Читать книгу Реверс - Михаил Макаров - Страница 29

Часть 1
28

Оглавление

26 мая 2004 года. Среда.

10.00–18.00

На розыск пропавших денег Яковлеву отвели неделю. Докладывать пока было не о чем. Обысковые мероприятия и допросы дали нулевой результат. Майора точила мысль, что он ошибся, сузив круг вероятных пособников Левандовского до двух человек. Если он изначально пошёл в ложном направлении, настоящему сообщнику, из поля зрения выпавшему, ничего не мешало спокойно замести следы.

Когда отчаяние достигало критической отметки, Яковлев встряхивался, сжимал кулаки, стискивал зубы и приказывал себе бодаться дальше. Анализировал сделанное, раскладывал по полочкам добытую фактуру.

Продолжалась отработка ближайших связей коррумпанта.

Наталья Викторовна Шаталова, главный специалист управления архитектуры, по совместительству приходилась Левандовскому любовницей. Холёная сорокалетняя мадам обладала приятной полнотой и незаурядным бюстом, заставлявшим трещать по швам кот-тон блузы.

В образе рафинированной дамы Наталья Викторовна пребывала недолго. Час беседы, и она обернулась рыдающей в три ручья бабой. Здоровые крестьянские корни, видимо, и объясняли природу её шестого размера.

Сподвигнуть Шаталову на признание любовной связи с архитектором помогли эсэмэски в изъятом у него телефоне. Сохранённая переписка носила весьма пикантный характер.

Неосмотрительность Левандовского позволила оставить за кадром формы и методы оперработы. В течение трёх месяцев фигурант находился под техникой. Подробности его личной жизни, в том числе, нежные отношения с подчинённой, невольно обнажились. Голубки много ворковали по телефону, договаривались о тайных свиданиях, происходивших, как правило, на квартире подруги Шаталовой. Эпизодически ездили в мотель на трассе.

На обещания Яковлева в случае отказа от сотрудничества открыть глаза обманутому мужу распухшая от слёз Наталья Викторовна сокрушённо вздыхала: «Если вам совесть позволит». Функция «совесть» у майора при исполнении служебных обязанностей отключалась автоматически. Но он ещё не утратил надежды извлечь из пышногрудой специалистки практическую пользу. Поэтому её рогатого супруга беспокоить до поры не стал.

Тем более, что все телефоны Шаталовой были поставлены на технический контроль. Санкции на проведение ОТМ[144] майор получил также в отношении заместителя Левандовского.

Борис Дмитриевич Темляк оказался крепким орешком. Пока проводились неотложные обыски, пока архитектора крутили в надежде кольнуть «по горячему», пока каждые полчаса отчитывались перед управлением, работа с Темляком шла по остаточному принципу. Его поручили лейтенанту Гайдуку. Распределяя в пожарном порядке людей, Яковлев съюморил: «Фамилии у вас обоих казацкие, глядишь и споётесь».

Лейтенант добросовестно задокументировал позицию Темляка: «Валентин Юлианович – компетентный руководитель и порядочный человек». Благодаря своей молодости и причёске с хвостиком оперативник не воспринимался свидетелем всерьёз. Оправившись от растерянности, Темляк начал сперва острить, потом огрызаться, а под конец уже и откровенно хамить. Ночью пришлось его отпустить, обязав явкой на следующий день.

В назначенный час Темляк прибыл с адвокатом. Проходить один в здание отдела УФСБ отказывался.

Яковлев бросился названивать Кораблёву. Тот пояснил, что новый УПК позволяет свидетелю являться на допрос с адвокатом.

– Так то на допрос к следователю. А у нас просто беседа, – майор искал у надзорного органа поддержки.

– Аналогия, – не в его пользу рассудил Кораблёв, после чего спросил. – Они где сейчас?

– Внизу на вахте.

– И какие у тебя варианты, Тимур? Адвоката отсечь, а Темляка затащить за хибок? Скандал получится… Кто хоть адвокат?

– Догадин Владимир Николаевич, – комитетчик прочёл запись, сделанную минуту назад в ежедневнике. – Как он?

– В принципе, нормальный дядька. Не говнистый. Но помогать не будет.

Разговор в присутствии адвоката оказался холостым. Каждый довод Яковлеву приходилось стерилизовать. На ум пришло сравнение – всё равно, что объясняться девушке в любви в присутствии её бдительного папы.

Прижать Темляка было нечем. При обыске в его рабочем компьютере нашли порнуху. Морщась от недовольства собой, майор всё-таки накинул эту откровенно гнилую тему. Угроза сообщить о его хобби главе администрации Темляка не напугала.

– Огласка, конечно, нежелательна, – он выразительно поднял домиком брови и наморщил высокий лоб. – Но если долг обязывает ФСБ разоблачить эротомана предпенсионного возраста, как я могу помешать?

Адвокат Догадин, похожий на интеллигента из пьесы Чехова, оглаживая седоватый клинышек бородки, многозначительно изрёк:

– Шантаж моего доверителя действиями, заведомо не образующими состава преступления, незаконен. Мы будем жаловаться.

Всё кипело у Яковлева внутри. Он решил, не сбрасывая со счетов Шаталову, сконцентрироваться на Темляке.

Для начала вся горадминистрация узнает, что он на работе зырит порно. Доверенные лица для распространение инфы в коллективе имелись. Поручение они выполнят с толстым удовольствием. Причём новость будет подана так, будто извращенец любуется голыми малолетками, а ещё лучше – балдеет от оргий педиков.

Это был элемент произвольной программы. В качестве обязательной планировался обыск по месту жительства Темляка. Под сурдинку следственного действия Яковлев хотел зарядить квартиру спецтехникой. Практика показывала, что по телефону люди редко говорят на интересующие следствие темы, а вот дома они чувствуют себя в безопасности и чешут языками напропалую.

Получать разрешение на техническое мероприятие предстояло оперативникам, причём у председателя областного суда. На местном уровне Яковлев обращаться не хотел, обоснованно остерегаясь утечки. Вопрос с обыском должна была решить прокуратура, но Кораблёв замысла не поддержал.

– Какие основания следователю указать в ходатайстве? Что Темляк работает вместе с Левандовским и по пятницам они бухают в «Вип-клубе»?

– Я приложу бумагу о наличии оперативной информации, – майор настаивал. – Мы ведь уже делали так.

– Не по такому гнилому делу, Тимур Эдуардович. Давай лучше с полиграфом форсируй. Как там идут дела?

– Туго, Александр Михалыч. Ты нашу систему знаешь.

В понедельник Яковлев поднял в управлении тему проверки Левандовского, Шаталовой и Темляка на детекторе лжи. На следующий день получил отрицательный ответ. Квалифицированный полиграфист в штате имелся, но работал он исключительно с сотрудниками. И сам спец и его чудо-техника были засекречены.

Надо отдать должное руководству, оно не умыло руки. Начальник отдела экономической безопасности обратился к коллегам из УВД. Милицейский полиграфист активно практиковал по неочевидным преступлениям, загвоздка была в его загруженности. Очередь к нему стояла на месяц вперёд. Тем не менее, Яковлеву пообещали решить вопрос в ближайшие дни.

Внутрикамерная разработка фигуранта велась, но тоже в порядке экспромта. Подсобного аппарата в местах содержания под стражей контора не имела. Пришлось договариваться на личных связях. Замнач ИВС по режиму и оперработе Капустин, большой энтузиаст своего дела, был мужиком проверенным. Коммуникабельный Яковлев давно коре-фанился с ним.

И снова подножку поставил законодатель-чистоплюй. Квалифицированный «человек»[145] для работы по низу[146], недавно по дури угоревший за грабёж, рвался в бой. Знал, как скостить корячащийся ему срок. Но ранее он пять раз чалился, а закон запрещал содержать рецидивистов вместе с первоходами. Выдать агента за несудимого было нереально из-за специфической внешности – перебитый нос, партаки[147] по всему телу.

Для очистки совести Яковлев заглянул к Кораблёву, надзиравшему за изолятором.

– В порядке исключения, Александр Михалыч? – фээсбэшник подпихнул рапорт, написанный кучерявым почерком Капустина.

Прокурорский оторвался от своих бумаг и с выражением процитировал вслух:

– «В целях предотвращения возможности суицида с/а[148]Левандовского прошу разрешить совместное содержание с ним р/с[149] Болгарина, положительно характеризующего…» Тимур Эдуардович, вы с Серёгой Капустиным на пару решили поиздеваться надо мной? Ты этого положительного видел?

– Конечно.

– От одного взгляда на него архитектора кондрашка хватит.

– Внешность бывает обманчива.

– Не пойдёт, – твёрдо сказал Кораблёв.

Фээсбэшник, не тратя время, двинул обратно в ИВС. Капустин придумал другой вариант. «Эксперта»[150] подтянул с воли и оформил по чужим документам, как ранее не судимого, предупредив, что этот кадр слабее Болгарина и горазд фантазировать. Но на безрыбье и рак рыба. За минувшие четверо суток агент по делу ничего не вызнал. Ладно, хоть настроение Левандовского освещал в подробностях.

– Психует. Мечется по хате. Ругает следака и гебистов, – докладывал агент, тайком поднятый из подвала в каморку Капустина.

Шумно отхлебнув из огромной чашки горячего чая, забодяженного с яблочным вареньем, он затянулся сигаретой и продолжил с интригующей интонацией:

– На освобождение не надеется. Думает, что засудят по беспределу.

Про ранение жены архитектор узнал от адвоката в тот же день. В камеру вернулся ошарашенный, поделился горем. Пользуясь ситуацией, агент подкинул мысль идти в признанку, предварительно выторговав себе освобождение, а когда нагонят[151], от всего отказаться. С понтом, оговорил себя, чтобы дали с жинкой повидаться.

Капустин испытующе смотрел на фээсбэшника, ждал оценки действий своего подопечного. Так себе был подходец, но Яковлев одобрительно кивнул.

Блудливые выцветшие глазки агента выдавали в нём мелкого мошенника, уровень которого – развод лохов. К данному разряду Левандовский точно не относился.

У находившегося в вынужденном простое Болгарина (псевдо – Братушка) была другая метода. Знаток воровских понятий, тёртый сиделец, он грузил клиента душераздирающими историями о порядках на СИЗО, куда арестованному вскоре предстояло убыть этапом. Живописал ужасы пресс-хат[152], рассказывал, как авторитетные жулики приделывают насосы богатеньким Буратинам и насухо доят их, суля поддержку на тюрьме. Просвещал насчёт засилья ментов, способных на любую подлянку.

В вакууме информации такое радио, работающее двадцать четыре часа в сутки, зомбировало новичка, позволяло вить из него верёвки. Тем более, что времени у Болгарина, сидевшего под стражей на законных основаниях, было завались. Не то, что у агента, засунутого в камеру по «левому» факсу. Якобы один вологодский судья объявил его в розыск по своему делу. В пятницу «эксперта» нужно было выводить из разработки.

– Ничего, Братушка на СИЗО класс покажет, – подбадривал Капустин.

– Там в оперчасти нормальные пацаны, помогут.

Яковлев соглашался, понимая, что по щучьему велению в областном следственном изоляторе ничего не устаканится. Надо будет ехать туда вместе с Капустиным, устраивать, чтобы архитектор попал в нужную камеру.

«Где на всё найти время?» – неэффективность трудоёмких мероприятий подтачивала надежду на успех.

Хорошо ещё, добровольный союзник Капустин фонтанировал идеями. Предложил узнать, о чём Левандовский трёт с адвокатом. Следственный кабинет ИВС был оборудован скрытой видеокамерой и микрофоном. Закон допускал визуальное наблюдение, но строго запрещал слушать разговоры подозреваемого с защитником.

Использовать прослушку в качестве доказательства по делу Яковлев не собирался. Его устраивала любая непроцессуальная подсказка, в каком направлении рыть.

По утреннему посещению изолятора Самандаровым и Сизовым Капустин отчитался незамедлительно:

– Только Рафа свалил, они бошками упёрлись и давай шуршать. Один другого перебивает, хрен поймёшь. Я сейчас ещё разик прокручу запись, разобрал пока: «цена неравная», «соглашаться нельзя». Это Ростик втюхивал, он ближе к микрофону сидел…

Цена неравнозначна, ежу понятно. Её озвучили, чтобы раскачать ситуацию. Рассчитывали – архитектор двинет встречное условие, подсказанное ему агентом. Признание вины – под изменение меры пресечения! Начнётся торг. Левандовский обязан проявить интерес к сделке. Навязываться нельзя ни в коем случае. Сизов просечёт слабину следствия, заразит клиента упорством. Он, собака лысая, обладает даром убеждать. Главное, не мельтешить. Демонстрировать уверенность. Ситуация должна переломиться в ближайшие часы.

На удивление выдержанно вёл себя непосредственный начальник Яковлева. Напрасно не теребил, по мере возможностей амортизировал давление сверху. Вот только силы его иссякали. Накануне подполковник стал жаловаться на сердечко. Удручённо сообщил: «Если завтра не полегчает, поеду кардиограмму делать». Старик грамотно готовил почву для ухода на больничный. Возможно, решил перекантоваться в стационаре. Так уважительнее будет выглядеть причина его отсутствия на службе в трудный момент.

Главная ответственность за неудачу справедливо ложилась на Яковлева, но и начальнику отдела перепадёт обязательно. Выгово-решник зарубит присвоение очередного воинского звания, ради которого он на шестом десятке попёрся из областного центра в район, от семейного уюта – в запущенную съёмную квартиру.

Негативные последствия для себя Яковлев также просчитал. Со службы с учётом имеющихся заслуг не уволят. В должности понизят конкретно – до старшего или даже до простого опера. Утраченные деньги будут вычитать из зарплаты. Карьера накроется медным тазом. Намертво приклеится ярлык неудачника. Потянутся годы унылого существования до минимальной выслуги. О переводе в большой город придётся забыть. Имеющееся звание окажется последним. Вечный майор с комплексом неполноценности… Если к пенсиону удастся не спиться, последует плавное перемещение из своего продавленного кресла в аналогичное в отделе режима механического завода. Там предстоит протирать штаны, пока не вынесут…

Такие перспективы страшили. Облажавшемуся подняться в их системе невозможно. Именно поэтому отыгрываться надо было сейчас. Пока не пройдена точка невозврата.

Мотивации для того, чтобы ударно вваливать, имелось предостаточно. Расслабиться с помощью национального способа Яковлев позволил себе однократно и не на людях. Дома сольно освоил флакон коньяку, курил на кухне за плотно закрытой дверью, шевелил возбуждёнными полушариями.

Крепкий алкоголь обострил их работу. Мелочи, казавшиеся на подготовительном этапе второстепенными, теперь резали глаз. Совсем ненапряжно ведь было припудрить конверт с деньгами порошком люминофора[153]. По-любому, архитектор не в перчатках пихал взятку в пневмопочту. Поднесли бы к УФ-лампе[154] загребущие его ручонки и засветились бы они изумрудно. Хрен отпёрся бы заморыш, что лапал меченые «зелёные»!

Спал комитетчик в ту ночь мало. Поднялся без труда, но каким-то отупевшим. Взбадривал себя старательно – разминка с эспандером, контрастный душ, особо тщательное бритье. Неожиданно разыгравшемуся аппетиту обрадовался. Есть контакт!

Жена, посвящённая в проблему в самых общих чертах, вела себя образцово. Банальное правило о важности крепкого тыла доказывало свою актуальность. Людмила переключила быт на себя. Жертвуя обедом, забирала ребёнка из школы, носилась за первоклашкой на такси через полгорода.

Каждое утро Яковлева ожидали отутюженные брюки, наглаженная рубашка, надушенный носовой платок и свежее бельё. Даже туфли в прихожей сияли, начищенные до блеска. Встречая и провожая, Люда дарила приветливую улыбку и поцелуй. Ни единого упрёка не проронила в связи с тем, что семья у супруга вдруг ушла на задний план. Как бы поздно муж ни возвращался, вставала с постели, разогревала ужин, накрывала на стол. Садилась рядом, в шутливом ключе пересказывала домашние новости, расспросами не терзала, затем нежно целовала, желала «спокойной ночи» и тихо удалялась в спальню.

«Ради них с Артёмкой обязан выкарабкаться!» – накачивал себя Яковлев.

По мере удаления от дня реализации число сотрудников, занимающихся делом архитектора, уменьшалось. Это было закономерно. Нельзя долгое время концентрировать все силы отдела на одном направлении. Другие задачи по обеспечению государственной безопасности никто не отменял.

К середине недели по Левандовскому работали трое: сам Яковлев, старший опер Шульгин и оперуполномоченный Гайдук. По указанию начальства последний эпизодически отвлекался на свою линию борьбы с экстремизмом.

Ежедневно в восемнадцать ноль-ноль майор заслушивал отчёты подчинённых.

Гайдук сегодня развозил по банкам запросы о наличии у Левандовского, его жены и проживавшей с ними дочери-студентки денежных вкладов. Использование оперативника в качестве курьера Яковлева не устраивало, по своему профилю задач имелось выше крыши, но выполнять поручения следователя надлежало беспрекословно.

Именно Самандарову вскоре предстояло решить – собраны достаточные доказательства для предъявления обвинения, или подозреваемого нужно освободить из-под стражи.

Обнаружение сумм, превышающих официальные доходы коррум-панта, могло послужить решающим доводом для следствия. Хотя в наше время лишь полные идиоты легализуют деньги, добытые преступным путем, на депозитных счетах…

Витя Шульгин с раннего утра и до упора сидел «на ушах». Прослушивал фонограммы разговоров Левандовского, до которых прежде не дошли руки. Отсеивал производственную и бытовую шелуху, выискивал малейшие намёки на противоправную деятельность.

Также он слушал по «горячей линии» текущие переговоры Шаталовой и Темляка со всеми абонентами. Кабинетная муторная сидячка (занятие, на первый взгляд, ерундовое) изматывала постоянным напряжением.

Витьке с его поджелудочной приходилось вдвойне тяжко. Он питался по мудрёной схеме, соблюдая белковую диету, принимал ферменты и по часам делал себе инъекции инсулина. К вечеру выглядел, как изуверски выжатый лимон. Жёлтый, сморщенный и вялый. Пытался хорохориться, но получалось у него это бесталанно.

Яковлев, раздражённый пробуксовкой, злился на всех и на Витю в том числе. Однако сдерживался, умом понимая, что содержание контролируемых телефонных разговоров не от Шульгина зависит.

Повод докопаться майор всё-таки нашёл, завиноватив опера в пассивности. Ещё в понедельник был увезён в управление компакт-диск с оперативной съёмкой. С резолюцией руководства Яковлев отдал видео в техотдел для расшифровки невнятной фразы Левандовского в момент получения денег. Эти несколько слов могли прояснить многое.

Шли третьи сутки, а результата не было. Отговорок типа «им говорят, они не делают», Яковлев не принимал.

– Сколько раз ты звонил технарям, Виктор Палыч?! Два?! А надо было двадцать два! Здесь надо измором брать! Мы не в частной лавочке, им заместитель начальника управления поручил! Объясни так, чтоб эти очкарики прониклись!

Предвидя повторение в конце дня беспонтового разговора с Шульгиным, майор понимал его неизбежность. Руководитель обязан добиваться исполнения поставленной задачи, как бы ему не обрыдло гавкать на подчинённого.

Витя опередил, прозвонился по внутреннему:

– Тимур, зайди срочно! По нашей теме базарят! – от возбуждения опер забыл субординацию и перешёл на жаргон.

– Что именно?! – пребывать в неведении минуту, требовавшуюся для восхождения на третий этаж, Яковлеву было невмочь.

– Шаталова с каким-то Олегом Геннадьичем сговаривается менять доллары!

Майор рванул из кабинета вон. Плечом высадив дверь, оставил её распахнутой, игнорируя правила внутриобъектового режима.

144

ОТМ – оперативно-технические мероприятия.

145

«Человек» – агент (проф. сленг).

146

По низу – в камере (проф. сленг).

147

Партак – татуировка (жарг).

148

С/а – следственно-арестованный.

149

Р/с – ранее судимый.

150

«Эксперт» – в данном контексте – агент (проф. сленг).

151

Нагнать – освободить (жарг).

152

Пресс-хата, прессы – камера в СИЗО, где содержатся подобранные администрацией учреждения арестованные, которые жёсткими незаконными методами склоняют к признанию вины помещённого к ним подследственного (жарг).

153

Люминофор – вещество, способное преобразовывать поглощаемую им энергию в световое излучение.

154

УФ-лампа – ультрафиолетовая лампа.

Реверс

Подняться наверх