Читать книгу Михайлова. Сборник детективных рассказов - Михаил Небрицкий - Страница 7

– Продолжай, Николай. – водя ручкой по бумаге, Лисовой брал весьма важные показания у свидетеля.

Кто ж знал, что тем утром душегуб был прямо перед глазами у следственно-оперативной группы, и они так просто его отпустили. Ведь не зря говорят, что убийца всегда возвращается на место преступления.

– Так и говорит, мол: «Я мессия!».

– Мессия?

– Да. И что пришёл он на Землю нашу, чтоб очистить её.

– От кого?

– Ну, в двух словах, якобы от мусора, понапрасну небо коптящего.

– Интересно. – Михаил оторвал глаза от папки, подняв их на следователя.

– Что мол, Бог послал его вершить судьбы. Что все эти, как он говорил: «Людишки» – все они вскоре познают гнев Господний.

– Так и говорил?

– Да, так и говорил. – Николай справлял впечатление человека с широким кругозором. Возможно, ни будь он в таком социальном положении – то с лёгкостью находил бы себе собеседников, ибо что-то в его заурядном складе ума было притягивающим.

– А он это говорил по-трезваку, или под градусом? – на понятном всем жаргоне спросил Лисовой.

– Да, когда как. Бывало, что и трезвым свои религиозные речи задвигал, о том, что нельзя так жить, и что Бог всех накажет. Ну, а когда примет на грудь и начнет вопить, что он мессия – так я просто говорил ему, чтоб спать шёл, и всё. Вот только говорил он это всегда с таким серьёзным видом, что аж не по себе становилось.

Исходя из слов Николая, Геннадий давно возомнил себя едва ли не посланником Всевышнего, прибывшим к людям, дабы вершить Его волю. Что часто излагал мысли о неправедном образе жизни соотечественников. Об их податливости сатане, что грех на них висит, который они однажды всё-таки искупят.

К Николаю, кстати, «Мессия» был более снисходительным. Вероятно, из-за того, что тот не мог поддаваться искушению в силу проблем со здоровьем. И даже предлагал ему несколько раз присоединиться к его благой миссии, о сути которой никогда ничего конкретного не говорил. Но, теперь, всё было примерно ясно.

Катарсис – то самое очистительное пламя, которым Гена решил избавить Мир от заблудших душ. Вот только забыл он, что по натуре своей мало чем от них отличается, но это не мешало ему возвышать себя над другими.

– И ты посмотри, как маскируется. Перед нами весь такой жалостливый был. А на самом деле…

– А на самом деле и нас он тоже считает недостойными его благодатного внимания. – сухо и с сарказмом уточнила капитан.

– Что ж. Данные его у нас есть. Теперь можно объявлять в розыск. Не думаю, что он уже где-нибудь в аэропорту ждёт рейса на Багамы, а вот на вокзале или где-то в грузовых поездах встретить его наверняка можно. Подключаем всех, кто свободен.

Назревала крупномасштабная операция по поимке действительно опасного преступника. Оказалось, что не только дети влиятельных чиновников способны нанести вред бездомным, считая их людьми второго сорта. Среди бродяг тоже есть те, кто считает себя выше братьев по несчастью. Пусть даже это вызвано таким психическим расстройством как у Геннадия. Потому, если его и найдут – то максимум отправят на принудительное лечение в психушку. Вот только надо было его ещё найти. Кто знает, что будет, если он попадёт в другой город?

Познакомится с местными бомжами, вотрётся в их доверие, а потом бац – и очередное массовое убийство. Ведь если он решил чистить Землю от неугодных – мало что может его остановить.

Самое обидное, что теперь задачей полицейских будет проверять всех бомжей во всех городах, чтоб найти опасного убийцу. А зная характер большинства патрульных – контакт с социально незащищёнными слоями населения – не их любимое занятие. В итоге, если он всё-таки покинет город – можно считать его навеки потерянным, и узнать о нём получится только по следу из трупов. Да и к тому же, если это будут бомжи – на месте никто не станет разбираться, от чего они умерли. Такова горькая правда полицейской жизни.

Внезапно на столе следовательницы зазвонил телефон. Подняв трубку, она молча слушала голос в динамике, параллельно рассматривая пейзаж в окне. Но спустя секунду резко перевела взгляд на помощника. Дурной знак, который Лисовой узнавал сразу. Это означало, что что-то случилось и им нужно срочно ехать.

– Поняла, едем. – произнесла Кира уже вставая из-за стола.

– Что там? – спросил Миша, не ожидая ничего хорошего.

– Ещё один труп, на этот раз на пустыре, внешне напоминающий бомжа.

– Опа! Он решил каждый день кого-то убивать? – его возмущение можно понять.

– Не знаю, едем. Может, он ещё где-то поблизости, и нам удастся его поймать.

Николай с интересом наблюдал, как полицейские собираются на выезд. В то же время ему теперь страшно выходить на улицу, потому как следующей жертвой может стать он.

– А что мне делать? – застенчиво спросил Коля. – Обратно в камеру?

– Нет, Николай, в камере мы тебя держать больше не имеем права. Тебе придётся идти на улицу. Но ты не волнуйся. Благодаря тому, что ты нам сегодня рассказал – мы его скоро поймаем.

– Эх. – с сожалением вздохнул гость. – Так, а пирожки эти несъедобные? Да?

Бродягу можно понять. Голод хуже яда. Поэтому Кира взяла контейнер с гречкой и сосисками, который принесла из дому, и пересыпала его содержимое в целлофановый файл. Похоже, снова ей придётся отказаться от завтрака. Лишь бы не вошло в привычку.

– Миша, у тебя есть ложка?

– Ложка? – с недоумением посмотрел на неё лейтенант.

Даже если она у него и была – ему меньше всего хотелось отдавать её бродяге. И то, что он, возможно, её вернёт – его мало успокаивало.

– Да, вон чайную давай. Чайная тебе пойдёт, Николай?

Коля застенчиво заулыбался, ощущая радость, что скоро поест.

– Да, я не прихотливый. И не таким ел.

– Вот и отлично. Всё, Миша, я тебе свою из дому принесу.

– Вот спасибо. – обиженно буркнул помощник.

– Извини, Николай, но кабинет мы закрываем, потому тебе придётся выходить вместе с нами.

– Ну, Кира Валентиновна. А что если я сейчас выйду, а он меня там поджидает за углом с топориком?

– Николай, не неси бред. Если он где-то неподалёку – то скамейка у РУВД, где ты можешь поесть – последнее место, куда бы он пошёл. К тому же, если экспертиза подтвердит, что в пирожках есть яд, то ты, по его мнению, давно уже должен быть мёртв, и убивать тебя второй раз не имеет смысла.

– И всё равно. Можно я с вами поеду? Я всё-таки после душа, салон вам не испачкаю.

Михайлова перевела взгляд на заранее недовольного лейтенанта. Ведь на его машине им предстояло ехать. Тот с подавленным видом понял, что сейчас от его ответа зависит многое. Ведь, что если и правда до конца дня с ним что-нибудь случится. Да и к тому же усомниться вслух в чистоте одежды, которую принесла начальница, он тоже не рисковал.

– Да, ладно тебе, Миша. Он ведь в самом деле из душа. И вещи на нём чистые. К тому же, вдруг он узнает убитого. Или ты не помнишь, каково это опознавать лиц без определённого места жительства?

– Ладно. – пробурчал под нос Михаил. – Только в машине ты есть не будешь. Понятно?

– Так, а мне что? Придётся сейчас покойника опознавать? – испуганно возмутился свидетель.

– А как же? – у Михайловой в глазах загорелись огоньки, а на лице натянулась злорадная ухмылка. – Для чего ж мы тебя, по-твоему, берём? Ты, Николай, в нашем деле главный помощник и свидетель. Твои ж друзья, обычно, документов не имеют, потому, поможешь нам, если сможешь.

– Ладно. – похоже, Коляну уже перехотелось ехать куда-либо с полицейскими.

В машине, по пути к месту преступления, полицейские, сидя на передних сиденьях, оживлённо вели разговор по поводу этого необычного дела.

– И всё-таки странно это как-то. Мессия… Почему именно посланник Божий?

– Да, мало ли в психиатрии случаев подобных встречается? Когда в палате психушки один кричит, что он посланник Божий, а пациент из другой палаты утверждает, что он никого не посылал.

– И всё равно. Любая идея, даже в воспалённом разуме, имеет своё начало, и не возникает на ровном месте. Для того, чтоб вбить себе что-то в голову – нужно это откуда-то взять.

– Серьёзно? Вы сейчас пытаетесь анализировать мысли шизика? Вам самой не страшно?

– Смотри. Ты можешь представить себе синхрофазотрон?

– Кого?

– Вот. Ты не можешь представить себе синхрофазотрон, поскольку ты его никогда не видел и не знаешь, как он работает.

– И что?

– Для того, чтоб возомнить себя Наполеоном, нужно как минимум знать кто это.

– И вы пытаетесь понять, откуда Геннадий знает, кто такой Мессия?

– Именно. – задумчиво ответила Кира.

– Да, что тут думать? Он же в церкви книжки свои перебирает. Там, видать, и начитался про пророков всяких. Вот и возомнил себя одним из них.

– И всё равно не понимаю. Почему Мессия? Почему он выбрал такой способ выполнения своей чёрной миссии? Он не кажется плохим человеком.

– Все преступники не кажутся сначала плохими людьми. Более того скажу – некоторые из них и вовсе не понимают, что плохого они сделали. Ведь они искренне уверены, что всё делают правильно. Геннадий, возможно, один из них.

– Вот именно. – повысив на полтона голос вскрикнула Кира.

– Так вы думаете, что он вычитал в этих своих книжках, будто убивать неверующих – дело священное, и принялся наказывать грешников? Это прямо джихад какой-то получается, только христианский.

– В Священных писаниях ни одной из религий прямо не указывается лишать жизни неверных. Это обычно говорят влиятельные представители духовенства, желающие разразить войну. И, как правило, к цитированию приводятся некоторые обрывки из текстов. Поэтому, если о сам читает литературу, то читает он её от начала до конца, и проникнуться идеей «джихада» никак не может.

– Так, значит, по-твоему, его кто-то на это надоумил? Савва?

У Киры снова от напряжения закрылись глаза. В голове роились мысли, среди которых она то и дело пыталась ухватиться за какую-то ниточку. Какой-то фрагмент разума, словно в волнующемся море, то всплывал, то снова погружался под воду, потому она никак не могла его разглядеть.

Пальцы массировали виски, и девушка не слушала ничего из того, что ей говорил Михаил. Казалось, вот-вот она ухватится за тот фрагмент памяти, так громко, словно тонущий человек, зовущий её, как только появляется возможность набрать в лёгкие воздуха. И вот! Ей удалось схватить эту мысль и вытащить её из моря других таких же.

– Сербинов…

– Кто?

– Владимир Фёдорович Сербинов.

– Кто это?

– Так в миру зовут отца Савву.

– И что?

– Чёрт. Как же я сразу его не узнала. А ведь он же ещё представился.

Только сейчас Михайлова понимала, что сделал это он не просто так. Он уже тогда дал ей подсказку, проверяя, вспомнит она его или нет. И как она могла его забыть? Конечно, ведь уже столько времени прошло. Теперь он священник, с бородой, что и не узнать, а тогда…

Тогда он был безутешным отцом, дважды потерявшим дочь. Первый раз его Лиля навсегда изменилась, когда тем злополучным вечером возвращалась через парк домой. Несколько бродяг молодого возраста, изрядно употребив спиртного, решили вкусить плотских утех. Втроём они окружили беззащитную девушку и поволокли её подальше от аллеи. Сколько часов длилось издевательство над 18-тилетней студенткой – она точно описать не могла, однако, ей это показалось вечностью. И без того скромная, но с искренним сердцем девочка после этого окончательно замкнулась в себе. Владимир Фёдорович всеми силами пытался помочь ей, но произошедшее сильно потрясло её. Она кричала по ночам, а отец каждый день околачивал порог РУВД с целью узнать, не поймали ли тех отморозков.

Следствие шло, однако прежнюю Лилю уже было не вернуть. И не смерившись с утратой чести, совсем молодая девчонка решила, что больше не будет нести на себе тяжёлый груз воспоминаний того вечера. В итоге, придя домой, Сербинов обнаружил дочь под потолком, болтающуюся на бельевой верёвке.

И самое главное, что до поимки своих обидчиков она не дожила ровно день. Их в итоге судили, а вот Сербинов, судя по всему, после этого, ушёл в монашество, оставив жену и работу. И вот теперь он здесь.

– А кем ты тогда была?

– Помощником следователя, как ты сейчас. Дмитрий Александрович – мой тогдашний наставник – вёл это дело, а я лично отбирала у Сербинова показания.

– У Сербинова?

– Да. Дочка его наотрез отказывалась в полицию идти. Потому увидела я её только когда мы прибыли тело её с верёвки вынимать.

– Не знаю, что тогда чувствовал её отец, но, полагаю, то же, что и сейчас.

– Не знаю. Он никогда не отличался особой злобой. Наоборот, не смотря на произошедшее всегда был таким добрым и вежливым человеком. Мне кажется, и священником он стал, чтоб проповедовать идеи добра.

– Так ты считаешь, что отец Савва каким-то образом промыл мозги Геннадию, что якобы он Мессия, фактически, создав «Голема», и теперь, его руками истребляет всех бомжей в округе?

Вдруг Михаил виновато взглянул в зеркало заднего вида:

– Извини, Колян.

– Да, ладно. Что есть – то есть.

– А ты думаешь, он сам всё организовал? – стала доводить мысль до конца Кира. – Где по-твоему бомж может достать стрихнин? Испечь пирог? К тому же, вспомни, кто передал пирожки для Николая?

– Да уж. Тут Гена конечно проговорился. Хотя, что если они и не отравленные вовсе?

– Ну, до завтра эксперты скажут. Пока давай посмотрим на новую жертву нашего «Мессии».

Автомобиль подъехал к месту преступления. Следователь попросила Николая оставаться в машине, а Михаил наоборот, настоял, что если тот всё-таки хочет съесть свой завтрак – то пусть покидает салон.

Благо, народу на пустыре было немного. Несколько патрульных, оцепивших периметр, какая-то бабуля, судя по всему и обнаружившая тело, а так же Моисей Семёнович, что-то записывающий в блокнот.

– Я вас категорически приветствую, друзья. – с характерным еврейским акцентом поздоровался эксперт.

– Что здесь?

– Мужчина, лет 40, судя по зубам и рукам – без определённого места жительства, с множественными ссадинами, а также входными отверстиями, возможно, от воздушки.

– Отверстиями?

– Совершенно точно. Вот, взгляните – одна из них неглубоко вошла, застряв в теле шейного позвонка.

Тело лежало на животе, лицом, повёрнутым влево. Однако, как только Кира подошла взглянуть на него – тут же обомлела.

– Миш, иди сюда. – подозвала она помощника, параллельно жестикулируя пальцами.

– Что? – подходя спросил Лисовой и через мгновение утратил дар речи.

Стоя над трупом несколько секунд, полицейские не знали, радоваться им или огорчаться. Как минимум, теперь можно сэкономить ресурсы на поиске Геннадия, ведь уже он точно никуда не убежит.

Тот самый массовый убийца, душегуб отныне лично познал на себе перст смерти, и его бездыханное тело беспомощно лежало посреди пустыря под жарким июньским солнцем.

– Да уж. Ну, за то Колян может не бояться, что Гена придёт за ним. – и здесь лейтенант не сдержался блеснуть остроумием.

– Как давно он здесь?

– Где-то с позднего вечера.

– А от чего он умер? – задала вопрос эксперту Михайлова.

Моисей Семёнович, взглянув на следовательницу из-под очков указал карандашом на затылок жертвы.

– Тяжёлый тупой предмет. – сухо констатировал мужчина.

– А дырки от пуль и ссадины откуда? – растерянно поинтересовался Лисовой.

– Часть из них, молодой человек, ему нанесли уже после смерти – Семёнович для убедительности кивнул головой, указав горбатым носом на жертву.

– Но, зачем?

– Чтоб инсценировать нападение малолеток – глядя куда-то вдаль, сделала вывод Кира. – Жертву ударили сзади по голове, затем уже бессознательное тело избили и обстреляли, чтоб выглядело как хулиганские действия.

– Тех малолеток, которые этой ночью были у нас в отделении?

Следователь, засунув руки в карманы джинсов, пошагала к машине. Помощник последовал за ней. Сообщив евшему на траве из файла гречку Николаю «радостную» весть, девушка открыла пассажирскую дверь и уселась на сиденье, оставив ноги на улице. Миша опёрся на открытую дверь и с любопытством уставился на массирующую виску руководительницу, ожидая от неё дельной мысли. Он долго молчал, около полминуты, ожидая, пока она начнёт говорить.

– И всё-таки он запачкал руки. – будто бы с радостью произнесла Кира.

– Да. Понимаю о чём вы. Если до этого он был, по сути, не причастен к преступлениям, то теперь…

– То теперь он убийца. – закончила мысль капитан. – Господи, вот если б мы остались здесь немного на дольше, то могли б сами всё увидеть.

– Ну, кто ж знал?

– Я знала! – Михайлова злилась на себя. – Знала, и не могла вспомнить.

Больше всего её злило то, как спокойно вёл себя священник в её присутствие. Более того, ещё давал намёки на свою причастность, и самое главное – вовсе не собирался скрываться. Даже имя своё назвал. Однако, тогда ему было нечего бояться, ведь на тот момент он никого собственными руками не убивал, и потому, для него это было не более, чем игра – головоломка, которую он предложил ей разгадать.

– Поедем к нему?

– И что мы ему предъявим? То что его дочь повесилась семь лет назад после изнасилования и, значит, теперь православный священник убивает бомжей?

– Да уж. Тем более, что он выставил всё так, чтоб перекинуть вину на других. Жаль только он не знает, что у тех, кого он пытается подставить – железное алиби.

– Теперь он боится.

– Боится?

– Да. Именно страх и заставил его убрать своего «Голема». Боится, что на него могут выйти.

– Если окажется, что пирожки, которые он принёс для Коляна всё-таки отравленные, тогда понятен и мотив убийства. Ведь, возможно, он рассказал Савве о том, как проболтался, что угощение от него, и тот, заметая следы, решил устранить своего карманного Мессию, дабы потом утверждать, что ни о каких пирожках не знает, и пирог никакой не пёк.

– Да, я позвоню в лабораторию и попрошу, чтоб сделали анализ как можно быстрее. Вот только как нам теперь доказать, что убийца – представитель духовенства? – задумалась следователь, доставая из кармана телефон.

– Может, прозвучит странно, но, как вы думаете? Священники верят в наказание свыше? – задал необычный для себя вопрос Михаил.

– Думаю, не более, чем полицейские верят в наказание по закону. – иронично ответила Кира.