Читать книгу Арест карбонария. Поэма в одиннадцати частях с прологом, эпилогом и послесловием - Михаил Манахов - Страница 8
Глава Пятая. Заговор
ОглавлениеСоюз Благоденствия
Роковые знамения
Восемь лет с наследьем Бонапарта
Воевал Священный лже-союз.
С ним под шум речей и треск петардный
Александр тащил свой тяжкий груз.
А страна тем временем страдала
Под пятой вельмож-временщиков.
Набираясь злобой, изнывала
Чернь от рабских гибельных оков.
Общество мятежных офицеров
Планы не отставило свои.
Александру не хватало веры,
Друга бескорыстного, любви.
Верить в Бога он не научился,
Хоть и знал, что Бог ему помог.
Он в своей гордыне не смирился.
Потому был в жизни одинок.
И друзей теряя понемногу,
Новых он уже не находил.
Где тот друг тебе, наместник бога,
Кто бы не с царём, с тобой дружил?
И любовь, свободная, как птица,
Избегала царское чело.
Ей в хоромах царских не сидится-
Упорхнёт она всему назло.
Рабство – суть любых земных законов.
И законы те не обойти.
А любовь не признаёт препоны,
Ей с порядком букв не по пути.
Александр знал про то и помнил,
Что его любимая Софи
Рождена в любви, но не в законе,
А к жене законной нет любви.
Бабушка его Екатерина,
Деспот на престоле и в семье,
Внукам Александру, Константину
Жизнь скроить решила по себе.
Кем им стать, за них она решала.
Что читать, чем жить, кого любить.
И невест сама им выбирала,
Не трудясь, их мнение спросить.
Потому те двое в жизни личной
Счастье не сумели испытать
И, живя в плену пустых приличий,
Не познали страсти благодать.
Александр юношей незрелым
Вынужден пойти был под венец.
Он был кроткий, робкий и несмелый.
И в любви не сведущий юнец.
Но свою Луизу поначалу
Нежно и по-детски полюбил.
Счастье быть отцом не испытал он.
А потом изменой, как кинжалом
Чувство своё детское убил.
И Луиза не была наивной,
Развлекаясь с ночи до утра.
Возрождала дух Екатерины
В лабиринтах царского двора.
Завела любовные интрижки
И жила в плену сердечных мук,
Жизнь её навеки отравивших
Жалом сплетен, что плелись вокруг.
Лишь в одном она не преуспела,
Не смогла наследника родить.
Не смогла, а может, не хотела
Интересам мужа послужить.
Дочки очень быстро умирали.
Сыновей Господь ей не давал.
Александр, сгорая от печали,
Вида никому не подавал.
За грехи расплата, рассудил он,
Невозможность свой продолжить род.
Об одном лишь небеса молил он-
Пусть проклятье это с ним уйдёт.
А потом в несчастной личной жизни,
От которой грустно угасал,
Встретил он Марию, всех капризней.
Дочь Софи им вскоре Бог послал.
Дочь росла, но хрупкое здоровье
Стало беспокойством для царя.
Мать же, как и всё её сословье
Не блюла законы алтаря.
И Софи её не уважала
За распутность, нравственную грязь.
Александра просто обожала
И его жену Луизу. Князь,
Мнимый батюшка её, Нарышкин
Стоиком рога свои держал.
Что росли из царственной интрижки,
И других грехов, что царь прощал
За свою красавицу Софию,
Чьё лицо, как копия его.
А в салонах светских разносили
Сплетни про неё и про него.
•••
Бедный Александр и дочь его,
Два столь одиноких существа.
Их всю жизнь друг к другу так влекло,
Но по силам только небесам,
Чтоб соединялись острова.
Им семьёй бы быть по жизни надо,
Не изнемогая от разлук.
Хворь Софи не видела преграды
Без тепла его отцовских рук.
И Луиза Софью полюбила,
Значит в сердце царь её был свят.
Жалко, что судьба не сохранила
На земле безгрешное дитя.
Жаль, не жить цветам на чуждой почве,
И однажды бедная Софи
Вознеслась на небо непорочной.
Незаконный плод земной любви.
Это был удар невыносимый.
Наказанье божье видел в нём
Александр. И жить не стало силы,
Жизнь его осталась вся в былом.
Следом были новые знамения.
Вспыхнуло вдруг Царское Село.
Храм тогда сгорел Преображенья.
Сумрачно на царское чело
Ляжет тень фатальной, горькой муки
Он поймёт-то плата за грехи.
Храм сгоревший-это мир, что рухнет
От разгула бешеных стихий.
Превратившись в призрака при жизни
От жестоких горестей, утрат,
Изводил себя царь укоризной,
Что нельзя на десять лет назад
Жизнь свою вернуть и всё исправить,
И покой душевный обрести,
Навсегда злосчастный трон оставить,
И страну, быть может, тем спасти.
Но судьба потоком мутной жижи,
Александра мчала по стране
Всё бегом, в бега. Но только ближе
Видел смерть он в каждом новом дне.
•••
День, когда Нева, набравшись силой
Превратилась вдруг в девятый вал
И собой столицу всю накрыла,
Страшно Александра напугал.
Он увидел: на Руси восстанье
Огненной секирою пройдёт
По судьбе людей и мирозданью,
И страну вверх дном перевернёт
Словно та могучая стихия,
Что ломала стены и мосты
И в потоке грязном утопила
Чистые, наивные мечты
Юноши со статью Аполлона,
С праздною, но нежною душой,
Чья судьба, разбив Наполеона,
Превратиться в призрак чуть живой.
Прозрение
После встречи с привидением
Александр загрустил.
Спор вести заочно с тенью
У него не стало сил.
После этого свиданья
В мистику поверил царь,
В приведений хладный пламень,
В смысл примет, известных встарь.
В тайных предзнаменований
Вековую глубину.
И в проклятье обществ тайных,
Всю опутавших страну.
Царь когда то был масоном,
Он считал, что то игра.
Но как тень Наполеона
Революции искра
Пригрозила вдруг пожаром
Всей Европе. Вот тогда
Он запрет масонов с жаром
Утвердил раз навсегда.
•••
И стрелою поражённый
В ахиллесову пяту,
Призраком заворожённый
Верил в новую мечту.
Как догадкой быстротечной
Осознал, что не обман
Позабытое беспечно
Предсказанье Ленорман.
Всё, что в кресле у камина
Корсиканца дух вещал,
Царь с пророчеством Марии
Вместе мысленно связал.
И в прозрении запоздалом
Рок узрел своей судьбы.
На челе его усталом
След отчаянной борьбы.
Где тот лик порфирородный,
Что Державин воспевал
И кто в памяти народной
Светлым ангелом порхал?
Кто по сердцу, по законам
Править людям обещал?
Нет того, теперь другой он
Словно тень. А тот пропал.
«Чтоб в надежде исступлённой
От судьбы своей уйти,
Как от слов Наполеона
Мне спасение найти?
Хоть какой-то выход к свету
Из кромешной темноты?
Не прислушался к совету,
Ленорман напрасно ты.
Почему ты не оставил
Окровавленный престол?», —
Царь спросил себя и вставил:
«Потому что был осёл!
Я хотел народом править
По законам бытия.
Конституцию составить
Для него и для царя.
Чтобы в тех законах были
И порядок, и права.
Чтоб они добру служили
Силой слов, не на словах.
Люди чтоб по всем канонам
К процветанию пришли
И, живя в ладу с законом,
Всё же счастье обрели.
Но не в национализме,
А в былинной той стране,
Где под скипетром царизма
Каждый будет обогрет.
Где не кровь, что от рожденья
Каждому судьба даёт,
Благо есть, но лишь служенье
И смиренных душ полёт.
С тем бы Русь преобразилась,
С тем воздвиглась бы она.
Только жаль, что лишь приснилась
Мне та дивная страна.
Ну, а эту, где я правлю
Двадцать пять почти что лет,
Вряд ли я уже исправлю,
В ней людей достойных нет.
Лживы все и кровожадны,
Справедливость им к чему?
Честные для них все странны.
Я не верю никому.
Где вы, юные затеи,
Тайный дружеский союз?
Ваш наследник Аракчеев,
Лицедей, садист и трус.
Рассуждения Лагарпа
Зачеркнула Крюденер.
Фотий не святее папы,
Интригана он пример».
•••
И трагическим прозреньем
Освещал царя чело
Смысл таинственных видений,
Жаливших во сне его.
Понял он, что заблуждался,
Став душителем свобод
И напрасно отказался
Сделать вольным свой народ.
Да таинственные знаки
Не пытаясь разгадать,
Лишь блуждал, как тень во мраке
И пытался убежать
От своих воспоминаний,
Шёл по ложному пути.
И кружил, кружил в тумане.
И покой не смог найти.
Коршуном терзала совесть,
Жёг Михайловский замок.
Столь печальной стала повесть,
Сколь зачин её был сладок.
Он тогда побег от трона
Стал в мечтах своих лелеять-
Слишком тяжкий груз корона
Для души, уставшей верить…
Гвардейская Фронда
Знать могло ли окруженье
Эту боль и бичеванье?
Это вечное сраженье
Агнца, ждущего закланья?
Он познал. И с этим знаньем
Приговор себе сам вынес.
Но врагам же наказанье
Не желал. А те глумились
Над его великодушием.
Были злобны, кровожадны.
И удобный ждали случай
На параде ль, встречах званых,
Совершив цареубийство,
С крепостным покончить правом.
Только было в том витийство
И опасные забавы.
•••
Мужику, к чему свобода?
Он с землёй навеки связан,
Сын земли его порода.
Быть другим он не обязан.
Он таким издревле создан,
Труд его предназначенье.
Он в труде своём свободен.
Остальное-заблужденье.
Но иначе рассуждали
Карбонарии младые,
План мятежный обсуждая
В дни от сумрака седые.
Было их собранье шумным
Разношёрстным, пёстрым вече.
В меньшинстве идейных, умных,
Но в достатке первых встречных.
Неофиты приносили
Клятву верности собранью,
Но не все её хранили,
Так, как честь на поле брани.
В них изрядно жило детство,
Что война навек отняла.
От печалей же есть средство-
Жало Зандова кинжала.
•••
Годы шли в дебатах шумных
И бурлило это вече.
Лишь немногих, трезвых, умных
Справедливы были речи.
Тех, кто мудро убеждали
Отказаться от террора.
В том, что вовсе не в кинжале
Истина в решенье спора.
Потому что рабства цепи
Должно рушить не мечом.
Голова за то в ответе,
Рабство лечится умом.
Просвещение народа,
Мощь культуры, воспитание-
Выход в них. Четыре года
Продолжались те собранья…
•••
Пестель был упорней многих,
О восстании мечтал,
Чтоб царя убрать с дороги.
Свод законов начертал
Для страны освобождённой
От монаршеских цепей.
Только план тот был никчёмным
Прозябающей стране.
Братство, равенство, свобода
Для России звук пустой.
Рабство-вот её природа,
Вечной ставшее судьбой.
Все рабы в ней. Царь, раб трона,
Крутит власти жернова.
И хранит его корона
Под замком людей права.
Если кто-нибудь замыслит
Отыскать к свободе путь,
Тень предательства нависнет
И найдётся кто-нибудь,
Кто угодливо сумеет
Всё раскрыть и всех продать.
Власть таких всегда лелеет,
Ценит их любая власть.
И один из них, мы знаем,
Павла Пестеля предаст.
И царю донос отправит,
Подло думая: «указ
О мятежников аресте
От суда спасёт его» —
И решил, забыв о чести-
Будет, мол не до него.
•••
В напряжённом ожидании
Петербург давно живёт.
В мае грянет гром восстания,
Терпеливо Пестель ждёт
Лишь условного сигнала,
Петербурга дружный глас,
Что уж гвардия восстала,
И пробил заветный час.
Мог бы он мятеж затеять
И на юге. Но зачем?
В Петербурге нужно сеять
Прежде смуту. А за тем
Окружить дворец монарха
И к присяге привести
Новой власти иерарха
Да республику ввести.
Но потом он поменяет
Срок восстания на январь.3
Место-юг, но всё смешает
В ноябре, скончавшись, царь.4
В январе же Пестель должен
Был с полком своим стоять
В карауле. Но не сможет,
Не судьба мятеж поднять.
Александр уничтожит
Заговор, направив вспять
Весь их план. Монарх «ничтожный»
Сможет всех переиграть.
Шервуд
Двадцать пятый год и скоро осень,
Птицы собираются на юг.
Александру скоро сорок восемь
И печаль, его привычный друг,
Часто и подолгу навещает
В сумраке заброшенных аллей,
Где он неизменно вспоминает
О покойной дочери своей.
Рана эта всё больнее гложет,
Беспокоит даже и во сне.
Александр забыть о ней не может
И о том, как счастлив был он с ней.
Летом он, вдали от дел придворных,
Был рассеян, библию читал,
И салонов петербургских, модных,
Кажется, совсем не посещал.
Правда, был весною принц Оранский,
С ним дела Союза обсуждал.
Александр ему: «Мне трон мой царский
Тягостен. Я от него устал».
•••
После сейма праздное безделье
Некий Шервуд дерзко вдруг прервал,
Написал донос и Аракчеев
В кабинет к нему его послал.
Шервуд всё царю про возмущенье
В армии подробно рассказал.
Намекнув про лиц, «что поважнее»,
Александра даже испугал.
Мальчики гвардейские ничтожны,
Их слова-пустая дребедень,
Но совсем другое те вельможи,
Чьи примеры Пален, Беннигсен.
Эти слов на ветер не бросают
И доводят дело до конца.
Жертв своих бесстрастно убивают,
Это те, сгубили что отца.
Из доноса понял: всё семейство
Решено под новый год убить.
Александр на это: «Шервуд, действуй.
Мы врага должны опередить».
Только знал, опасны не гвардейцы,
Те, из незначительных чинов,
А, возможно, кто-то из семейства,
Кто взойти на трон давно готов.
•••
Вскоре принесли письмо от Витта:
Рвался граф к царю, чтоб донести
На южан.
– Как надоела свита.
Как же мне от них себя спасти?
Изменить навек свою судьбину
Только наяву, а не во сне
Увидать святую Палестину,
Снять грехи, которые на мне.
Получить святое отпущенье
В тех, пока ещё святых местах.
И потом найти успокоенье
В крымских верноподданных садах.
Александр, опытный политик,
Понимая, что дворец-капкан,
Действовать решает по наитию.
И судьба ему дарует шанс.
3
Одной из главных причин неудачи, которое потерпело движение декабристов являлось соперничество между лидерами северян (князь Сергей Трубецкой, Никита Муравьёв) и южан (Павел Пестель). К середине 1825 года этот процесс зашёл слишком далеко, когда Сергей Трубецкой буквально внёс раскол в ряды руководства Южного общества, войдя в сговор с руководителями Васильковской управы Сергеем Муравьёвым – Апостолом и Михаилом Бестужевым-Рюминым и предложив им действовать совместно якобы с целью борьбы с «бонапартизмом» их лидера Песталя. Именно это и вынудило Павла Пестеля пойти на изменения ранее согласованного с северянами плана восстания и изменения срока и места его начала.
4
Подготовка к началу революции в тот период уже шла к успешному завершению. Заговорщикам не хватило буквально двух недель для осуществления задуманного Пестелем и его соратниками.