Читать книгу Путешествие к центру Москвы - Михаил Липскеров - Страница 5

Справа от меня росла рябинка, рожденная могучими производительными силами местного секс-монстра Рустама Ибрагимовича, а около нее стоял, судя по всему, сам Рустам Ибрагимович – очень плотный человек с животом, лежащим на носках черных лакированных штиблет, и задницей, лежащей на задниках этих же штиблет. Рустам Ибрагимович вешал на рябинку хиджаб. А то, не ровен час, подвалит к ней какой-нибудь дуб. Заботится, нехристь, о дочке. Хоть она ему и незаконная. Восточные люди вообще чрезвычайно заботливо относятся к своим детям. У восточных людей сирот не бывает. А почему? – спрашиваю я. А потому, как я это дело понимаю, что восточные люди – народ отсталый. Они на инстинктах живут. Они чувствуют, что, когда постареют, кроме детей, их кормить некому будет. Пенсий-то у них нет. А у нас есть. Мы народ цивилизованный. Так что на хрен нам детей кормить, если потом в них надобности никакой нет? Их в детских домах накормят. Тех, кто выживет. А что до воспитания, то введут во всех школах основы православной культуры, и русским родителям вообще со своими детьми делать нечего будет… Гуляй, рванина… Вот такой вот дискурс, вот такой вот мыслительный тренд, вот такой вот, мать его, силлогизм. И детдомов у восточных людей нет. Одно слово – дикари. У американцев, правда, тоже нет, но они тупые. И, как утверждают члены «Единой России», абсолютно бездуховные.

И я пошел дальше. Но не быстро пошел. Потому что напротив меня располагалась булочная. Очень славная булочная. Мечта каждого советского человека. Единственная в околотке булочная государственного толка. Или муниципального?.. Трудно сказать. Я их не отличаю. Я знаю только, что она принадлежала не малому бизнесмену, а государству. Или муниципалитету?.. Не суть. Важно, что в ней, как в старые добрые времена, было только два сорта хлеба: белый и черный. И все! Никаких тебе лавашей, никакой тебе питы, никаких тебе пеклеванных, украинских, зерновых, красносельских, столичных, бородинских. Нету, и все. И правильно. Не фига! Нельзя нашему человеку большой выбор предлагать. Во-первых, какой бы выбор ни был, ему все равно мало будет. А во-вторых, в ряде случаев он замучается выбирать и в конечном итоге может сдохнуть от голода. На пороге хлебного царства.

А уж таких глупостей, как колбаса, сыр, сметана там, в этой булочной, не было и в помине. Как тогда. А кому колбаса требовалась, чесал в магазин «Колбасы» на Ногина. Или на Горького. У Маяковки. Там же, на Горького, но около Кузнецкого, магазин «Сыры». Так что на расстоянии всего тысяча шестьсот восемнадцать шагов можно было надыбать кой-чего к праздничному столу. Я почему все это так хорошо помню? У меня, точнее, у моего организма, есть такая особенность – произвольно чихать. На ровном месте. Без никакой простуды. И без соплей. Аллергия на жизнь. Так вот, я в магазине «Сыры» отоваривался сырами «Российский», «Рокфор» и «Русский камамбер». Последний я всегда вспоминаю, когда слушаю Макса Покровского «Ремамба-хару-мамбуру». Замечательный сыр, но полуфабрикат. Чтобы довести его до кондиции, нужно пачку на сутки положить на батарею парового отопления, потом на сутки – в холодильник. Так три раза. И только потом открывать. Я никогда не бывал в сортире парижского ипподрома… Ну да ладно… Моя первая жена в этих случаях всегда уезжала в командировку.

Так вот, как-то, купив сыр, я намылился на двенадцатом троллейбусе чесануть в «Колбасы», но начал чихать. Троллейбусным насельникам не объяснишь, что у меня аллергия на жизнь. Троллейбусные насельники удивительно консервативны. Чихает – значит, грипп, значит, инфекция. А потом, говорить каждые пять секунд «Будьте здоровы» – озвереешь. Запросто из троллейбуса выкинут. Я знаю. Меня на Бутырском Валу выкидывали. Правда, из автобуса… Поэтому от магазина «Сыры» до магазина «Колбасы» я пошел своим ходом. И точно помню, что «Колбасы» от «Сыров» отстояли на расстоянии тысячи шестисот восемнадцати шагов. И семидесяти трех чихов. Один малый, шедший со мной параллельным курсом, на сорок втором чихе умер от смеха на пороге Елисеевского магазина. Напрасно старушка ждет сына домой. С тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде.

Так, о чем я говорил?.. Колбасы… чиханье… сыры… рамамаба-хару-мамбуру… А, вспомнил!

Так вот, булочная – она потому булочная, что в ней булки продаются. (Булка не в смысле булки, а в смысле единица хлеба. Любого. Как до сих пор и называется во многих городах России, не потерявших в угоду либерально-атлантическому Западу своей национальной идентичности. Только в Москве, периодически щеголявшей своей особостью, употреблялись такие идиомы, как буханка, крендель, жаворонок, сайка… А некоторые старики, хранители русской старины, называют отдельные произведения пекарного искусства французским словом «батон». Не тот батон, который батон, а такая длинная хлебная палка, которая по-французски и называется «батон», что в переводе на русский означает «палка». Только давайте обойдемся без примитивной остроты типа: «Что ж, значит, сегодня ночью я кинул три батона». Вот этого не надо. Не люблю. Не в смысле кидания, а в смысле шуток. Тьфу ты, падла, не удержался…) И другие продукты – от лукавого. От какого лукавого?.. Правильно думаешь, земеля…

Ну сами посудите, мог ли я не зайти в булочную? Не мог. А раз не мог, то и зашел.

Директором этой булочной был мой знакомец, с которым я как-то выпивал на карусели около дельфинария на Мироновской улице. Он сам приезжий. Лимита. Которая в Москве… Но об этом как-нибудь потом. И приходился дальним родственником зампреду нашей управы – лимите во втором поколении. Но об этом потом. Мой знакомец появился в Москве где-то в начале тучных нулевых, сразу после лихих девяностых, как он рассказал мне, слегка ошалев после второй бутылки. (Около дельфинария скамеек нет, поэтому мы выпивали на жирафе и на самолетике. А кто ж вам даст бесплатно выпивать на жирафе и самолетике? Никто. А кто ж будет не за х… платить за карусель? Вот он слегка и ошалел от вращения. В сочетании с водкой. Жуткий ерш!) В Москву мой знакомец прибыл из-за недоразумений, возникших у него в городе Бийске по поводу собственности в лице бийского магазина «Хлеб», и стал московской лимитой в третьем поколении. Второе поколение в лице зампреда нашей управы тормознуло приватизацию булочной, превратив ее в ГУП (государственное унитарное предприятие) «Булочная» и назначило третье поколение ее директором. С обязательными поставками хлеба из пекарни, принадлежащей зампредовской сестре, уволенной из одной конторы из-за недоразумений с чеченскими авизо. Когда она вернулась по УДО, ее брат и приватизировал для нее пекарню. А так как ее хлеб ни одна булочная не брала, потому что хлебопеками у нее работали другие региональные родственники зампреда, у которых на родине возникли недоразумения разного характера, то хлеб был не совсем хлеб и его никто не покупал. Тем не менее его пекли, потому что в пекарне должны печь, а в булочной должны продавать булки. Но! Чтобы оба-два предприятия приносили какую-никакую прибыль, большую часть хлебопекарни и булочной сдали в аренду под массажный кабинет, фитнес-клуб, СПА, солярий и фельдшерский пункт по липосакции некоей госпоже Аверкиной, по странному совпадению – дальней родственнице зампреда управы, у которой в городе Судженске возникли недоразумения по нецелевому использованию помещения детского сада в качестве мужской сауны.

Я вошел в эту булочную и двинулся к прилавку.

– А дверь кто за тебя закрывать будет? – услышал я, и душа моя полетела к Богу. В неземные дали, куда усвистели мои детские, юношеские и другие предшествующие старости годы. От внезапно нахлынувшего незаслуженного счастья сердце затрепетало в груди… Сердце мое, старое, усталое сердце мое… – Я кому сказала?! Олух царя небесного…

«Православная», – радостно подумал я и закрыл дверь.

– А где…

– Ушел.

– А когда вернется?

Не то чтобы меня это сильно волновало. Просто хотелось попрощаться перед путешествием в центр Москвы.

– Через три года. Общего режима.

– За что? – бестактно спросил я, хотя ответ мне и был известен.

И православная тут же его подтвердила.

– Недоразумение, – пожала плечами она.

Купленная мною булка, как и следовало ожидать, оказалась черствой. Мерцательная аритмия мешала ее жевать. Булка прилипала к зубам и всячески отказывалась двигаться дальше. Так что от укуса до проглота прошло минут пять. Да и падала она по пищеводу как-то в рапиде. Если так дело дальше пойдет, то наружу булка выйдет на следующей неделе. Но я все равно был счастлив. Встретить в Москве государственную булочную – это все равно что встретить на Венецианском биеннале ломового извозчика. Или заказать в амстердамском кафе чай с малиной и услышать в ответ:

– С малиной нет. Могу предложить с черносмородиновым листом, ваше превосходительство.

И вкус французской булки… Как упоительны в России вечера…

С этими мыслями я остановился и закурил сигарету «Золотая Ява» суперлайт. Табак в ней ничего, но ничего общего с амстердамским! Куда усквозили мои секс, наркотики, рок-н-ролл? Куда уходит детство, в какие города?.. Ну уж точно не в Амстердам. Стоп, наркотикс, наркомано, стоппо!