Читать книгу Волшебники. Начало. Книга 2. Роман-сказка о будущем и прошлом нашей планеты - Михаил Лекс - Страница 3

– Я вот о чём сейчас подумал, – сказал президент Гаврилов, – а что это за закон такой, который позволяет кормить всех арестованных по их усмотрению?

– Дело в том, господин президент, что пока Вы здесь прохлаждались, – сказал прапорщик Сволов, – в нашей стране произошёл переворот.

– Какой ещё переворот? – спросил президент Гаврилов. – Адмирал Шкуро, потрудитесь объяснить, что всё это значит?

Шкуро посмотрел на Сволова.

– Повтори, прапорщик, что ты сказал, – тихо произнёс Шкуро.

– Я говорю, что в стране произошёл переворот, – сказал прапорщик, – к власти пришли Экзистенсиологи. И теперь Вы, гражданин Гаврилов, вовсе и не президент в нашей стране.

– А кто у нас теперь президент? – спросил Шкуро.

– Никто, – ответил Сволов. – Институт президентства упразднён.

– А кто же стоит во главе государства? – спросил Гаврилов.

– Государства? А нет больше никакого государства, – сказал Сволов. – Нет и всё.

– Как это нет? – удивился Шкуро. – А что же в таком случае есть?

– Всё есть, – сказал прапорщик Сволов. – Всё, что было, всё осталось. Вот только государства нашего больше нет.

– Так, а я чего-то не понял, – сказал Шкуро. – Вы говорите, что всё есть, а что собственно есть-то? Что вообще может быть, если, как Вы только что сказали, государства нашего больше нет. Простите, я Вас правильно понял? Может я что-то не так понял?

– Вы, адмирал, как-то странно выражаться стали, – сказал прапорщик Сволов. – Откуда мне знать, что и как Вы поняли. Я же сказал Вам только то, что такого государства, как Первый Союз, не существует. Ну, вот, собственно и всё. А уже остальное вытекает, или следует, из вышесказанного.

– Что откуда вытекает и куда следует? – в недоумении произнёс Гаврилов. – Я ещё могу допустить революцию в нашей стране. К революциям мы привыкли. Их, революций этих, за почти что триста миллионов лет истории нашего государства, мы уже столько насмотрелись, что нас революциями не удивишь. Революции, бунты, восстания, забастовки – всё это ерунда. Всё это очень легко подавляется. Но в данном случае я чувствую себя растерянным. Что значит «нет нашего государства»? А зачем тогда было устраивать переворот? И кому это всё выгодно?

– А почему это должно быть кому-то выгодно? – спросил Жир Туран.

– Вот Вы знаете, господин главный Философ, – сказал Шкуро, – вот сейчас Вы лучше помолчите. Я ещё мог Вас слушать минут двадцать назад. Мог слушать Вас и… и весь Ваш бред, который Вы выдаёте за гениальное и грандиозное. Но не теперь. Не теперь, когда в стране…

– Страны нет, – перебил Шкуро Жир Туран.

– Что? – переспросил Шкуро.

– Правильно будет сказать не когда такое твориться в стране, а когда такое твориться не в стране, а в чёрт знает в чём, – сказал Жир Туран.

– Вы что, Вы издеваетесь надо мной? – спросил Шкуро. – Вы, я так понимаю, решили просто надо мной поиздеваться? Но запомните, что и часу не пройдёт, как всё будет по-прежнему. И тогда мы с Вами поговорим по-другому.

– Гайдар Тимурович, – обратился президент к Шкуро. – Я предлагаю кончать этот спектакль и возвращаться в реальную жизнь.

– Да-да, господин президент, – сказал Шкуро, – я сейчас всё устрою. Не беспокойтесь, всё будет в порядке. Ещё несколько вопросов и я наведу здесь порядок. Пора показать всем этим Волшебникам, Чиновникам, Философам, Финансистам и Бандитам, чтобы они поняли раз и навсегда, раз и навсегда… – Шкуро был очень сильно взволнован и с трудом подбирал нужные слова.

– Что именно Вы собираетесь нам показывать? – спросил Гор Дэл.

– Увидите, господин главный Чиновник планеты. – Всё в своё время увидите. Сейчас не до Вас. Сейчас у меня вопрос к прапорщику, – сказал Шкуро.

– Что ещё Вы хотите от меня услышать, – равнодушно и устало поинтересовался Сволов. – Кажется, я уже всё сказал.

– Нет, прапорщик, не всё. Вы не сказали главного. А как же обстоит дело с границей нашего государства? – спросил Шкуро.

– Никак, – ответил прапорщик Сволов. – Границы упразднены.

– Как упразднены? – спросил Гаврилов. – Вы хотите сказать, что доступ в наше королевство открыт для каждого. Входи, кто хочет?

– Нет никакого королевства, – заорал взбешённый прапорщик. – Господи, ну до чего же Вы тупые. Ну честное слово, господа, да скажите вы им хоть кто-нибудь. У меня уже сил больше нет.

– Нет государства, нет границ, нет президента, – сказал Житковский, – по-моему, всё ясно.

– Вот видите, даже до Житковского дошло, – кричал Сволов, – а до Вас всё не доходит.

– Получается, что теперь к нам может проникнуть, кто угодно? – спросил президент.

– Нет больше никаких нас, – в один голос заорали уже все, включая и серафимов. – Нет. Ни ваших нет, ни наших.

– Я не понимаю, – сказал президент, – я ничего не понимаю. Если ничего больше нет, так какого рожна я здесь-то делаю?

– Тюрьмы теперь есть дело добровольное, – сказал Сволов, – отсюда и указ, что питание в тюрьмах должно устанавливаться самими арестованными.

– Указ? Какой ещё указ? Кто его мог издать? Ведь Вы сами сказали, что президента нет, что государства нет, ничего нет. Кто же в таком случае указы-то издаёт? – спросил президент.

– А и в самом деле? – задумался Сволов. – Кто же указы-то издаёт?

– Вы сами-то читали этот указ? – спросил Шкуро.

– Нет. Сам я его не читал, – сказал Сволов.

– В таком случае, откуда Вы про него знаете? – спросил Гаврилов.

– Да, собственно, он естественно вытекает из сложившейся ситуации, – ответил Сволов. – Но Вы скорее всего правы в том, что это нельзя называть указом, скорее всего, это не указ, а… – Сволов задумался.

– Что это в таком случае, если не указ? – спросил президент.

– Рекомендация, – ответил прапорщик Сволов и вышел из камеры.

Глава вторая

Соединённые Штаты Америки. Город Нью-Йорк. Главный офис церкви экзистенсиологии. Кабинет главы церкви, Иржи Вацлава Новака. В кабинете двое: Иржи Вацлав Новак и Патрик Саливан. Новак сидит за своим столом. Напротив стола, за которым сидит Новак, стоит большое кресло, в котором сидит Патрик Саливан.

– Слушай, Саливан, – сказал Новак. – Сегодня с утра открываю газету и узнаю, что Первого Союза более не существует. Это как следует понимать?

– Перестарались мы, господин Новак, – сказал Саливан. – Чего-то мы, кажется, того…

– Чего того? – спросил Новак.

– Перемудрили с работой в Первом Союзе, – сказал Саливан.

– Что ты мелешь? Какое перемудрили? Как мы могли перемудрить, когда мы и месяца ещё там не отработали, – сказал Новак. – Мы толком ещё даже людей своих никуда не внедрили.

– М-да… не понятно, – задумчиво произнёс Саливан. – Дело странное. Нечистое дело.

– И вообще, – сказал Новак, – что это ещё за фокус такой?

– Какой фокус? – спросил Саливан.

– Почему руководители ведущих организаций оказались в тюрьме? – спросил Новак. – Кто их туда посадил?

– Понятия не имею, – отвечал Саливан. – Они, между прочим, так до сих пор там и сидят. И Лютый, кстати, тоже там.

– А он там как оказался? – спросил Новак.

– Точно не знаю, – сказал Саливан.

– Так узнайте, Патрик, узнайте, – сказал Новак. – Или Вы не считаете это важным?

– Да нет. Отчего же. Считаю, что это важно, – сказал Саливан. – Я даже двух человек послал в Первый Союз. Полковника Скунса и генерал-лейтенанта Чёрного. Каким-то чудом эти двое оказались учащимися в нашем филиале. Они учились и работали в том самом филиале, где работала Раиса. Но самое удивительное не то, как они к нам попали, а то, что оба являются, вернее, теперь уже являлись, высокопоставленными сотрудниками Имперской Службы Безопасности.

– Ну и? – спросил Новак.

– Оба пропали, – сказал Саливан. – Поэтому я и говорю, что точно не знаю.

– А не точно Вы что знаете? – спросил Новак.

– Обоих перевербовала Раиса, – сказал Саливан. – И оба сейчас работают при ней санитарами. Это всё, что мне удалось выяснить.

– Вы хотите сказать, что Волшебники решили работать с Имперской Службой Безопасности? – спросил Новак.

– Похоже что так, – ответил Саливан. – Есть сведения, что они и Лютого взяли к себе в ученики. Поэтому Лютый тоже в тюрьме.

– А в тюрьме-то он почему? – спросил Новак.

– Так ведь сперва положено пройти обучение в Школе Волшебников, – сказал Саливан.

– Постойте, Саливан, а разве не наши филиалы выполняют функции Школы Волшебников? – спросил Новак. – Ведь, насколько мне известно, и Раиса у нас проходила первоначальное обучение. Что это ещё за ерунда такая? Вы можете мне объяснить?

– Со Школой Волшебников, как выяснилось, не всё так просто, – сказал Саливан.

– Что значит это Ваше «не всё так просто»? – спросил Новак. – Там не может ничего непростого быть. По определению, не может быть там ничего непростого. И что ещё значит это Ваше «как выяснилось»?

– Я когда узнал, что Лютый вернулся из прошлого и сразу попал в тюрьму, так сразу и начал, что было возможно, выяснять, – сказал Саливан. – В аппарате Лютого у меня есть один наш человек, он работает начальником Выборгского РУВД.

– Это… Его фамилия – Никитин? – спросил Новак.

– Так точно, – ответил Саливан. – Полковник Никитин. Он сейчас прошёл восьмой уровень святости. В общем, я ему позвонил, и он мне сообщил, что в действительности наш филиал церкви экзистенсиологии, который Волшебники используют как свою Школу, – далеко не единственный.

– Как не единственный? – спросил Новак.

– Вот так, – ответил Саливан. – Не единственный. Их, этих Школ Волшебников по всему миру знаете сколько?

– Сколько? – спросил Новак.

– Сотни, – ответил Саливан. – А может, и больше. Я говорю сотни, поскольку за это число ручается Никитин.

– И что, все эти Школы базируются на учении Мортона Мак Гилла? – спросил Новак.

– Если бы, – ответил Саливан. – В том-то всё и дело, что на базе учения Мортона базируется только одна Школа.

– Какая? – спросил Новак.

– Не будьте идиотом, господин главный Экзистенсиолог, – сказал Саливан. – Попробуйте догадаться сами.

Глава третья

– Я догадался, Саливан, – сказал Новак. – Я сразу догадался. Мой вопрос скорее был по инерции. Для себя самого. Да-а. Интересная штука получается.

– А Вы, господин главный Экзистенсиолог, что интересного в этом увидели? – спросил Саливан.

– Честно говоря, все эти Волшебники, все эти Философы и прочие, воспринимались мною не иначе как… – Новак задумался.

– Хотите сказать, что они воспринимались Вами несерьёзно? – подсказал Саливан.

– Вот именно, несерьёзно, – сказал Новак. – Серьёзно я воспринимаю только учение Мортона. Всё же остальное мною воспринимается исключительно как… – Новак опять задумался.

– Как заблуждение? – опять подсказал Саливан.

– Точно… Как заблуждение, – сказал Новак. – И в том, что эти так называемые Волшебники свою Школу основали в нашей церкви, я видел тому подтверждение.

– Да? Серьёзно? – удивился Саливан. – Интересно, а как Вы рассуждали, когда находили тому подтверждение?

– Рассуждал я до примитивности просто, Патрик, – сказал Новак. – Волшебники не могли создать свою Школу, не используя учение Мортона. Вот, собственно, и всё рассуждение. А теперь выясняется, что учение Мортона к их Школе не имеет никакого отношения? Так, что ли?

– Не совсем так, господин Новак, – сказал Саливан. – Раз Волшебники одну из своих Школ основали у нас, следовательно, какое-то отношение к учению Мортона всё же прослеживается. В противном случае, зачем им было бы нужно с нами связываться. Они могли бы поступить проще. Взять и открыть Школу, скажем, на каком-нибудь заводе. И, кстати, одна Школа находится именно на территории завода. Не у нас. Там, в Первом Союзе. Вернее в бывшем Первом Союзе.

– Так, Саливан, давайте по-порядку, – сказал Новак.

– Мистер Новак, я предполагаю, что со Школами Волшебников всё ясно и просто, – сказал Саливан. – Никаких Школ Волшебников, как таковых, не существует.

– То есть, как? Что значит «не существует»? – спросил Новак.

– Не существует в том смысле, какой мы вкладываем в это понятие, – сказал Саливан. – Волшебники оказались не так просты, какими кажутся и нам, и многим другим. Более того, Волшебники оказались не совсем простыми людьми, какими их воспринимали.

– Я ничего не понимаю, Саливан, – сказал Новак. – Перестаньте говорить загадками. Что значит это Ваше «Не так просты»? Если сейчас, в данный момент, вот в данную минуту в нашей Школе, на Волшебников учится около ста человек. Ведь чему-то они там учатся? Или нет? Или они там не учатся, а находятся просто для отвода глаз?

– Учатся, учатся, мистер Новак, – сказал Патрик Саливан. – Это всё так. Вопрос в другом.

– В чём? – спросил Новак.

– Чему они учатся? Вот в чём вопрос, – сказал Саливан.

– Ну ясно чему, – сказал Новак. – Основам экзистенции. В нашей церкви они изучают основные законы существования.

– Да чихать им на законы существования, – резко сказал Саливан. – Вернее не так. Законы существования им не безразличны. Но им абсолютно безразлично мнение Мортона Мак Гилла относительного этого предмета.

– То есть как? – спросил Новак.

– Вот так, – сказал Саливан. – Если уж Волшебники и посылают к нам своих учеников, то, во всяком случае, не за учением мистера Мортона.

– А зачем же тогда они посылают к нам своих учеников? – спросил Новак.

– А зачем они посылают своих учеников на заводы и фабрики, в другие церкви, в другие организации? – спросил Саливан.

– На какие заводы и фабрики? – спросил Новак. – В какие ещё другие церкви и другие организации?

– На самые обычные заводы и самые что ни на есть элементарные фабрики, – ответил Саливан. – То же самое касается и других церквей и организаций, где есть свои собственные учения. Ведь там, насколько мне известно, учением Мортона Мак Гилла и не пахнет? Или я ошибаюсь? Или мне что-то неизвестно? Или и туда проникло бессмертное учение святого высшего уровня?

– Вы правы, Саливан, – сказал Новак. – Вы абсолютно правы. Но зачем тогда они их туда посылают, раз там нет учения Мортона?

– Я недавно вернулся из Первого Союза, – сказал Саливан. – Я зашёл там на один из заводов, где размещается Школа Волшебников. Мне было очень интересно, чем занимаются ученики Волшебников на заводе.

– И чем они там занимаются? – спросил Новак. – Может, всё же каким-то образом это связано с учением Мортона?

– Мистер Новак, забудьте Вы про учение Мортона, – закричал Саливан.

– Как я могу забыть про учение Основателя, про учение святого всех святых? – спросил Новак. – Вы что такое говорите, Патрик? Вы, один из высших руководителей церкви и вдруг такое! Стыдитесь, Патрик!

– Вы меня неправильно поняли, – спокойно сказал Саливан. – Я имел в виду забыть об учении Мортона на время, когда дело касается Волшебников.

– Вот это другой разговор, – сказал Новак. – это уже звучит лучше. А то уж я решил, что Вы сошли с ума. Так чем же занимаются на заводе ученики Волшебников? – спросил Новак.

– Они там точат гайки, – ответил Саливан.

– Простите, что они там делают? – спросил Новак.

– Гайки точат, – ответил Саливан. – Самые обычные гайки.

Глава четвёртая

– Как гайки? – удивился Новак. – Какие гайки? Почему они там точат гайки? Саливан, я правильно Вас услышал, что ученики Волшебников в Школах Волшебников, которые расположены на заводах, точат гайки?

– Вы правильно меня услышали, мистер Новак, – подтвердил Саливан.

– Я не случайно не сказал, что понял Вас, а сказал, что услышал. Потому, что я ничего не понял, Саливан. Это более походит на какое-то безумие. У меня такое чувство, как будто я что-то в этой жизни упустил, Саливан.

– Честно говоря, я и сам ещё пока не во всём разобрался, – сказал Саливан. – Но кое-что, не всё, конечно, а кое-что, немногое, я понял.

– Так объясните мне, что Вы поняли, – попросил Новак. – Потому как я ничего не понимаю. Вы говорите, что Лютый каким-то образом очутился в Первом Союзе, так?

– Так, – ответил Саливан.

– Он как туда попал? – спросил Новак. – На самолёте?

– В тот-то всё и дело, мистер Новак, что не на самолёте, – сказал Саливан. – В два часа дня он и Великий Ко, который работал в нашей церкви уборщиком, вышли из дверей одного из наших филиалов, и всё, дальше их след в США теряется.

– То есть как? – спросил Новак. – Что значит теряется?

– А то и значит, что уже в в два часа и одну минуту они начинают оставлять свои следы в Первом Союзе, в городе на Неве.

– Хотите сказать, что Волшебники способны перемещаться в пространстве? – спросил Новак.

– Вот по этому поводу я пока ничего сказать не могу, – ответил Саливан. – Но факт остаётся фактом. В два часа они вышли из дверей филиала в Нью-Йорке, а уже через несколько секунд наследили в Санкт-Петербурге.

– Это невозможно, Саливан, – уверенно сказал Новак. – Это абсурд. Это просто смешно. Я не верю. Нет, лучше сказать по-другому, я и мысли не могу допустить, что кто-то на планете способен на большее, нежели мы, нежели Экзистенсиологи.

– Мистер Новак, – сказал Саливан. – А если допустить, что это так, что Волшебники намного могущественней, чем мы?

– Это смешно, – сказал Новак. – Это же просто ерунда. Ну сам подумай, Патрик, ну как такое возможно? Они же не проходили ни одного уровня святости. Они не знают законов существования. Как они могут больше, чем мы, если они и сотой доли не знают того, что знаем мы.

– А что мы знаем-то, господин Новак? – спросил Саливан.

– Ты так не шути, Патрик, – сказал Новак. – А то вдруг я тебя неправильно пойму.

– Мистер Новак, ответьте мне, пожалуйста, на один только вопрос, – сказал Патрик Саливан, – что такого мы знаем, что даёт нам право полагать себя в сравнении с другими людьми более продвинутыми?

– Саливан, ты знаешь, что я уже сейчас могу читать газеты на расстоянии? – спросил Новак.

– Я что-то слышал про это, мистер Новак, – сказал Саливан. – Но я хочу быть с Вами до конца честным и потому честно Вам говорю, что меня это нисколько не поражает.

– Почему? – искренно спросил Новак. – Почему тебя не поражает тот факт, что я, когда еду в метро, запросто могу читать книгу, которую читает, допустим, пассажир, находящийся в другом конце вагона, а то и просто в другом вагоне? Это, Саливан, победа над природой. И победа немаленькая.

– Мистер Новак, – закричал Саливан, – опомнитесь. Какие газеты на расстоянии? Какие ещё победы над природой? Когда они в прошлое запросто перемещаются. Когда они одним только словом могут полностью страны стирать с лица земли.

– Какие ещё путешествия в прошлое? – спросил Новак. – И какие страны они стирают с лица Земли.

– Мистер Новак, – сказал Саливан, – пока Вы в метро подглядывали в чужие газеты и журналы, они Лютого переместили на двести миллионов лет назад. Лютый со Сталиным встречался. Это первое. А второе. Неужели Вы так ещё и не поняли, что Первый Союз перестал существовать только потому, что они этого захотели? Волшебники решили, что Первый Союз не нужен и Первого Союза не стало. А Вы всё газеты чужие в метро читаете.

– Ты говоришь, что Великий Ко работал у нас уборщиком? – спросил Новак.

– Он и сейчас работает уборщиком, – сказал Саливан. – По крайней мере, его никто не увольнял.

– Но почему? – спросил Новак. – Почему он работает у нас уборщиком?

– А вот это, мистер Новак, самое интересное, – сказал Саливан.

Глава пятая

– Я встречался с одним нашим главным тайным агентом из Первого Союза, адмиралом Шкуро, – сказал Саливан, – так вот он мне много интересного рассказал про этих самых Волшебников.

– Шкуро? Это не тот ли самый Шкуро, что работает в управлении безопасности Первого Союза? – спросил Новак.

– Тот самый, мистер Новак, – сказал Саливан. – Адмирал Шкуро возглавляет, а правильнее уже будет сказать, возглавлял управление безопасности Первого Союза. Потому как Первого Союза уже нет, а следовательно, не существует уже и опасности, которая бы могла грозить ему. Понимаете?

– Это-то я понимаю, Саливан, – ответил Новак. – Ну и что тебе рассказал этот самый Шкуро про Волшебников?

– Много чего, – сказал Саливан. – Оказывается, у Волшебников нет никакой технологии, которая позволяла бы им становиться Волшебниками.

– То есть? – удивился Новак. – Как нет технологии? А каким же образом они, в таком случае, становятся Волшебниками?

– Понятия не имею, – ответил Саливан. – Это просто загадка какая-то. Но самое удивительное не это, мистер Саливан.

– Не это? – спросил Новак. – Что же ещё может быть удивительней?

– Их отношение к работе, мистер Новак, вот что самое удивительное, – ответил Саливан.

– К работе? – спросил Новак. – А что такого удивительного в их отношении к работе?

– Они не считают, что работа должна быть интересной, – сказал Саливан. – Они не считают, что работа должна быть высокооплачиваемой. Они уверены, что работа – это просто занятие, необходимое для существования человека, позволяющее Волшебнику не сойти с ума.

– И по этой причине главный Волшебник планеты Земля работал в нашей церкви уборщиком? – спросил Новак. – Чтобы не сойти с ума?

– Говорят, что таким образом Волшебники, кроме того, что не сходят с ума, ещё и черпают свои волшебные силы, – сказал Саливан. – Но, по этой причине или по какой другой – это сейчас не самое главное, мистер Новак. Здесь есть более главное. Суть в том, что наша церковь для Волшебников – самое неинтересное, что только есть сегодня на планете Земля.

– Что значит «самое неинтересное»? – спросил Новак. – В каком смысле неинтересное?

– В прямом смысле, мистер Новак, – ответил Саливан. – Самое неинтересное место на планете Земля, самое скучное, самое нудное, пустое, никчёмное, бестолковое, абсолютно ничем не способное доставить радость человеку, – продолжил Саливан.

– И это всё и есть, по их мнению, наша церковь? – спросил Новак.

– Так точно, сэр, – ответил Саливан. – По их мнению, как Вы правильно это выразили, именно по их мнению, наша церковь и есть самое неинтересное место на планете.

– А где, Вы говорите, сейчас Великий Ко? – спросил Новак.

– Так в тюрьме, мистер Новак, где же ему ещё быть-то, – ответил Саливан.

– А тюрьма, по их мнению, есть место более интересное, чем наша Церковь? – спросил Новак.

– Тюрьма, по их мнению, стоит на втором месте по неинтересности. Сразу за нашей церковью, – ответил Саливан.

– А кто занимает почётное третье место? – спросил Новак.

– На третьем – полиция, затем идёт армия, потом заводы и фабрики, – отвечал Саливан. – Я сейчас точно не помню всей таблицы, но первые пять мест распределились вот таким вот образом.

– Вот таким вот образом… – повторил Новак последние слова Саливана. – И тогда почему же Великий Ко устроился на работу к нам, да ещё к тому же и уборщиком? – спросил Новак.

– Да только по той причине, что ничего не может быть скучнее и безрадостней, чем работать в самом скучном и безрадостном месте, да ещё и уборщиком, – ответил Саливан. – А так как Великий Ко – главный Волшебник, то где ещё ему работать, как не у нас, уборщиком. У Волшебников нет технологии, нет никакой системы, у них есть только знания, используя которые, Волшебник творит чудеса. Чем меньше Волшебник тратит энергии на работу, тем больше у него остаётся на то, чтобы творить чудеса. Чем работа скучнее, тем больше желание творить чудеса. Так думают Волшебники. Ну… примерно так, сэр.

– Ну это понятно, что у них есть знания, – сказал Новак. – Знания есть у всех, так почему бы им не быть и у Волшебников. Вопрос в том, как получены эти знания? Или они так и побираются по разным организациям? И клюют по крохам отовсюду?

– Они не ищут знаний, мистер Новак, – сказал Саливан. – Вот мы с Вами их ищем, а они их не ищут. Зачем им искать то, что само к ним придёт в процессе жизни. Всё, что от них требуется, – жить. Они знания просто вживают в себя. Не вживляют, мистер Новак, а именно вживают. Для них главное – это просто жить. Не жить просто, в смысле скучно и неинтересно, а… просто жить и особо не заморачиваться на этот счёт и жить не спеша.

– Жить? Не спеша? – спросил Новак. – Но ведь жить не спеша можно по-разному. Можно прожить жизнь уборщиком на самом неинтересном месте, а можно эту же жизнь прожить главой самой могущественной церкви.

– Вы предлагаете мне Вас сместить? – спросил Саливан.

– Хм, – усмехнулся Новак. – Весело. Хорошо ты это подметил, Саливан. Но ты меня нисколько этим не сбил с толку. И если ты думаешь, что мне тебе на это нечего ответить, то ты заблуждаешься. Карьеризм – неизбежность в любом великом деле. Карьеризм, а особенно нездоровый карьеризм, с разными там заговорами, смещениями и прочим, есть основа, на которой базируется развитие человека. Если бы не нездоровый карьеризм, то человек до сих пор сидел бы на пальме и грыз бананы.

– Волшебники, мистер Новак, не рассматривают жизнь человека с точки зрения его работы – это раз, а второе, они не рассматривают жизнь человека с точки зрения тех ста пятидесяти лет, что пролетают с рождения и до смерти.

– Они верят в переселение душ? – спросил Новак.

– Нет, мистер Новак, – ответил Саливан. – Они в неё не верят. Они верят в то, что жизнь человека не делится на прошлые и будущие жизни, ограниченные временным отрезком от рождения и до смерти. Волшебники верят в одну и бесконечную жизнь человека, и в его бесконечное развитие.

– Ну это одно и то же, – сказал Новак. – Просто несколько иная терминология. Несколько иные значения слов и всё.

– Нет, мистер Новак, – сказал Саливан. – Далеко не одно и то же. И дело здесь не в терминологии.

– А в чём? – спросил Новак.

– Они верят в то, что всё прошлое человека и всё его будущее не делится на так называемые жизни в разных телах, а есть одна жизнь, – сказал Саливан.

Глава шестая

– Саливан, мне послышалось, или буквально недавно, где-то минуту назад, ты сказал, что Волшебники не рассматривают жизнь с позиции тех ста пятидесяти лет, которые пролетают с момента рождения и до смерти человека? – спросил Новак.

– Да, сэр, всё так, – ответил Саливан. – А что Вас в этом удивляет?

– Как что удивляет? Ты ещё спрашиваешь! – воскликнул Новак. – А тебя разве в этом ничего не удивляет?

– Вы имеете в виду продолжительность жизненного отрезка? – спросил Саливан.

– Вот именно, – сказал Новак. – Сто пятьдесят лет. Эта цифра. Откуда она взялась?

– Да, мистер Новак, Вы правы, – сказал Саливан. – Волшебники слишком эгоистичны. Они думают, что если Волшебники живут не менее ста пятидесяти лет, то и все остальные люди тоже могут столько прожить. Не обращайте внимание на эту цифру, сэр.

– Да как же не обращать, Саливан? – спросил Новак. – Ведь ты назвал именно эту цифру.

– Замените её, – сказал Саливан. – Замените эту цифру какой-нибудь другой цифрой.

– Какой другой? – спросил Новак.

– Да любой, – ответил Саливан. – Не имеет значения… Любой, какой Вам больше нравится, какая Вам более подходит. Вот сколько Вы предполагаете прожить? Пятьдесят восемь?

– Почему пятьдесят восемь? – ужаснулся Новак. – Что это ещё за фантазии такие, Саливан?

– Ну а сколько? – спросил Саливан. – Шестьдесят три? Шестьдесят четыре?

– Ты просто издеваешься надо мной, Саливан? Ведь так? Признайся? – спросил Новак.

– Сэр. Мистер Новак. Мне нет никакой надобности над Вами издеваться, – сказал Саливан. – Я просто пытаюсь таким образом заставить назвать цифру. И всё. И более мне ничего не нужно. Скажите, когда Вы собираетесь умереть, и я от Вас отстану.

– Но это же абсурд, Саливан, – сказал Новак. – Это же безумие.

– Вот именно, мистер Новак, – восторженно воскликнул Саливан. – Вот именно, абсурд и безумие! Для нас с Вами. И ещё для сотен миллиардов других людей. Но только не для Волшебников. Поэтому они и живут по сто пятьдесят лет и больше.

– Это точно? – спросил Новак.

– Что точно? – спросил Саливан.

– Ну то, что Волшебники живут по сто пятьдесят лет? – спросил Новак.

– Медицинский факт, мистер Новак, – сказал Саливан. – Можете не сомневаться. Лично проверял.

– Слушай, Саливан, я тоже хочу, – сказал Новак.

– Я не совсем Вас понял, сэр. Что именно Вы тоже хотите? Волшебником стать? – спросил Саливан.

– Каким Волшебником, Саливан? Жить по сто пятьдесят лет и более хочу, – сказал Новак.

– Вот, честное слово, мистер Новак, Вы иногда меня пугаете, – сказал Саливан.

– Чем это я Вас, дорогой мой Патрик, пугаю? – спросил Новак.

– Как чем? Своей непоследовательностью, своей нелогичностью, своим непостоянством, – сказал Саливан. – Я же Вас спрашивал, сколько Вы собираетесь прожить. И что Вы на это мне ответили? Вы сказали, что это абсурд. Ведь так?

– Ну так, – ответил Новак.

– А если для Вас абсурдом является знание того, сколько Вы должны прожить, – сказал Саливан, – то как же тогда Вы собираетесь прожить столько, сколько хотите? Не понятно. Вы уж определитесь, мистер Новак. И уж коли Вы и впрямь собираетесь прожить сто пятьдесят лет, следовательно, нельзя называть абсурдом то, что Вы спокойно можете указывать эту цифру, как то время, какое Вы проживёте. Понимаете?

– В голове не укладывается, – сказал Новак. – Нет, конечно, в мечтах, но не более, я предполагал, что-то типа восьмидесяти пяти лет жизни, ну там, девяноста лет. Но я никогда не считал это серьёзным делом. Я всегда был уверен, что есть нечто более высокое, более значимое, чем одно только желание человека.

– Я Вас понимаю, сэр, – сказал Саливан. – Вот поэтому Вы и не Волшебник.

– Да хватит тебе этими своими Волшебниками в меня постоянно тыкать, – разозлился Новак. – Тоже мне, пример для подражания. Если я сейчас поставлю своим идеалом уборщика из своей церкви, то чем тогда я кончу? У меня есть один пример для подражания – это Мортон Мак Гилл, – сказал Новак, достал при этом из кармана фотографию Мортона Мак Гилла и поцеловал её.

– Мистер Мортон безусловно может выступать примером для Вашего подражания, – сказал Саливан.

– Что значит «может»? – спросил Новак. – Можно подумать, что для нас, для Экзистенсиологов, есть ещё кто-то, кто может выступать предметом для подражания? – И, кстати, сам Мортон прожил девяносто лет. Мне этого хватит. Девяносто лет – вполне достойный возраст.

– А вот сам мистер Мортон так не считал, – сказал Саливан. – И Вы напрасно, мистер Новак, говорите о мистере Мортоне в прошедшем времени.

Глава седьмая

– Что значит «мистер Мортон так не считал»? – спросил Новак. – И в каком, если не в прошедшем времени, мне говорить о Мортоне Мак Гилле. Фанатизм фанатизмом, Саливан, я, конечно, всё понимаю, но всему есть пределы. И говорить, что Мортон живее всех живых… я не намерен и можешь по этому поводу написать на меня донос в отдел внутренней инспекции. И давай, Саливан, договоримся с тобой на будущее, что между нами, ну, то есть, друг перед другом, мы не будем играть в излишнюю преданность Мортону Мак Гиллу и его учению. С экзистенсиологии хватит и того, что мы просто ей служим. И если уж такое случилось, что Мортон Мак Гилл для всех умер, то давай говорить о нём в прошедшем времени.

– Вот когда мистер Мортон Мак Гилл по-настоящему умрёт, вот тогда мы и будем говорить о нём в прошедшем времени, – сказал Саливан. – А до тех пор, пока он жив, я думаю, что правильней будет говорить о нём в настоящем времени.

– Мортон Мак Гилл жив, это правда? – спросил Новак.

– Жив, мистер Новак, – ответил Саливан. – И неплохо себя чувствует. И, кстати, собирается прожить ещё как минимум лет сорок.

– Саливан, если ты меня вводишь в заблуждение, то я буду вынужден написать на тебя донос в отдел по работе с сошедшими с ума от напряжённой работы на высоком посту, – сказал Новак.

– Мистер Новак, Вы можете написать на меня сколько угодно доносов в различные службы нашей церкви, но мертвее от этого мистер Мортон не станет, уверяю Вас, – произнёс Саливан. – Вам лучше поскорее смириться с тем, что Мортон жив и мы продолжим наш разговор. Нам много чего ещё необходимо обсудить. Мы ещё толком ни в чём не разобрались. Мы только попусту теряем время в разговорах о Мортоне.

– Но у меня информация, что Мортона похоронили? – спросил Новак. – Ведь сколько денег потрачено. Да нет… Этого не может быть. Мортон жив? Но почему он тогда не возглавляет свою церковь? Нам его так не хватает. Да нет, этого просто не может быть. Саливан, признайся, ты пошутил. Ведь ты пошутил? Тебе просто захотелось меня напугать? Или попугать? Как правильно, Саливан, попугать или напугать?

– Говорил попугай попугаю, я тебя попугай попугаю, отвечал попугай попугаю, попугай меня попугай, – произнёс как молитву Саливан. – Он сейчас там, в Первом Союзе. Вернее в том, что от него осталось. В общем, Мортон живёт в Санкт-Петербурге, на Третьей Рождественской. Купил себе комнату и мило так существует.

– Что, простите, он делает? – спросил Новак.

– Экзистенциирует, мистер Новак, – ответил Саливан. – Всё дело в том, что в один прекрасный день Мортон влюбился. И тогда, ну когда он влюбился, до Мортона Мак Гилла и дошла информация о Волшебниках. Он узнал о них, вот как Вы сейчас, всё. Сказать, что Мортон был поражён, значит не сказать ничего. Более всего, его увлекла продолжительность жизни Волшебников. И тогда он решил выйти из руководства церковью и примкнуть к Волшебникам. И всё из-за женщины.

– Что значит выйти из руководства? Из-за какой женщины? – спросил Новак. – И куда примкнуть? Я ничего не понимаю. Что Мортон жив, я готов в это поверить. Но поверить в то, что отказался от власти из-за женщины и, более того, стал Волшебником! Нет, вот что угодно со мной делайте, а в это поверить я не могу. Где ты говоришь он сейчас живёт? На Третьей Рождественской? Комнату купил?

– Комнату. Двенадцать квадратных метров, – ответил Саливан. – И счастлив, мистер Новак. Действительно, по-настоящему счастлив. Работает дворником и даже собирается жениться.

– На ком он собирается жениться? – спросил Новак.

– А разве Вы не в курсе? – спросил Саливан. – Неужели Вам не доложили? Ведь с этого всё и началось? Нет, что серьёзно, Вы не в курсе любви Мортона?

– Я не в курсе, Саливан, – сказал Новак. – Был бы я в курсе, то не спрашивал бы тебя.

– Помните, в нашей церкви училась, ну чёрненькая такая, смазливенькая такая. Ходила всё ещё в короткой юбке? – спросил Саливан.

– Да откуда же мне всех-то упомнить, Саливан, – сказал Новак. – Их тут и чёрненьких, и рыженьких, как, простите, собак нерезаных. И все в коротких юбках.

– Ну эту-то Вы должны помнить, мистер Новак, – сказал Саливан. – Невеста Лютого и ученица Аф Фабра. Кстати, президент Первого Союза от неё тоже какое-то время без ума был, хотя никогда её и не видел. А Мортон, как увидел её, так сразу предложение и сделал. Она проучилась и проработала в нашей организации какое-то время, занимала очень высокое положение, затем вернулась в Первый Союз и про Мортона забыла вообще, а вот он, с того момента как повстречался с ней, сам не свой стал. Грустный всё ходил по ночам, и пугал третью смену. Его тогда ещё приведением все дразнили. Неужели не помните?

– Так ты о Раисе говоришь, так бы сразу и сказал бы, да я её знаю, она же ученица Волшебника. И про приведение я помню. Как не помнить, когда я первый и дразнил его, – сказал Новак. – Он же уже тогда старым был. Ничего не соображал, вот мы и потешались над ним.

– Ну вот, пока Вы над стариком потешались, он оказывается всё мечтал о своей Раисе, – сказал Новак. – И в один прекрасный день ему пришла в голову идея бросить всё и ехать за ней в Первый Союз.

– И что? – спросил Новак.

– Ну вот, он и поехал, – сказал Саливан. – Любовь, сэр, – очень сильное чувство.

Глава восьмая

– И что? – спросил Новак.

– Что, что? – спросил Саливан.

– Дальше-то что было? – спросил Новак. – Ну поехал он в Первый Союз, а дальше-то что?

– А дальше, мистер Новак, он там всех очень и очень напугал, – сказал Саливан.

– Напугал? – удивился Новак. – Кого он мог напугать? В Первом-то Союзе? Что-то мне слабо верится, что в Первом Союзе можно кого-то и чем-то напугать.

– Напугал – это, конечно, громко сказано, но шуму наделал много, – сказал Саливан. – Это надо было видеть.

– Представляю, – сказал Новак. – Однако, я всё никак в толк не возьму: как это всё мимо меня-то прошло? Это что же получается? Получается, что пока Мортону разыгрывали похороны, он под шумок удрал в Первый Союз? Так, что ли?

– Не совсем так. Но… примерно так, мистер Новак, – сказал Саливан.

– Слушай, Патрик, а ты откуда это всё знаешь? – спросил Новак. – Неужели ты один из тех, кому Мортон доверился?

– Нет, мистер Новак, Мортон из молодых никому не доверял, – сказал Саливан. – Я случайно подслушал его разговор с моим отцом. Выяснилось, что Мортон уже давно плюнул на своё учение.

– Он сам так сказал? – спросил Новак.

– Сам. Головой ручаюсь, – сказал Новак. – Он с отцом моим всегда в хороших отношениях был, ну и разоткровенничался, по-стариковски. Говорит, мол, устал от всей этой лабуды, что создал. Отец-то мой его и спроси, о чём дескать ты печалишься, основатель мощнейшей церкви? Ну Мортон и признался тогда, что всё им созданное – не более чем плод его больной фантазии. Ой, он столько тогда про себя гадостей наговорил… Вспоминать неохота.

– А надо вспомнить, Патрик, надо, – сказал Новак. – Потому как всё это очень и очень важно.

– Здесь вот что ещё важно знать, мистер Новак, – сказал Саливан. – Он же не просто в Первый Союз умотал, но и внешность сменил, и имя, и фамилию. В общем – поменял всё.

– А где же он служит-то? – спросил Новак.

– Вот не в жизнь не догадаетесь, мистер Новак, – сказал Саливан.

– Я… и не догадаюсь? – спросил Новак. – А ну как, если и догадаюсь? И что тогда?

– Да не в жизнь не догадаетесь, – повторил Саливан.

– А вдруг? – спрашивал Новак. – Вот, что ставишь, коли с первой попытки догадаюсь?

– Вот, коли с трёх даже попыток догадаетесь, то… Можете забирать мою квартиру, – сказал Саливан.

– Какую из тринадцати? – спросил Новак.

– Любую берите, коли с трёх попыток догадаетесь, – сказал Саливан.

– А если с одной попытки угадаю? – спросил Новак.

– Вам что, мало одной квартиры? – спросил Саливан. – Вы хотите, чтобы я увеличил ставку? Хотите, чтобы поставил все квартиры? Может, Вам жить негде? Так Вы скажите, я Вам и так их подарю.

– В Санкт-Петербурге есть наши церкви? – спросил Новак.

– Есть одна, – отвечал Саливан.

– Вот там он и работает, – сказал Новак. – Дворником. Угадал?

– Угадали, – сказал Саливан. – Хотя… Я сейчас подумал, подумал и решил, что это было несложно. Вы правы, он действительно припёрся в Санкт-Петербургскую церковь экзистенсиологии. Его, естественно, там никто не узнаёт, поскольку он до этого сделал пластическую операцию. Сходил на лекцию, купил свои же книжки и его взяли дворником.

– Дворником, говоришь, – сказал Новак. – Это интересно. Достигнуть таких высот и… Под конец жизни спятить, всё бросить, изменить внешность и устроиться дворником в собственную церковь.

– А мне кажется, в этом что-то есть, – сказал Саливан. – Вот только после этого его поступка я действительно поверил, что наша технология что-то даёт людям.

– Что ты мелешь? – спросил Новак. – Действительно, видите ли, он поверил. А Мортону надо было меньше водки пить и за бабами бегать. В общем так, Саливан, дело серьёзное. Я ещё толком не во всём разобрался и никакого решения пока вынести по этому делу не могу. Мне необходимо подумать. Ты вот что… Ты, пожалуй, сейчас иди к себе и займись там чем-нибудь. Я часа два думать буду. И вот ещё что. Ты не собираешься в Первый Союз?

– Так нет больше Первого Союза, мистер Новак, – сказал Саливан. – Вы, скорее всего, имели в виду Санкт-Петербург?

– А в Санкт Петербург не собираешься? – спросил Новак.

– Я Вам хотел предложить туда съездить, мистер Новак, – сказал Саливан.

– Хорошо. Иди. Я подумаю, – сказал Новак. – Да, чуть не забыл, ты мне фотографию Мортона принеси.

– Фотографию? – удивился Саливан.

– Новую, новую, Патрик, – сказал Новак.

– Всё ясно, мистер Новак, – сказал Саливан. – Сразу как-то не дошло. Уж извините.

– А как говоришь его теперь зовут? – спросил Новак.

– Львом Николаевичем его зовут теперь, – сказал Саливан.

– А фамилия его какая? – спросил Новак.

– Толстой его теперь фамилия, – сказал Саливан.

– Толстой? – спросил Новак. – Лев Николаевич? Запомню. Ну ты ступай. Через два часа я жду тебя. Фото не забудь Льва Николаевича… Толстого.

Глава девятая

– Постой, – остановил Саливана Новак, – а кто у нас сейчас уборщиком работает, вместо Великого Ко?

– Да работает здесь одна баба, – сказал Саливан. – А что?

– Ты это, – сказал Новак, – ты бабу-то эту мне позови-ка… Прямо сейчас и позови.

– Зачем Вам она, мистер Новак? – спросил Саливан. – Скучная она какая-то и старая.

– Я, Саливан, зову её не для того, чтобы веселиться, – сказал Новак.

– Не за этим? – спросил Саливан. – Странно. А зачем же тогда Вы её зовёте? Не за тем же, чтобы она у Вас здесь сейчас уборкой занялась?

– Вот всё тебе знать надо, Патрик, – сказал Новак. – Вот до чего ты любопытный. Ну какое, спрашивается, тебе до этого дело? Ну, не всё ли тебе равно, зачем я зову к себе уборщицу?

– Я Вам вот что скажу на это, мистер Новак, – сказал Саливан. – Человек – существо странное и малопонятное. Человек не всегда способен понять и объяснить свои желания и свои поступки.

– Короче, Саливан, – попросил Новак.

– Просто мне очень интересно, зачем Вы зовёте к себе уборщицу, и всё, и другого объяснения у меня нет.

– Зачем, зачем… думать я буду с ней, вот зачем, – сказал Новак. – Мне сейчас необходимо о многом подумать, а для этого мне необходим кто-то, с кем бы это можно было сделать.

– Так подумайте со мной, – сказал Саливан. – Зачем же звать уборщицу?

– С тобой? Как же, с тобой разве можно спокойно подумать! – с досадой произнёс Новак. – У тебя же на всё есть готовый ответ. Нет, брат Саливан, с кем угодно, но только не с тобой. Вот уборщица – другое дело. Тем более, что ты сам сказал, будто бы она скучная и некрасивая.

– Я не говорил «некрасивая», – сказал Саливан, – я сказал, что она старая. А это, согласитесь, вещи разные.

– Пошёл вон отсюда, – крикнул на Саливана Новак. – И уборщицу позови.

– Да где же я её найду сейчас? – чуть не плача, спросил Саливан.

– Где хочешь, там и ищи, – сказал Новак. – Меня это не касается.

Саливан вышел из кабинета главного Экзистенсиолога планеты, нарочно громко хлопнув дверью.

– Скотина, – заорал ему вслед главный Экзистенсиолог планеты. – Сволочь какая. Дверью ещё хлопает. Паразит. И всё-то ему знать надо.

А Саливан уже бродил по этажам и кабинетам в поисках уборщицы. Ему повезло, не прошло и получаса, как он наткнулся на уборщицу в гардеробе, где она мыла пол.

– Ты… это… – обратился Саливан к уборщице, – оставь тряпку и швабру, приведи себя в порядок и зайди к Верховному.

– А кто за меня пол домоет? – спросила уборщица.

– После вернёшься и сама всё здесь домоешь, – сказал Саливан.

– После мне уже будет некогда, – сказала уборщица и продолжила мыть пол. – Вот домою пол в гардеробе, потом вымою полы в туалетах, затем подмету крыльцо и только после этого, если не забуду, а скорее всего, я забуду, я, может быть, зайду к Верховному.

– Как ты сказала? – спросил Саливан. – Если не забудешь?

– Если не забуду, – сказала уборщица. – А лучше всего, если ты часика через три сам мне об этом напомнишь.

– Ну ты хамка, – сказал Саливан. – Вот видел хамок, но таких, как ты, встречаю впервые. Это даже забавно. Слушай, а я, пожалуй, несколько неверно охарактеризовал тебе мистеру Новаку. Я сказал ему, что ты скучная и старая, а ты… как я посмотрю… во-первых, и не старая вовсе, да к тому же и забавная. Это тебя так одежда твоя старит. Ты бы переоделась, надела бы чего поприличней. Стала бы хоть на женщину похожа.

Уборщица перестала мыть пол, бросила тряпку и посмотрела на Саливана.

– А ты, собственно, кто здесь будешь? – спросила уборщица.

– Я-то? – спросил Саливан и рассмеялся.

– Ты-то, – серьёзно сказала уборщица.

– Я главный начальник над всем административным корпусом церкви экзистенсиологии, – гордо сказал Саливан.

– А зовут тебя, главный администратор, как? – спросила уборщица.

– Патрик Саливан, – гордо сказал Саливан. – Я святой сто сорокового уровня. Второй человек в организации.

– Ну это понятно, – задумчиво так сказала уборщица. – Это всё понятно и с этим нам всё ясно.

– Что тебе там всё так понятно и ясно? – спросил Саливан.

– Понятно, что ты, Патрик Саливан, дурак, каких свет не видывал, – сказала уборщица.

– Это почему же это я дурак? – удивился Саливан.

– Дурак ты по одной причине, Саливан, – сказала уборщица, – что думаешь редко и не тогда, когда следовало бы. Ну неужели до тебя так и не дошло, что если простая уборщица с тобой разговаривает в таком тоне, то, наверное, за этим что-то кроется? Нет? Ну сам посуди, кто ты и кто я? Ну? Доходит?

– Хочешь сказать, что ты – не простая уборщица? – спросил Саливан.

– Да это не я тебе сказать хочу, бестолочь. Это ты сам, понимаешь, сам должен был до этого додуматься, – сказала уборщица. – Ой, ну до чего же ты всё-таки дурак, Саливан. Меня предупреждали, но я не верила. Теперь вижу, что правду о тебе люди говорили. В общем так, Саливан, ты по-прежнему настаиваешь на том, чтобы я пошла к… К кому ты там говорил, я должна была пойти? Забыла, чёрт. Вот свяжись с дураком и сама дурой станешь.

– К Верховному, – подсказал, ничего уже не понимающий и окончательно сбитый с толку, Саливан.

– К нему. Так ты настаиваешь по-прежнему, чтобы я всё сейчас бросила и пошла к Верховному? – спросила уборщица.

– Нет, – тихо и неуверенно произнёс Саливан. – Честно говоря, я уже не настаиваю. Бог с ним, с Верховным. Зайдите к нему, когда освободитесь.

– Сами не знаете, чего хотите, – сказала уборщица и продолжила мыть пол в гардеробе.

Саливан же медленно повернулся и также медленно пошёл к Новаку.

Глава десятая

Патрик Саливан тихо, без стука, вошёл в кабинет главного Экзистенсиолога планеты.

– А где скучная и старая уборщица? – спросил Новак. – Уволилась? Или пораньше с работы отпросилась?

– Здесь вот какая штука, мистер Новак, – сказал Саливан, присаживаясь на стул, что стоял сразу рядом с дверью, – чего-то мне вдруг показалось, что эта уборщица – никакая не уборщица.

– Во-первых, Саливан, чего ты там уселся около двери? – спросил Новак. – Ведь ничего не слышно. Закрой дверь и иди ближе.

Саливан закрыл за собой дверь и подошёл к столу, за которым сидел Новак.

– Ну, что случилось? – спросил Новак. – Чего ты такой грустный? Статистика церковного дохода за неделю упала, что ли?

– Доход растёт, – задумчиво-рассеяно ответил Саливан.

– И где уборщица? – спросил Новак.

– Не понимаю, – сказал Саливан.

– Чего ты не понимаешь? – спросил Новак.

– Одно из двух, – сказал Саливан, – либо технология Мортона действительно работает и даже последний человек в нашей организации может позволить себе в ней всё, либо…

– Ну, договаривай. Чего тянешь кота за хвост, – произнёс нетерпеливо Новак. – Что либо..?

– Либо вместо Великого Ко у нас уборщицей устроился работать другой Волшебник, а точнее сказать Волшебница.

– И что именно тебя навело на такие подозрения? – спросил Новак.

– А Вы пойдите, мистер Новак, и сами поговорите с ней, – сказал Саливан. – Тогда сами поймёте, что именно меня навело на такие подозрения.

– Докатились. Доработались, – сказал Новак. – Дошли, как говорится, до ручки. Дальше некуда, во как далеко зашли. Это где же видано, чтобы глава самой мощной на планете религиозной организации опускался до того, чтобы ходить к какой-то уборщице! Это же кому рассказать – не поверят! Жаль, Мортон не видит. Вот бы старик посмеялся.

– Думаю, что его это бы вряд ли рассмешило, – сказал Саливан. – Но Вы правы, мистер Новак, что мы именно доработались. А с другой стороны…

– Что с другой стороны? – испуганно спросил Новак.

– Если она всё же работает? – спросил Саливан.

– Кто работает? – спросил Новак.

– Технология Мортона работает, – с удивлением и некоторым восторгом сказал Саливан. – Тогда и удивляться-то собственно нечему. И удивительного ничего в том нет, что уборщица, простая уборщица, посылает подальше и первого человека в организации, и второго.

В это время в дверь кабинета громко постучали.

– Входите, – хором проорали Новак и Саливан.

В кабинет вошла та самая уборщица, о которой только что вожди самой мощной религиозной организации на планете Земля разговаривали. В руках у неё было ведро и швабра.

– Вызывали, господин директор? – спросила уборщица. – Мне вот этот человек, – уборщица показала ведром на Саливана, – сказал, что Вы меня вызывали.

– Какой я тебе «этот человек»? – возмутился Саливан. – Я заместитель председателя правления высшего церковного совета экзистенсиологии. Я святой сто сорокового уровня. Я возглавляю весь административный персонал церкви. Весь, ты понимаешь, дура-баба, или нет, что это значит? Под моим началом работает сорок два миллиона человек. Тебе о чём-нибудь это говорит?

Сказав это, Саливан вспомнил о своих подозрениях насчёт того, что уборщица могла оказаться Волшебницей и испугался.

– Мистер… забыла. Как Вас? – переспросила уборщица.

– Мистер Саливан, – подсказал Новак. – Мистер Патрик Саливан.

– Спасибо, господин директор, – сказала уборщица. – Так вот, мистер Саливан, по-моему, Вы что-то от меня всё-таки хотите, но вот я никак не могу понять, что именно. Я вижу… и по Вашему внешнему виду, и слышу по интонации Вашего голоса, тембр и всё такое, что Вы взволнованы. А это, мистер Саливан, мистер Патрик Саливан, очень мне мешает понять Вас. Вы, если можно, не могли бы успокоиться и уже в нормальном состоянии сказать, что именно Вы от меня хотите. По тем обрывкам, какие до меня доходят, что Вы и второй человек, и что под Вами миллионы, и прочее прочее, я ничего не могу разобрать. Возможно, что причина моей недогадливости – усталость. И даже, скорее всего, это усталость, потому что я с утра на ногах. Я вымыла уже десять этажей и сотни две кабинетов. А когда я сильно устаю физически, то, признаюсь Вам, мой мозг работает, дай Бог, на процентов восемь, а то и пять. Я даже мужу своему говорю, что когда я прихожу с работы, то лучше меня ни о чём не спрашивать, потому как я ничего от усталости не соображаю, а только злюсь. И детям своим я говорю то же самое. А Вас, господин директор, – обратилась уборщица к Новаку, – я давно хотела попросить поднять мне зарплату. И ещё. Мой муж не так давно купил новый автомобиль, а его вчера угнали. Нельзя ли что-то сделать? Может, поскольку Вы такие продвинутые и стоите впереди всех, то Вам это не будет сложно?

Глава одиннадцатая

– Ну… Вы видели, мистер Новак? Как Вам весь этот цирк? – спросил Саливан. – Весело, не правда ли? Жалко, что Вы не слышали её, когда она со мной в гардеробе препиралась.

– Вы, это… – обратился Новак к уборщице, – не знаю, как и зовут-то Вас. Вы присаживайтесь.

Уборщица села на стул, что стоял возле двери.

– И дверь прикройте, пожалуйста, – попросил Саливан.

Уборщица посмотрела на открытую дверь.

– Пусть будет открыта, – сказала уборщица. – У Вас здесь душно, запах, как в хлеву. Я этим летом жила в деревне, под Новгородом – это город такой в Первом Союзе есть – мы там с мужем купили себе домик небольшой. Так себе домик, дрянь, одним словом. Но дело не в этом.

– Не в этом? – удивился Новак. – А в чём тогда дело, если не в этом?

– Дело в том, господин директор, и Вы, господин второй человек в экзистенсиологии, что наши соседи держали три козы, – продолжала уборщица, не обращая на ироническую интонацию Новака.

– И что с того, что Ваши соседи держали трёх коз? – спросил Саливан.

– Вот в том месте, где они их держали, вонь стояла такая же, как и в Вашем кабинете, – сказала уборщица. – А Вы просите, чтобы я закрыла дверь. Мы же задохнёмся здесь. Вы бы проветрили помещение-то, а? Ведь самим же после легче станет и жить, и нами руководить.

– Что, простите, будет легче? – спросил Новак.

– Господи, да Вы глухой, господин директор, – сказала уборщица. – Я говорю, что вряд ли Вы уже способны что-либо соображать, – заорала уборщица, – в такой-то духотище. Проветрить надо, – орала уборщица и кроме этого жестами показывала на окно.

– Ну, как Вам это нравится? – опять спросил Саливан. – Она, мало того, что принимает нас за идиотов, которые ничего не соображают, но кроме того подозревает ещё, что мы глухие.

– Так, подожди, Саливан. Здесь надо разобраться, – сказал Новак и обратился к уборщице: – Во-первых, Новгород – это где Вы говорите? В Первом Союзе? Хотя, чёрт с ним с Новгородом. Вы, что-то сказали о том, чтобы проветрить помещение и жить станет проще? Так?

– Я сказала не «проще», а «легче», – поправила Новака уборщица. – Да Вы и сами это поймете, когда вдохнёте свежего воздуха.

– Да, правильно, Вы сказали «легче». И что именно Вы этим хотели сказать? – спросил Новак.

– Вот, господин директор, – сказала уборщица, – Вы возглавляете организацию, офисы которой расположены по всему миру. Так?

– Ну, допустим, что так, – ответил Новак.

– Что значит «допустим»? – возмутился Саливан. – Вы, мистер Новак, стоите во главе мощнейшей мировой религиозной структуры без каких-либо допущений. Кстати, на территории бывшего Первого Союза, которого теперь нет, скоро состоится конкурс религий. Мы послали туда заявку на наше участие?

– Это Вы меня спрашиваете, Саливан? – возмутился Новак.

– Извините, мистер Новак, что-то я совсем уже… заработался, – сказал Саливан. Но и Вы тоже хороши, мистер Новак. Всё-таки, я считаю, Вам необходимо всегда следить за тем, как Вы говорите. И я ещё раз Вам напоминаю, что Вы, мистер Новак, стоите во главе мощнейшей мировой религиозной структуры без каких-либо допущений.

– Пусть так, – согласился Новак. – И что? – спросил он у уборщицы.

– Как что? – удивилась уборщица. – Ведь Вам, наверное, приходится принимать важные и ответственные решения, издавать указы, сочинять инструкции и прочее. Ведь приходится? – спросила уборщица.

– Само собой приходится, – ответил за своего начальника Саливан. – Дальше-то, что?

– А то, что в такой духоте Ваши мозги не в состоянии нормально работать, – сказала уборщица. – И в данный момент я разговариваю с ненормальными людьми. Если по правде сказать, то я вообще боюсь с Вами находиться в одной комнате. Мало ли что Вам в голову взбредёт.

– Вот те раз, – сказал Новак. – А я специально позвал Вас в свой кабинет, чтобы подумать. А Вы говорите, что в данной обстановке мозги не работают. И как мне быть?

– Её надо в тюрьму посадить, – сказал Саливан. – Лет на пятнадцать.

– Да подожди ты со своей тюрьмой, Саливан, – сказал Новак, – пусть женщина сама что-либо предложит.

– На воздух свежий Вам надо, – сказала уборщица. – Уморились Вы здесь, дыша собственными испражнениями. Ведь смотреть на Вас страшно. Посмотрите на себя в зеркало. Взгляды тупые, лица бессмысленные. А главное, что злые Вы оба. И при этом, что самое непонятное, постоянно улыбаетесь.

– Улыбаемся мы постоянно согласно приказу Мортона Мак Гилла; таким образом наше тело получает сигнал воспринимать этот мир с добрыми намерениями, – объяснил Саливан. – И нам интересно, почему Вы не улыбаетесь?

– Я не улыбаюсь, потому что устала, и я уже Вам об этом сказала. И вообще, – уборщица посмотрела на часы, – моё рабочее время закончилось, а когда я устаю, то становлюсь очень сердитой. И я не собираюсь улыбаться и тем самым посылать какие-то сигналы своему телу, когда мне не хочется улыбаться и всё лишь для того, чтобы воспринимать мир с добрыми намерениями. Когда человек устал, то надо не улыбаться и тем самым сбивать свой организм с толку, а надо отдыхать.

Уборщица встала, взяла своё ведро и швабру и вышла из кабинета.

Глава двенадцатая

– Вот, мистер Саливан, до чего Вы довели церковь, – сказал Новак, как только уборщица вышла из кабинета.

– Я довёл? – негодующе закричал в ответ Саливан. – Я-то здесь при чём?

– Вы, Вы, Саливан, – настаивал на своём Новак, – ведь это Вы отвечаете у нас в организации за дисциплину. А это, заметьте, всего-навсего уборщица. Что же тогда ожидать от сотрудников, занимающих более высокие посты? А, Саливан? Почему Вы молчите? Скажите хоть что-нибудь в своё оправдание.

– Я, мистер Новак, вообще-то человек сдержанный, – сказал Саливан. – Вам об этом любой скажет в нашей организации. И Вы можете спросить у кого угодно, и любой Вам скажет, что я человек сдержанный.

– Ну и что с того, что ты, Саливан, сдержанный? – спросил Новак. – А?… И что с того? И это, по-твоему, даёт право остальным сотрудникам по-хамски вести себя с высшими руководителями церкви?

– Но даже мне, человеку сдержанному, с трудом приходится себя сдерживать, чтобы не закатать Вам по Вашей морде, сэр, – сказал Саливан.