи… по сравнению с тем, чем я ещё болен. Но Вы, Никитин, поймите, что срок жизни действительно сильного духом человека не зависит от состояния его тела. Нет, конечно, определённое влияние существует, но оно незначительное. Боли я снимаю наркотиками, а всё остальное мне дают деньги. Сейчас мне сорок лет, и, как минимум, на сорок лет я ещё рассчитываю.

– Ну, дай-то Бог, дай-то Бог, – сказал Никитин.

– Богу это безразлично, – сказал Беломор. – Бог такой ерундой не занимается.

– А Вам известно, чем занимается Бог? – спросил Никитин, явно иронизируя.

– Да, Сергей Сергеевич, мне известно, чем занимается Бог. И я с уверенностью могу сказать, что эта проблема его не интересует.

Откуда такая уверенность, Лев Николаевич? – серьёзно спросил Никитин.

– Я Его очень хорошо знаю, – просто ответил Беломор. – А уверен я…

– Я выпью ещё, Лев Николаевич, с Вашего позволения? – перебил его Никитин.

– Да пейте Вы, полковник, сколько хотите, чего спрашиваете. А уверен я потому, что эта проблема для Него слишком уж мелковата. Или Вам так не кажется?

– Это проблема-то здоровья… мелковата? – удивлялся Никитин, выпивая очередной стакан коньяка. – Здоровье – это самое главное.

– Пусть так, только Бога моё здоровье интересует менее всего. Но да не о здоровье сейчас речь, Никитин, и уж тем более не о Боге. Вы помните, полковник, что скоро конкурс религий. Я хочу, чтобы в конкурсе победили мы. Ждать следующего конкурса я не хочу. Я знаю, что в конкурсе собрались принять участие все Силы. Мне необходимо поменять Имя, Отчество и Фамилию. В общем, всё. Думаю принять участие в конкурсе.

– Не проблема. Пишите заявление.

– Заявление Вы сами напишете. Вот Вам бумага, здесь всё указано: моё новое имя, отчество и фамилия. За паспортом зайду завтра вечером.

– Заграничный паспорт нужен?

Беломор встал. Какое-то время просто постоял, оглядывая кабинет Никитина. Потом достал из кармана пистолет и направил его на полковника. Тот аж побелел со страху. Хмель из него моментом выветрился.

– Убить бы, – сквозь зубы процедил Беломор, – да некогда мне сегодня.

Беломор быстро убрал пистолет в карман и стремительно вышел из кабинета.

Полковник дрожащей рукой взял бумагу, оставленную Беломором. На бумаге красным карандашом и печатными буквами было написано: Лютый Александр Сергеевич. К тому же была ещё и фотография. На фотографии был изображён человек, абсолютно непохожий на Беломора. По спине начальника районного отделения Имперской Службы Безопасности побежал холодный пот. Начальника всего аж затрясло. Он вспомнил свою бабушку и то, как в детстве ему его бабушка показывала фотографию человека и говорила, что в таком обличье к нему придёт его смерть. Так вот, на той фотографии, что показывала ему его бабка, и той, что принес Беломор, был изображен один и тот же человек. Успокоился он только после того, как выпил ещё два стакана коньяка. Выкурив две сигары, Никитин вызвал машину и уехал домой.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Шкуро сидел на полу перед открытым холодильником президента и с интересом копался в нём, выискивая ещё что-нибудь съедобное. Из съедобного, как уже говорилось, была только докторская колбаса.

– Вы разрешите? – попросил Шкуро президента, который устал ждать Шкуро в библиотеке и вернулся за ним на кухню.

– Что? – не сразу понял президент, что от него хотят, – Гайдар Тимурович, Вы о чём?

– Можно ещё колбаски, кусочек? – просил Шкуро. – С Вашего позволения.

– Да, Господь с Вами, адмирал. Была бы охота. Мне разве жалко. Только она же старая. Почти месяц здесь лежит.

– Ну что, Вам жалко, что ли? – заныл Шкуро.

– Мне не жалко, а вот только Вы скажите мне, Гайдар Тимурович, что Вы там про покушение говорили? – перевёл президент разговор на интересующую его тему.

Не слыша, что ему говорят, Шкуро достал из холодильника ещё один батон докторской колбасы, поднялся с пола и перешёл к окну, поудобнее устроился на подоконнике и, кусая колбасу, смотрел на президента счастливыми глазами.

– Я, господин президент, без еды не могу, – говорил Шкуро, откусывая от батона большие куски. – Я, если час не поем, вот верите, – Шкуро оглянулся на фотографию Гаврилова, что висела в углу кухни, и три раза постучал по стеклу, – вот честное слово, убить могу.

– Гайдар Тимурович, время позднее, мы с женой уже спать ложились, когда Вы припёрлись. Давайте ближе к делу. Что Вы там насчёт покушения говорили.

– Ближе к делу, – с пониманием ответил Шкуро, после чего выдержал небольшую паузу. – Убить Вас собираются, господин президент, – невозмутимо сказал Шкуро, откусывая очередной кусок от батона докторской колбасы.

– Ну, это Вы врёте, – нервно произнёс президент и правый глаз его стал дергаться, – за что меня убивать? Я же вроде худого никому ничего не сделал? Нет, разве? Что на выборах победил, так ведь здесь всё по-честному. Не я, так они бы меня уничтожили.

– Да при чём здесь Вы и они, Ваше превосходительство? – в сердцах ответил Шкуро. – Дело не в Вас, а тем более не в тех, кого Вы уничтожили в борьбе за президентское кресло. Вы здесь просто следствие определённого стечения обстоятельств. Ведь кто такой президент сегодня? А?

– Кто? – спросил президент.

– Символ, если можно так выразиться, эмблема.

– Кто символ? Кто эмблема? – недоумевал президент. – Я символ? Я эмблема? Шкуро, Вы, я вижу, окончательно спятили. Вы соображаете, что говорите?

– Вы, господин президент, не волнуйтесь. Я не мастер такие вещи объяснять, но попробую. Дело всё в том, что, не знаю как в других странах, но у нас институт президентства уже сам по себе есть некий абсурд. Это какая-то пародия на вещь, может, и нужную, но уж очень всем надоевшую. Ну сами посудите, как можно, будучи в здравом уме, не состоя на учёте в психоневрологическом диспансере, добровольно, без какого-либо насилия, признать над всей страной власть одного человека? Ну как? Я не говорю уже, что это вредно и для самого человека, которого признают президентом, но кроме того, вредит и всем остальным людям. В какой-то момент простой человек, простой, не какой-то там выдающийся, а самый, что ни на есть обыкновенный, получает неограниченную власть над сотнями миллионов людей.

– Я что-то Вас не совсем понимаю, Шкуро, – нервно сказал президент, – Вы это сейчас на что намекаете? Вы намекаете на то, что я…

– Я не на что не намекаю, – продолжал Шкуро. – Жизнь наша таким образом нами же и устроена, что своими же пороками мы и удерживаем порядок на этой планете.

– Какими пороками?

– Да всеми, какие только есть, – отвечал Шкуро. – Алчность, зависть, предательство. Любыми пороками, господин президент, какими хотите. Ну какой психически нормальный человек, не обременённый множеством пороков, захочет стать президентом?

– Но я же захотел, – наивно так произнёс президент. – При этом я абсолютно психически нормален. Не веришь, спроси любого. Спроси хоть мою жену или первого министра. Да хоть простую уборщицу, ту, которая подметает мой кабинет, спроси. Тебе всякий скажет, что я вполне адекватен и трудолюбив.

– Конечно, господин президент, Вы трудолюбивы и адекватны происходящему в Первом Союзе. Но Вы это им объясните.

– Кому им? – поинтересовался президент.

– Тем, кого Вы хотели уничтожить, но… не уничтожили, – тихо сказал Шкуро. – Беломору, например. Скоро юбилейный конкурс религий. Есть сведения, что Беломор примет в нём участие. Нам только не хватало, чтобы он заручился поддержкой Бога.

– Разве Беломор жив? – удивился президент. – Неужели я не уничтожил его? И у него есть организация, которую он хочет выдать за религиозную структуру?

– Жив. Что ему будет?! – ответил Шкуро. – А что касается его организации, то она ничем не отличается от любой религиозной структуры. У них есть свои законы и они строго соблюдаются.

– Я слышал, что на зоне он заболел. У него, если я не ошибаюсь, обнаружили рак лёгких?

– Господин президент, Вы не о том сейчас думаете. Какой к чертям ещё рак лёгких. Вам о себе думать надо. О жене своей, о детях. У Вас же есть дети?

– Есть, – ответил Гаврилов.

– Что с ними станет, когда Вас не будет? Об этом Вы подумали? – спросил Шкуро.

– Об этом, если честно, я не подумал, – тихо отвечал президент, – потому что жену свою я уже не люблю, ведь она – старая, и скучно мне с ней, а дочь… Что дочь? Она скоро выйдет замуж и забудет своего отца.

– Беломор, господин президент, террорист авторитетный, – задумчиво произнёс Шкуро, не обращая внимание на последние слова Гаврилова. – Ему сотню людей убить, ну что мне вот этот батон колбасы съесть. Я бы даже сказал, что в терроризме, на сегодняшний день, он самая влиятельная фигура на нашей планете. Сегодня я встречался с его невестой.

– Вы арестовали его невесту? – испугался Гаврилов. – Вы с ума сошли, Шкуро. Это не мне, а Вам надо бояться. Я теперь за Вашу жизнь и сотню не поставлю. Он же вас всех… перережет. Он вырежет всю Вашу семью. Вы, адмирал, смелый человек. Не пойму только, зачем Вы ко мне-то пришли. Не хватало ещё, чтобы Лев Николаевич подумал, что я с Вами заодно.

– Короче, – прервал Шкуро разошедшегося от страха президента. – Мне нужны от Вас неограниченные полномочия.

– Какие ещё Вам нужны полномочия, Шкуро? – удивился президент. – Полномочий ему видите ли мало? Можно подумать, у Вас без того мало полномочий и они хоть чем-то ограничены?

– Мне нужны ещё большие полномочия, – настаивал на своём Шкуро, – более тех, что у меня уже есть.

– Хорошо. Хорошо. Получишь ещё большие полномочия.

– И деньги, – требовал Шкуро.

– И деньги, – соглашался Гаврилов.

– Много денег, – настаивал Шкуро.

– Получишь много, – обещал Гаврилов.

– Очень много, – настаивал Шкуро.

– Столько получишь, что унести не сможете! – гневно произнёс президент и вышел из кухни.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

– Всё, дальше не поеду, – произнёс таксист.

– Почему не поедете? – спросил Волшебник.

– Не знаю, почему, – нервно ответил таксист. – Не поеду и всё. Страшно мне.

– Чего Вы боитесь? – спросила Раиса.

– Не знаю. А только дальше вы сами пешком идите. Здесь недалеко, километра два, не больше. Спуститесь по шоссе до второго поворота, а там прямо.

Волшебник не стал больше ничего спрашивать.

– Видишь ли в чём здесь всё дело, – не спеша заговорил Волшебник, – мы бы с радостью прошлись бы и пешком, но нельзя.

– Почему? – спросил водитель.

– Здесь очень много одичавших крокодилов. Три стаи. По сто пастей в каждой. Итого…

– Триста, – быстро ответил водитель.

– Правильно. Итого – триста. Пойти пешком – значит, обречь себя на неминуемую гибель. Понимаешь? Крокодилы все злые, пасти у них огромные, голодные все, как и положено крокодилам. Ты только представь себе, таксист, три стаи голодных крокодилов, по сто пастей в каждой. Представил?

– Представил, – дрожащим голосом, искоса поглядывая на Волшебника, говорил водитель.

– Ну а если представил, то… будь добр, поезжай. Время уже позднее, скоро полночь, мы устали, есть хотим, спать хотим, да и тебе ещё в город возвращаться. Так что… Не теряй-ка ты зря время и…

– Ну правда, что Вы в самом деле, – заговорила Раиса, – чего Вы боитесь?

– Не знаю, а только мне страшно, – испуганно прошептал водитель.

– Это бывает, – утешал его Волшебник. – Бывает. Разве же мы не понимаем – ночь, глухая деревня, тут ещё гроза началась; темень такая, что выключи фары и в метре от себя ничего не видно. Но это потому, что облака очень низко сегодня над нашей деревней.

– Можно мне у вас остаться ночевать, – вдруг попросил водитель. – Я боюсь один в город возвращаться. Мало ли что в дороге…

– А у нас тебе не страшно? – спросил Волшебник.

– Да и с вами страшно, если честно, – ответил водитель. – Но люди, я вижу, вы совсем не злые, так зачем же вам брать грех-то на душу.

В этот момент Раиса подумала, что водитель сошёл с ума. Спятил от страху вот и несёт всякую чушь.

– Ладно, – согласился Волшебник. – Поживи пару дней. Отдохнёшь хоть, как человек. Ты, наверное, таксист, и не знаешь, как настоящие-то люди отдыхают, а?

– Да откуда, барин? Только в кино и видел, – отвечал радостно водитель, заводя свою машину. – А у Вас поди коттедж?

– Коттедж, – гордо отвечал Волшебник. – Четыре этажа, десять спален, туалет с ванной на каждом этаже. Сауна. Бильярдная. Библиотека у меня хорошая. Так что, если станет совсем скучно, книжку можешь почитать или кино посмотреть. Для кино у меня специальная комната на четвёртом этаже. Экран три на семь метров, и эффект абсолютного присутствия. Тебе понравится.

– А женщины у Вас красивые, молодые и стройные в доме есть? – зачем-то спросил водитель.

– Нет, женщин нет. Зачем тебе женщины? В сауну сходишь, в бильярд поиграешь, кино посмотришь, наешься на год вперёд. Выделю тебе две отдельные комнаты, и живи ты в своё удовольствие, наслаждайся природой и свежим воздухом.

– Спасибо, добрый господин, – сказал водитель. – Отродясь не был в коттеджах. Бильярд, сауна… Только в кино и видел. Жалко, что у Вас женщин нет. Я страсть как женщин люблю, особенно красивых и стройных, но не старше тридцати лет. Но если нет, то… Придётся потерпеть. Хотя, конечно, – таксист тяжело вздохнул, – будет не просто. Тяжело будет! – мельком посмотрев на Раису, сказал таксист. – Ведь я постоянно думаю о красивых и стройных женщинах. Но я постараюсь.

– Уж ты постарайся, голубчик, эти дни не думать о красивых и стройных женщинах. Сейчас направо, – скомандовал Волшебник, – теперь налево… Теперь стоп. Приехали.

Машина остановилась перед высокими, метров в шесть высотой, чугунными воротами.

– Из машины никому не выходить, – приказал Волшебник. – Всё делаем быстро. Пока крокодилы нас не учуяли. Я выйду, быстро открою ворота, ты сразу же заезжай и я закрываю. Не успею закрыть до прибытия крокодилов – смерть мне. Порвут на ваших глазах.

– На наших глазах порвут? – в один голос спросили водитель и Раиса.

– На ваших. Порвут и сожрут. Такое уже было.

– Было, что? – в ужасе спросил водитель.

– Они Вас покусали? – испуганно спросила Раиса.

– Не меня. Был со мной… один… Так они его прямо со штанами и курткой сожрали. Он медленно с замком возился. А я его предупреждал… А может, и забыл предупредить, – загадочно сказал Волшебник и резко выскочил из машины и захлопнул за собой дверь.

Было очень скользко. Грязь разъезжалась под ногами Волшебника. Он торопился, скользил по грязи и падал прямо в глубокие лужи, что были у самых ворот. Молнии сверкали. Гром гремел как в кинофильме у плохого звукорежиссера – слишком громко. Раиса в ужасе наблюдала происходящее. Водитель от страха вжался в кресло автомобиля.

Волшебник спешил, а потому не мог никак найти нужный ключ. Та связка ключей, которую он держал в руке, состояла из пятидесяти ключей, с виду одинаковых по форме. Волшебник вставлял какой-нибудь, понимал что не подходит, менял его на другой, а дождь лил, молнии сверкали, тут ещё гром грохотал так, как будто за спиной какой-то идиот лупит обухом топора по большому эмалированному тазу.

Первой стаю крокодилов увидела Раиса.

– А-а, – завизжала она. – Там действительно крокодилы.

Водитель чуть не помер от этого крика со страху.

– Где крокодилы? – заорал он.

– Вон, – показала вправо рукой Раиса.

В этот момент сверкнула молния и водитель увидел стаю огромных крокодилов.

– А вон и слева, – показала Раиса.

– И сзади, – сказал Водитель.

В это время Волшебник открыл наконец ворота и водитель резко нажал на газ. Крокодилы поняли, что ещё минута и они опоздают. Три стаи одновременно бросились в сторону Волшебника. От цели их отделяло каких-то метров пятьдесят. Волшебник толкал тяжёлые ворота. Ворота не спеша закрывались и закрылись перед самыми носами крокодилов. Те не успели затормозить и сходу налетели на ворота. Раздался глухой стук и лязг зубов. Волшебник закрыл ворота на ключ, ключ выкинул в кусты и, напевая арию короля Рене из оперы Чайковского «Иоланта»: «Господь мой, если грешен я…», пошёл к дому.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Раиса и таксист вышли из машины.

– Откуда здесь крокодилы? – спросила Раиса.

– Крокодилы эти откуда? – усмехнулся Волшебник. – Из города. Когда-то эти крокодилы были людьми и жили в городе. Смысл их жизни был в том, чтобы есть. И поскольку они страсть как больны были до еды и всех себя отдали большой жратве, то, в конце концов, мутировали и превратились в крокодилов, ушли из города и промышляют теперь здесь. С каждым годом их становится всё больше и больше. Когда я только сюда приехал, здесь была только одна стая крокодилов. А теперь три. Но вы не бойтесь их. Сюда им не попасть. Вы лучше посмотрите, как здесь замечательно.

То, что увидели Раиса и водитель, лишило их дара речи. Они оказались в волшебном парке. Да, это был настоящий волшебный парк. Ровные дорожки, посыпанные красным песком, вдоль которых стояли фонари и скамейки. Красиво подстриженные кусты и деревья. В парке был свой пруд, небольшие и неглубокие канавки, через которые были перекинуты мостики.

Таксист с изумлением рассматривал здание, в котором ему предстояло пробыть все выходные. Такое он даже в кино не видел. Ему говорили, что на Земле живут не только бедные люди, что существуют разные люди и богатые в том числе, и таксист верил этому, но то, что он увидел превзошло все его ожидания.

Дом Волшебника действительно был в четыре этажа. Каждый этаж высотой без малого пять метров. Размер дома по периметру был сорок на тридцать метров и располагался в самом центре парка. Все окна в доме горели. Сам дом был ослепительно белого цвета, рамы золотые, дверь золотая, а крыша сапфировая. Массивные мраморные колонны украшали парадный вход дома.

Волшебник пригласил своих гостей пройти в дом.

– Погода сегодня превосходная, – вскользь заметил Волшебник, – можно было бы прогуляться по парку. Такой замечательный дождь, что и в дом-то идти не хочется. Не так ли? А ветер! Друзья мои, вы чувствуете, какой замечательный сейчас ветер.

– В другой раз погуляем, – сказал водитель, с тревогой поглядывая на Волшебника, – сейчас больше есть хочется.

– Добро пожаловать, – указал Волшебник Раисе и водителю рукой на входную дверь. – Дверь не заперта.

Раиса и водитель вошли в дом. Сказать, что в доме было красиво или шикарно, или богато, значит, не сказать ничего. Это было своего рода произведение искусства, не вызывавшее никаких сомнений в своей подлинности. Материал, каким были отделаны внутренности дома, был очень дорогой и исключительно натуральный. Всё в доме блестело, сверкало, светилось, переливалось. Всё в доме было действительно изумрудно-сапфировым.

– Я с вашего разрешения оставлю вас на пару часов, – сказал Волшебник гостям. – Вы не стесняйтесь. Ходите, где хотите. Сами выберите себе комнаты. Всё, что нужно, вы найдёте без труда. В конце и начале каждого коридора расположены ванные комнаты. Кухня – на втором этаже. Лифт – в центре коридоров. В общем, будьте, как дома.

– Вы надолго? – спросила Раиса.

– Скоро вернусь. Не успеете соскучиться.

Волшебник вышел из дома. Водитель заворожённый бродил по дому и с интересом рассматривал комнаты.

– Интересно, а сколько это может стоить? – спросил водитель.

– Наверное, очень дорого, – сказала Раиса. – Он может себе это позволить.

– А кто он? – спросил водитель.

– Волшебник, – ответила Раиса.

– Я слышал, что их уже не осталось, – сказал водитель. – Говорили, что всех убили.

– Значит, не всех, – ответила Раиса.

– А он действительно Волшебник? – спрашивал водитель.

– Да. Я познакомилась с ним ночью, первого августа, в Таврическом саду.

– Как ты узнала, что он Волшебник?

– Один человек мне сказал, что в Таврическом саду, раз в году проходит слёт Волшебников Земли. И те, кто хочет быть Волшебником, должны первого августа, ночью, прийти в Таврический сад и искать там встречи с Волшебником. И если повезёт, если тебе на роду написано стать Волшебником, то ты его обязательно встретишь.

– А если не встретишь? – спросил водитель.

– Значит, тебе не суждено быть Волшебником, или пока ещё рано. Но мне повезло. – Ровно в три часа ночи я столкнулась с Аф Фабром.

– Кто такой Аф Фабр? – спросил водитель.

– Это мой Волшебник, который повстречался мне в Таврическом саду в три часа ночи. Он спросил о том, что я хочу, и я сказала, что хочу быть Волшебником. Теперь я его ученица.

– А кто тебя научил, кто тебе сказал, что надо идти в Таврический сад, да ещё и ночью с тридцать первого июля на первое августа?

– Мой жених. Но он уже не мой жених. Он был моим женихом… Я сбежала от него прямо из Дворца Бракосочетания.

– Почему?

– Почему сбежала? Потому что я его не люблю. Он очень богатый человек, влиятельный, красивый, я испытываю к нему страсть, но… не люблю.

– И он сам тебе сказал, что надо идти в Таврический сад? – недоверчиво спросил водитель такси.

– Он мне это давно сказал. Давно, когда мы ещё только познакомились и он не был моим женихом. Он попал в одну не очень приятную историю и… В общем, когда я стала его расспрашивать и предлагать свою помощь, он сказал, что помочь ему может только Волшебник. Я не поверила ему, подумала, что он шутит, поскольку была уверена, что Волшебников уже нет на Земле. Тогда он и сказал, что первого августа, ночью их можно встретить в Таврическом, если, конечно, ты хочешь и можешь стать Волшебником. Правда, сказал он это как-то странно, как будто и не мне, а кому-то другому. Мне даже показалось, что это и не он говорит, а кто-то другой. Но никого тогда с нами не было. Я очень хорошо запомнила эти слова. Я помнила их всегда. Но накануне свадьбы я забыла об этом. Но уже за час до регистрации, когда машина подъехала ко дворцу, я увидела Таврический сад и всё вспомнила.

– И сбежала?

– Сбежала, – просто ответила Раиса. – Ведь я увидела Таврический сад.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

В год, когда родился Саша Чёрный, в Петербурге случилось самое страшное наводнение за всю историю города. Вода тогда поднялась так высоко, что затопила весь город.

В двадцать лет Саша закончил спецшколу при комитете безопасности. Затем – восемь лет службы в армии. Служил Саша где-то далеко на севере. После демобилизации Саша вернулся в родной город и устроился работать в центр психологической обработки при службе охраны губернатора. Работа была несложной и не интересной для психически нормального человека.

Основным занятием Саши было копаться в грязном белье сослуживцев; в его обязанности входило сбор компромата на сотрудников аппарата управления губернатора Петербурга. Если Вы помните, губернатором тогда был Степан Аркадьевич Солоух. После того, как на Солоуха было совершено покушение, в результате которого Солоух погиб, Сашу перевели в Имперскую Службу Безопасности и сделали начальником секции доносов и жалоб.

Чёрный без малого семь лет проверял доносы и жалобы сотрудников друг на друга. Ему нравилось работать с людьми, копаться в грязном белье и чувствовать себя при этом пусть не большим, но всё же каким-никаким вершителем судеб человеческих, в определённой, конечно, мере.

Саша Чёрный мечтал сделать карьеру по службе. Он бредил фельдмаршальскими погонами и саблей с алмазом, какая полагалась тому, кто находился в этом звании. Но в Имперской Службе Безопасности было трудно сделать карьеру, по причине слишком большой конкуренции. И быть бы Саше вечным начальником секции в звании ротмистра, если бы в нужное время и в нужном месте его не заметил бы директор Имперской Службы Безопасности Гайдар Тимурович Шкуро.

Шкуро искал именно такого человека в своём управлении, каким и был Саша Чёрный. Ему необходим был человек тупой, необразованный, бессовестный, алчный, завистливый, похотливый, на совести которого было бы немало преступлений и который бы не мучился от этого совестью. Тем более, что необходим был такой человек именно сейчас, когда речь шла о захвате власти на ближайший год. Ведь победителю конкурса религий доставалось всё.

Саша Чёрный на сто процентов соответствовал тем требованиям, какие предъявлял Шкуро к так называемым своим людям. Правда… Саша Чёрный был в очень маленьком звании и на маленькой должности, но всё это для Шкуро не имело никакого значения, когда он находил нужного ему человека. Он за день мог поднять человека до самых больших званий и должностей.

Это было месяц назад. Да, именно месяц назад Шкуро лично познакомился со своим нынешним заместителем по всем вопросам. До этого он знал Черного только по слухам.

Был четверг – рыбный день – и в столовой управления Имперской Службы Безопасности в этот день всех кормили варёным палтусом. Гадость страшная, но сотрудники ели и просили добавку. Саша Чёрный съел, как обычно, две порции палтуса и собирался заказать третью, как к нему за столик подсел сам директор Имперской Службы Безопасности.

Адмирал Шкуро был в чёрной форме, с саблей, в зелёной папахе и в жёлтой бурке. Наградные планки, как полосы тельняшки, сверху до низу теснились на его могучей груди.

Шкуро сел, лихо скинул с себя бурку, тут же ловко подхваченную денщиком, положил ногу на ногу и закурил огромную сигару. Хитро улыбаясь, Шкуро не спешил начать разговор, но внимательно рассматривал Сашу.

– Господин адмирал, – начал было Чёрный, вставая со своего места.

– Сиди, сиди, – придержал его Шкуро. – Не возражаешь, если и я с тобой покушаю.

– Помилуйте, Гайдар Тимурович. Такая честь.

– Чего едите? – спросил Шкуро, заглядывая в хрустальную тарелку Чёрного.

– Палтус варёный, – тихо отвечал Чёрный.

– Палтус? Палтус, палтус, палтус, – несколько раз повторил Шкуро. – Почему бы и нет. Палтус, так палтус. Эй, человек, два палтуса и две водки, мне и ротмистру.

И пяти секунд не прошло, как на столик подали два запотевших графина с водкой, две хрустальные стопки и две тарелки с палтусом. Шкуро разлил водку по стопкам и, не дожидаясь, когда Чёрный возьмёт свою, чокнулся с его стопкой и залпом осушил свою. После чего быстро налил себе ещё, опять чокнулся и опять выпил. Так он повторил ещё три раза. После чего взял в одну руку нож, а в другую вилку, и стал кушать рыбу.

Саша Чёрный всё это время только наблюдал за адмиралом. Когда же адмирал стал закусывать, Саша взял свою стопку и не спеша, не сводя при этом взгляд с адмирала, выпил. Адмирал не обращал на Чёрного никакого внимания и спокойно ел своего палтуса. Саша тоже стал есть рыбу со своей тарелки. Всё доев, Шкуро отодвинул от себя тарелку и опять закурил.

– Честно говоря, – сказал Шкуро, – я водку-то не уважаю. Я вообще не люблю спиртное. Люблю покушать, а выпить – нет, не люблю. Но вынужден это делать, поскольку в моём организме очень мало алкоголя. Алкоголь, друг мой, необходим организму, чтобы усваивать палтуса и прочую дрянь. В противном случае, нас сожрут изнутри микробы, появившиеся от неуспевающего перевариться и гниющего в желудке мяса рыбы и птицы и прочих тварей. Мясо очень трудно усваивается организмом, друг мой. Особенно, когда человеку уже за сорок. Молодым ещё как-то можно обойтись и без алкоголя, а вот нам с Вами, друг мой, никак нельзя. Пейте, пейте водку, Чёрный, особенно когда едите много палтуса, в противном случае, Вы рискуете заболеть гриппом или другим каким простудным заболеванием. А мне Вы нужны здоровым и сильным. Вы когда закончите обедать, любезный, зайдите ко мне. Разговор есть. Конфиденциальный.

– Слушаюсь, – ответил Чёрный.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Три часа адмирал Шкуро мытарил ротмистра Чёрного в своём кабинете и только после того как понял, что Чёрный не кто иной, как подонок и мразь, паскудник и сволочь, каких поискать, сказал:

– Меня, Александр Андреевич, честно говоря, мутит от общения с Вами.

– Гайдар Тимурович… – попытался было Чёрный прервать своего начальника, но Шкуро ему это не позволил.

– Мутит, – нарочито громко повторил Шкуро последнее слово. – Вот, кажется, ещё чуть чуть и, честное слово, проблююсь. Но я, по долгу службы, как это не парадоксально звучит, именно с такими людьми, как Вы, и имею дела. В основе выработанной мною стратегии лежит идея, что зло способно победить только большее зло. Вы меня понимаете, Александр Андреевич?

Здесь Шкуро заметил, что Чёрный нагло спит. Развалился в кресле как кастрированный кот помощника президента и дрыхнет. Это была, конечно, непростительная наглость со стороны Чёрного, но именно эта выходка понравилась Шкуро более всего. Однако, дабы не поощрять подобного рода вольности, Шкуро с силой ударил Чёрного по колену носком своего сапога.

– Встать! Мать твою, – заорал адмирал так громко, что Чёрный не только проснулся, но вскочил и, не смотря на сильнейшую боль в ноге, зачем-то ломанулся прямиком к открытому окну. Чёрт его пойми, зачем он побежал к окну. Мне этого никогда не понять, поскольку до окна он не добежал, а со всего маху налетел правым боком на огромный письменный рабочий стол Шкуро. Боль была страшная. Чёрный катался по полу и скулил как сбитая машиной собака.

Шкуро с восторгом наблюдал за теми фокусами, что вытворял его подчинённый.

– Слушай меня, Александр Андреевич, и слушай очень внимательно, – не обращая никакого внимания на скулёж Чёрного, говорил Шкуро, – с сегодняшнего дня тебе присваивается звание генерала-полковника. Это раз. Второе…

Не успел Шкуро договорить о том, что из себя представляет второе, как Чёрный вдруг резко перестал скулить, элегантно поднялся с полу, лёгким движением руки стряхнул пыль со своих колен, вытянулся, отдал честь и громко произнёс:

– Служу Имперской Службе Безопасности.

– Кому служишь? – не сразу понял Шкуро.

– Ваше благородие, – Чёрный рухнул на колени, на коленях подобрался к руке адмирала и стал её целовать, – отец родной, да я Вам, Вам служу, более никому. Вот Вам крест, никому, только Вам. В огонь и в воду за Вас. Что прикажете, всё, всё исполню. Если убить кого надо или ещё чего, то Вы только намекните. Мне даже приказа письменного не надо. Достаточно прошептать. Всё сделаю.

– А как же Первый Союз? – спросил Шкуро. – Мы же вроде призваны ему служить? Или нет?

– Вот Вы, Гайдар Тимурович, Первому Союзу и служите. И служите верой и правдой. А я буду служить Вам. Я, может, всю жизнь такого случая ждал. Всю жизнь. А моя жизнь…

– Ну ты мне ещё здесь про свою жизнь расскажи, – перебил его Шкуро. – Мы и так с тобой здесь уже скоро четыре часа как болтаем. Вон уже два литра коньяка выпили, съели две курицы жареные, двух поросят запеченных с хреном и горчицей, гусем чуть не подавились… Ты только сбил меня с толку. О чём, бишь, я говорить-то начал?

– Ваше благородие изволили, – ответил Чёрный, – во-первых, присвоить мне звание генерала-полковника и что-то «во-вторых» хотели сказать, но не успели, так как я, находясь под впечатлением и…

– Точно, – перебил его Шкуро. – А во-вторых, назначаю тебя на должность своего первого заместителя. А теперь пошёл вон. Устал я от тебя. Изучай инструкции и получи новую форму. Как-никак, а ты теперь генерал-полковник.

Чёрный встал с пола. Отдал честь. Развернулся и вышел из кабинета. В приёмной сидели генералы всех мастей, старшие и младшие офицеры разных родов войск в ожидании приёма у Шкуро. Чёрный оглядел всех презрительным взглядом.

– Чего уставился, ротмистр? – грубо сказал Чёрному начальник Имперского Продовольственного Склада генерал-лейтенант Имперской Службы Безопасности Чаплин, которому не понравилось как ротмистр посмотрел на него. – В морду захотел, ротмистр? – спросил Чаплин. – Сейчас устрою.

Генерал-лейтенант встал и достал из кармана кастет. Чёрный спокойно смотрел на выкрутасы начальника Имперского Продовольственного Склада и ухмыльнулся. Их разделяло метров семь. Генерал-лейтенант не спеша шагнул в сторону Чёрного. Чёрный не спеша достал из заднего кармана галифе маузер, взвёл курок и направил его в сторону начальника имперского продовольственного склада.

– Ты что? – опешил от такой наглости генерал-лейтенант. – Я же тебя, сука, под трибунал. Я тебя, гадёныш, в штрафном изоляторе на всю твою оставшуюся жизнь поселю. Да я тебя…

Генерал-лейтенант не успел договорить. Чёрный выстрелил ему в колено. Генерал-лейтенант рухнул на пол, а Чёрный, не обращая никакого внимания, вышел из приёмной адмирала Шкуро.

На звук выстрела из своего кабинета выскочил сам Шкуро.

– Кто стрелял? – заорал он.

– Ротмистр Чёрный, Ваше Превосходительство, – ответил корчившийся от боли начальник Имперского Продовольственного Склада, – в меня, прямо в колено… Боль дикая. Прикажите ротмистра арестовать, Ваше Превосходительство. Прикажите его кастрировать на глазах собственных детей, – умолял корчившийся от боли начальник Имперского Продовольственного Склада. – А если нет детей или если он вообще гадина не женат, то, Ваше благородие, жените его и пусть родятся дети, а после на их глазах и кастрировать его, – с трудом переводя дыхание, говорил Чаплин.

– Вон отсюда все, – заорал Шкуро. – Вон.

Все, кто был в приёмной, в ужасе бросились на выход. В дверях образовалась давка. Военнослужащие пихали и толкали друг друга, мешая друг другу и создавая ещё большую неразбериху. Все знали, что адмирал сейчас начнёт стрелять и, скорее всего, из пулемёта.

– Вон, – орал Шкуро так громко, как будто вёл в атаку полки, а не разгонял из приёмной кучу дегенератов, бездельников и лизоблюдов. – Вон. И эту сволочь жирную, – показывал Шкуро на начальника Имперского Продовольственного Склада, – убрать. Убрать его, суку жирную, крокодила зловонного, а то, видит Бог, я за себя не ручаюсь.

Шкуро достал из кобуры кольт тридцать восьмого калибра и начал им палить во все стороны и куда попало. Раненные выстрелами адмирала падали и уже в стонах от боли продолжали попытки вырваться из сложившейся ситуации. Шкуро отстрелял весь заряд, что был в револьвере, плюнул в сторону пытающегося ползком, ползком спастись генерала-лейтенанта и, громко хлопнув дверью, заперся в своём кабинете. Ему пришла идея, что неплохо бы этого Чаплина послать на конкурс религий, так как генерал-лейтенант искренно верил в Бога.

ТРИДЦАТАЯ ГЛАВА

А Саша Чёрный закрылся в своём кабинете и стал обдумывать сложившуюся ситуацию и свои дальнейшие шаги. Будучи сам подонком и негодяем, Чёрный и всех людей полагал такими же сволочами, каким был и сам. А потому поступок Шкуро относительно своего повышения он рассматривал не иначе, как какую-то сложную игру, какую начал его начальник.

Чёрный не верил ни одному слову Шкуро. Чёрный знал, что случись что, и Шкуро подставит его, свалит на него всю вину, а сам спрячется в кустах, умоет руки, выйдет сухим из воды. Необходимо было срочно выяснить, что именно задумал Шкуро. Для этого Чёрный вызвал своего заместителя, прапорщика Крысюка.

Прапорщик Крысюк работал уже без малого пять лет под руководством Чёрного и ненавидел его. Он ждал только удобного случая, чтобы занять его место. Место, какое занимал Чёрный, было очень и очень неплохим. Это место приносило чистой прибыли до ста миллионов евродолларов в год. Сотрудники с удовольствием платили за имеющийся на них компромат и платили немало.

– Разрешите? – спросил Крысюк, просунув голову в кабинет.

Чёрный даже не посмотрел на Крысюка, а продолжал молча стричь ногти на правой ноге. И только минут через десять сказал:

– А, это ты, Крысюк. Заходи.

По той паузе, какую выдержал Чёрный, по его внешнему виду, по тому тону, с каким Чёрный начал свой разговор, Крысюк понял, что случилось что-то хорошее.

– Что прикажете? – загадочно спросил Крысюк.

– Крысюк, – издалека начал Чёрный, продолжая стричь ногти на правой ноге, – а не засиделся ли ты в прапорщиках?

– Я, Ваше благородие, с годами становлюсь всё тупее и тупее, а потому не сразу понимаю, что умные-то люди, люди, которые денно и нощно пекутся о своём творческом развитии, говорят. Не трудно ли будет Вам, Ваше Благородие, уточнить вопросик?

– Крысюк, – торжественно произнёс Чёрный, закончив стричь ногти на ногах и одевая ботинок, – с тебя пятьсот тысяч.

– За что, Ваше Высокопреосвященство? – грохнулся на пол Крысюк. Пощадите. У меня же дети, у меня жена больная, мать-старуха, брат безумный, сестра дура, хомяки у меня. Пощадите. Крысюк грохнулся на колени и ползком добрался до ботинок Чёрного и стал их целовать.

– Встань, полковник, – приказал Чёрный.

Крысюк застыл. Какое-то время он молча смотрел на ботинок Чёрного, затем достал из кармана носовой платок, протёр ими оба ботинка Чёрного и поднялся с полу.

– Ваше Благородие, господин ротмистр, я не совсем хорошо слышу, – тихо так заговорил Крысюк, – Вы как изволили меня назвать?

– Какой я тебе ротмистр, Крысюк? Уже пять часов я генерал-полковник Имперской Службы Безопасности и первый заместитель директора Имперской Службы Безопасности, – гордо произнёс Чёрный. – Ну, а ты, следовательно, полковник.

– Ваше Благородие… господин генерал-полковник… отец родной, – залепетал Крысюк, – какие там пятьсот тысяч, да я Вам… да мне Вам… Пять миллионов, не меньше, и чтоб я сдох, если после всего, что Вы для меня сделали, я не буду Вас почитать более чем отца и мать своих. Хотите, я сейчас, чтобы только доказать Вам свою преданность, отрекусь от матери-старухи, а жену свою отправлю в монастырь? Хотите? Детей – в детский дом, а брата – в психиатрическую лечебницу, а сестру самолично задушу вот этими ручищами, – Крысюк показал Чёрному свои натруженные на взимании и даче взяток, ладони. – Хотите? И мне, вот верите, господин генерал-полковник, плевать на то, что будет с моими хомяками. Могу даже съесть их сырыми на Ваших глазах, если Вам так будет угодно, господин генерал-полковник.

– Довольно, Крысюк, довольно. Вижу твоё усердие и верю в тебя, – благодушно ответил Чёрный. – Сейчас иди, меняй форму. Завтра в шесть утра жду тебя у себя. Многое надо обсудить. Нас впереди ждут, по-видимому, большие дела. На кону, как мне думается, триллионы в десятой степени. Скоро конкурс религий. Победителю достанется всё. Мне думается, что всё дело именно в этом. Впрочем, Крысюк, не знаю. Не уверен. Поживём – увидим.

От этих слов разум Крысюка несколько помутился. Он задумчиво вышел из кабинета. Первое, что он сделал, дал в морду капитану Скунсу, которого встретил по пути, и который частенько издевался над бывшим прапорщиком. Дело было так.

Капитан шёл по коридору навстречу Крысюку. Завидев Крысюка, Скунс обрадовался, что сможет вдоволь поиздеваться над нижестоящим в звании и должности.

– Прапорщик Крысюк, – заорал капитан Скунс на весь коридор, – ко мне, ползком на спине.

Крысюк, как ни в чём не бывало прошёл мимо капитана, делая вид, будто того вообще нет. Капитан обалдел от такой наглости.

– Крысюк, – завизжал он вслед удаляющемуся Крысюку, – стоять, мать твою.

Крысюк остановился, медленно повернул голову, внимательно посмотрел на капитана.

– Ты мне? – удивлённо спросил Крысюк.

– Что? – не понял столь наглого к себе обращения капитан. – Капитана Имперской Службы Безопасности, начальника Отдела Связи, да на «ты»? Да я тебя… Да ты у меня…

Крысюк не спеша подошёл к капитану, подошёл он так близко, что чуть ли не носом своим касался груди капитана.

– Ты что сказал, капитан? – спросил Крысюк, не поднимая головы.

– Смирно! – заорал капитан.

Крысюк резко дал капитану коленом в пах, а когда капитан согнулся от боли пополам, добавил ему ещё и кулаком по лицу. Удар шёл с правой руки, короткий, резкий, в нижнюю челюсть. Скунс рухнул на спину и стал кататься по полу, корчась от боли. Крысюк ещё пару раз ударил капитана носком своего сапога по его носу и пошёл в свой кабинет.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Большие, круглые, сантиметров пятьдесят в диаметре, часы, что висели на стене кухни в доме полковника Никитина, показывали два часа ночи. Сам полковник не спал. Он внимательно разглядывал новые документы Беломора, но теперь уже на имя Лютого Александра Сергеевича. Что-то подсказывало Никитину, что его земная жизнь подошла к своему логическому завершению. Он так чётко вдруг это осознал, что у него и тени сомнения на этот счёт не было, и переживаний по этому поводу тоже.

Полковник Никитин умел, даже будучи в сильно пьяном виде, трезво смотреть на вещи и верно оценивать ситуацию. Всё, что его теперь занимало, как именно Лютый его убьёт? В том, что Александр Сергеевич его убьёт, Никитин не сомневался.

Полковник не боялся смерти, поскольку верил в Бога и даже возглавлял несколько религиозных сект, и в свои семьдесят лет, получил от жизни всё, что хотел, о чём мечтал и даже более того. Никитин, если честно, уже серьёзно устал от жизни. Он бы и сам давно застрелился или повесился, но инстинкт самосохранения и страх перед Богом, фотография которого висела в углу кухни, не позволяли ему этого сделать.

Он семь раз был женат. От каждого брака у него были дети. Со всеми, как с жёнами, так и с детьми, да и со своими внуками, Никитин поддерживал хорошие отношения. Будучи материально независимым человеком, он ни в чём не отказывал всем своим бывшим жёнам и своим детям.

В Первом Союзе не так много миллиардеров, всего-то двести пять человек. Одним из них и был полковник Никитин.

Где-то лет сто назад богатейшие люди планеты собрались на свой очередной съезд. Одна из основных задач съезда – урегулировать ненормальную ситуацию по обогащению людей в Первом Союзе.

Так случилось, что Первый Союз, в силу многих причин и разного рода обстоятельств, стал самым богатым государством планеты. Естественно, что и люди в Первом Союзе стали обогащаться. Но то, как обогащались граждане Первого Союза, пугало всю мировую бизнес-элиту. В общем, это грозило крахом мировой экономической системы.

Дело в том, что поведение тех граждан Первого Союза, кто становился очень богатым, более походило на поведение психически больных людей. То, на что они тратили деньги, то, куда они их вкладывали, их общее отношение к деньгам, не только порочило звание миллиардеров, но и ставило под сомнение и ценность самой денежной системы, и всю мировую экономику, основанную на этой денежной системе.

На съезде приняли много решений, но основными были два. Во-первых, решено было ввести единую для всех стран денежную единицу и объединить все деньги в одну валюту, в одну денежную единицу, а во-вторых, Первому Союзу выделили жёсткую квоту на миллиардеров, равную двумстам пяти человека.

Свой первый миллиард Никитин сделал в тридцать лет, ещё будучи сержантом Имперской Службы Безопасности. С тех пор его состояние неуклонно росло. На сегодняшний день его состояние оценивалось в семьсот миллиардов.

Одной только недвижимости у Никитина по всему миру было не менее чем на триста миллиардов. Двести миллиардов были вложены в акции ведущих мировых предприятий. Не было ни одного крупного предприятия, входившего в сто богатейших предприятий планеты, где Никитин не состоял бы в совете директоров и не имел бы солидный пакет акций. Сто миллиардов Никитин вложил в ценные бумаги разных государств. Девяносто миллиардов лежали на счетах в различных банках мира. Десять миллиардов долларов хранились у Никитина дома, в одном из холодильников. Чтобы Вам лучше понять, каково было состояние полковника Никитина, скажу, что однокомнатная квартира в центре столицы Первого Союза стоила семьдесят тысяч.

Окончательно рехнулся Никитин после того, как сделал свои первые сто миллионов. Это и позволило ему сколотить свой нынешний капитал. Сегодня Никитин представлял из себя полнейшего крeтина, способного на всё. Он уже толком не соображал, для чего и зачем существует.

Жил Никитин в деревне, что в тридцати километрах от Петербурга. Он жил в той же самой деревне, где была дача Волшебника. Странная это деревня. Она была странная тогда и остаётся странной сегодня. Много чего в этой деревне было и много ещё что произойдёт.

Никитин вышел на улицу. Ему нравилось в грозу посидеть на крыльце своего пятиэтажного коттеджа и понаблюдать за происходящим ночью. Вот и в этот раз он поудобнее устроился в кресле-качалке, укрылся тёплым шерстяным пледом и закурил трубку. Со своего крыльца он увидел, что у соседа, из дома напротив, у Волшебника, сегодня гости. Вглядевшись в темноту, рассекаемую молнией он увидел и самого Волшебника, идущего по тропинке из сада в дом. Сосед также заметил Никитина и даже кивнул ему в знак приветствия. Никитин тоже кивнул своему соседу и улыбнулся.

– Гроза-то сегодня какая славная, а? – крикнул Волшебник Никитину.

– То ли ещё будет, – загадочно ответил Никитин Волшебнику, – то ли ещё будет.