Читать книгу Арест карбонария. Поэма в одиннадцати частях с прологом, эпилогом и послесловием - Михаил Манахов - Страница 6

В Париже, выше облаков

Царь Александр вознёсся славой.

Но мучил вид его кровавой

Толпы поверженных врагов.

Наполеон всегда спокойно

Картины смерти созерцал,

Но Александру было больно,

Смотреть, как кто-то умирал.

Пусть это враг, солдат мятежный,

Но он увы, едва живой.

Не враг уже тот, кто повержен

В войне, где кровь лилась рекой.

И даже посреди разгара

Весёлых дней после войны

Виденья смерти и пожаров

Из тёмной плыли глубины.

Балы, красавицы и речи

Не истребили сей кошмар.

И вот себя решил развлечь он

В тумане грёз гадальных чар.

В Париже был салон известной

Хромой гадалки Ленорман.

К ней царь пошёл, но если честно

Считал: гадание-обман.

Она гадала Бонапарту

И предсказала ему крах.

Тот с возмущением: «К чёрту карты!

Я разнесу Россию в прах!»

Изгнав гадалку из страны он

Свой план войны не отменил.

А Русь, подняв его на дыбу

Назад погнала что есть сил.

И он разбит, и он унижен.

На жалкий загнан островок.

А та гадалка вновь в Париже.

Другим уж прочит тяжкий рок.

И Александру захотелось

Развеяться от мрачных дум.

Узнать судьбу уж не терпелось.

С ним Чернышев, надёжный грум.

Царь сам был бог мистификаций.

И шутки ради вздумал он,

Переодевшись, в женском платье

Пойти в сомнительный салон.

Ведь от сестры Екатерины

Его никто не отличал,

Когда на светских вечеринках

В её он платьях зажигал.

И без свиты, с Чернышевым,

Скрыв свой план от остальных,

Вечером в салон пошёл он.

Видно чёрт попутал их.

Разузнает ли гадалка,

Что мужчина перед ней:

«Чернышев! Пари! Не жалко

Ста рублей? Седлай коней!»

Сумрак в комнате. И душно,

Свечи тусклые чадят.

Пляшут тени, словно души

Чьи-то грешные горят.

Стол стоит, сукном покрытый,

На столе колода карт.

Силуэт за ним, размытый.

«Посмеялся бы Лагарп,

Как его питомец юный,

Что Вольтеру был под стать,

Сел в салоне полоумной

На судьбу свою гадать», —

Думал он во тьме кромешной.

«Дайте, сударь руку мне», —

Молвил женский глас неспешный

В жутковатой тишине.

Он даёт, застыв с тревогой,

Руку царственную ей.

«Жить осталось Вам недолго», —

Тот же глас среди теней,

«Если будете на троне,

Сир, и дальше восседать.

А уйдёте добровольно,

Счастье сможете познать.

Ждёт тогда Вас долголетье,

Мир  душе, а не костёр,

Страшных дней забвенье этих.

Выбирайте, монсиньор…»

Вышел он, слегка шатаясь,

Ум не в силах разгадать,

Как же дева догадалась,

Что он царь. Смогла узнать

Про душевные терзанья,

Неизбывную печаль…

Вспышкой в гаснущем сознанье,

Небосвод, плывущий вдаль…

«Ничего себе, развлёкся!», —

Думал царь, придя в себя.

«И кошмар мой не пресёкся,

Выбор вновь гнетёт меня.

Как же быть? Жить, как и раньше

Венценосным мне рабом?

Или к чёрту бросить фальшь. И

Мир душе вернуть трудом?

Предсказанья тем опасней,

Что нельзя их разгадать

До поры, когда несчастья

Лик начнут приоткрывать.

Ну а если предсказанье

Православного царя

К роковой подводит грани?

Верить им вдвойне нельзя.

Разве должен венценосец

Верить в дьявольский сей бред?

В том позор ему несносный,

А стране опасный вред.

Быть? Не быть? Вопрос сей мучил

Принца датского давно.

Жить, судьбы не зная, лучше.

Будь, что будет. Всё равно!

Чем внимать гадалке, страстно

Трепетать, со страхом ждать

Приговор судьбы несчастной,

Лучше жить и не гадать

Чей ты завтра вызов дерзкий

Должен будешь принимать».

Царь от этих дум стал трезво

Мыслить и ровней дышать.

Он в конце концов решает:

«Шарлатанство в том, обман».

И на время забывает

Предсказанье Ленорман.