Читать книгу Кровь и чернила - Михаил Медведев - Страница 11

Когда все, не считая отдыхавшей на своём любимом диванчике Лаэрты, собрались на кухне, суслик с пятном под глазом залез в шкаф и достал оттуда пачку макарон.

– Карамба! – завопил что есть мочи Карим и ухнул весь комок макарон из пачки в кастрюлю, полную воды.

– А теперь включаем плиту на максимум. – сказал Карим и крутанул ручку конфорки настолько сильно, что из нутра страдавшей от нового развлечения Карима плиты попёр дымок, а кастрюля зашипела.

– Ох ты ж блин! – сказал Карим и вывернул конфорку обратно в ноль, после чего добавил. – Надо посмотреть, что получилось.

Карим посмотрел в кастрюлю, с любопытством в глазах понюхал и рухнул на пол от вони. Из кастрюли доносился зловонный запах даже не гари, а смрад серы из самой геенны огненной. Макароны превратились в пепел. Более того, Карим сломал плиту.

– Произошла мелкая неприятность. – неожиданно деловито произнёс Карим, расставив руки в стороны. И добавил:

– Дайте мне юберфогеля, мы его сейчас сварим.

– Какого тебе юберфогеля? Ты нам плиту сломал, ты понимаешь? Мне её чинить. – высунулась Шпатель, уже напялившая на себя свой комбинезон. Лучше помогай мне тащить плиту ко мне в подсобку.

– Хорошо, крошка. – заманчиво подмигнул Карим, шлёпнув мышку по её сочной попе. Шпатель хотела уже заехать этому придурку в нос, но ей расхотелось – тем более тогда, когда Карим потащил плиту вместе с ней.

– Да какой же из тебя специалист нахрен? Да ты даже "доширак" сварить как следует не можешь! – выругался обычно спокойный Шнурок. Творческий подход шеф-повара, точнее – неуча, возомнившего себя таковым, взбесил даже его. И теперь Шнурок был вынужден за этим дебилом убираться.

Но Шпатель и Карим его уже не слушали, слишком увлечённые переносом тяжеленной плиты в мастерскую девушки, из которой она практически не вылезала, порой даже ночуя в окружении инструментов, запаха машинного масла и расходного материала.

Как только плита была доставлена в мастерскую, усталая Шпатель сказала:

– Уф. Спасибо. Лишь бы не сделать из неё какую-нибудь хрень. – Мышка-шуруповёртка порой умудрялась в порыве вдохновения сделать из металлоискателя тостер или вечный двигатель из холодильника. Один раз она умудрилась создать гигантсткого робота-паука с кучей острейших лезвий. Если бы Шпатель не успела нажать кнопку отключения, вся братва бы оказалась порезана на мелкие куски. Теперь "Арахна-214", как Шпатель назвала сие творение, хранилась в разобранном виде, в одной из коробок. Перед тем, как приступить к работе, девушка глянула на коробку с деталями, пылившуюся где-то в углу и вспомнив слова Шнурка, тихонько сказала, обращаясь к ней:

– Арахна… Кажется, скоро ты сможешь искупить свою вину.

А потом к Кариму:

– Рататуи вонючие!

Пусть у Реалистов есть стирающие пули, но разве они смогут легко расправиться с "Арахной"? Да, гранату под неё они всё равно подложат, но дров эта зараза вполне успеет наломать…

Маша и Лаэрта тем временем торчали в комнате одни. Маша пучила глаза в телевизор, смотря проделки героев мультфильмов, несмотря на то, что эти же самые герои мультфильмов окружали её по эту сторону экрана. Иногда Лаэрта просила девочку принести кексики, сало, плюшевого зайца и прочие важные вещи, отвлекая Машу от таинства созерцания голубого экрана. Девочка, впрочем, не сказала ни слова. Только один раз, когда развалившаяся на диване дама попросила бокальчик бургундского – мол, для сердца хорошо, – Маша сказала, что у ней и так непонятно что внутри болтается, да и ту самую бутыль Карим со Шнурком выпили ещё за день до того, как в их обитель забежала человеческая девочка, как выяснила Маша во время рытья в холодильнике, когда она захотела стащить оттуда мороженое, но мороженого, как и вина, в доме не наблюдалось.

…

Тем временем Барсик дошёл до одинокого придорожного магазинчика в лесу, на вывеске которого была изображена надпись "Продукты", ниже – "И всё такое", и наконец, в самом низу крошечными буквами было выцарапано "ИП Петров". Стены магазина были выкрашены в жёлтую краску, причём такого оттенка, которым красят только палаты для душевнобольных. Машин на этом участке сейчас было немного. Возле трассы вечерком не нашлось ни гаишников, ни женщин лёгкого поведения – только какой-то бородатый забулдыга, которого не надо было бояться. Скорее, пьяница испугался монстра едва ли не сильнее, чем Барсик боялся инструмента "дуделко":

– Нихрена ж себе… Как я так нажрался?! Как я так нажрался?

На что ему Барсик ответил:

– У меня для тебя есть работа. Награда – бутылка водки.

– Какая, ещё, нахрен, работа?

– А ты купи вот это. – показал Барсик длиннющий список покупок. Деньги тебе дам. Но если ты их пропьёшь или купишь что-то не по списку… Тебе не поздоровится, понял? Я не могу идти в магазин, ты ведь видишь, какой я мохнатый?

– А я чем лучше? Меня тоже из магазина вытурят… Я ж… как ско-о-отина…

– Ладно. Заплачу тебе двумя бутылками водки и дам сверх того ещё чуть-чуть. – сказал Барсик и в своём списке карандашиком подписал внизу, написав кучу ошибок: "Дви бутылке – отдадь олкошу".

Эх, если бы Барсик ходил в школу, он с таким правописанием не только бы на второй год остался, но и на третий… Впрочем, увидев, какая награда была дана забулдыге, он как-то ожил и пошёл в магазин, купив всё, что было указано. Вручив огромные пакеты со жратвой и бухлом Барсику, пьяница взял полагающиеся ему два пузыря водяры и ещё рублей сто – на закусь. Как только Барсик скрылся в кустах, опустившийся на дно забулдыга с дороги не то запел, не то завыл, словно оборотень, непристойную песню то ли про сталеваров, то ли про казачку, то ли про седую прачку, то ли про пропавший IX Испанский Легион…

…

Слава великому Джигурде, Барсик пришёл домой вовремя, таща на своих плечах ящик пива, три пиццы, любимые конфеты Лаэрты "Синий заяц" и тонну всякой ерунды вроде жёлтого полосатика. Он спас своих друзей от голодухи. Точнее, даже не от голодухи, а от "шедевров" местной кухни. Впрочем, сегодня пили мало – как-то не слишком хотелось.

В ту ночь было тихо – во-первых, Шпатель оказалась обижена на парней за то, что сломали своими кулинарными изысканиями плиту, а во-вторых, сыграло роль банальное уважение к Лаэрте…